ея:
     - Я полечу на самолете.
     - Куда?
     - Не куда, а как. Сама!
     - Как сама? За границу? Ничего не понимаю, ты можешь толком объяснить.
     - Мы с Даниэлем решили взять  урок полета на самолете. Недорого,  всего
по 75 долларов.
     - Дочь моя, ты меня  с ума  сведешь когда-нибудь! Никаких  полетов, это
опасно! А ты у меня единственная.
     - О чем ты говоришь? Это же урок с инструктором. Как на машине. Сначала
научат, потом полечу.
     - А что родители Дани говорят?
     - То же самое! Вас,  предков, пока уговоришь,  поседеешь. Не  волнуйся,
мамуля, Даниэль меня сфотографирует. Я карточки принесу.
     Я без сил упала в кресло и задрала ноги на подлокотник.
     - Сделай мне чаю, пожалуйста. Я попью и поеду на поминки.
     - Какие поминки, мам? Я не собираюсь  падать  с самолета. И евреи же не
делают поминок.
     -  Типун  тебе на  язык, дочка!.. -- махнула я рукой. --  Это  неважно.
Сказали поминки, я и еду...
     - И отвертеться не можешь?
     - Нет, я обещала прийти.
     - Тогда езжай,  а я к Даньке пойду заниматься. У нас завтра контрольная
по графике.
     Дочь собрала сумку и умчалась, а я полчаса полежала в блаженной тишине.

x x x
     Судя по пустым бутылкам  из-под водки "Кеглевич", поминки были в  самом
разгаре. Я  бочком протиснулась на свободное  место,  кляня себя на чем свет
стоит за свое любопытство, неумение отказать и прочие комплексы, и оказалась
между двумя бравыми парнями, Робиком и Гришей.
     - О! Девушка! -- воззрился  на  меня Григорий. --  Пей за  упокой  души
Вадьки. Какой  был мужик!  Герой! Двух жен  содержал  и  ни  одной спуску не
давал...
     - Мне бы так, - вздохнул худощавый Робик. -- Ух, я бы...
     - Что ты бы? -- удивился Гриша. -- Ты  сможешь  заработать на двух жен?
Чтобы их кормить, одевать, за границу посылать путешествовать?
     Меня  увидела Ирина и поспешила  навстречу. На  ней  в  обтяжку  сидело
тесное черное платье, явно с чужого плеча.
     - Валерия, спасибо, что зашла. Ты уже помянула моего мужа?
     - Да, вместе с ребятами.
     -  Пойдем,  поговорить  надо, - она  потащила  меня  в другую комнату и
усадила на диван.
     - А где Лена? -- спросила я.
     - В  конторе,  - махнула  рукой  Ирина. -- Сказала, что дела не ждут, а
поминки --  варварский обычай. Ну,  разве  ж  так  можно?  Мы  там  к  этому
привыкли. Да и покойнику приятнее...
     Чтобы не рассмеяться в голос, я пошарила рукой по сторонам и наткнулась
на фотоальбом. Прикрылась им и шумно выдохнула воздух.
     - Ира, о чем ты хотела меня спросить?
     - Я все насчет завещания. Что теперь будет?
     - А что будет? Завещане подписано? Заверено у нотариуса?
     - Вроде бы нет. Вадик не успел...
     - Тогда  чего ты  беспокоишься?  Хотя, если  полиция  прознает  об этих
бумагах,  ты  становишься   главной  подозреваемой:  убила  сожителя,  чтобы
сопернице не  досталось наследство,  -  мне  почему-то Ира  стала неприятна,
несмотря на то, что я понимала ее беспокойство за собственное будущее.
     - Ой, ведь верно! Так я их спрячу от греха подальше!
     Она  подбежала к комоду, а я принялась машинально перелистывать альбом:
Ира с букетом, Ира на пляже в открытом купальнике, Вадим с девочкой... А что
это?
