боясь упустить из виду.
   Но вот мальчишки отстали. Женщина ускорила шаг и пропала
в аллее Приморского сквера.
   - Ну что, парни! - окликнул он ребят. - Какие проблемы?
   - Проблем хватает, - ответил тот, которого он выбрал.
   - Может, я помогу?
   - Бабки нужны, - хитро сощурился конопатый.
   - Тоже мне проблема!
   - Если для вас бабки не проблема, то мы с вами дружим, -
ответил второй.
   - А зачем вам бабки?
   - Цирк приехал, - ответил конопатый. - Билетов не
достать. Но тут один обещает за тройную плату.
   - И что, интересный цирк?
   - Там фокусник пилит бабу на виду у всех. Настоящей
пилой. А потом она срастается; снова живая становится.
Охота посмотреть. - Глаза конопатого горели. Он даже взмок
от предвкушения счастья.
   Мужчина дал мальчишкам денег. Наказал взять билет и на
его долю.
   Ждать пришлось недолго.
   Размазывая по лицу пот и слезы, мальчишки выскочили из-за
угла и стали наперебой жаловаться, что Козел их надул.
Деньги забрал, а им еще и пинкарей навтыкал.
   Пришлось идти разбираться. Козел, невысокий, вертлявый
человечек неопределенного возраста, увидев, что мальцы
вернулись с заступником, попытался улизнуть. Но разве от
пацанов скроешься? Тогда он решил идти ва-банк. Подлетел к
заступнику, надеясь взять его на испуг. Пришлось поставить
беднягу с ног на голову и вытряхнуть из него все содержимое
- деньги и пачку билетов в цирк. Козел вопил, брыкался.
   - Пусть пацаны берут свои билеты, остальное отдай, иначе
не обрадуешься!
   Но деньги и билеты были уже подобраны. Судя по всему, их
никто не намеревался отдавать.
   - Длинно-белый. Ты, я вижу, приехалом. Имей в виду,
Морфий тебя накажет. Не слыхал про такого? Ну подожди,
услышишь. Вертай бабки и квитки по-хорошему, иначе...
   - Что? - воскликнул один из мальчишек. - Морфием
пугаешь? Это тебя Морфий наследства лишит, если я расскажу,
как ты хотел нас надурить. Да, да! Морфий - мой дядя.
Понял, Козел?!
   После таких доводов Козел замолчал и исчез. А троица
пошла к цирку и, к восторгу оставшихся без билетов, стала
раздавать их бесплатно. Начиналось дневное представление.
Троица с наслаждением смотрела, как фокусник перепиливал
девицу, сам проваливался сквозь землю, спускался с неба в
кубическом ящике. И всякое другое творил - невероятное,
несусветное.
   После цирка Длинно-белый провожал приятелей домой. Один
из них жил тут же, на Набережной. Другой - подальше. Когда
Длинно-белый остался наедине с конопатым, он обнял его за
плечи, поднял и поцеловал.
   - Что это за новости сезона? - вывернулся из рук
мальчишка.
   - Извини, брат, - смущенно пробормотал мужчина. - Это я
так. Больше не буду.
   - Ладно, извиняю, - возмущенно пробормотал мальчишка. И
вскоре забыл об этом инциденте, который, судя по
дальнейшему, нисколько не убавил его интереса к
Длинно-белому.
   - Где это вы так ловко изучили приемчики, которыми
скрутили Козла? - спросил конопатый.
   - Да было дело, - уклончиво ответил мужчина.
   - А кто вы? Откуда? - не унималось любопытство
мальчишки.
   - Ну что ж, давай знакомиться. Тебя я уже знаю. Мак?
   - Мак.
   - Что ж, вполне иностранное имя. Я тоже иностранец.
Только что из Франции. По заданию. - Глаза его улыбались,
и Мак недоверчиво спросил:
   - Неужели шпион?
   - Боже избави. Я прибыл сюда, чтобы спасти хорошего
человека и наказать плохого, очень неважного, надо сказать,
типуса.
   Значит, вы из Интерпола. Я читал, что эта полиция
помогает тем странам, которые сами не могут со своими
бандитами справиться. Да?
   - Что-то вроде того, - нахмурился иностранец.
   - Какие же в нашем городе могут быть преступники?
   - Есть и у вас. Да еще какие!
   - Вы, наверное, имеете в виду наркоманов?
   - Ты угадал.
   - Ясно! - заключил Мак и пристально взглянул на
Длинно-белого. - Мне надо бежать. Мама не любит оставаться
одна по вечерам. Спасибо вам за цирк...
   - Мы еще увидимся, Мак?
