Валерий Митрохин
   Йота


   Журнальный вариант


   В углу зимнего сада, на пятиугольнике возвышения,
обтянутого бордовым импортным войлоком, наигрывал
провинциальный джаз-банд. За небольшим роялем
импровизировал, стоя на полусогнутых, длинный, круглолицый
парень. В кругу местных музыкантов считалось шиком лабать
вот так, не присаживаясь. Законодателем шика был этот самый
парень - Валек, волею судьбы занесенный в курортный
городишко из каких-то столиц и больших оркестров и легко
прижившийся на периферии. В ресторане "Чайная роза" птицы
такого полета никогда не задерживались, потому лабуха Валька
тут ценили и прощали некоторые его наклонности.
   Валек присел перед клавиатурой, дал волю пальцам.
Ударили барабаны, вступили духовые. С жиги - лучшей вещи
Валька - всегда начиналась в "Чайной розе" активная часть
вечера. Пребывающий до этого в лирическом оцепенении зал
ресторана ожил. Зимний сад стал наполняться танцующими...
   Массивный, с бычьей шеей и широкой приветливой улыбкой на
морщинистом лице, одетый с иголочки мужчина поднялся из-за
столика и руками, благородно блеснувшими золотыми запонками
в манжетах, приветствовал маленький голосистый оркестр. А
когда перед ним возник серенький, низкорослый официант, он
распорядился добродушным баритоном:
   - Лабухам - трио шампанского, и с бригадира глаз не
спускать.
   - Заказ принят, - ответил официант и через минуту с тремя
бутылками "Нового света" уже стоял перед бордовым
пятиугольником.
   Кончилась жига. Валек махнул оркестру, чтобы продолжили
без него, и вышел в подсобку. Зеленый снаряд в его руках
зашипел и выстрелил бархатисто-коричневой пробкой. Валек
опрокинул содержимое в высокий фужер, стал жадно пить. И,
пока не управился, никак не реагировал на незнакомца,
замершего в дверях подсобки. Переведя дух, осведомился:
   - Чего надо?
   - Мне понадобятся твои шляпа и плащ, - ответил незнакомец
и, пройдя в глубь подсобки, присел у стола, не спуская глаз
с застывшего в столбняке Валька.
   - За сколько просишь? - наконец нашелся Валек.
   - Будешь доволен, - ответил бледный, заметно нервничающий
гость.
   - Вообще-то я не собираюсь продавать одежу. С чего ты
решил, что мне ни плащ, ни шляпа не понадобятся? Здесь хоть
и субтропик, все ж таки январь. Приходи в апреле. Может, и
столкуемся.
   - В апреле поздно будет, - ответил гость, продолжая
гипнотизировать Валька.
   - Ты что, болен? Простыл? Курточка на тебе больно не по
сезону. А у моря сыро. Выпей шипучки. И топай, - все
больше веселея, говорил Валек.
   - Не могу я уйти. Я пришел, чтобы предупредить кое о чем
и взять у тебя плащ и шляпу.
   - Плащ и шляпу за предупреждение? Да ты знаешь, во
сколько они мне обошлись? Да ты знаешь, что эти плащ и
шляпа того же фасона и покроя, что носит Челентано...
   - Цена этим тряпкам и в самом деле велика, Валек.
   - Какая же?
   - Твоя жизнь.
   - Ты! - Валек расхохотался, снова налил себе вина, но,
отпив глоток, нахмурился. - Дошло! Ну, конечно же, тебя
прислал Морфий. Решил таким образом поизгаляться. Так вот.
