,  но ящик застрял,  и  ему  никак не  удавалось  ее
оттуда извлечь. Реми вынужден был вытащить остальные ящики, чтобы ударить по
нему снизу.  В  конце  концов, он  извлек полотно и посмотрел  его на  свет.
Вначале  он  не понял. Перед  ним  был  его  портрет,  написанный  словно  в
состоянии галлюцинации: прическа, голубые глаза  с  паволокой,  худые  щеки,
слегка  опущенный  угол рта... А  потом он  увидел  серьги,  и его  руки  не
выдержав  напряжения, бессильно  опустились.  Внизу продолжали спорить. Дядя
бушевал,  и  было слышно,  что  там  орудуют  какими-то  инструментами. Реми
боязливо опустил глаза и снова увидел подростка с серьгами в ушах.  Это была
мама. Теперь он вспомнил эти серьги, два золотых  колечка, покачивающихся на
почти невидимой цепочке. Так необычно  было видеть  эти  серьги,  украшающие
лицо мальчишки! Реми отнес  картину на камин и поставил ее напротив зеркала.
В  нем  отразились  оба  лица.  Он  попятился  назад,  но ее  голубые  глаза
продолжали на него смотреть, и  в полумраке они казались удивительно живыми,
очень  нежными и слегка  потемневшими, как  после  долгой болезни.  В нижней
правой  части картины стояла подпись  художника... Совсем крошечная подпись,
словно  удар стилета. Откуда взялась  эта  картина? И почему ее так небрежно
бросили  в  этот  ящик  перед  тем,  как закрыть  дверь  и  повернуть  ключ?
Двенадцать лет этот лик был
     заключен во мраке.  По  чьей оплошности это  произошло? Он непроницаемо
смотрел на Реми.
     - Реми!
     Голос  Клементины.  Нет,  ему  не  дадут и  минутной  передышки. Словно
призывая  картину в свидетели,  он  развел руками.  Ему показалось, что один
голубой глаз  ожил, в нем появилось  выражение немого призыва.  Реми схватил
портрет и, прижав его к себе, украдкой выскользнул из комнаты.
     - Реми!
     На  цыпочках он  прокрался в свою комнату. Где  спрятать мамочку, чтобы
она была в безопасности?  Когда  Клементина сюда доберется, она  обшарит все
сверху  донизу...  Пока  что на шкаф. Он встал  на стул и спрятал картину за
выступающий над шкафом  карниз.  У него появилось желание  извиниться  перед
мертвой.
     - Реми!
     Клементина уже была на втором этаже. Реми отодвинул  стул и сделал вид,
что причесывается перед зеркалом в дверце шкафа.
     - Ты мог бы и ответить!
     Она недоверчиво осмотрелась вокруг.
     - Я нагрела тебе молоко. Спускайся вниз!
     Он пожал плечами и прошел перед старушкой. Молоко. Это  восстанавливает
силы.  Таблетки. Капли.  Боже мой,  сколько можно! Он спустился  вниз.  Дядя
больше не кричал, но света по-прежнему не было. Придется ужинать при свечах.
А где Раймонда?  В гостинной никого. В столовой тоже. Реми услышал  из кухни
дядин смех.
     Он  разговаривал   с  Раймондой.  Когда  тот  увидел,  что  входит  его
племянник, он отстранился от нее в сторону.

Глава 4

     Твой отец, естественно, забыл предупредить служанку, - сказал дядя. Тут
даже нет дров, чтобы зажечь огонь. Деревня, это конечно очень мило, но нужно
еще  уметь  все  организовать.  Он  сидел  за  столом  в  одной  рубашке,  с
закатанными  рукавами,  на лбу у  него выступили  капельки  пота. Перед  ним
стояла литровая бутылка белого вина, стакан и термос.
     - Твоя  сосочка, - кивнул на него  дядя. - Но  на  твоем месте бы выпил
стаканчик винца.
     Насвистывая, он пошел искать второй стакан и наполнил его до краев.
     - За твое здоровье!
     Реми протянул руку.
     - Нет, вам не следует этого делать, - сказала Раймонда.
     - Что? Что мне не следует делать?
     - Ваш отец... Он бы вам этого не позволил...
     Реми поднял  стакан и, с вызовом глядя на заливавшегося  от смеха дядю,
одним духом выпил вино.
     - Вы неправы, мсье Вобер, -  бросила Раймонда. - Вы отлично знаете, что
пока еще нужно быть очень осторожным.
     Дядя так хохотал, что вынужден был сесть.
     - Ну вы и фрукты, вы оба, - воскликнул он. - Да, не соскучишься с такой
предусмотрительной сиделкой!