   - Ладно, - чуть подумав, решил Мак. И побежал прочь.
   - Только у меня одно условие! - крикнул ему вслед
иностранец.
   - Какое? - остановился Мак.
   - Приходи на мол. Но один, без приятеля.
   - Ладно. А почему?
   - Сам понимаешь, конспирация у меня. В тебя я верю, а
вот приятель может проболтаться и все испортить. Я имею в
виду мое задание.
   - Согласен, - ответил Мак.

   Всякий раз, возвращаясь, он как бы предчувствовал, куда
возвращается. В калейдоскопе уходов и возвращений он не
видел никакой закономерности или системы. Выныривая из
небытия чаще всего в новом для себя месте, он тут же
ориентировался во времени и пространстве. Шел туда, где был
необходим, и сразу же находил пару: убийцу и жертву. И, не
теряя ни минуты, начинал работать. Зачастую времени не было
не только на отдых, но и на размышления. Уходы порой
следовали один за другим. И тогда он воспринимал все
происходящее с ним, как мучительно затянувшийся сон- тяжелый
и изнурительный. Обычно после такой серии уходов он попадал
на какое-то время в родной город. Здесь отдыхал, иногда
довольно долго: неделями, а то и месяцами.
   Где его только не носило, какими только способами его не
отправляли на тот свет! В последний раз в него всадил всю
обойму из автомата чернокожий наркоман, захвативший частную
аптеку в предместье Лиможа. Арусс только приступил к
службе. Взяли его подменным патрульщиком в дорожную
полицию, куда и поступил сигнал о захвате аптекаря с женой и
дочерью. Когда прибыла группа захвата, Арусс предложил
комиссару полиции свой план. Мол, он с мегафоном пойдет
прямо к парадному входу в аптеку, а ребята, пока будет
переговариваться с захватчиком, ворвутся через черный ход.
Для пущей важности Арусс надел жилет. Короче, он беседовал
с черным наркоманом до тех пор, пока не увидел, что ребята
вошли в помещение. Арусс бросил мегафон и начал вламываться
в аптеку с улицы. Его сочли ненормальным, однако проверить
это было невозможно, так как прямо от аптеки Арусса повезли
в морг, откуда он благополучно испарился.
   Еще в ушах пробуждающегося Арусса звучало: "Призри,
услышь меня. Господи, Боже мой! Просвети очи мои, да не
усну я сном смертным", - а сквозь тяжелые веки уже текло
солнечное земное сияние. Ушные раковины наполнялись шумом,
памятным еще не определившейся в сознании гармонией.
   "Все возвращается. Скоро я все увижу и пойму".
   Сверкнула радостная искорка: "Домой еду!"
   И дернулся, и вышел на поверхность того, что глухо и
отдаленно шумело, и задышал.
   "Дома!"
   Сюда он возвращался всегда морем. Выходил где-нибудь на
диком пляже. Шел именно туда, где ждала его одежда.
Одевался - и в город. В карманах всегда находились деньги
на первый случай. Он не торопился, гулял, рассматривал
заметно изменившийся облик города, вспоминал...

   На следующий день они встретились. Катались на морском
трамвайчике. Поднимались в горы по канатной дороге.
Рассматривали город и море в подзорную трубу. Обедали в
ресторане на скалах. Вернувшись в город, Арусс
почувствовал, как накатила подстерегавшая его все это время
тоска.
   - А кто у тебя отец?
   - У меня знаменитый отец, - ответил Мак. И было в его
голосе нечто неведомое Аруссу, но такое необходимое. Что
это? Аруссу захотелось схватить мальчонку, вцепиться в его
щуплое тельце, полное будущего, дышать родным ароматом. И
говорить ему. Пусть поймет, пусть запомнит, что этот
Длинно-белый, щедрый, нежадный человек и есть его отец.
   - Чем же он знаменит? - спросил Арусс.
   - Он был скульптором. Только рано умер. На выставке,
устроенной уже после его смерти, его хвалили и почти все
раскупили. За большие деньги. Осталась самая малость, у
Коляни. Коляня сказал, что отдаст мне, когда я стану
совершеннолетним.
   - А ты был на той выставке?
   - Нет, я тогда совсем малой был. Это мне Коляня недавно
пересказал, да и мамка кое-что сообщила. У Коляни осталась
одна, как все говорят, шедевральная статуэтка. Когда
вырасту, заберу ее. А пока она стоит в мастерской.
   - Что же это за статуэтка?
   - Женщина из красного дерева. Очень красивая. Из
дерева, а как живая... Я даже боюсь в той комнате один
оставаться, такая она...
