не.
   Владимир уже готов был войти и растянуться на своей койке. Внезапно  лицо
его сморщилось, будто он вот-вот заплачет.
   И тут же он повернул назад,  уже  не  стараясь  стучать  потише,  тяжелой
походкой спустился по сходням и резким толчком отворил застекленную дверь "У
Полита". Посетители как раз собирались расходиться. Полит уже закрывал  свое
заведение.
   - Налей-ка, Лили!
   - Еще? - спросила она с упреком.
   - Не твое дело!
   И он принялся пить, безобразно,  рюмку  за  рюмкой,  уставившись  в  одну
точку. Остальные смотрели на него, обмениваясь  безмолвными  знаками.  После
четвертой  рюмки  Владимир  вытер  губы,  отошел  от  стойки,  наткнулся  на
ближайший столик. Он ничего и никого не видел. Зубы  его  были  сжаты.  Лили
увидела, что он на ощупь ищет ручку двери, и бросилась открывать.
   - Ну и нализался! - заметил вице-мэр, подойдя, в свою очередь, к двери. -
Его счастье, если не загремит в воду!
   Все остановились на пороге.  Лили  в  том  числе,  глядя,  как  Владимир,
шатаясь,  идет  по  молу.  Время  от  времени  он  останавливался,   и   все
недоумевали, что еще пришло ему в голову.
   Потом продолжал путь. Лили затаив дыхание  смотрела,  как  он  ступил  на
сходни. Казалось, он каким-то чудом сохраняет еще равновесие.
   - Да бросьте вы! Ему не впервой! - сказал Полит, закрывая ставни.
   Владимир и впрямь благополучно достиг цели. Равновесие он потерял  только
на железной лесенке люка и разом пересчитал все ступеньки,  а  Блини  сквозь
сон пробормотал по-русски:
   - Это ты?

***

   Все вдруг очистилось - небо, море, белые и розовые фасады домов,  красные
черепичные крыши, лодки, окружавшие  "Электру",  -  все,  до  самых  дальних
далей, все, вплоть до гор, словно заново окрашенных зеленью.  Только  мелкие
лужицы в углублениях грубых плит мола напоминали о недавних дождях.
   Был еще один, самый главный признак хорошей погоды: там,  на  набережной,
Полит уже натянул полосатый красно-желтый тент над своей витриной, а сам он,
в белом костюме, расставлял на террасе столики и зонты от солнца.
   Владимир, лежа на койке, прислушивался к равномерным звукам, доносившимся
с палубы, а поднявшись туда,  посмотрел  вниз  и  тотчас  же  увидел  Блини,
сидевшего в подвешенном ялике и занятого чисткой борта яхты.
   - Мой хорошенький кораблик...
   Это тоже было одно из его любимых присловий! Он просто молился на  свежую
краску,  полированное  дерево,  надраенную  медь.  Нередко  случалось,   что
какое-нибудь рыбачье суденышко ударялось о борт "Электры" и сдирало  с  него
краску, на одном и том же месте, неизменно.
   И точно так же неизменно Блини час за часом счищал потрескавшуюся  краску
и тщательно восстанавливал ее заново.
   Был уже довольно поздний час. Солнце выглянуло из-за мыса Антиб,  и  лучи
его играли на гладкой поверхности моря,  едва  взволнованной  легкой  зыбью,
оставшейся на память об утихшей буре.
   - Дезирэ здесь, - объявил Блини, подняв голову. Они с Владимиром  слишком
много времени проводили вместе, чтобы еще здороваться и прощаться.  Владимир
повернулся к набережной и увидел там синий лимузин и  водителя  в  шоферской
форме, сидевшего за столиком в кафе "У Полита".
   - Что ему надо?
   - Не знаю... Он только приехал.
   До того как в их жизнь вторглась Элен, Владимир и Блини обычно  умывались
на палубе из брезентового ведра, но теперь они на это  уже  не  решались,  и
Владимир спустился в кубрик, чтобы привести себя в порядок.