     На  меня,  щурясь, смотрела  Елена.  Она  стояла  на  солнце,  в  белой
полотняной шляпе, а за ее спиной возвышались пирамиды. Вот это новость!
     - Ира,  скажи,  - произнесла я, стараясь не выдать заинтересованности в
голосе, - это кто?
     -   Ленка.   Не   узнаешь?    Это   она   в   Египте,   возле   пирамид
сфотографировалась.
     - Давно?
     - Еще до приезда сюда. Подожди, дай вспомнить. В Израиль она приехала в
мае, а в апреле была в  Египте. Еще смеялась, что с израильским паспортом ее
в Египет не пустят.
     - Ира, мне надо уйти, извини, - заторопилась я.
     - Как? Так сразу? А что мне делать с этим? -- она показала на бумаги.
     - Съешь их, так будет вернее.
     И я ретировалась.
     На улице я позвонила Борнштейну:
     - Добрый вечер, Михаэль! Не помешала?
     - Приветствую, Валерия, вы, как я догадываюсь, с новостями.
     -  Михаэль, что  я сейчас  узнала!  Оказывается,  Елена Гуревич была  в
Египте в апреле этого года, еще до приезда в Израиль!
     - Интересная информация. Ее в наших компьютерах не было.
     - А я думала, что кто-то из бригады грузчиков был там. Ошиблась.
     - Действительно,  мы проверили  работников  Воловика,  да  и его самого
тоже. Никто из них в Египет не летал и в Эйлате границу не переходил.
     Второй звонок был профессору Розенталю:
     - Алон, добрый вечер, вы уже вернулись домой?
     - Да, Валерия. Это все так страшно!
     -  Понимаю... Я  оставила  открытым  в компьютере  письмо Ципи.  Вы его
прочитали?
     - Да, прочитал. Бедная девочка. Она и не успела ничего сообщить...
     - Видела.  Алон,  хотела вас спросить:  когда  Ципи  ездила  в  научную
экспедицию?
     - Подождите, дайте вспомнить. В апреле, а что?
     - Нет, ничего, просто хотела узнать.
     - Неправда,  Валерия, я вас знаю. Если вы спрашиваете, то это  не из-за
простого любопытства.  Вы  думаете,  Ципи  убили  арабы?  --  в  его  голосе
послышалось сильное беспокойство.
     - Не думаю, Алон. Не волнуйтесь, полиция располагает всеми  сведениями.
Они найдут убийцу. Всего наилучшего.
     На улице я вдруг вспомнила, что забыла у Воловиков сумочку. Разве можно
быть такой растеряхой? И я поспешила назад.
     В гостиной  народу  только  прибавилось --  люди постоянно  заходили  и
выражали сочувствие  Ирине,  которая  сидела  во  главе  стола  и  принимала
соболезнования  с  видом  вдовствующей королевы.  На  моем месте уже  сидела
какая-то пожилая женщина и ела винегрет. Сумочки нигде не было.
     Робик  и  Гриша  находились на предпоследней  стадии  опьянения.  Они о
чем-то бормотали,  не слушая друг друга, но еще не упали  "мордой в  салат".
Гриша был даже чуть-чуть покрепче Робика. Вот его я и решилась спросить:
     - Гриша, вы  не  видели мою сумочку?  Я ее повесила на спинку  стула. А
теперь ее тут нет.
     Он  посмотрел на меня,  словно  видел впервые  в  жизни, и отрицательно
помахал  рукой.  Я   протиснулась  между  стеной  и   стульями  и  принялась
заглядывать под стол. Было неудобно.
     Женщина,  занявшая  мое  место,  поднялась  со стула  и  потянулась  за
грибочками, а я увидела внизу знакомый ремешок. Пришлось нагнуться и полезть
под стол.
     Ремешок  не хотел отцепляться  от прочно стоявшей на  нем  ножки стула.