- Валек схватил гостя за отвороты легкой куртки и, дохнув
безвольной яростью, театрально воскликнул: - Передай ему,
что я не согласен! Работать на него не хочу и никогда не
стану!
   - Он знает. Он уже убедился в этом и сегодня собрался
примерно тебя наказать.
   - Как это понимать? Он что, избить меня хочет?
   - Нет, Валек, тебя просто-напросто сегодня убьют.
   - Да? Просто так возьмут и убьют? - Валентин поднял
плечи и потерянно развел руками. - Что ж я такого ему
сделал, чтоб меня?..
   - Ничего особенного. Просто Морфий не хочет, чтобы
другие его люди подумали, будто Морфия можно ослушаться.
Чтоб никому больше неповадно было пренебрегать просьбами
Морфия. Морфий считает тебя неблагодарным,
неплатежеспособным...
   - Да! Я задолжал ему. Вот и за это. - Валек
раздраженно ударил по полупустой бутылке. Она грохнулась на
пол и закатилась под стол, омочив вином обувь гостя.
   - Что теперь разговаривать? Я пришел помочь тебе
избежать этой участи.
   - Но как? - Валек потерянно уставился на своего
странного ангела смерти.
   - Тебе необходимо вернуться к оркестру и как ни в чем не
бывало лабать.
   - Легко сказать!
   - А когда свое отработаешь, из кабака не выходи.
Спрячься где-нибудь. Пережди. Не высовывайся.
   - И что? Они уйдут? Оставят меня? Как будто они не
знают, где я живу, по какой дороге хожу. Чушь, чушь! -
Валек заломил руки. - Уж лучше я сейчас позвоню куда
следует...
   - А вот этого не вздумай делать. Тогда я не смогу тебе
помочь. Сиди. Жди. Ты легко узнаешь, когда можно
выходить. Смывайся сразу. Уехать было бы лучше всего.
   - Слушай, - Валек быстро протрезвел, - а ты в самом деле
здоров? Может, ты псих? Или жулик дешевый, присмотрел на
мне одежу и ловко тут разыгрываешь детектив? Я сейчас
позову Морфия. Он в зале. Что тогда запоешь?
   - Зови, - махнул рукой благодетель, - если хочешь
лишиться жизни. Тогда наверняка мне тебя не спасти.
   - А как я узнаю, что можно выходить?
   - Как только услышишь большой шум, сразу же выходи и не
теряя времени рви когти куда подальше.
   - Ну что там? - спросил Морфий.
   - Ничего! Выдул все три бутылки и лабает лучше, чем
тверезый, - доложил официант.
   - Смотри, Козел, чтоб не улизнул, как это уже было.
Правда, в тот раз он мне понадобился по пустяковому делу. А
сегодня - важняк. Нельзя тебе его прозевать.
   - Пойла подать еще? - вежливо уточнил Козел.
   - Еще баллончик и, пожалуй, хватит, - решил Морфий.
   - К нему заходил хмырь какой-то.
   - Кто?
   - Черт его знает. Из местных. Рвань сплошная. Не наш
клиент. Это точно.
   - О чем говорили?
   - Просил купить какие-то шмотки. Валек послал его, но
вежливо. Предлагал выпить, тот отказался. Представляете,
от "Нового света" отказался. - Козел снисходительно
усмехнулся, открыв мелкие с желтинкой зубки.
   - Знал бы, что шампань от меня, так не посмел бы.
   - Это точно, - хихикнул Козел.
   - На всех не напасешься, - отрезал Морфий. - Топай,
поглядывай. Я надеюсь на тебя.
   - Принято, - поклонился официантик и пропал среди
танцующих, заполнивших зимний сад.

