забрали!
     Пусть меня накажут, но при этих словах я почувствовала облегчение. Все.
Не надо больше ломать себе голову, выискивая убийцу, боятся собственной тени
-  полиция  знает, что делает. Убийца найден и все  добропорядочные граждане
могут вздохнуть спокойно.
     - Ну не нужно так, -  сказала я,  ведь надо  было что-то  сказать, - ты
можешь объяснить по порядку, что произошло?
     -  У него  не было... этого,  алиби,  - Габриэль запнулась на последнем
слове.
     - То есть он не может  доказать, что  не был  на  месте  преступления в
момент убийства?
     - Да... - Габриэль  зарыдала еще сильнее. Успокоительница из  меня  еще
та.  Но  только  стоило  мне вспомнить  этот  сладкий  угрожающий  голос  по
телефону, говорящий с непонятным акцентом, как я с трудом смогла  удержаться
от мстительных интонаций.
     Я помнила  красавца Чико. Толстогубый,  с вечным шелковым кашне на шее,
даже  в самую жару, он часто заходил в наше здание  за  своей женой. Ревниво
озираясь   по   сторонам,  он,   по-видимому,   искал   любой,  даже   самый
незначительный повод  придраться к бедняжке. И эти два скандала,  который он
закатил на моей памяти были связаны с незначительными  пустяками. Первый раз
один  из  клиентов  поцеловал  на  прощанье руку  у  Габи,  а  второй - Чико
показалось, что другой пялится на открытый вырез ее блузки. В общем придурок
недоделанный. А сам как-то окинул меня таким масляным взглядом, что я бы его
на месте бы убила!
     - А что он сам говорит, где был в тот вечер?
     - Он не говорит ничего! Обычно каждый вечер он проводит в пивном баре с
приятелями. А когда доктора убили, Чико в баре  не было. Друзья говорят, что
он заглянул на минутку и тут же выскочил. Валерия, милая, что делать? Его же
будут судить!
     -  Но, Габриэль...  -  я  просто не знала, как  продолжить разговор.  Я
жалела бедняжку, но к ее мужу относилась резко отрицательно.
     Перебив меня, она лихорадочно продолжила:
     -  У нас  давно  шли  дома  ссоры. Он  злился, что я  работаю, так  как
представлял всякие глупые вещи обо мне,  докторе  и клиентах. Хотя совсем не
возражал против денег. Ты знаешь,  Валерия,  когда мы с ним познакомились, я
работала в урологическом отделении больницы  "Барзилай". Так он, еще даже не
жених, сказал, что не женское это дело - лечить мужикам их места!
     -  Да  уж...  -  я могла  вставлять  в  ее  стремительную  речь  только
междометия.
     - А в тот вечер,  когда я как обычно пришла домой  в четверть седьмого,
он был уже на взводе.
     - Почему?
     - Он  смотрел  по телевизору какую-то мыльную оперу, а  там  показывали
психотерапевта, который занимается любовью в своем кабинете с пациенткой.
     - А ты при чем?
     - Ну как при чем? Он и подумал также о нас. Еле-еле его успокоила. Чико
сказал, что пойдет, выпьет пива, а на следующее утро меня вызвали в полицию.
Он  пошел  со мной и  не верну-у-лся!..  -  Габриэль снова  заревела во весь
голос. Ну надо же, как она любит своего муженька.
     - Габи, милая, ну я то чем могу тебе помочь? Я же не адвокат?
     - Да я просто так звоню, мне так плохо. Я не верю, что он убил.
     -  Если  это не  он, то полиция  разберется.  А ты успокойся, у вас  же
дочка. Она не должна видеть, что ты плачешь. Хорошо?
     - Спасибо, Валерия, я пойду...
     - До свиданья, милая, держись.
     Я положила трубку. Бедная Габи.  Всегда такая  веселая, жизнерадостная,
она просто излучала оптимизм. И на тебе, такая беда!
     Вернулась Дарья от подружки. Поцеловав меня, она выпалила:
     - Мам, Юлька делает себе каакуа. И я хочу.
     - Ну во-первых  я  тебе сто  раз говорила, не путать  языки.  Говори на
любом, но чтобы все слова были из одного языка.
     -  Хорошо,  Юлька хочет  сделать себе татуировку  на плечо. Розочку или
бабочку, она еще не решила. А мне можно?
     - Можно, - ответила я, - но не на плечо, а сразу на лоб,  и еще подарок
сверху - кольцо в нос.
     -  Вот  ты так всегда, - разочаровалась Дашка,  - сначала разрешаешь, а
потом не даешь.