     На него  напал  приступ  кашля,  который  вызвал  прилив крови к  лицу;
дрожащей рукой он снова наполнил стаканы.
     - Чертов мальчишка! Ну, за твоих девочек!
     Он медленно выпил, поднялся и похлопал Раймонду по щеке.
     - Ну, девочка, не дуйся.
     Показывая на племянника большим пальцем, он прибавил:
     -  Заставьте  его,  наконец,  немного  поработать. Думаю,  слуги  так и
придут.
     -  Я буду  работать, если сам этого  захочу - бросил  Реми. - Нечего не
приказывать. Мне начинает надоедать, когда со мной обращаются, как... как...
     Он в бешенстве схватил бутылку, не зная толком, хочет ли он налить себе
стакан, или грохнуть ее о плитки пола.
     - Посмотрите на этого молокососа!
     Дядя вытащил из кармана  горсть сигар,  небрежно выбрал одну из них и с
помощью кухонного ножа резким движением отрезал кончик.
     - Я бы с удовольствием занялся тобой, - пробурчал он, отыскивая спички,
- Дворянское отродье!..
     Он сплюнул крошки табака, направился  к двери и открыл ее. Против света
можно  было  видеть только громадную  тень, которая,  застыв  на  мгновение,
полуобернулась  к  ним.  Реми наполнил стакан  и, словно кого-то провоцируя,
поднес его к губам.
     - Бедная девочка, - сказал дядя, обратившись к Раймонде. - Чем они тебя
заставляют заниматься!
     Он  спустился  по  ступенькам, и под  его ногами захрустел гравий.  Над
порогом  медленно поднялась  голубая спираль  дыма  от его  сигареты. Сверху
стукнули  ставни, и на потолке  послышались дробные  шажки Клементины.  Реми
бесшумно опустил на стол стакан и посмотрел на  Раймонду. Она  плакала. Реми
не осмеливался пошевельнуться. В голове появилась тупая боль.
     - Раймонда, - наконец, сказал он.  - Мой дядя -  это  просто  ничтожный
тип. Не нужно воспринимать его серьезно. Отчего вы плачете?.. Оттого, что он
только что сказал?
     Она покачала головой.
     - Что же тогда?.. Потому что он сказал: "За твоих девочек?.. " Это так,
Раймонда?.. Вам неприятно, что дядя воображает себе...
     Он приблизился к молодой женщине и обнял ее за плечи.
     -  Мне  же наоборот это приятно,  - продолжал он.  - Представьте  себе,
Раймонда, что я... немного в вас влюблен, а?.. Так, простое предположение...
Что в этом плохого?
     - Нет, - освобождаясь от него прошептала Раймонда. - Не нужно. Ваш отец
будет сердиться, если узнает, что... Мне придется уволиться.
     - А вы не хотите уходить?
     - Нет.
     - Из-за меня?
     Она колебалась. Что-то похожее на судорогу болезненно сковало затылок и
плечи Реми. Он следил за ее губами. Угадав, что она намеревается сказать, он
поднял руку.
     - Нет, Раймонда... Я знаю.
     Он  сделал  несколько  шагов  и  носком  ботинка  закрыл  дверь.  Потом
машинально  передвинул стаканы.  Ему было  плохо. В первый раз  он думал  не
только о себе. Он издали спросил:
     -  Это  так  трудно  найти   место?..  Нужно  долго   искать...  Читать
объявления.
     Нет.  Это  все не  то.  Нечто вроде грустной  улыбки  появилось на лице
Раймонды.
     - Извините, - сказал Реми. - Я не хотел вас обидеть. Я пытаюсь понять.
     Он плеснул  себе  немного  вина и, так  как  Раймонда сделала движение,
чтобы забрать бутылку, он быстро сказал:
     - Оставьте. Это подстегивает мое воображение. Я в этом
     сейчас нуждаюсь.
     Он  внезапно  осознал,  что  каждый  месяц Воберы выплачивают  Раймонде
жалование  так же, как Клементине, Адриену, как всем своим служащим, которых
он  знал только  понаслышке.  И из  глубины  его  памяти возник  голос отца,
который с какой-то особой
     интонацией  ему  говорил: "  В конечном  итоге, я  работаю только  ради
тебя... " Весь этот маленький мирок работал на него, для того, чтобы больной
кушал редкие фрукты, чтобы  на столике  у  его кровати стояли изящные букеты
цветов, чтобы он играл дорогими игрушками, читал дорогие книги.
     - Я считаю, что мне тоже скоро нужно начать работать, - пробормотал он.
