тво,  не
раздумывая, посылало за Плыгуном. И неважно, его  ли  дежурство  в  этот
день, нет ли, знали наверняка - если Плыгун дома, через пять минут будет
в отделении в полной  готовности.  А  когда  дома  его  не  оказывалось,
звонили подолгу, может, думали, спит Николай. Вот и перегорали звонки.
   Неважная  тогда  у  Плыгунов   комнатушка   была,   тесная,   низкая,
дороговатая. Теперь Надя с детьми живет в большой трехкомнатной квартире
на окраине города. Хорошая квартира, но какой-то пустой и гулкой она мне
показалась  и  знакомый  портрет  Николая  смотрел  со  стены  печальнее
обычного. А  Надя  рассказывала  о  тесной  комнатушке,  о  перегоравших
звонках, о внеурочных дежурствах, как о самом светлом,  что  было  в  ее
жизни.
   Николай  Плыгун  родился  в   селе   Беркозовка   Каневского   района
Черниговской области. Там, на берегу  Днепра,  среди  родной  природы  и
родных  людей   прошло   его   детство.   В   Беркозовке   он   закончил
школу-восьмилетку,  работал  в  колхозе,  выполнял  работу  простую,  но
необходимую. Собственно, в своем селе он и стал тем  Николаем  Плыгуном,
которого ценили товарищи по сложной и небезопасной работе.
   Непримиримость к людям иной  морали,  людям,  пренебрегающим  трудом,
стремящимся жить за счет других - это качество Николай усвоил с  детства
и оно всегда помогало принимать решения в трудную минуту. И в ту  душную
ночь именно непримиримость толкнула его в опасную  темноту  здания.  Там
были не просто плохие люди, с которыми  обязан  был  бороться  по  долгу
службы, нет. Все гораздо сложнее, проще,  жестче.  В  здании  находились
враги. Личные враги,  которых  ненавидишь,  которые  ненавидят  тебя.  И
схватка с ними - это не только должностная обязанность.
   И в то же время его друзья в одесской милиции  рассказывают  о  чисто
деревенских  чертах  Николая  Плыгуна  -  мягкости,  расположенности   к
человеку, полнейшей уверенности в том, что любому  можно  объяснить  его
заблуждения, с любым можно потолковать по душам...
   Как-то Николаю пришлось разбираться с делом  молодой  женщины  -  она
подозревалась в  том,  что  подбросила  под  чей-то  порог  собственного
ребенка. Ему предстояло допросить эту женщину,  двадцати  неполных  лет,
совсем  еще  девчонку.  Но  врожденная  деревенская  обходительность  не
позволяла ему задать женщине прямой вопрос, он расспрашивал  не  столько
об обстоятельствах преступления, сколько о жизни, это было ему проще. Он
понимал, что нормальный человек, живущий в нормальных условиях,  никогда
не откажется от своего ребенка, не выбросит его, а если такое случилось,
значит в  жизни  этой  женщины  многое  неладно.  И  такая  искренность,
заинтересованность  была  в  его  словах,  что  женщина   не   выдержав,
разревелась во время допроса и тут же написала явку с повинной.
   Выяснилось, что муж ее крепко пил,  совершил  какое-то  преступление,
его судили, отправили в заключение. А родители этой молодой  женщины  не
придумали ничего лучше, как показать всем свою твердость, гордость,  еще
какое-то очень хорошее качество - они попросту выгнали  дочь  со  двора.
Мы, дескать, хорошие, а ты плохая, с  преступником  связалась,  дите  от
него завела, а потому оскверняешь нашу чистоту и достоинство.
   Очень блюли себя строгие родители.
   Преступление есть преступление, женщина предстала перед судом, но  на
ее  счастье  подоспела  амнистия  Так  что  конец  истории  был   вполне
счастливым - Николай позаботился, чтобы на работу ее устроить,  поселить
в общежитие...
   Друзья иногда шутливо напоминали ему о том,  как  он  своим  участием
довел  женщину  до  слез,  но  Николай  только  отмахивался.  Подумаешь,
говорил, каждый, не  дождавшись  помощи  от  людей,  может  свалиться  в
слабость, в преступление. Да, говорил  он,  преступление  -  это  помимо
всего прочего еще и слабость.