Пытаясь освободить сумочку, я безуспешно дергала его и вдруг услышала голос:
     - Гриша, проснись, Муса звонил.
     - Муса? Чего вдруг? -- Гриша даже протрезвел. Во всяком случае, голос у
него звучал вполне нормально.
     - Нужна машина на перевозку  мяса. Свежий товар  пришел, еще протухнет,
если не подсуетимся.
     - Телятина?
     - Да, импортная, уже границу прошла.
     - Понятно. Какая же еще... Не  могу.  Надо платить больше -- с кондачка
работать не буду.
     - Ты что, Григорий, совсем рехнулся. Хочешь,  чтобы  тебя,  как Вадьку,
грохнули? Давай трезвей и за работу! Ты где машину оставил?
     - Около конторы, на стоянке.
     Ползком я  пробралась  под  столом,  лавируя  между  ног  сидящих,  но,
кажется, никто не почувствовал -- все  были  уже в той  кондиции, что уже не
понимали, на поминках они или на свадьбе.
     Выглянув из-под стола, я увидела, как Григорий идет, пошатываясь, а его
за плечи ведет какой-то парень -- со спины я не разобрала, кто это был.
     Меня  так заинтересовал их разговор, что я,  не  мешкая, вылезла из-под
стола и  крадучись пошла за ними. Мужчины сели в машину, белый форд "Фокус",
и направились к центру. Я на своей "Сузуки" старалась не отставать.
     Интуиция подсказывала мне, что все  вокруг слиплось  в толстый  тягучий
ком, словно  кто-то  высыпал в  рот  пачку подушечек "Орбит" и  тщательно их
пережевал.  Мне не очень  было  ясно,  что  именно  я  обнаружу, и я  решила
понадеяться на авось -- может, что-то и получится из этой авантюры.
     Форд остановился позади банка "Апоалим", фигуры вышли и  направились  в
сторону конторы "Воловик  и Ко". Несмотря на поздний  час,  в комнате  горел
свет  и была видна фигура, сидящая за столом. Я узнала Елену. Мужчины зашли,
и начался разговор.  К  сожалению, я  не  слышала, о  чем идет речь,  видела
только  силуэты  по  причине своей близорукости.  Поэтому я отошла от окна и
приблизилась к знакомому грузовику, стоящему неподалеку от входа.
     На  мое удивление,  задняя  дверь  в  фургон  была  приоткрыта  и  даже
приспущена лесенка, чтобы удобнее было подниматься.
     И  я  не  удержалась. Меня  словно черт подтолкнул: я залезла в фургон,
даже не надеясь что-либо в нем отыскать.
     Мясом там и не пахло.Странно, что они перевозят туши не в рефрижераторе
и  они не  кровят  и не тухнут.  Что-то  не  то. Зато пахло старой обивкой и
застарелым  потом,  что,  в  принципе,  характерно  для  мебельных фургонов,
перевозящих старую рухлядь, а не свеженькие гарнитуры из магазинов.
     Нужно было убираться  оттуда.  Я уже подошла к двери и только собралась
выйти, как она дернулась, приоткрылась,  внутрь забросили лесенку и  тяжелый
замок клацкнул, запирая мне путь к отступлению.
     - Гриша,  заводи.  Поехали!  --  раздался голос,  и машина тронулась  с
места. От неожиданности я шлепнулась на пол.
     Что делать?! Я  нахожусь поздней ночью одна в запертом фургоне каких-то
темных личностей, возможно, убийц или контрабандистов. Если я сейчас постучу
и попрошу меня освободить, то  кто знает, что они могут со  мной  сотворить?
Ну, зачем я влезла в этот фургон!  Ведь мне, как той любопытной  Варваре, не
нос, а башку оторвут...
     И Дашка дома одна.  Ей же позвонить надо, предупредить... Нет,  нельзя,
они могут услышать. Может, в полицию? А  что я скажу?  Что  залезла в  чужую
собственность и теперь меня везут неизвестно куда? Да уж, ситуация...