     - Все,- сказала я,- я пошла купаться, а ты сядь и  подумай, что будет с
тобой через пятьдесят лет, когда  татуировки не будут в моде, а кожа в  этом
месте сморщится.
     И я закрылась  в ванной. Пока  я купалась и смывала  с себя  усталость,
накопившуюся за день,  пришел  Денис. Я  услышала  звонок, сквозь  шум воды.
Намыливая голову, я подумала, что вода смывает не только  грязь с тела, но и
нежелательную информацию.  Так, что, если вы почувствовали, что вас сглазили
- немедленно под душ и стоять, пока сглаз  не сойдет. Это я сама придумала и
от этого мой материалистический подход к  мирозданию не изменился - вода  же
материальная!
     Я привела себя  в порядок, слегка подкрасилась и вышла из ванной. Дашка
подбежала ко мне:
     - Мамуля, смотри, что Денис мне сделал!
     На  руке  у  моей дочери красовалась роскошная роза.  Был виден  каждый
лепесток,  да что там  лепесток,  каждый шип, и даже капелька росы. Я всегда
поражалась умению моего друга рисовать.
     - Чем же ты нарисовал эту прелесть? - спросила я.
     Он показал мне ручку "Пайлот". Я подошла к нему и расцеловала.
     - Здравствуй, милый, - сказала я.
     Он поцеловал меня в ответ и я обратилась к Дашке:
     - Ну что, инцидент исчерпан? А как ты будешь купаться?
     - Я  оберну  руку  полиэтиленом,  - моя  дочь  всегда  найдет выход  из
положения.
     - А теперь давайте обедать. Смотрите, что я приготовила.
     Я подняла крышку. Денис заглянул и присвистнул:
     - О, по этому поводу надо выпить.
     Он пошел купаться, а  я  накрыла  на  стол  и  достала бутылку красного
сухого вина "Кармель".
     Денис вышел из душа свежий и взъерошенный, мы сели за стол.
     - За  вас, прекрасные дамы! - он поднял бокал. Мы чокнулись. У  Дашки в
бокале была кока-кола.
     Когда все отдали  должное моей стряпне,  Дашка отправилась  купаться  и
спать, а я, помыв посуду, спросила Дениса:
     - Рассказать тебе, что со мной произошло?
     - Конечно, Лерочка.
     Я описала ему сцену в клинике, встречу с Михаэлем Борнштейном, безумную
миллионершу. Я  уже  говорила,  что у Дениса есть очень  хорошая черта -  он
слушает, не перебивая. Когда я закончила, он произнес:
     - Драть тебя  надо, как  сидорову  козу, - на ночь глядя это  выражение
выглядело двусмысленным. - И что ты собираешься делать дальше?
     -  Я  решила  обуздать  свое любопытство  и больше никуда  не  лезть, -
сообщила я торжественным тоном. - Хватит.
     - Вот и ладушки. Хорошо, что ты сама это поняла. Ты же упрямая телка.
     Он обнял меня и потянул  по направлению к спальне. Я не сопротивлялась.
Луна светила в окно, как люминесцентный фонарь.


Глава 4. МАФИЯ БЕССМЕРТНА!

     На работу я чуть не опоздала. Хотя я сама себе госпожа, но порядок есть
порядок,  если я пишу на двери, что начинаю прием в 8.30, то должна как штык
сидеть,  иначе всех  клиентов распугаю.  Накормив  и отправив Дашку в школу,
Дениса - на работу, я начала собираться сама.  Я хотела  надеть свои любимые
голубые "Ливайсы", но  их нигде не было.  Я точно помнила,  что  повесила их
сушить на веревку  и выглянув в окно, поняла,  что джинсы бесследно пропали.
Остальные тряпки висели как  висели, а вот их не  было. Может быть они упали
вниз?  Я посмотрела  вниз, но ничего там не увидела. Времени раздумывать  не
было, и я, натянув на себя первую попавшуюся шмотку, бросилась к выходу.
     На работе  была  сплошная  рутина.  Я  перевела  несколько  документов,
смоталась в Тель-Авив без всяких происшествий, там зашла в Бюро по связям, к
нотариусу, с  которым  я  работаю, в Земельное управление. В общем, все шло,
как  по  маслу. Это была награда за мои прошлые мучения.  Теория "Зебра" или
"Жизнь  моя - тетрадочка в полосочку" набирала обороты. После  густой черной
полосы начался робкий белый просвет.