   - Что ж! - пробормотал Арусс. - Я рад за тебя! Как же
фамилия твоего отца, ну и твоя, конечно?
   - У нас разные фамилии. Мама не успела с первым мужем
развестись. Жила с этим нелегально. А когда он умер, ей
было все равно, какая фамилия, у меня будет. Неправильно
она сделала. Надо было записать меня на фамилию моего отца.
Когда стану совершеннолетним, возьму ее себе. Так я решил.
Правильно?
   - Правильно, малыш! - Арусса качнуло.
   Заметив его состояние, мальчик сказал:
   - Пойдем в тенек. Посидим в парке. Жара сегодня
несусветная. Да и день такой.
   - Какой такой день?
   - Магнитные бури. У мамки всегда накануне реакция. Ее
тоже качает.
   - А у тебя?
   - Меня не берет. Мне эти бури нипочем. Я весь в отца.
Мамка никогда через перевал не ездила, в море не выходила,
даже в штиль. А самолета даже в глаза не видела, качки не
переносит.
   Придя в парк, Арусс и Максим уселись под старым,
раскидистым ливанским кедром. Глядели на море и горы.
Дышали духом древней хвои. И одному из них казалось, что
они уже сидели вдвоем под этим деревом. А другому
вспоминалось их первое свидание под этим деревом, когда
впервые плоть породившая соприкоснулась с плотью рожденной,
чтоб запомнить этот контакт навеки.
   Арусс обнял ребенка. Мальчишка приник к нему и тихо
спросил:
   - Ты скоро уедешь?
   - Завтра-послезавтра.
   - А я это почувствовал сегодня.
   - Ты не хочешь, чтобы я уезжал?
   - Не хочу.
   - А чего бы ты хотел?
   - Чтобы мы жили вместе: ты и я... и мамка. Ты не
думай! Она у меня красивая. Знаешь, как на нее мужики
оглядываются! И добрая она... и умная.
   - Спасибо тебе! - прошептал Арусс. - Я знаю... То есть
я и подумал, что она у тебя такая.
   - А почему ты так о ней подумал?
   - Потому что твой отец не полюбил бы никогда некрасивую,
злую и глупую.
   - Ты тоже умный. И с виду ничего... Но для мужика
красивым быть не обязательно. Мамке моей нужен мужик
авторитетный. Чтоб глянул, сверкнул глазами - и все. Она
сама мне так объяснила. Понимаешь?
   - Не совсем.
   - А я понимаю мамку. Очень хорошо понимаю.

   Арусс слушал этот голос. Дышал рыжей макушкой своего
малыша. Дышал до спазмов в горле и в сердце. Душа его пела
и плакала. И он боялся, что смятение его души почувствует
мальчишка. На счастье, душа ребенка пребывала пока еще в
стесненном состоянии, и доступны ей были лишь те сигналы
извне, которые она ждала и хотела услышать.
   - Слушай, я тебе еще кое-что хочу сказать напоследок.
   - Говори, слушаю тебя.
   - Я хотел заложить тебя Морфию. Он ведь мне дядя, мамкин
брат, и ко мне хорошо относится. Матери помогает. Я и
хотел... Если его арестуют, то все пропало.
   - Что все?
   - Все его богатство накроется. А он обещал, когда
постареет, все свои деньги мне отдать.
   - И ты возьмешь?
   - А ты бы не взял?
   - У Морфия не взял бы...
   - Так ты приехал, чтобы арестовать его?
   - Я никогда никого не арестовываю. Тюрьмой, наказанием
ничего не исправить в человеке.
   - Значит, ты не тронешь Морфия?
   - Нет. - Арусс наклонился и, глядя в глаза Мака,
спросил: - Ну и почему ты не заложил меня Морфию?
   - Он бы тебя убил. А я против убийств.
   - Я тоже против убийств. - Арусс поднялся и вздохнул. -
Ну что, прощай и не поминай лихом. Помни меня, малыш, и не
обижай мать.
   - Постараюсь, - ответил Мак и шмыгнул носом.
   - Будь счастлив, перебежчик!
   - Почему ты назвал меня перебежчиком?
   - Да так, вспомнилось кое-что. Однажды одной женщине
приснился, а у другой родился один и тот же ребенок. Он как
бы перебежал от одной к другой. То был мой сын. Ты мне
напомнил его. Понимаешь?

   Арусса разбудил телефонный звонок. Звонила жена Коляни.