     Вдоль стенок  фургона стояли длинные  узкие скамейки. Так и не  придя к
окончательному решению, я села на одну из  лавок и опустила голову: будь что
будет.  Вернутся  же они  назад. Значит, поеду с ними и  буду действовать по
обстоятельствам: или спрячусь  в фургоне и вернусь назад в  обществе говяжих
туш, или убегу и как-нибудь доберусь сама. Не маленькая. В полицию  позвоню,
в  конце концов,  если попаду в трудное  положение... Ага, а сейчас  я  не в
трудном положении? Я сейчас в интересном положении. Это в смысле: интересно,
что будет со мной, когда они обнаружат меня здесь?
     Мы ехали  около  часа -- я узнавала время, изредко приоткрывая сотовый.
Фургон практически не  останавливался, несся на  большой скорости по  ночным
притихшим дорогам.
     Неожиданно  движение  изменилось,   грузовик  стал  чаще  поворачивать,
тормозить, скорость упала. Наконец, машина остановилась, послышались мужские
приглушенные  голоса. Два голоса, Гриши  и его напарника, мне были  знакомы.
Третий говорил на иврите с тяжелым арабским акцентом.
     - Ну, Муса, салам алейкум! Показывай товар, у нас мало времени.
     - Сейчас, сейчас, - заторопился Муса, - самый лучший, девять штук!
     - Всего девять? Должно было быть десять. Куда дел, признавайся?! Продал
по дороге?
     - Нет, нет, -  оправдывался Муса,  - девять было. Мне  в Шарм-Эль-Шейхе
девять дали. Не десять.
     - Ладно, ладно, я пошутил. Давай, загружай!
     - А деньги?
     - Вот тебе деньги, как и договаривались.
     - Добавил бы, смотри какой товар! Самый лучший!
     -  Я полагаю,  что  торг  здесь  неуместен! Давай, работай, у меня  нет
времени с тобой лясы точить...
     На бессмертную воробьянинскую фразу Мусе ответить было нечего, да и что
он  мог сказать,  если этим предложением побивали алчных торговцев уже около
семидесяти лет...
     Снова  лязгнул  засов,  и я поспешила вжаться в  угол фургона, искренне
надеясь,  что меня  не  заметят  в кромешной  темноте. Ничего,  пересижу и с
говяжьими тушами, и с телячьими, благо  их всего девять. Доберусь как-нибудь
до города, а там и домой, только чтобы не видеть и не слышать ничего!
     Дверь открылась, и громкий голос весело произнес:
     - Ну, девочки, проходите, рассаживайтесь.  Это ничего, что  темно, зато
не на своих двоих, на машине поедете, как королевны. С ветерком!
     В фургон стали  забираться  девушки. Они охали, стонали и рассаживались
вдоль стен на  лавках. И боже мой,  как они пахли!  Как гнилая  овчина,  как
деревенский нужник, как рыбный прилавок!
     - Девки! Неужели я сижу? -- охнула одна, упав на лавку около меня. -- Я
не верю. У меня не пятки, а копыта в кровавых мозолях.
     - А у меня растертость между ног, - застонала вторая. --  и щиплется...
Как мне плохо!
     - Жрать хочу! -- басом сказала третья. -- И курить!
     - Точно, - согласилась еще одна девица. -- И  не просто сигаретку,  а с
травкой... Все болячки, как рукой снимет.
     - А  у меня месячные начались, - донеслось  из темноты. -- Девчонки,  у
кого тампоны остались?
     - Самим надо, - забасила та, что хотела есть и курить.
     -  Врешь  ты, Оксанка, у  тебя  позавчера кончились.  -- Не жмись, жиды
денежку дадут, ты себе еще купишь.
     -  Девки, куда мы  попали? Паспорта отобрали, есть не  дают, гонят, как
скот через границу, и это еще цветочки...