     В  коридоре  меня уже ждал  клиент. Пока меня  не  было,  он  общался с
Додиком. Увидев меня, Додик радостно воскликнул:
     - О, наконец-то, а мы тебя ждали!
     Мужик  был похож на лягушку. У  него  были толстые  губы, вытянутые  до
середины щек.  На  лысину он зачесывал волосы с противоположной стороны,  но
они соскальзывали и висели  сбоку,  обнажая  то, что  должны были  скрывать.
Одной  рукой  мужик опирался  на мощную трость, в другой держал папку. Так и
хотелось  добавить:  с ботиночными  тесемками,  но это  был бы  уже перебор.
Классики  бы мне  не  простили. Галстук  лопатой,  веселенькой  расцветки  с
горошком, полулежал на объемном животе.
     - Проходите, садитесь, - сказала я ему.
     Он степенно уселся в кресло для посетителей.
     Я ждала.
     - Ну-с, - важно начал посетитель, - госпожа Валерия, я его принес.
     - Что именно? - поинтересовалась я.
     - Как что? - удивился мужик, я же звонил вам третьего дня.
     Знал  бы он, в каких событиях я принимала участие за эти три дня, он бы
не спрашивал.
     - Меня зовут Натан Мордухаев, - сказал клиент, - и я написал роман!
     Он торжественно положил папку на стол.
     Я опасливо дотронулась до папки:
     - Это роман? О чем?
     - О русской мафии! - веско произнес Мордухаев.
     Вот  только  этого  мне  не хватало.  Безумный графоман  -  это  что-то
новенькое в моей практике. Хотя, Валерия, вспомни о своем  минусе в банке, -
сказала я себе, - для тебя сейчас все работы хороши.
     - И о чем мы с вами говорили третьего дня? - осторожно спросила я.
     - О переводе. Вы сказали, что возьметесь за перевод.
     Я  открыла  папку.  Там  было около  четырехсот  страниц  компьютерного
набора. На первой - крупным шрифтом было выведено:
     "Натан Мордухаев. МАФИЯ БЕССМЕРТНА! Остросюжетный роман."
     - Оригинальное название, - заметила я.
     - Да, - согласился он,- очень точно отражает суть романа.
     Я пролистала папку. Текст изобиловал  словами "который", "потому  что",
"он вдруг  сказал". Я понимала,  что  если  его  так  и переводить, то любой
ивритоязычный читатель обвинит  меня в незнании языка. А  опыта переделки  у
меня  не  было вообще.  Хотя нет, однажды ко  мне  приходил один  писатель и
просил составить краткую аннотацию на иврите его романа, изданного  где-то в
Урюпинске. Он хотел  получить субсидию в министерстве по делам репатриантов.
Так я  корпела над  этой работой дня четыре, а результат  был - сто шекелей.
Впрочем он остался доволен. И я тоже. Все-таки, лучше дипломы переводить.
     Я закрыла папку и посмотрела на Мордухаева:
     - Вы кому-нибудь показывали его? - я ткнула пальцем в папку.
     - Да, - важно кивнул он головой, - мои друзья очень хвалят. И супруга.
     Ну конечно, как же не хвалить. Муж писатель, на компьютере  работает, а
не козла во дворе забивает. Мне бы тоже понравилось.
     - Я имела в виду, специалистам показывали?
     -  Я  показывал  Роман,  -  он  так и сказал, с  прописной  буквы,  это
слышалось  в его интонациях, и  тут  посетитель назвал фамилию журналиста из
одной русской газеты, - он двоюродный внучатый племянник моей жены.
     Я слышала о  нем. Это  был  писец-многостаночник.  Подвизался в местной
русской   "желтой"   прессе,  редактировал,  в  основном  клубничку,   столь
почитаемую репатрианской  публикой  старшего  и очень  старшего возраста, не
читавшей  таких опусов в своей прошлой жизни. Один  из его  псевдонимов  был
Хулио Хуренито. Но закон рынка есть закон. Если клиент желает -  будут ему и
белка, будет  и свисток.  Племянник,  кстати,  не  сам  придумывал  всю  эту
дребедень, а  вооружившись ножницами, вырезал подходящие  статьи  из русских
газет, благо самолеты из России летают к нам регулярно.
     - Да, я слышала о нем, - подтвердила я. - И что же он вам сказал?
     -  Он  сказал, что  эта тема будет интересной израильтянам и  что  если
перевести мое произведение на иврит и предложить в местное издательство,  то
с руками оторвут, - он улыбнулся и его губы растянулись еще шире.
     -  Эротики нет? - я сурово нахмурилась. - У меня дома  дочка-подросток,
на трех языках читает.