"Несусветная женщина", как прозвал ее сам Коляня, разбудила
ни свет ни заря! И чего ради? Ну, не ночевал муж дома. Он
художник. Ему свободы хочется. А тут контроль... Арусс
тогда едва сдержался, чтобы не нагрубить. Посоветовал
отправиться "несусветной женщине" в мастерскую, полагая, что
Коляня заночевал именно там. Всегда так делает, когда
малость переборщит в питии. Только положил трубку,
собственная жена на хвост упала. Сон ей, видите ли,
приснился. Поразительный сон. Идет якобы она в полном
тумане. И видит двух женщин, жалостливо смотрящих на нее.
Она подходит к ним и говорит: помогите, у меня такое горе,
я сына потеряла... Женщины переглянулись, ни слова не
сказали. Старшая осенила ее троеперстием. Младшая руку
простерла- путь указала, куда ей идти...

   Она могла бы родить Максимку. Но потеряла такую
возможность. Ибо дети рождаются в любви. В ненависти
ничего не рождается, кроме горя. Она потеряла, а Сандра
нашла.

   Арусс вернулся в мастерскую, где всю ночь точил из
моржового клыка кольцо...
   И лишь под утро решился позвонить. Сначала той, что
потеряла, потом той, что нашла.
   Ответил незнакомый, довольно приветливый голос,
объяснивший, что прежние хозяева переехали в разные места.
Мать и дочь повыходили замуж и разъехались.
   Арусс облегченно вздохнул. И позвонил той, что так
больше и не вышла замуж.
   - Сандра, ты слышишь меня?
   - Кто это? Я слушаю! Кто звонит?
   - Не узнаешь? Сандра, давай повидаемся. Завтра я...
Словом, у меня остается меньше суток. И я не могу не
повидаться с тобой.
   - Арусс?
   - Только не пугайся. Приходи скорее...
   - Куда?
   - Я тебя жду там, где всегда...
   - В мастерской?
   - Да, да! Жду, приезжай.
   - О Господи! Да что же это?.. Я боюсь.
   Арусс положил трубку. Пошел на кухню. Поставил чайник.
В мастерской все оставалось по-прежнему. Старый друг
оказался верным другом. Сохранил его работы. Арусс
приходил сюда по ночам, открывал дверь ключом, благополучно
пролежавшим все эти годы в тайничке, забирался под крышу
некогда милого пристанища и точил из моржового клыка
перстень - близнец деревянному.
   Сандра влетела в мастерскую, тяжело дыша от волнения,
граничащего с обмороком. Арусс шагнул к ней. Она замерла,
поставив перед собой руки.
   - Не подходи. - И перекрестила его троекратно.
   - Этого-то я и опасался прежде всего, - пробормотал
Арусс.
   - Какой ты старый! Зачем ты явился, Арусс?
   - Ты думаешь, я с того света явился?
   - Господи! Откуда ж тогда? - едва слышно прошелестела
Сандра.
   - Ты в общем-то недалека от истины. Но все-таки я живой.
Я не привидение, не тень. Я человек. И не мог покинуть
этот город, не повидавшись с тобой. - Арусс хотел коснуться
Сандры, но она вскрикнула и потеряла сознание.
   Арусс поднял ее, положил на диван, побрызгал водой.
Сандра со стоном открыла глаза.
   - Зачем ты явился, Арусс? За мной? Но ведь я еще не
старая. И ребенок у меня пока еще маленький. Арусс! Ну
что я тебе плохого сделала?
   - Успокойся, Сандра. Милая! Не нужна ты мне! То есть
очень нужна. Я люблю тебя. Ты, как теперь вижу, остаешься
единственной женщиной, которую я любил, люблю... Вот не мог
уйти, не повидавшись! Прости! Мне ничего не надо. Поверь,
ничего не грозит ни тебе, ни нашему мальчику...
   - Ты! Ты и с ним хочешь... или уже? - Сандра
приподнялась, пытаясь сойти с дивана.
   - Не волнуйся, Сандра. Ты ведь была такой смелой,
отчаянной. Ну что ты в самом деле?.. Да, я видался с
Максимом. Мы даже подружились. Хороший пацанчик растет.
Смотри за ним. Не подпускай к нему Морфия.
   И вот эти слова, эта житейская опаска отца за сына,
как-то отрезвили перепуганную Сандру. Она глубоко
вздохнула, села, спустив ноги на пол.
   - И ты признался? Он знает, кто ты?
   - Нет! Он так ничего и не узнает. Просто мы провели
вместе несколько замечательных дней. Вот и все, что
позволено мне. Сандра!..
   - Все! Все! Будь ты хоть мертвяк, сатана, тень на
плетень... С тобой! Вместе. Никуда больше не пущу. Не
пущу! Все!
   - Ладно! Ладно, Сандра. Угомонись. Ну вот... Молодец!
Хорошая моя. Золотая моя девочка... Сладкая... Радость
моя. Сандра вдруг заплакала.