   - Надо отвезти аккумы на зарядку! - крикнул  ему  Блини,  не  вылезая  из
ялика.
   Аккумуляторы заряжались от маленького моторчика, но он уже  целую  неделю
не работал. Значит, надо было везти в  город  эти  аккумуляторы,  снабжавшие
яхту электроэнергией.
   Может быть, Жанна  прислала  Дезирэ,  потому  что...  Владимир  оттягивал
минуту встречи с шофером, который пил аперитив, листая утреннюю  газету.  По
ту сторону тонкой перегородки что-то зашуршало. Элен! Что она делает?
   Наконец он вышел на палубу, бросил опять взгляд на Блини  и  заметил  две
удочки, свисавшие с ялика. Это была  еще  одна  прихоть  кавказца  -  упорно
заниматься рыбной ловлей и радоваться  случайному  улову,  когда  ему  вдруг
попадался угорь или, на худой конец, спрут.
   - Надо бы найти тачку, отвезти аккумы! - сказал он. Тут Блини взорвался:
   - Значит, за тачкой идти тоже мне? А ты-то чем занят? Я вот уже два  часа
работаю! Я стряпаю, я прибираю, я все тут делаю, а ты...
   Владимир отлично знал, что Блини поворчит-поворчит, но все сделает. Такой
спектакль разыгрывается по десять раз на день, а потом кавказец  отправлялся
в путь, и нетрудно было заметить, что, идя по молу, он все время ворчит себе
что-то под нос.
   А что если пропажу кольца уже обнаружили... Он спустился в кают-компанию,
хотя делать там было нечего. Солнце било  прямо  в  иллюминаторы,  и  воздух
казался густым и пряным. Владимир не сразу заметил Элен,  которая  сидела  в
темном уголке и писала письмо. Она подняла голову как раз в тот  миг,  когда
он ее увидел.
   - Здравствуйте, мадмуазель, - сказал он, снимая фуражку.
   Элен только слегка кивнула, не спуская с него глаз. Он не знал, как вести
себя. Никаких дел тут у него не было. Девушка терпеливо дожидалась, чтобы он
ушел.
   - Шофер приехал, - сообщил он.
   - Знаю.
   - Ах, так! У него было поручение к вам?
   - Нет.
   Вот так они всегда и разговаривали.  Она,  всегда  оставалась  спокойной.
Впрочем, удлиненное лицо ее, с матовой кожей и  темными  глазами,  казалось,
было создано для этого выражения спокойствия.  Посетители  кафе  "У  Полита"
находили ее высокомерной и заносчивой, потому что она ни разу там не была  и
ни с кем не разговаривала.
   - Хотите, я вам приготовлю моторную лодку? Он знал, что Элен любит ездить
в одиночестве на моторке на остров Сент-Маргерит или вокруг мыса Антиб.
   - Спасибо, не надо.
   - Я чем-нибудь могу быть вам полезен?
   - Нет!
   Все еще глядя на него, девушка  покусывала  кончик  авторучки.  Кому  она
пишет? Невольно он бросил взгляд  на  голубоватую  бумагу,  но  прочесть  на
обороте ничего не мог.
   - Может быть, передать что-нибудь вашей матушке?
   - Нет, не надо.
   Он вздохнул, еще раз осмотрелся по сторонам, кое-как попрощался и  вышел.
На молу он столкнулся с Блини, который вез тачку.
   - Ты куда?
   Владимир раздраженно ответил:
   - Поговорить с Дезирэ.
   - И ты воображаешь, что я один потащу аккумы?
   - Сейчас вернусь...
   Но к полудню его все еще не было. Блини попросил  помощи  у  Тони-рыбака,
который чинил сеть, сидя у себя  в  лодке,  и  повез  аккумуляторы  в  гараж
Гольф-Жуана.
   - Хозяйка за мной прислала? - тихо спросил Владимир, садясь на террасе за
столик напротив Дезирэ.