***

   Давайте попробуем вернуть назад  прошедшее  после  этой  ночи  время.
Допустим, сжимает еще пистолет Николай Плыгун, отрезав бандитам  путь  к
отступлению, торопится к нему Павел  Кравцов,  прыгая  через  ступеньки,
бежит на подмогу Толик Берневега, а в конце  коридора,  в  тупике  стоят
трое с ножами и обрезом...
   Так вот вопрос: а может,  преступники  -  некие  сверхлюди?  Сильные,
смелые, не знающие сомнений и колебаний, не ведающие страха и жалости?
   В этих предположениях только одно верно - жалости у них действительно
не было. А преступниками их сделала слабость. Всеядность, нетерпеливость
- это тоже слабость. И на скамье подсудимых сидели  довольно  невзрачные
люди с серыми лицами убийц. Они  не  сразу  понимали  обращенные  к  ним
слова, до них не сразу доходил смысл происходящего в зале. Но  старались
выискивать хоть что-нибудь, что по  их  мнению  как-то  оправдывало  их,
извиняло... И торопились, торопились, не заботясь о том, чтобы сказанное
ими было кстати, по делу. Они даже не вдумывались в  вопросы  судьи  или
прокурора, стремясь побыстрее выплеснуть обиды друг на друга.
   Митров прямо упирал на то, что он трус и хвастун,  и  потому  не  мог
быть зачинщиком. Зиновий Дичук оправдывал  себя  тем,  что  не  во  всех
ограблениях участвовал, и не очень  охотно.  Степан  Урицкий  уныло  все
валил на Сулова, он, дескать, главарь, а тот, в  свою  очередь,  обвинял
Урицкого в ненасытности, в том, что тот  постоянно  подталкивал  всех  к
новым преступлениям...
   На скамье подсудимых, кроме  этих  четырех,  были  еще  двое  -  жена
Сулова, знавшая, чем промышляет ее супруг и в меру сил помогавшая ему, и
некий Версон, тип без  определенных  занятий,  без  определенного  места
жительства, перебивающийся  перепродажами  и  мошенничеством.  Эти  двое
занимались тыловым обеспечением банды - Сулова подделывала документы,  а
Версон доставал патроны для обреза.

***

   Первое  вооруженное  нападение  преступники  совершили  на  одинокого
водителя. Некий Савенко ехал на  своей  машине  по  безлюдной  дороге  и
пожалел  скорчившихся  под  осенним  дождем  трех  путников.   Но   едва
несчастные оказались в машине, как тут же вынули ножи, грубо сработанные
из стального полотна ножи с рукоятками, обмотанными изоляционной лентой.
   А дальше произошло  нечто  очень  интересное.  Как  вы  думаете,  что
сказали преступники водителю? Предложили  ему  идти  вместе  с  ними  на
ограбление. Настолько далеки были для них обычные человеческие  понятия,
что они вполне допускали мысль, будто случайный человек  может  запросто
пойти на преступление, если посулить  ему  деньги.  И  очень  удивились,
когда Савенко отказался. В самом деле, ограбление, которое они  затеяли,
казалось  им  совершенно  безопасным  -  собирались  обобрать   старика,
которому давно шел девятый десяток,  Михаила  Ивановича.  Почему  именно
его? А он был родственником Митрова. Не так страшно.
   Выгнав водителя из машины, отправились в район, где жил старик.
   Ограбление удалось. Вломились в  масках,  какие-то  черные  тряпки  с
прорезями для глаз на лица навесили, ножами размахивали, начали  Михаилу
Ивановичу тампон с эфиром под нос совать. А он возьми да и не испугайся!
Но  силы,  в  конце  концов,  оказались  неравны,  сумели  со   стариком
совладать.
   А  через  месяц  новое  преступление.  На  этот  раз  отправились   к
родственнику Урицкого - родному дяде. Этот помоложе оказался  -  восьмой
десяток шел Ивану Андреевичу.  Несколько  дней  пытались  трое  здоровых
мужиков  ворваться  в  дом,  но  все  не  получалось.   И   почтальонами
прикидывались, и соседями, и воды просили напиться,  но  Иван  Андреевич
почувствовал неладное и дверей не отпирал. И тогда, озверев, иначе и  не
скажешь, бандиты принялись взламывать двери - наружную, внутреннюю,  еще
одну... Деревенька была глухая, дом стоял на окраине, бояться некого.
   Иван Андреевич тоже не  испугался.  Он  встретил  незваных  гостей  с
ружьем в руках. Но в последний момент не решился в человека  выстрелить,
послал заряд в пол. Его тут же свалили,  связали,  начали  бить  ногами,
прикладом, деньги начали требовать.
   - А, вам деньги, - с усмешкой протянул старик. - Вон на лавке  лежат,
под полотенцем.
   К лавке первым бросился Митров, он всегда к деньгам первым  поспевал.
Нашел, тут же  половину  себе  сунул,  а  остальным  потом  сказал,  что
маловато денег-то оказалось...
   Такие нравы были у приятелей.
   Только на суде выяснилась эта маленькая подробность.
   А  Иван  Андреевич,  узнав,  что  преступников   задержали,   написал
следователю письмо, в котором просил все деньги, которые у него отняли и
которые те обязаны были возместить, отдать детям погибших милиционеров.
   Так и сделали.