   - Я забыла, - срывающимся от рыданий голосом бормотала
она. - Я забыла все твои слова. Да и какая там девочка.
Сорок лет скоро. Дочка замужем. Скоро внуком наградит.
Господи! Не отдам тебя больше никому. Ни за что...

   - Ты очень постарел, Арусс! - после долгой паузы
раздалось в темноте.
   - Таков закон неба, - ответил Арусс. И тут же
спохватился.
   - Закон чего? Неба? - Сандра приподнялась, и кошачьи ее
глаза полыхнули, как в прежнее время.
   - Не знаю. Наверное, я не должен был тебе говорить. Но
меня относительно этого не предупреждали, и я хочу тебе
кое-что рассказать. Помнишь, когда-то я рассказывал тебе об
этом вот деревянном колечке.
   - Да! Хотя я тебе не поверила. Значит, правда, если
вспомнил. Выходит, это она тебя захомутала. Забрала у
меня.
   - Она. Но...
   - Я все эти годы так и думала, что ты с нею.
   - Все не так, как ты думаешь. Хочешь, я расскажу дальше?
   - Хочу, милый. Хочу... Но только... не сию минуту.
Чуть позже, позже, позже...

   - В следующий раз мы встретились с нею осенью. Я пошел в
горы - поискать древесины.
   - Так ты завтра, то есть уже сегодня, должен к ней
вернуться?
   - Не перебивай. Прошу тебя, послушай...
   - Если не хочешь отвечать, значит, к ней. Здорово же она
тебя захомутала! И как это у них получается? Умеют же.
Есть же такие бабы.
   - И к ней, и не к ней. Да и не баба она!
   - А кто же? Девица! - Сандра горько рассмеялась. - Или
ангел?
   - Ты недалека от истины, Сандра.
   Легкий морозец высушил окрестности. Кончился слякотный
период, начался звонкий и прозрачный. Среди слегка
остекленевших ветвей скакала крохотная пичуга, клевала
что-то среди покрасневших веточек.
   "Пусть бы так всю жизнь", - всхлипнул кто-то рядом. Я
оглянулся и понял, кто это. У меня уже бывало, когда
внутренний голос кажется прозвучавшим извне.
   "Господи! Наверное, такова вечность!" - пробормотал я.
И услышал: "Ты недалек от истины..." Голос был мне знаком,
хотя и не походил на мой собственный. Во всяком случае, я
его уже слышал. Хорошо помню, где, когда и как это было. Я
обрадовался. Прошло почти три месяца с тех пор, как я
увидел эту странную женщину в троллейбусе. Все это время я
ношу на безымянном пальце ее колечко. Из какого оно дерева,
выяснить не удалось. Местные специалисты так и не пришли к
единому выводу. Кто-то предположил, что оно из можжевеловой
древесины, кому-то показалось, что это красное дерево. Один
ювелир предположил даже саксаул... Кольцо было
необыкновенным. Оно все время блестело, как платиновое, и
пахло. От него постоянно исходил не похожий ни на какой
другой приятный аромат.
   Я снова оглянулся и никого не увидел. Однако голос
подал.
   "Значит, недалек от истины. Так всегда - не хватает
какой-нибудь малости до полного счастья".
   "И все равно это не так уж мало... Мне трудно судить.
Истина - я знаю наверняка - не угадывается, а познается. И
то, что кто-то сумел приблизиться к ней, совсем неплохо.
Надо ждать. Ощутишь свет в душе, притаись и жди. Возможно,
тебе посчастливится в этой жизни..."
   "В этой? Выходит, что была или будет еще другая?"
   И тут я ее увидел. Короткая русая коса, темно-зеленые
глаза, вязаное платье едва достигало загорелых колен.
   - Почему ты босая? - вырвалось у меня.
   Она стояла на фоне розового куста жасмина, по которому
только что бегала птичка.
   - Ты уже прожил семь раз по семь... Йота. Мое имя Йота.
Наше с тобой имя. - Она поднесла руки к своему лицу,
подышала на них. И пальцы ее засияли.
   - Семь раз по семь? - воскликнул я, чтобы хоть как-то
отвлечься от светящихся рук.
   - Сорок девять жизней из ста восьми.
   - Значит, осталось, - попытался я подсчитать, но, к
своему удивлению, никак не мог справиться с элементарным
арифметическим действием. - Осталось не так уж и мало.
   - Пятьдесят девять раз осталось, - уточнила Йота.
   - И что с того? - подосадовал я. - Разве я что-нибудь
помню из того, что было со мной в те сорок девять раз?
   - А ты бы хотел по