   - Она вчера легла спать еще до полуночи. А утром поднялась сама  не  своя
от злости.
   - А что она сказала?
   - Ничего! Чтобы я за вами поехал... Бриллиант, никаких сомнений!
   - Лили! - позвал он. - Принеси белого вина, анчоусов и маслин.
   - А не хотите ли морских ежей? Немой принес только что...
   Шофер ждал, просматривая газету. Он не спешил. Ничто его не трогало.
   - Эге! Вот я, пожалуй, возьму морских ежей. Вы угощаете?
   Два-три рыбака, сидя  в  своих  суденышках,  приводили  в  порядок  сети,
которыми не  пользовались  целую  неделю.  Подальше,  возле  скал,  медленно
скользила лодка, а ее владелец вытаскивал из воды, одного за другим, морских
ежей.
   - А что они делали вчера вечером? - спросил Владимир.
   - Не знаю. Когда я вернулся, хозяйка уже спала. Остальные ругались.  Граф
говорил, что утром уедет...
   - И уехал?
   - Нет! Утром разразился  новый  скандал!  Хозяйка  всех  вызвала  к  себе
наверх! Из сада, из самой глубины, было слышно, как она орет...
   Владимир старался использовать последние  минуты  спокойной  жизни  и  ел
анчоусы так же хладнокровно, как всегда.
   - Она ничего особенного не говорила?
   - По-моему, упомянула полицию...
   Шофер макал  хлебные  корочки  в  соус  морских  ежей,  запивая  большими
глотками белого вина.
   В это время Блини на яхте ждал, чтобы ему помогли погрузить  аккумуляторы
на тачку. Красивый парусник, покинувший Канн, должно  быть,  нынешним  утром
стоял на рейде, и паруса его свисали в недвижном воздухе.
   - Идем?
   Лили перемывала стаканы в прохладной тени  кафе  и  наблюдала  за  обоими
мужчинами, в особенности за Владимиром,  на  котором  и  следа  не  было  от
вчерашнего опьянения.
   - Если кто меня спросит, я сейчас вернусь!  -  крикнул  девушке  Полит  и
направился к рынку.
   - И я ухожу, - вздохнул Владимир, вставая и направляясь к синей машине.
   В последний раз он обернулся на "Электру" и  увидел  полосатую,  белую  с
синим тельняшку Блини.
   - Поехали!
   Он уселся рядом с Дезирэ, который курил сигарету и лихо брал виражи. Один
раз они чуть не налетели на автобус. Дезирэ и глазом не моргнул.
   - По-моему, Пьеру с женой досталось на орехи за вчерашнее...
   - А!
   Владимир и не слышал, что тот говорит. Сигарета его потухла. Он  вспомнил
голос Элен и подумал, что голос ее похож на голос матери,  только  не  такой
хриплый.
   - Как думаете, установится теперь погода? Владимир удивленно взглянул  на
Дезирэ. Он опять не слышал его слов и недоумевал, о чем говорит его спутник.
   А шоферу до этого было мало дела, и он только заметил:
   - Ох и надрались же вы, должно быть, вчера вечером!  В  "Мимозах"  старик
садовник разравнивал граблями песок на аллеях  и  собирал  ветки,  сорванные
бурей с кустов. В парке было полно красных и желтых цветов, солнечные  блики
и тени ложились причудливой мозаикой.
   Едва Владимир вышел из машины, как кто-то с рыданиями бросился к  нему  в
объятия.
   - Ужас какой! Идемте скорей! Какой позор! - стонала Эдна, глотая слезы. -
Вы-то хоть образумьте ее!
   И шведка потащила его к залитому солнцем крыльцу.

Глава 3

   Никто вечером не мог бы рассказать во всех подробностях о событиях  этого
дня. Да никто и не захотел бы  рассказывать.  Драма  складывалась  из  таких
слов,  жестов,  взаимоотношений,  которых   потом   стыдятся   больше,   чем
преступления.