   "Здорово же меня облапошил этот проходимец", - сокрушался
вполголоса Валек, натягивая на себя холодную курточку и
кепку, полученные взамен плаща и шляпы.
   За дверью подсобки послышались шаги. Стук в филенку:
один раз, другой, третий.
   - Валек? Ты здесь? - донесся тихий голосок Козла.
   Валек не шелохнулся. Шаги удалились и пропали.
"Положение дурацкое. Ну, конечно, проходимец и бродяга
раздел меня, как мальчишку. Никакого здравого смысла не
осталось в черепушке. И это со мной и во мне с тех пор, как
начал ширяться. Ширма и довела до ручки. Но откуда
благодетелю-бродяге известна моя зависимость от Морфия?
Ведь именно на ней он так ловко сыграл. Облапошил? Или в
самом деле предупредил? А что если они меня таким путем
решили сломать? Ну зачем кому-то просто так, за здорово
живешь, рисковать собственной головой, лезть в эту кашу,
чтобы выручить давно пропащего лабуха Валька?!"

   Человек в сером плаще и темной широкополой шляпе,
надвинутой на глаза, уже полчаса маячил на пустынной
набережной.

   - Хозяин, я уж думал: он смылся. Гляжу в окно - нет.
Пришлось сбегать на улицу. Ждет на воздухе.
   - Принято, - ответил Морфий и тут же поднялся. -
Проследишь, что дальше будет, а сейчас исчезни к своим
тарелкам.
   Человек в плаще, увидев приближающегося Морфия, сорвался
с места и быстрым шагом двинулся вдоль набережной.
   - Валек! Куда ты? - весело окликнул убегающего Морфий.
- Постой же!
   Убегающий прибавил шагу. Вдруг он резко свернул и по
ступеням спустился к самой воде.
   - Ну ты и мастак бегать, брат, - сказал подошедший
Морфий, задыхаясь.
   - Не брат, а шурин, - сдавленным голосом последовало в
ответ.
   - Какая разница? Я к тебе всегда относился по-братски.
Но ты сам не захотел. И потому ты мне не брат и не шурин.
Ты никто.
   В этот момент "Никто" развернулся и ударил Морфия по
лицу. От неожиданности Морфий покачнулся. "Никто" кинулся
по ступеням вверх, к набережной.
   - Назад! - закричал Морфий, в несколько скачков настиг
беглеца и длинной рукой схватил его за спину. - От меня не
уйти, шурин. - Жертва медленно повернулась и грудью
повалилась на коротко блеснувшее влажное острие.
   Морфий бережно обнял свою жертву и потащил, словно
перепившегося в ресторане приятеля, к лавочке. Посадил на
присыпанную первым снегом доску. Заглянул под шляпу,
пробормотал:
   "Неузнаваемый видок! Смерть и впрямь не красит!" И пошел
прочь, бросая взгляды на тихое и маслянисто-гладкое море.

   Небольшой курортный городок оглушила новость: из
городской больницы пропал труп. Тяжелораненого мужчину
средних лет "Скорая" доставила в реанимацию сразу после
полуночи. К утру, не приходя в себя, пострадавший
скончался... Вымотавшиеся вконец реаниматоры, сообщив куда
следует, заперли труп в боксе, а сами отправились попить
чаю. Спустя час, когда эксперт-патологоанатом вернулся в
бокс, тела на месте не было.
   Все, кто соприкасался с умирающим, были собраны в
следственном отделе городского управления милиции, где
фоторобот быстро воссоздал портрет покойного, то есть без
вести пропавшего мертвеца. Дальше дело не сдвинулось ни на
йоту. И было бы оно сдано в архив как безнадежное, если бы
через несколько дней в милицию не поступило заявление об
исчезновении скульптора Арусса.
   Большую часть времени Арусс проводил в мастерской,
которую арендовал вместе с приятелем, живописцем Коляней.
Поначалу на исчезновение Арусса серьезно не отреагировали.
В местном творческом союзе он слыл довольно амбициозным,
неуживчивым человеком, с которым считались лишь потому, что
за него горой стоял этот самый Коляня, довольно
авторитетная, в отличие от своего приятеля- скульптора,
фигура, преподаватель теории мастерства и рисунка в
художественном училище. Арусс был за ним как за каменной
стеной. Коляня, как правило, сам оплачивал аренду
просторной старинной трехкомнатной квартиры-студии.
   С Коляней поговорили. От этого разговора, пожалуй, и
потянулась ниточка следствия. Она хоть и не привела никуда,
однако оставила причастным к этому расследованию несколько
совершенно необъяснимых петель и узелков, которые иначе как
мистическими не назовешь.