***

   Вернемся в ту июньскую ночь, к совхозному Дому культуры.
   Анатолий Берневега возится в машине - пытается по рации  связаться  с
район делом внутренних дел. Это ему не удается. Рация,  как  выясняется,
работает только на прием. Он слышит голос дежурного, может  оценить  его
беспокойство, но не в состоянии ничего сообщить, объяснить положение.  А
это сейчас было бы очень кстати, потому  что  из  городского  управления
дежурный получил сообщение в таком виде: ?ограблена  касса  совхоза?.  И
оперативная группа выезжала не на  задержание,  группа  выезжала,  чтобы
найти свидетелей, следы, установить сам факт  преступления.  Поэтому  на
всех был только один пистолет - у Николая Плыгуна.  И  еще  потому,  что
стояла душная жаркая ночь, пистолет казался булыжником,  таскать  его  с
собой без дела просто не было сил.
   По-житейски это так понятно!
   Но главное было в  другом  -  пистолет  для  Павла  Кравцова  не  был
предметом первой  необходимости.  Не  в  оружии  была  его  сила,  не  к
пистолету прибегал он в самые  трудные  моменты.  И  в  этом  тоже  была
причина того, что цветы к его  могиле  принесли  не  только  друзья,  не
только рабочие завода, где он когда-то трудился, цветы принесли и те,  с
кем ему немало пришлось повозиться, и даже те, кто его усилиями оказался
на какое-то время в заключении. Они не выступали на траурном митинге  и,
понимая двусмысленность своего положения, пришли молча и молча ушли.
   Один из товарищей Павла Кравцова рассказал, как он  оказался  однажды
по своим делам в детской колонии.  К  нему  несмело  подошел  стриженный
парнишка и, не зная, позволено ли ему задавать вопросы человеку в форме,
все-таки спросил:
   - А правда, что дядю Павлика убили?
   А  получив  подтверждение,  убежал,  расплакавшись,  повторяя:   ?Ах,
сволочи! Какие сволочи!"
   Вот отрывок из письма, которое пришло на имя Павла Кравцова уже после
его смерти...
   "Здравствуй, дядь Павлик! Пишу вам впервые и очень волнуюсь, думая  о
том, что вряд ли вы захотите мне ответить. Находясь сегодня вот  в  этих
местах, решил вам написать. Вы, конечно, будете удивлены  этому  письму,
но так уж получилось, дядь Павлик, что я оказался за решеткой.  Вы  меня
тогда простили, надеялись, что я человеком стану, но не смог я оправдать
ваше доверие и очень  жалею  теперь,  переживаю,  когда  вспоминаю  наши
разговоры. Все в моей судьбе получилось  так,  как  вы  мне  и  говорили
тогда..."
   Тринадцать ножевых ран было на теле Павла Кравцова. Его  ладони  были
изрезаны, в схватке он хватался за лезвия ножей бандитов. Потом уже было
установлено, что он вырвал дверную ручку и какое-то  время  дрался  этим
кусочком металла, задерживая  преступников  на  какие-то  секунды,  пока
мчалась  по  улицам  города  вторая  машина  с  оперативной  группой  из
городского управления.
   На суде Судов обмолвился,  что  будь  у  Кравцова  в  руках  хотя  бы
табуретка, он бы искрошил их там всех...