   Прежде всего, сцена в гостиной... Эдна вне себя тащит Владимира к  дверям
дома... А кругом, весь день, до  самого  вечера,  властвуют  солнце,  весна,
какой-то особенный воздух, словно над небом и землей пропел рожок, мгновенно
вернув к жизни цветы, лужайки и море.
   Во всем чувствовалась  Пасха,  и  казалось,  вот-вот  появятся  на  улице
девочки и мальчики, идущие к первому причастию.
   - Она наговорила мне такие чудовищные вещи, Владимир!
   Бывает так, что, узнав о смерти близкого человека, женщина  на  мгновение
забывает о том, как  она  выглядит,  забывает  о  самоуважении  и  плачет  с
искаженным лицом, пока наконец, сморкаясь, не постарается это  сделать  хоть
чуть-чуть эстетичней.
   Но ни Эдна, ни кто-либо из живущих в доме уже  ни  о  какой  эстетике  не
думали.
   - Она меня даже шлюхой обозвала... - Дыхание Эдны сбивалось, она  мяла  в
руках платочек.
   Открылась дверь гостиной. Появились граф  де  Ламотт  и  Жожо.  Садовник,
поднявшись задолго до обитателей виллы, заполнил все вазы цветами,  полагая,
что день будет такой, как обычно.
   - Входите, Владимир! - четко произнес Ламотт. - Не  мешай  мне  говорить,
Эдна...
   Он хотел держаться с достоинством и решительностью. У  него  были  тонкие
усики, но, на его беду, в это утро один ус обвис.
   - У меня есть два свидетеля, следовательно, я могу подать в суд...
   - Она нас попрекала тем, что мы у нее ели... Она даже заявила,  что  я  с
вами спала, Владимир! Ну скажите  сейчас,  при  моем  женихе,  -  разве  это
правда?
   В голосе ее звучали  драматические  нотки.  А  ведь  это  и  впрямь  было
правдой! Не совсем, но почти что. Однажды вечером, когда все перепились, они
лежали вдвоем на диване, в полутьме...
   - Клянусь!
   - Я верю вам, Владимир, - нервно произнес граф. - Но согласитесь, я  буду
требовать извинений. Она заперлась вон в той комнате...
   Он указал на дверь в будуар, служивший кабинетом. Граф заговорил громче:
   - Она, конечно, по своему обычаю, подслушивает под дверью,  но  я-то  как
раз хочу, чтобы она слышала...
   Жожо ничего не говорила и только лихорадочно вертела в руках платок.  Она
была  в  пижаме,  поверх  которой  набросила  пальто,  и  время  от  времени
прикрывала грудь отворотами.
   - А что именно произошло? - спросил наконец Владимир.
   - Да мы толком едва смогли понять...  Она  ворвалась  как  фурия  в  наши
спальни с  криком,  что  у  нее  украли  бриллиант  ценой  в  пятьсот  тысяч
франков... Перевернула все ящики, шарила в них...
   - Я требую, чтобы позвали комиссара полиции! - повторял граф.
   - Я тоже!
   - Пусть расследуют...
   Внезапно приоткрылась дверь маленькой гостиной, Жанна Папелье заглянула в
комнату и спросила:
   - Владимир приехал?
   Потом увидела его, вошла и обратилась к нему по-русски.
   - У меня украли бриллиант, - объяснила она.  -  Я  всем  велела  остаться
здесь. Правильно я сделала, Владимир? А все они как заорут!..
   Она посмотрела Эдне прямо в глаза.
   - Что я нашла у тебя в ящике?
   - Я его не брала... - пробормотала Эдна.
   - Тебе легко говорить, воровка! А как в твоих вещах оказалась моя золотая
зажигалка? Собиралась отдать ее мне, скажешь? А я-то еще только  на  прошлой
неделе подарила тебе кольцо с опалом!