   - Когда вы в последний раз виделись со своим приятелем?
- спросил следователь Синаний, на котором висело дело о
пропавшем трупе. Коляня, глядя безоблачно в глаза
следователя, с сочувственным пониманием ответил:
   - Арусс жив и здоров.
   - На каком основании вы это утверждаете? - оживился
пребывавший в полной безнадеге лейтенант Синаний.
   - Дело в том, - доверительно продолжал живописец, - что
Арусс не ладит с супругой, вследствие чего постоянно обитает
в мастерской.
   - Когда вы его видели? - устало вздохнул Синаний.
   - Не видел.
   - На каком же основании утверждаете, что скульптор жив и
здоров? - стал выходить из себя следователь.
   - Сегодня утром до занятий я забежал туда взять альбом
репродукций Дали, а на кухне - чайник с кипяточком. Я даже
кофейка растворимого успел дернуть. Судя по всему, Арусс
ночевал там и вышел перед самым моим приходом.
   - А что, кроме вас и Арусса, больше никто не может бывать
в мастерской?
   - Никто. Там у нас немалые ценности. Мои картины, его
работы. Исключено! Хотя... - вдруг замялся Коляня,
затеребил кончик золотистой бороды, стал поглаживать уютную
проплешину на макушке.
   - Кто еще бывает в мастерской?
   - Деликатный вопрос, старший лейтенант.
   - В нашем деле все вопросы деликатные. Итак, не
терзайтесь сомнениями.
   - Видите ли, у Арусса есть женщина. Его, так сказать,
пассия... Она бывает в мастерской. Но только вместе с ним.
Сами понимаете, без него ей там делать нечего.
   - Как ее найти?
   - Мне известно только имя этой женщины. Видел ее
однажды, случайно. Вошел, а они там... Неудобно
получилось. После этого Арусс стал звонить и предупреждать
об очередной встрече. Я сам его об этом попросил. Неудобно
нарываться, когда...
   Беседа продолжалась в мастерской, куда по просьбе Синания
Коляня вынужден был пригласить нежданного гостя. Переступив
порог студии, пропахшей скипидаром и смолами дорогих пород
дерева - Арусс работал в основном с древесиной, - Синаний
окончательно покорил Коляню своим полным несоответствием
сыщицкой профессии. Он хлопнул себя по ягодицам и с
неподдельным сожалением проговорил:
   - А ведь я забыл взять санкцию на обыск! Придется вам
подождать, пока я смотаюсь за этой формальной бумажкой.
   - Пустяки! - поощрил растяпу Коляня. - Я сам
рассеянный. Но у меня есть одно, компенсирующее мои
недостатки качество. Я не терплю формальности и условности.
Надо вам обследовать мастерскую - валяйте без санкции!
   Синаний распахнул платяной шкаф и, замерев в стойке,
напоминающей боксерскую, издал тихий протяжный свист.
Теперь и Коляня увидел. В шкафу висел окровавленный
импортный плащ стального цвета.
   Дальше действие стремительно набрало скорость. Коляня,
потрясенный тайной своего шкафа, дрожащей от волнения рукой
в несколько минут набросал портрет женщины, которую случайно
увидел здесь. Он хорошо ее запомнил, поскольку Сандра была
необыкновенно привлекательной особой. С картона на Синания
и впрямь смотрело красивое создание. Зеленоглазое, округлое
лицо с чуть вздернутым носиком, темно- каштановые
распущенные волосы, высокая шея и изящная рука с длинными
тонкими пальцами.
   Потом Синаний и Коляня пили кофе, ожидая, пока весь
горотдел разыскивал таинственную Сандру. Синаний ждал
только ее. А Коляня втайне не терял надежды, что откроется
дверь и в мастерскую войдет сам Арусс, и все прояснится с
этим плащом.

   Однако Арусс так и не появился ни в этот день, ни
вечером, ни ночью, ни в последующие утра, дни, вечера и
ночи. Зато под вечер привезли Сандру, сообщившую вполне
спокойно, что именно эту ночь она провела с Аруссом в
мастерской и что ушли они отсюда вместе. Где он теперь, она
не знает. О следующей встрече не уславливались. Арусс
звонит накануне, а заранее они никогда не договариваются.
   Синания никак не устраивало ее безмятежное спокойствие.
И вот почему. Женщины, тем более любящие, сами учиняют
следователям допрос: что случилось, что натворил муж или
любимый, почему вызвали?.. Сандру эти вопросы совершенно не
взволновали. Это и настораживало Синания.
   Подойдя к шкафу, он распахнул его и спросил:
   - Вам знаком этот плащ?
   Сандра, взглянув на окровавленный плащ, побледнела. Ее
даже качнуло. Коляня усадил ее на диван, принес воды. А
Синаний ждал, внимательно наблюдая и фиксируя все
метаморфозы Сандры. Когда она пришла в себя и прошептала:
"Какой ужас!" - сыщик констатировал:
   - Вам знаком плащ. Он принадлежит Аруссу?
   - У него никогда не было этого плаща. Такой плащ ему не
по карману...
   - Правда, - включился Коляня. - Да и не любит он дорогих
тряпок.
   - Не мешайте! - оборвал Коляню Синаний.
   Коляня засопел, словно обиженный мальчишка, и ушел на
свою половину мастерской.
   - Тогда чей это плащ? - продолжал Синаний.
   - Впервые вижу его, - ответила Сандра, довольно быстро
справившись с потрясением. И Синаний понял, что момент
упущен, что она, конечно, многое знает, однако ничего
сегодня, а скорее всего никогда, следствию не покажет.
Перекинувшись еще несколькими малозначащими фразами, Синаний
и Сандра расстались. Не ошибся прозорливый сыщик и в
другом: Сандре окровавленный плащ был знаком, и весьма
хорошо.
   Два дня назад плащ этот висел в прихожей ее квартиры. Но
вот как он очутился здесь, в мастерской, да еще в таком
жутком виде, Сандра не знала, да и не хотела знать.
   После разговора со следователем она со всех ног кинулась
домой. Оставалось каких-то полчаса до обусловленного
Аруссом звонка. Сандра никогда его не подводила. А сейчас
тем более не могла опоздать. Она должна была во что бы то
ни стало предупредить Арусса о нависшей над ним опасности.
   Но что же было накануне?