***

   Павел Кравцов начинал с ремесленного училища,  получил  специальность
слесаря. Потом работал на Одесском автосборочном заводе,  быстро  освоил
профессию, стал одним из лучших специалистов предприятия, ему  присвоили
высший разряд. Но работа не могла поглотить всех его сил. Он  включается
в общественную работу, организует на заводе  спортивные  секции.  И  при
такой  вот,  казалось   бы,   разбросанности,   проявляет   удивительную
целеустремленность, верность своим детским увлечениям. Павел еще в школе
строил  модели  самолетов,  планеров,  а,  поступив  на  завод,  занялся
парашютным спортом. Когда наступило время служить в армии, Павел Кравцов
пошел в воздушные войска - еще один пример последовательности.  Он  стал
десантником,  стрелком-радистом.  После  армии,  Павел   Кравцов   снова
поступает на автосборочный  завод.  Его  там  хорошо  помнят  и  решение
вернуться воспринимается, как нечто совершенно естественное.
   Одно только перечисление его общественных обязанностей  того  времени
дает достаточно полное представление об активности натуры, об интересах,
масштабе личности.  Поступив  в  заготовительно-прессовый  цех,  Кравцов
вскоре становится членом цехового комитета  комсомола,  его  избирают  в
районный штаб ?комсомольского  прожектора?.  В  общежитии  завода  он  -
председатель бытового совета. Прибавьте сюда и то, что Кравцов - капитан
заводской  команды  по  морскому  многоборью.  До  того  не   блиставшая
спортивными достижениями, она становится  чемпионом  района,  на  равных
состязается с лучшими спортсменами города. И еще Павел Кравцов нештатный
оперуполномоченный по делам несовершеннолетних отдела уголовного розыска
при районном отделе внутренних дел. И  вечерняя  школа.  Без  отрыва  от
производства, без отрыва от всех  своих  многочисленных  нагрузок  Павел
Кравцов получает среднее образование.
   Да, нагрузки немыслимые, если считать их нагрузками. Но для  Кравцова
это было единственно возможное существование. Широта интересов позволяла
ему сделать правильный  выбор  в  жизни,  ему  было  из  чего  выбирать:
производство, общественная деятельность, спорт, милиция...
   Он выбрал милицию.