     - Вам?
     - Да, мне. Вас это удивляет? Вы думаете я на это не способен.
     - Нет. Только...
     - Думаю,  это не бог весть какое  чудо  сидеть за столом и  подписывать
бумаги.
     - Естественно! Если вы имеете ввиду занятие такого рода!
     - Но, если я захочу, я  смогу выполнять даже ручную работу... Знаете, я
никогда в  своей  жизни не разжигал  огоня...  Так вот,  вы сейчас  увидите.
Встаньте в сторону!
     Он поднял на плите конфорки, схватил старую газету и яростно запихал ее
внутрь.
     - Реми, вы просто ребенок.
     О,  пусть она замолчит! Пусть все они  замолчат!  Пусть  они перестанут
становиться между ним и жизнью! Теперь немного хвороста. Дрова. Но их нет. В
самом  деле.  Дядя,  должно быть,  пошел их  колоть. Сейчас  он  вернется  и
поднимет его на смех. Пускай! Спички?.. Куда я подевал спички?
     - Реми!
     На пороге  появилась  Клементина. Он  выпрямился.  У  него были грязные
руки, прядь волос упала на глаз. Клементина медленно пересекла кухню.
     -  Значит, теперь  ты  решил  заняться  огнем?  Посмотрим,  что  у тебя
получится.
     Она  приблизилась  к юноше, откинула  прядь, посмотрела  сначала  в его
неспокойные глаза, потом на бутылку и стаканы.
     - Иди прогуляйся. Твое место не тут.
     - Я имею право...
     - Подыши свежим воздухом.
     Подолом  фартука она  вытерла его  руки, потом вытолкнула его во двор и
хлопнула дверью. Он сразу же услышал голоса двух женщин. Они ругались. Из-за
молока. Из-за  вина,  плиты,  из-за  всего  на  свете.  Из  сарая доносились
ритмические глухие удары: там  дядя орудовал  топором. У крыльца по-прежнему
стоял  автомобиль,  его  дверцы были открыты.  Солнечный  свет внезапно стал
каким-то  печальным, и жизнь сделалась похожей на испорченный праздник. Реми
спросил  себя,  где  же  все-таки  его  место,  его  истинное место? Что  он
представляет собой для Раймонды? Она у них просто служит... Он для нее - это
работа с месячным окладом тридцать шесть тысяч франков. Она чуть было ему об
этом не  сказала.  Ну и что? Разве это  ненормально? Может быть  он случайно
себе вообразил, что его все будут обожать только потому, что у него такая...
необычная болезнь? Только  существуют ли вообще эти необычные болезни? А его
собственная болезнь, разве не была она добровольной?
     Он возвратился в холл и подпрыгнул от неожиданности, услышав бой часов.
Клементина запустила находящийся под лестницей  старый часовой механизм. Она
даже нашла время всюду слегка пройтись веником, протереть тряпкой ступеньки.
Реми  поднялся  до  туалетной комнаты,  которая выходила на площадку второго
этажа. Там  уже висели свежие полотенца  и мочалки,  на  умывальнике  лежало
мыло. Она  думала  обо  всем,  за  всем  следила,  все  контролировала. Реми
принялся  мечтать  о доме, в котором царит беспорядок, где на  стульях висит
кое-как  брошенная  одежда,  из  кухни  доносится  горький  запах сбежавшего
молока,  а молодая  очаровательная  женщина  в пеньюаре, напевая, натягивает
прозрачные  капроновые  чулки.  Он   помыл  руки,  причесался,   безразлично
рассматривая в зеркале свое лицо. Вот она, истина. На протяжении многих  лет
его кормили сказками. Еще сегодня он выдумывал бог знает
     что по поводу  могилы  матери,  раздавленной  под  машиной  собаки. Еще
немного, и он себе вообразит,  что достаточно было одного его взгляда, чтобы
принести этой собаке несчастье. Ему не было  бы неприятно почувствовать себя
каким-то детонатором дьявольской  силы, верить в то, что  он чем-то похож на
эти ядовитые деревья, которые убивают на расстоянии. Например, мансенильи, о
которых  он  читал  жуткие  рассказы  исследователей.  Все,  конец.  Детство
закончилось. Его никто не любил. И, возможно, они правы.
     Одним духом он выпил  два стакана воды. Он утолил жажду, и все его идеи
показались ему нереальными и деформированными, как рыбки в аквариуме. Кто-то
захлопнул дверцы  автомобиля, потом на лестнице гулко зазвучали  шаги.  Реми
вышел из туалетной и чуть было не наткнулся на Раймонду. Она тащила чемодан.