   После муторной ночи слегка кружилась голова. Перед
глазами клубился розоватый туман. А сквозь сознание текли
слова, невесть откуда пришедшие: "Я желаю исполнить волю
Твою, Боже мой, и закон твой у меня в сердце".
   Арусс ждал Сандру. Он ждал ее в этот час, как никогда до
сих пор. Он хотел видеть только что родившегося ребенка.
Исчезнуть из этой жизни, не повидав долгожданного малютку,
было бы величайшей несправедливостью. Арусс огляделся и
только теперь обратил внимание на то, что творилось вокруг
него. Это был совсем не январь, как вчера вечером. "Вчера?
Господи! Совсем что-то я..." - Арусс поднял глаза, чтобы на
электронном календаре узнать время года, день и число.

   Арусс похаживал по пустынной набережной. Шторм и сырой
ветер сделали этот проспект безлюдным. Протянувшаяся вдоль
плавно изгибающегося залива односторонняя улица хорошо и
далеко просматривалась. Арусс увидел женщину. Он
встрепенулся, хотя фигурка с развевающимися на ветру
короткими волосами и полами незастегнутого легкого плаща
была довольно далеко. Нет! Не она. Он разочарованно
отвернулся. У этой походка легкая. А у той, которую он
ждал, походка усталая, хотя с момента рождения ребенка не
прошло и месяца. Правда, в эти дни и недели он видел ее
только однажды. Но того мимолетного свидания хватило, чтобы
понять: былого не вернуть. Той Сандры, веселой и
покладистой, легкой на подъем, больше нет и не будет.
Доставила же ему эта Сандра беспокойства! Сперва своей
неожиданной заявкой, что беременна, чем сразу же оттолкнула
его от себя, и он быстренько убрался из ее жизни. Казалось,
что навсегда. Он даже не думал о ребенке. Знал - то
забывая, то вспоминая, - что родится. Иногда досадовал,
злился на Сандру, но не сильно, не очень долго. Знал, что
сам виноват. Нисколько не сомневался, - кстати, и Сандра
тоже, - что родится у них сын. О сыне и молил все годы.
Хотя Сандра, встреченная им случайно, сама семейная, при
здоровом, молодом муже, казалась ему совершенно безопасной
во всех смыслах. И вдруг заявка: беременна и хочу родить;
именно от тебя хочу ребеночка. Минул положенный срок, и
Сандра позвонила. Обрадовала? Да! Неожиданно для себя он
и в самом деле обрадовался. Тут же побежал на свидание. И
увидел какую-то смесь бабы и жабы. Сиреневого какого-то
младенчика. И замер, глядя на голубоватое личико младенца и
не находя в нем никаких своих черт. Сандра это просекла и,
нахально усмехнувшись, выдала: "А мне начхать, что ты не
признаешь его. Главное, я знаю, что он твой. Сейчас не
видно, а вот через три-четыре месяца сам увидишь, что он
твой!"
   И вот не выдержал. Нет, не удостовериться на этот раз
потянуло: мой, не мой. Повидать захотелось. Самым
натуральным образом потянуло к ребенку. Позвонил. Сандра
согласилась. Назначили день и час. Почему-то Сандра
настояла на раннем утре. Тоже мне конспирация!
   Арусс еще раз оглянулся. С противоположного конца улицы
все шла легконогая, взветренная женщина, очень похожая на
Сандру. Ту, какой она была, когда он встретил ее...
   - Заждался? Извини! Не хотела его будить. Ждала, пока
сам проснется. Потом - умывались, кормились...
   - А где же он? - недоверчиво оглядывая женщину, спросил
Арусс. Пигментные кляксы, растянутый еще недавно живот
исчезли. Сандра стояла перед ним, розовощекая, подтянутая,
на высоких каблуках.
   - Он в скверике. Я не стала тащить его сюда. Ветрено и
сыро у воды.
   - В скверике? Ты его там одного бросила?
   - А что такого? В коляске. Лежит себе, дремлет.
   - Ненормальная! А если его...
   - Кому нынче нужен чужой ребенок! Своих-то не жалеют,
бросают прямо в роддоме.
   - Чокнутая дура! - крикнул он, схватил ее за руку и
потащил за собой. Сандра вырвалась, сбросила обувь и
обогнала его. Он поглядел ей вслед. И ему захотелось ее.
Когда остановились, сказал об этом.
   - Хорошо, - тут же согласилась Сандра, - только мне по
такому случаю придется ненадолго отлучиться. Ждите меня
тут, знакомьтесь...