***

   Вооруженный  обрезом  Зиновий  Дичук,  увидев,  что   вокруг   здания
собираются люди, бросился наверх, где  его  приятели  прожигали  дыру  в
сейфе.
   - Там люди! - крикнул он. - Люди!
   - Ну и что? - ощерился Судов, на секунду оторвавшись от сейфа. - Ну и
что?
   - Бежать надо!
   - Успеем! - Сулов был уверен, что взяв деньги, они  вырвутся,  сумеют
унести ноги. Сходило до сих пор, сойдет и  сейчас.  Совсем  недалеко,  в
соседнем переулке стоит наготове машина, главное - добраться до  машины.
С обрезом, с  ножами,  готовые  на  что  угодно,  они  пробьются  сквозь
безвольную, робкую толпу. - Запри дверь! - приказал Судов.
   Заложив найденную тут же швабру в дверную ручку, Дичук остался стоять
у входа, прислушиваясь к голосам снаружи здания.  Время  от  времени  он
поторапливал  Сулова  и  Урицкого,  которые  никак  не  могли  вывернуть
вспоротую" дверь  сейфа.  Уже  не  сдерживаясь,  не  стараясь  сохранить
тишину, они гвоздодером выворачивали крепежные рычаги запора.
   - Быстрей! - стонал у двери Дичук. - Кажется, идут...
   В это время со стороны вестибюля  к  двери  подошел  Николай  Плыгун.
Увидев свет, бьющий из-под  двери,  он  понял,  что  преступники  здесь.
Рванув несколько раз дверь, Плыгун чуть не до смерти  напугал  Дичука  -
тот бросился  в  глубину  коридора  поближе  к  вожаку,  словно  надеясь
получить у него защиту и спасение.
   Когда Николай Плыгун все-таки взломал дверь и ворвался  в  полутемный
коридор, на него  дохнуло  автогенной  гарью,  а  в  глубине  он  увидел
несколько человек, скорчившихся над сейфом. Даже сейчас  преступники  не
могли оторваться от железного ящика, набитого деньгами.
   - Ложись! - крикнул Плыгун, входя в коридор. - Ложись, стрелять буду!
   И сделал первый выстрел вверх. В потолок.  Преступники  поднялись  во
весь рост, подняли руки.
   Но не легли.
   - Ложись! - крикнул Плыгун и второй раз выстрелил вверх.
   Они продолжали стоять. Неподвижно. Только Дичук все  пытался  достать
что-то из-за спины.
   Плыгун третий раз выстрелил в потолок. Три  дыры  от  пуль  и  сейчас
видны в потолке совхозного Дома культуры. Во время недавнего ремонта  их
не заделали. И, наверно, правильно сделали. Они остались напоминанием  о
трагических событиях той ночи. По направлению  следов  пуль  на  потолке
можно точно определить, как с каждым выстрелом Николай Плыгун все  ближе
подходил к преступникам...
   - Ну что же вы! -  бросил  Судов  своим  дружкам.  И  Зиновий  Дичук,
спортивный, с хорошей реакцией, нанятый в качестве ударной силы,  понял,
что эта команда  касается  в  первую  очередь  его.  И,  улучив  момент,
бросился вперед, Николай успел выстрелить, ранил преступника в плечо. Но
их разделяло совсем небольшое расстояние и  Дичук  сумел  дотянуться  до
Плыгуна, сумел ударить по пистолету.
   Случилось невероятное - этот удар пришелся  как  раз  в  тот  момент,
когда происходил выброс патрона. И  патрон  заклинило.  Было  ясно,  что
пистолет уже стрелять не будет. И Дичук, схватив  оружие  двумя  руками,
вывернул его от себя вверх. На суде он охотно показал, как  это  сделал.
Завладев пистолетом, Дичук бросился вдоль коридора, вниз,  по  лестнице,
на улицу.
   Судов и Урицкий, уже готовые было  сдаться,  бросились  с  ножами  на
Николая Плыгуна. Именно в этот момент, оказавшись безоружным перед двумя
бандитами, он и позвал на помощь Павла Кравцова, этот его крик и услышал
Берневега. Анатолий, не раздумывая, бросился в здание и на  лестнице,  в
темноте столкнулся с Дичуком. Тот удирал от милиции, удирал от своих  же
- был у них уговор, что в случае если кто окажется раненым, добивать.
   И чужих, и своих.
   А Николай Плыгун пытался образумить  преступников,  он  еще  надеялся
доказать им, что они проиграли в любом случае, но Сулова и Урицкого  уже
ничто не могло  образумить.  Два  ножевые  удара,  которые  они  нанесли
Плыгуну, оказались смертельными.
   Схватка с Павлом Кравцовым была более продолжительной. И был  момент,
когда он заставил отступить бандитов, потеснил их  в  глубину  коридора,
когда нельзя было  сказать  наверняка  кто  победит  -  столько  ярости,
столько силы было в Кравцове.
   Когда Анатолий Берневега вбежал  в  коридор,  его  словно  обожгло  -
Николай и Павлик лежали мертвые. Он  как-то  сразу  понял,  что  они  не
ранены, что они мертвые. Те самые ребята, перед которыми он преклонялся,
которых привез сюда несколько минут назад. Вокруг все  было  в  крови  -
стены, пол, и два типа с ножами тоже были перемазаны в кровь...
   И Толик Берневега, рыжий и непоседливый,  совсем  еще  мальчишка,  не
открыл дорогу бандитам, не отступил. Рассказывая об этом, он смотрел  на
меня с  недоумением,  словно  сам  не  понимал,  почему  он,  безоружный
милиционер-шофер, увидев своих мертвых товарищей, не смог уйти  от  них.
Он бросился вперед, зная, что перед ним убийцы, что они, не задумываясь,
уложат его тут же, в эти лужи крови, зная наверняка, что ему ни  за  что
не справиться с ними.  Анатолий  сумел  отнять  у  них  какую-то  минуту
времени, не больше, но и она не оказалась бесполезной. Нож вонзился  ему
в спину как раз в момент сокращения сердца, он прошел  в  миллиметре  от
сердца. Последнее, что он запомнил перед тем, как потерять сознание, это
несколько слов, которыми обменялись преступники...
   - Может, добить этого, рыжего?
   - Сам подохнет...  У  меня  удар  точный...  А  первое,  что  услышал
Анатолий, придя в себя, это  влажное  хлопанье  собственных  разрезанных
легких. И клокотанье крови в горле. Теперь он знает ощущение смерти, она
была совсем рядом. Отныне она пахнет для Анатолия автогенной  гарью.  Он
до сих пор не может переносить этот запах.  Это  запах  смерти,  которая
прошла в миллиметре от его сердца.

***

   Последнее время часто можно слышать,  читать  о  том,  что,  дескать,
преступность в значительной мере порождается  неблагополучными  семьями,
что отсутствие благотворного отцовского  влияния  очень  сказывается  на
подростке. Не отрицая этого, в общем-то, верного наблюдения, хочу только
заметить, что Анатолий Берневега как раз и вырос в семье, которую  можно
назва