   Эдна взглянула на свою руку, сорвала с пальца кольцо и бросила на пол.
   - Забирайте! Мне его не надо!
   - Нет уж, спасибо! Получила, так носи! Жанна подобрала с  пола  кольцо  и
положила на стол перед шведкой.
   - Слыхала? Я не возьму его. И  вот  что  я  тебе  скажу:  я  тебе  его  и
подарила-то потому, что опал приносит несчастье...
   - Владимир считает, что надо позвать полицию.
   - Правда, Владимир?
   - Я? Ничего такого я не говорил...
   - Видишь, что у меня за гости?  Утром  просыпаюсь  в  чудном  настроении,
думаю - вот будем весь день  жариться  на  солнышке  на  палубе...  Открываю
шкатулку - и вижу...
   - По-моему, все же не стоило нас-то подозревать... - вздохнула Жожо.
   - А ты молчи! Тебе  вообще  следует  помалкивать.  Если  я  вздумаю  тебя
прогнать, мне еще придется твой билет оплатить...
   Лица у всех были перекошены. Глаза бегали. Владимир  заметил,  что  Эдна,
будто машинально, взяла со стола опаловое кольцо, но еще боялась надеть  его
на палец.
   - Я обыскала комнату Дезирэ и всех слуг. Что ж, я не имею права  обыскать
моих гостей?
   - Разные люди тут входят и выходят, - намекнула Жожо, глядя в окно.
   - Куда, ко мне в спальню?
   - Правильно, - подхватил Владимир. -  Поэтому  я  хочу,  чтобы  осмотрели
также наши каюты на яхте...
   Каждый  играл  какую-то  роль.  Каждый   преувеличивал   возмущение   или
самоуверенность  точно  так  же,  как  Жанна  Папелье  преувеличивала   свою
грубость.
   - И я-то еще этих людей кормила, содержала!
   - Больше вам кормить нас  не  придется,  -  высокомерно  заявил  граф  де
Ламотт.
   - А ты не строй из себя умника! Еще  вчера  ты  чуть  не  втянул  меня  в
какое-то темное дело с кино, благо я была пьяной... Так как же, Владимир?
   Ее  голос  менялся,  когда  она  обращалась  к  нему.  В  ее  негодовании
намечалась некая пауза.
   - Ты действительно думаешь, что надо отправиться на яхту?
   - Я хочу, чтобы с нас было снято подозрение, - ответил он.
   - Ты приехал на машине?
   Машина  стояла  перед  гаражом,   поблескивая   на   фоне   его   темного
прямоугольника.

***

   Все втиснулись в  автомобиль.  Жанна  уселась  рядом  с  Дезирэ,  избегая
соприкосновения со своими гостями.
   На улицах Канна они не увидели детей, идущих к  первому  причастию,  зато
полно было мужчин в белых  брюках,  женщин  в  легких  платьях,  молоденьких
цветочниц, пританцовывающих  на  перекрестках.  Автобусы  были  переполнены.
Жители высыпали из домов  и  разгуливали  по  берегу,  поглядывая  на  море,
усеянное сотнями маленьких парусов.
   - Ну а ты что думаешь об Эдне? - спросила по дороге Жанна у Дезирэ.
   - Не знаю.
   - По-моему, она чем-то больна. Вот уже два года,  как  она  помолвлена  с
Ламоттом, а я знаю, что она не спит с ним. Мне сдается, что  она  не  может,
что-то у нее не так устроено, как у других. Надо будет Владимира спросить...
Он-то, должно быть, пытался, уж я его хорошо знаю!
   Повернули налево, поехали вдоль берега и увидели  "Электру",  стоящую  на
якоре в крошечном порту.
   Владимир, сидя в машине, всю дорогу выслушивал возмущенные или угрожающие
речи. Он заметил, что опал уже вновь красуется у Эдны на пальце и что  Жожо,
надев второпях платье, забыла его застегнуть.