     - Дайте мне!
     Он вошел в ее комнату и бросил чемодан на кровать.
     -  Раймонда, я  должен перед вами  извиниться. Только что  я был просто
смешон. То, что я сейчас скажу, может вам показаться глупым... но я ревную к
дяде. Я не могу выносить, как он на вас смотрит...
     Раймонда вытащила из чемодана кофточку и развернула ее.
     - Значит, вы просто не понимаете,  что он специально вас бесит. Однако,
вы должны его лучше знать.
     - В таком случае вы считаете, что он настоял на том, чтобы вас привезли
сюда только  затем, чтобы  вывести меня из себя? Ведь, в конце  концов, мы с
таким же  успехом  могли  бы приехать  сюда  с  отцом  завтра утром. Нет, он
пожелал провести вечер здесь с нами, с вами.
     - И что такого вы в этом хотите найти?
     -  Странный  вы чкловек,  Раймонда! Можно подумать,  что вы никогда  не
видели зла.
     Она натянула на себя кофточку, которая, как у медсестры,  застегивалась
по бокам.
     -  Мой  бедный  Реми! Вам  действительно доставляет  удовольствие  себя
терзать, воображать себе бог знает что!
     Она взбила свои светлые волосы и улыбнулась.
     - Поверьте мне, ваш дядя не должен быть особенно опасным.
     - Что вы в этом понимаете? Можно подумать, что вы привыкли к тому,  что
вокруг вас все время вертятся мужчины!
     - Прежде всего, я заперщаю вам разговаривать со мной в таком тоне.
     - Раймонда, разве вы не понимаете, что я несчастен?
     - Хватит! - в негодовании закричала она. - Слушайте, пойдемте накрывать
на стол. Так будет лучше.
     Он умоляющим тоном произнес:
     - Подождите, Раймонда. Где вы служили перед тем, как к нам пришли?
     -  Но вы  это  прекрасно  знаете. Я вам  говорила  сто  раз.  Я была  в
Англии... Реми, мне не нравятся ваши манеры. Вот уже несколько дней вы...
     Она взялась за ручку двери, но, схватив ее за руку, он ее остановил.
     -  Раймонда, - прошептал он.  -  Поклянитесь мне,  что никто...  Я хочу
сказать, что никто вами не интересовался.
     - Да вы становитесь просто грубияном!
     - Поклянитесь! Прошу вас, поклянитесь!
     Она скорчила рожицу. Он видел ее лицо  очень близко от себя. Никогда он
еще ее  не видел так близко. Он мог разглядеть  в ее зрачках овальный контур
окна  и даже  крошечное облачко за ним. У  него возникло впечатление, что он
вот-вот упадет, упадет на это лицо. Он закрыл глаза.
     - Клянусь вам, Реми, - прошептала она.
     - Спасибо... Не двигайтесь... еще немножко.
     Он почувствовал, что  она ласково  провела рукой по его лицу, точно так
же, как раньше это делала мама, и он оперся рукой о стену.
     - Теперь вы будете умницей, - сказала Раймонда.
     Она взяла его за руку.
     - Пойдемте... Спустимся вниз!
     - Вы останетесь?
     - Мне кажется, даже не заходило и речи о том, чтобы я уехала.
     - Но вы останетесь... из-за меня?
     - Конечно.
     - В вашем тоне не хватает убежденности.
     - "Конечно. " Вы довольны.
     Они  вместе  засмеялись.  Внезапно  между  ними  возникло  удивительное
взимопонимание. Она  ему не  солгала. Она не могла  солгать. Он все равно бы
догадался. В этот момент  он определенно знал, что она на него  не сердится,
что  ей нравится это деликатное  товарищество, которое только что между ними
установилось.
     Реми  позволил увести себя на лестницу. Он подумал о том, что ей  будет
двадцать девять,  когда он станет  совершеннолетним, но он тотчас же отогнал
эту мысль и еще крепче сжал руку Раймонды.
     -  Мы будем  ужинать  при свечах,  - заметила  она.  -  Слишком  поздно
вызывать кого-то из города.
     Они вышли  в  просторную столовую,  и пока Раймонда застилала скатертью
стол, Реми начал вытаскивать посуду из буфета.
     -  Вы, по крайней мере, не слишком устали? - говорила она. - Я не хочу,
чтобы мне влетело... Нет, сначала подставки для фаянсовых тарелок. Дайте,  у
меня получится быстрее.