     -  А ты  что, Галь,  поверила, что в гувернантки  без секса идешь? Тебе
сколько лет?
     - Не твое  дело, - огрызнулась Галя.  -- У меня мама там с  ума сходит.
Небось, уже похоронила меня.
     И она зарыдала, уткнувшись носом в рукав платья, пахнущего навозом.
     Я сидела, вжавшись в угол, ни жива, ни мертва,  и хотела только одного:
чтобы  меня  не заметили  эти  несчастные  девушки,  ринувшиеся в Израиль за
счастливой жизнью и сладким куском.
     И тут,  как назло, зазвонил  мой сотовый телефон.  Первым моим желанием
было выключить его, но я увидела на экранчике надпись "Дом" и ответила:
     - Мама, ты где? Уже третий час ночи!
     - Не волнуйся, я жива-здорова, - ответила я на иврите, сама не понимая,
почему я это делаю. -- Я скоро буду дома. Ложись спать, но дверь  на защелку
не закрывый. И ключ вытащи, чтобы я смогла отпереть.
     - А почему ты со мной на иврите говоришь?
     - Так надо. Все, бай.
     Девушки притихли. Потом раздался тихий голос одной из них:
     - Девчонки, к нам надсмотрщицу подселили.
     - А по-русски она понимает?
     - Эй ты!  -- окликнула меня  Оксана.  --  Ду ю спик  инглиш? Тьфу ты --
рашен, я хотела сказать, рашен. Спикаешь или нет?
     - У нее мобила... -- протянула одна из девушек. -- Маме бы позвонить...
     И я решилась.
     -  Да,  я  говорю по-русски, - ответила я.  -- И  я дам  каждой  из вас
позвонить. По  одной минуте. Будете называть номер, включая код.  Понятно? А
то  у меня  батарейка  садится, надо,  чтобы  на всех хватило.  И  громко не
кричите, шоферы услышат, а это делать нельзя.
     Я ощутила себя "мамой" - надсмотрщицей-негритянкой из мюзикла "Чикаго".
Та разрешала арестанткам за пятьдесят долларов сделать нужный звонок.
     Обратная  дорога  прошла быстрее и  веселее.  Я набирала номер, девушки
громким шопотом сообщали одно и тоже, мол, мамочка, не волнуйся, со мной все
в порядке,  я уже в Израиле, меня везут на машине  на работу. Да, я здорова,
деньги   вышлю,  пока,  целую.  И  телефон  передавался  следующей  жаждущей
разговора.
     После  того, как  все  наговорились  и я закрыла  мобильник, воцарилась
тишина. Девушки не знали, как ко мне относиться: то ли я надсмотрщица, то ли
своя в доску. И я нарушила молчание:
     - Девушки, расскажите, пожалуйста, каким образом вы тут оказались?
     - А что рассказывать? -- вздохнула в темноте  одна из  них. -- У нас, в
Ростове,  минимальная зарплата двадцать долларов. Если бы  не огороды... А у
меня дочь.
     - А муж? -- спросила я.
     -  Что  муж? Муж объелся груш. Пьет  и  лодырничает. Вот  и прочитала в
газете  объявление,  что  набирают  на работу  за границу.  Питание,  полный
пансион и триста долларов зарплата.
     - И ты поверила?
     - Конечно, хотя и понимала, что к чему. Кстати, зовут тебя как?
     - Валерией.
     - Так  вот, Лера,  знала  я, что  это  за работа. И  глаза закрытыми не
держала. проституткой  так проституткой -- хуже не будет. Зато денег накоплю
для дочки.
     - А у меня муж из Чечни инвалидом вернулся, - сказала вторая.
     - А у меня мать от рака загибается...
     - А я домик хочу купить, - пробасила Оксана. -- под Полтавой.
     - Понятно, - кивнула я  в темноте.  -- По-другому  заработать  никак не
получалось.