     - Есть, - клиент покраснел и потупился. - Глава двадцать вторая.
     Я быстро перелистала страницы, продолжая озабоченно хмуриться. Двадцать
вторая глава  называлась "Оргия".  Первый абзац выглядел  так:  "Гости  пили
алкоголь,  танцевали неприличные танцы и  вступали в  беспорядочные  половые
связи."
     Я  наклонилась к папке,  изо всех сил  стараясь удержаться  от смеха, и
спешно перевернула страницу.
     "...Он  силой  напоил  несчастную  водкой,  после  чего  овладел  ею  в
присутствии подручных,  пользуясь  беспомощным  состоянием  жертвы  и  своим
извращенным воображением..."
     Я  захлопнула  папку  и некоторое время сидела, уперев взгляд  в стол и
мужественно  борясь  со  спазмами  истерического хохота.  Похоже,  Мордухаев
принял краску,  залившую мое  лицо,  за целомудренный румянец моралистки. Во
всяком случае, когда я, наконец, смогла взглянуть на него, выглядел писатель
смущенно и даже пристыжено.
     - За эротику плата особая, - сказала я. - Трудно поддается переводу.
     - Я  согласен, - с готовностью сказал Мордухаев, - сколько я вам должен
всего?
     - Перевод будет  меньше примерно на четверть, - ивритские слова  короче
русских,  выходит... - я назвала  сумму,  позволяющую  нам с Дашкой жить три
месяца  совершенно  спокойно  и  даже кое-что  себе позволить. - Если хотите
справиться в другом месте, я могу дать координаты. Хотя я не могу поручиться
за их качество.
     Последние  слова я произнесла, глядя  прямо  в глаза  Мордухаеву,  всем
своим  видом   выражая  кристальную  честность  и  высокий  профессионализм.
Кажется, он клюнул.
     - Нет-нет, - остановил он  меня, - мне рекомендовали именно вас. Я могу
заплатить, у меня хорошая инвалидная пенсия, да и жена немного подрабатывает
- за старушкой смотрит.
     - Хорошо, тогда давайте сейчас  аванс  - треть суммы, и два отсроченных
чека. Перевод будет готов через два месяца.
     - А раньше нельзя? - жалобно спросил Мордухаев
     - Нет, - сказала я, - к сожалению, у меня много работы, но я постараюсь
сделать все, что в моих силах.
     - Хорошо, - согласился он и принялся выписывать чеки.
     Потом  тяжело поднялся, опираясь на свою трость, церемонно попрощался и
вышел из кабинета.
     Я смотрела на папку со смешанными чувствами. С одной стороны -  это был
легкий  заработок.  С  другой - если  эта  бредятина появится  в израильской
прессе, а я почему-то в этом не сомневалась, то мнение о "русских", бытующее
в  среде продавцов лепешек  и владельцев  магазинчиков,  основных  читателей
такого жанра, еще более  укоренится.  Ну и что, они и так думают,  что мы  -
через одного, -  сплошные мафиози,  а разубеждать - себе дороже. Я с детства
была уверена, что в споре рождается не истина, а озлобление.
     Я порылась в сумке. Моя  любимая ручка не находилась. С  раздражением я
высыпала содержимое  сумки  на стол и ужаснулась:  что только  я не таскаю с
собой.
     Я  как-то  уже  говорила,  что  я  Телец  по  зодиаку,  а  они  - народ
обстоятельный и запасливый. Я терпеть не могу одалживаться и поэтому никакая
сумка не выдерживает того количества полезных вещей, которые я ношу с собой.
У меня можно найти маникюрные  ножницы, запасные  колготки,  клей и  иголку,
таблетки  от головной боли  и вздутия в  животе.  У  меня в сумке  есть даже
презерватив:  в случае, если меня кто-нибудь  утащит и  будет насиловать,  я
попрошу его надеть, чтобы не подзалететь. Это я так шучу.
     Помимо   постоянных  полезных  вещей,  сегодня  в  сумке   были  старые
распечатки из банка, рекламки, которые я хотела на досуге просмотреть, и два
пригласительных билета  на международную  выставку. Билеты  две недели назад
дал мне Денис, я о них совершенно забыла.
     От  изысканий  меня  отвлек  Додик  -  он  зашел  ко  мне  сразу  после
Мордухаева. Додик хихикал:
     - Ну? Какого клиента я тебе поставил, а? Мне полагаются комиссионные, -
он выразительно потер пальцами.
     Типично маклерская черта, они же живут на эти проценты.