   В сотне метров от мола  обе  женщины,  будто  сговорившись,  одновременно
напудрились.
   А Владимир смотрел прямо перед собой. Он охотно зашел бы к Политу хоть на
минутку, чтобы осушить стакан чистого спирта. Но не решался. Он  видел,  как
Лили на террасе ставит на столики вазы с цветами, как каждый день, ничего не
подозревая,  и,  наверно,  думает,  что  эта  компания  едет  веселиться  на
"Электру".

***

   Когда они вышли из машины, Элен нигде не было видно. Только поднявшись на
палубу, они увидели ее в глубоком шезлонге с книгой в руке. Она взглянула на
мать и ее друзей с досадой, чуть ли не с боязнью.
   - Знаешь, что случилось? - заявила Жанна, сухо и быстро  поцеловав  ее  в
лоб. - У меня украли бриллиант, тот самый, большущий, ценой в пятьсот  тысяч
франков.
   Тут же она наклонилась, поддала  ногой  валявшийся  на  палубе  разводной
ключ, поискала глазами Блини и прорычала:
   - Это еще что такое?
   Она неделями не обращала внимания ни на обслуживание, ни на порядок, будь
то на вилле или на яхте.  Потом  внезапно  подмечала  все  и  придиралась  к
малейшему упущению.
   - Должно быть, Блини этим пользовался,  когда  разбирал  аккумуляторы,  -
объяснил Владимир.
   - Разбирал аккумуляторы?
   - Да, их отвезли на зарядку.
   - А что же с нашим моторчиком?
   - Надо менять коленчатый вал.
   Она снова стала хозяйкой до кончиков ногтей. Бросила последний взгляд  на
разводной ключ, как бы давая понять,  что  еще  вернется  к  этому  вопросу.
Блини, который опять сидел в своем ялике  и  по-прежнему  скреб  борт  яхты,
посмотрел на нее. Он-то еще ничего не знал!  Купался  в  солнечных  лучах  и
ухмылялся во весь рот!
   - Поднимись сюда, - коротко бросила она.  По  молу  прохаживались  жители
городка, останавливались перед яхтой и рассеянно  глазели  на  нее.  Самолет
кружил над заливом.
   - Ну что же, Владимир?
   Жанна предоставляла  ему  руководить  этими  операциями.  Элен  встала  и
спустилась с книгой в  кают-компанию.  Эдна  нервно  постукивала  по  палубе
высокими каблучками, Ламотт-то зажигал сигарету, то бросал ее на  палубу,  а
Блини подбирал.
   - Кто-то украл кольцо, - пояснил  ему  Владимир.  -  Я  предложил,  чтобы
обыскали наши вещи.
   Блини уже не знал, улыбаться или  возмущаться.  Шествие  проследовало  на
нос, к открытому люку.
   - Спустись первым, - сказала Владимиру Жанна Папелье.
   В кубрике могли поместиться только двое. Она пролезла туда не без усилий,
а когда спускалась по лесенке, платье ее поднялось, открыв толстые,  опухшие
от артрита ноги.
   Владимир раскрывал вещевой мешок, вытаскивал из него одежду,  раскладывал
ее на койке. Вещей у него было немного: темно-синий костюм,  белая  фуражка,
несколько тельняшек, две рубашки, галстук.
   - Да  вижу  я,  вижу,  -  раздраженно  пробормотала  она.  Сверху  к  ним
наклонились головы гостей.
   - Блини! - крикнул Владимир.
   И вышел, уступая место приятелю.
   - Выложи свои вещи.
   Смотреть на это Владимир не стал. Он вышел на палубу и стал  смотреть  на
берег, на бистро Полита, где вице-мэр, усевшись  на  террасе,  читал  почту,
только что переданную ему почтальоном.
   Прошла минута, может быть - две. Потом раздался отчаянный крик,  и  Блини
выскочил из люка, как зверь, с искаженным лицом и сжатыми кулаками.
   - Кт