     - Верно, - вразнобой подтвердили девушки.
     - И как происходил набор?
     -  Приехали в контору, - сказала девушка с сильным украинским гэканьем.
- Там какой-то  коновал  осмотрел  зубы, усадил на гинекологическое  кресло,
послушал  сердце  и написал "годна", как  в  военкомате.  Потом  нам  купили
путевки в Египет, но никаких пирамид мы так и не видели, а хотелось.
     Ей вторила другая:
     - У нас отобрали паспорта. Посадили в автобус -- жуткую развалину, и мы
тащились по  жаре три дня. Еду  надо было взять с собой, а воду наливали  из
каких-то канав -- у двоих девчонок понос случился.
     - А потом нас положили на какую-то телегу и забросали соломой. И так мы
прошли границу. Все жутко боялись,  что нас вытащат из-под соломы и отправят
в  египетскую  тюрьму.  Оттуда   русские  девушки  выходят  покалеченными  и
изнасилованными.
     - А потом, когда мы перешли через границу, шли ночью по пустыне. А днем
спали в палатке у бедуинов. И вот пришли. Что теперь будет -- неизвестно.
     - Не боись, подруга, - сказала бойкая Оксана, - если нам  тут удалось с
родными связаться, неужели  какой-нибудь красавчик, которого ты обслужишь по
высшему разряду, не даст тебе воспользоваться своей мобилой? Их евреи по три
штуки на  поясе  таскают.  В крайнем  случае, вышлют обратно.  Меня  уже раз
высылали. А так  ничего,  хозяин приличный  попался,  в парикмахерскую  меня
водил, чтобы я вид имела. Вот, по второму разу ходку делаю.
     Я не видела их, но если бы здесь светила лампочка, то  при ее свете мне
бы было  стыдно глядеть им в глаза. Мне нечего им ответить. Что сказать? Что
они знали, на что идут? Ведь  это враки, что девушки  не соображают,  чем им
придется заниматься  за границей.  Они  совершеннолетние  и лишены  иллюзий.
Вполне  вероятно, что  их  поймают  и  депортируют обратно.  У меня  не было
ответа. И я спросила, только чтобы не молчать:
     - И кто вами там занимался? Кто организовывал это бюро по переправке?
     - Семен из Израиля...
     - Кто?
     -   Так  называли  его  сотрудники  той  фирмы.  Нам  сказали,  что  он
обеспечивает наш переход границы.
     - Кто-нибудь из вас его видел?
     - Нет, просто нам говорили, что Сема за все отвечает.
     Нет, таких совпадений не бывает! Сэм, которым увлеклась Ципи, будучи на
раскопках,  и  Семен,  который отсылал  девушек через египетскую границу, --
неужели это одно и то же лицо? Хотя имя не слишком редкое в Израиле.
     Машина  вновь  принялась петлять,  притормаживать, и  я поняла,  что мы
въехали в город.
     - Девушки, выручите  меня, - я  собралась с духом  и решилась, наконец,
сказать. -- Дело  в том, что я  здесь, в этом фургоне, совершенно  случайно.
Так получилось, что я сюда попала и вы не имеете к этому никакого отношения.
Сейчас я  выйду и пойду себе в  сторону, как ни в чем не бывало. Не  заметят
меня -- прекрасно. Заметят -- прошу вас сказать, что видели, как я мимо шла.
Можете оказать мне такую услугу?
     Девушки   хоть  и   вразнобой,  но  согласились.  И   вовремя.   Машина
остановилась, послышались громкие мужские голоса, и,  лязгнув, дверь фургона
отворилась.
     Даже рассеянный свет ночного уличного освещения резанул по глазам.
     -  Девушки-красавицы,  вот вы и  дома.  Выходите,  стройтесь  по росту,
сейчас проверим, кого нам прислали,  - мужчина  опустил  лесенку, и