     - Я что, тебя нанимала? - удивилась я. -  Если кто-нибудь ко мне придет
квартиру  покупать  -  я  тоже к тебе  пошлю.  И,  заметь,  комиссионных  не
потребую.
     - Ну и балаган у тебя, - заметил он, глядя на кучу, вываленную на стол.
     - Ручку искала. Ага, вот она, - я схватила свой "Пайлот",  притаившийся
между рекламками.
     - А я машину купил, -  неожиданно сказал Додик,- вон она под  окном, на
стоянке стоит.
     Мы выглянули в окно. Додик показал на новенький зеленый "Форд". Причем,
когда  мы  вместе стояли  и смотрели, я машинально прикоснулась  к нему, как
обычно бывает  в тесных  местах. Додик  мгновенно отскочил  от окна и  в его
взгляде   промелькнул  затаенный  страх.  А   может  быть,  мне  это  просто
почудилось.
     Обычно, у мужчин на меня другая реакция.
     Я  вспомнила,  что однажды,  когда мы со  всех отделов  сидели вместе в
маклерском  бюро (там  самая большая  комната в  нашем здании),  праздновали
Хануку и объедались пончиками, Додик, мечтательно сказал:
     - А я куплю машину с ручной коробкой передач.
     - Почему? - возразила ему секретарша нотариуса, - автомат удобнее.
     - Нет, я заменю набалдашник. Закажу литой, из прозрачного плексиглаза с
розочкой  внутри,  посажу в  машину красивую девушку в  мини юбке, -  тут он
исподлобья взглянул на меня, - и, когда буду переключать передачи, дотронусь
до ее коленки, как бы случайно.
     -  Тогда тебе придется ездить с  ней на пятой скорости, - хохотнула  я,
иначе не дотянешься.
     Странный парень, вроде язык подвешен хорошо, в компьютерах разбирается,
а  такой  робкий.  Наверно  комплексует  из-за  своих ушей.  Уши у него были
большие  и  для  его  субтильного сложения выглядели великоватыми. Все та же
секретарша- хохотушка не раз говаривала:
     - Вот идут трое - Додик и его уши.
     Странно, никто никогда не называл его полным именем - Давидом.
     - Ну, я пошел, - виновато сказал Додик.
     - Спасибо тебе за клиента, Давид, мне сейчас очень нужны деньги.
     - Я хочу тебе рассказать... - начал было он.
     - Не  сейчас, у  меня много работы, потом, хорошо? - я старалась, чтобы
это не выглядело бестактно.
     Он, понурив голову, вышел из кабинета.
     Кажется,  выгонять  его  из кабинета  у меня вошло  в  привычку.  Вчера
выгнала,  сегодня  тоже. И этот  "Форд". Странно, что мужики находят в  этой
машине? Американская, ну и что? У Дениса  вон  тоже "Форд",  только не этого
года, а постарше и цвет более  глубокий, бутылочный,  а не  фисташковый, как
этот.


Глава 5. ЗНАКОМСТВО ПО ПЕРЕПИСКЕ

     В субботу я, как и обещала взяла  Дарью  на выставку. Нечего ей  сидеть
целыми днями перед компьютером и дурью маяться. И  мне хорошо бы развеяться.
Дашка очень обрадовалась,  надела  свой новый  комбинезон, майку  с надписью
"А.В.М." и мы выехали из Ашкелона.
     Утро  было  прекрасное.  По небу  плыли  огромные облака,  своим  видом
напоминавшие  сахарную  вату  и  ванильное  мороженое.  Цвели   апельсиновые
плантации,  а в  небе летел  симпатичный самолетик  с  привязанной к  хвосту
рекламой каких-то залов торжеств. Я обещала дочке день кайфа и, по-моему  он
уже начался.
     Международная  выставка   "Постиндустриальная  эра"  располагалась   на
огромной  территории парка Аяркон. Плакаты  и вывески стали  попадаться  все
чаще  по  мере приближения к  выставочному комплексу.  На всех плакатах была
изображена  одна  и  та же эмблема -  изящная  металлическая женщина-робот -
творение японского художника  Хаджиме Сараямы. Металлическая броня "железной
леди" переливалась на  ярком левантийском солнце, а изгибы ее жесткой фигуры
были сногсшибательно сексуальны.
     Для  счастливых обладателей пригласительных  билетов была  организована
отдельная стоянка, где я вполне спокойно припарковалась. Мы с Дашкой вылезли
из машины и влились в широкий поток посетителей.
     Этому  самому  большому в  Израиле  выставочному