     На кухне  взбивали яйца  для  омлета,  откупоривали бутылки. Клементина
всегда находила  общий  язык с дядей Робером. Ее не  отталкивали его  грубые
манеры и сальные шуточки. В  Париже, в те дни, когда его приглашали к ним на
обед, он не отказывал себе  в удовольствии зайти на кухню, приподнять крышку
какой-нибудь кастрюли, сунуть  туда нос,  поцокать языком  и  важно  изречь:
"Бабушка, я бы добавил еще немного уксуса. "
     И  Клементина его  слушалась.  Иногда он в своем портфеле проносил туда
пару бутылок вина. Это был поммар или шатонеф. Зная, что она гурманка, он ей
игриво подмигивал. Вот так  он сначала  смотрел  на вас из-под своих тяжелых
век, и вдруг он
     изрекал  вещи, в которых вам бы не хотелось себе признаваться, а  затем
понимающе  хохотал,  тыкаясь  подбородком в накладной воротничок.  Возможно,
именно так он смеялся и раньше, бесстыдно глядя маме в глаза.
     Раймонда сходила наполнить графины, потом растворила таблетку в стакане
воды.
     - Это, чтобы уснуть, - объяснила она. - Вы должны это выпить.
     - Дети мои, к столу, - закричал дядя. - Сейчас мою руки и
     иду.
     Реми  зажигал свечи и  вставлял их в канделябр в то время, как Раймонда
резала хлеб и пододвигала к столу стулья.
     - Я сяду рядом с ней, - решил Реми.
     Клементина уже несла суп. Они уселась за стол. Неся две бутылки в одной
руке и свой  кожаный  портфель в другой,  появился дядя. Он  присоединился к
ним.
     -  Уф, вымотался до предела...  Что-то  не нравится мне  этот загробный
свет. Просто  тоска берет. Как будто начинаешь ворошить прошлое... Нет, я не
буду суп.
     Он  вытащил из  портфеля папки,  раскрыл их перед своей тарелкой, начал
просматривать бумаги, жуя кусок хлеба, и все желваки заиграли на его скулах.
     - Если бы  мой  достопочтенный  братец имел желание  меня  послушать, -
пробурчал он,  - с этим Вьяляттом через  сутки  было  бы покончено. Покупать
грузовики,  списанные  службой доставки  на  дом!  Вы  отдаете  себе  отчет?
Достаточно им  пройти сотню  километров по такой трассе, чтобы их можно было
выбросить  на   свалку.  Только  мой  братец   принципиально   считает  себя
незаменимым.  Сидеть  у себя в конторе  и перебирать бумаги - вот и вся  его
работа.
     Он повернулся по направлению к кухне.
     - Ну, скоро будет омлет?
     С хрипотцой в голосе он продолжал:
     -  Не  наше  дело  заниматься  этой  грязной  работой. Пусть  колонисты
доставляют товар на пристань и грузят его на корабли. Там достаточно дешевой
рабочей силы, разве не так?
     -  Вы  все время критикуете, - заметил Реми.  - А что бы вы  сделали на
месте отца?
     Он  почувствовал,  что  Раймонда делает  ему  знаки,  но  решил  их  не
замечать. Он больше не хотел ни на кого обращать внимания.
     - Вы правильно понимаете, - сказал дядя. - Я критикую. Но не  успеваю я
открыть рта, как сразу оказываюсь неправ. Ладно, теперь  никто уже не  будет
неправ.  Я собираюсь уйти из  вашей фирмы, мой мальчик. На этот  раз решение
принято. Потому что  с  меня  довольно  - на протяжении двадцати лет таскать
каштаны из огня.
     Пока Клементина раскладывала омлет, он раздраженно плеснул себе вина.
     - Каштаны из огня, - сказал Реми. - Это слишком сильно сказано.
     - Дурачок, -  бросил дядя. - У меня нет привычки бросаться словами. Чья
идея  была  перекупить   склады  Буассаров  и   заключить  интерколониальное
соглашение,  а? Я  не  заканчивал  университетов. И  я не юрист.  Но я  умею
оращаться с людьми. Где бы теперь
     оказался твой отец, если бы меня не было рядом, чтобы предотвратить все
те глупости, которые он мог сделать? А ведь он даже не может навести порядок
в собственной  семье. И  что я получил  взамен? Мне даже не сказали спасибо.
Все  заслуги  приписывались  мосье  Воберу.  Даже  наша бедная  матушка  его
боготворила. О,  он  был такой важный, такой  изысканный! Семейная гордость!
Так вот, есть  такие вещи,  о которых ты и не догадываешься, сопляк.  Я могу
тебя просветить.
     Реми  был  бледен.  Не  отрываясь  от дяди, о