что  он  сам
сделал...
   Разве не преследовала его все время мысль, что Блини бродит где-то,  быть
может, поблизости от Гольф-Жуана, а быть может - здесь, в Гольф-Жуане?
   Чем больше пила Жанна Папелье, тем больше он презирал  ее.  Его  радовало
даже то, что она так подурнела, - теперь, прикованная к кровати, она уже  не
следила за собой, не подкрашивала волосы, а в открытый  ворот  рубашки  была
видна сеть мелких морщинок на шее.
   После выпивки она заводила разговор о дочери, предварительно удалив  Эдну
из комнаты.
   - Она с тобой никогда не говорит обо мне, Владимир?
   - Она со мной ни о чем не говорит.
   В эти минуты взгляд ее становился на редкость проницательным, и  Владимир
чувствовал, что они друг друга понимают.
   - Она приходит ко мне каждый день, потому что так полагается,  но  уходит
отсюда как можно скорее. Она больше болтает с сиделкой, расспрашивает  ее  о
каких-то технических подробностях...
   Может быть, эти две девушки стали друзьями? Однажды  вечером  Владимир  с
удивлением увидел, что сиделка явилась на яхту  и  весь  вечер  просидела  в
салоне с Элен. Потом она стала приходить, не обращая внимания на  Владимира.
Это была девушка лет  двадцати  пяти,  такая  же  спокойная,  как  Элен,  но
излишняя суровость и крепкое телосложение делали ее похожей на мужчину. Даже
имя ее не шло к ней - ее звали Бланш.
   Иногда Владимир, забравшись в машинное отделение, пытался  подслушать,  о
чем говорят между собой эти девушки, но говорили они так тихо,  что  ему  не
удалось ничего услышать.
   Жизнь опять становилась беспорядочной. Жанне уже нужны были  две  плоские
фляги в день, и она опять откровенничала, как прежде.
   - Как я несчастна, дружок мой Владимир! Каждый пользуется теперь тем, что
я не могу передвигаться. Эдна скучает. Я чувствую, что ей хотелось бы  пойти
поразвлечься без меня. Втайне все они жалеют  только  об  одном:  что  я  не
умерла. А я еще не собираюсь  подыхать!  Им  долго  придется  терпеть,  будь
уверен...
   Она беспокоилась:
   - Что ты делал весь день? Надеюсь, не ухаживал за моей дочерью?
   Вдруг, совсем иным голосом:
   - Слушай! Как ты думаешь: она еще девушка? Странно, что я  тебя  об  этом
спрашиваю... Но каждый раз, как я смотрю на тебя, я задаюсь этим вопросом...
   - Еще бы! - серьезно отвечал Владимир.
   - Ты говоришь "еще бы", но ничего в этом не смыслишь.  Вот,  например,  я
вышла замуж девушкой, а поверить этому не мог даже  мой  муж.  Странно,  как
подумаешь, что моя дочь в один прекрасный день... Передай-ка мне бутылку!
   Владимир смотрел на нее все более  тяжелым  взглядом.  Как-то  раз  Жанна
Папелье это заметила, и ее охватило что-то вроде недоброго предчувствия.
   - Владимир! - воскликнула она.
   - Что?
   - Почему ты так смотришь на меня?
   - Я?
   - Как будто ненавидишь... Или нет... Даже кажется, что... Не знаю толком,
что кажется... В общем, ты стал совсем другим.
   Немного позже она вернулась к этому вопросу.
   - Послушай, Владимир, я скажу тебе доброе слово, и ты его запомни:  мы  с
тобой можем ссориться... Подчас, может  быть,  даже  можем  ненавидеть  друг
друга. Я тебе много чего наговорю со  злости.  Но  понимаешь,  ведь  у  тебя
никого нет, кроме меня, а у меня - кроме тебя. Не веришь?
   - Может быть, и так.
   - Остальные-то, вокруг нас, просто звук пустой... А мы с  тобой  понимаем
друг друга, даже когда молчим. Вот ты смотришь на меня и думаешь - уродливая
старуха... А все-таки вынужден спать со мной! И ты мне тоже нужен...
   Они слышали шаги сиделки в соседней  комнате.  В  спальне  стоял  затхлый
воздух, несмотря на то, что окна были всегда открыты настежь.
   - Вспомни, что случилось у тебя с Блини!  Разве  я  тебя  хоть  раз  этим
попрекнула? Нет! Потому что я знала, что ты иначе поступить не  мог...  -  И
добавила, понизив голос:
   - Мне он тоже иногда мешал. Понимаешь ты, дурак этакий? Скажи, понимаешь,
подлюга?
   А потом шли угрозы:
   - Если ты меня когда-нибудь вздумаешь бросить - прямо не знаю, что я могу
натворить... Да нет, ты трус, ты меня не бросишь, знаю! Что с тобой станется
без меня?

***

   "Что с тобой станется без меня?"
   Тысячи  людей  вокруг  них,  причудливо  разодетые,  пили  на   террасах,
танцевали, часами валялись на солнце. В доме-башне жили  десятки  парочек  и
семейств. Машины сновали взад-вперед, беспричинно крякая, точно утки,  а  по
вечерам блуждающие тени мелькали то здесь, то там во влажной ночной тьме.
   Что-то сейчас делает Блини?  И  почему  в  этот  вторник  на  борту  яхты
разыгралась такая ужасная сцена?
   Владимир только что вытащил их сундука граммофон,  который  они  с  Блини
купили, заплатив поровну,  когда  жили  в  Константинополе.  Он  смотрел  на
граммофон, но не заводил его и думал, что эта вещь все  еще  принадлежит  им
обоим.  И  вдруг  невольно  прислушался  к  каким-то   неожиданным   звукам,
доносившимся из салона, тихим, однообразным звукам, похожим на рыдания.
   Не долго раздумывая, он выбежал на палубу и уже  собирался  спуститься  в
салон, когда люк резко захлопнулся у него перед самым носом.
   Это сделала мадмуазель Бланш, сиделка, бросившаяся ему наперерез. Она  не
плакала - стало быть, плакала Элен.
   Он не знал, что делать, куда себя деть, куда  идти.  Это  был  час  тихих
прогулок в наступающих сумерках. То одна, то  другая  пара  останавливалась,
разглядывая яхту.
   Владимир рискнул наклониться и заглянуть в иллюминатор и тут  же  пожалел
об этом, потому что понял: никогда ему не забыть того, что увидел.
   Элен не то полулежала, не то стояла на коленях на полу! На коленях  перед
сиделкой! И плакала. И как будто умоляла ее о чем-то.
   Владимир поспешно откинулся назад, так как мадмуазель Бланш повернулась к
нему с весьма нелюбезным выражением лица. Он стал ходить  по  палубе.  Потом
подумал, что внизу могут услышать его шаги и это смутит девушку.
   Он спустился на берег, машинально зашел  к  Политу  и  бросился  на  свой
диванчик в углу. Какие-то молодые люди  толпились  у  стойки.  Один  из  них
пытался погладить бедро  Лили,  а  она  отводила  его  руку,  поглядывая  на
Владимира.
   Он не заказал выпивки. Встал, не в  силах  усидеть  на  месте,  и  вышел,
охваченный страшным волнением, - ему казалось,  что  Блини  прячется  где-то
близко.
   С набережной он видел освещенные окна салона. Он все думал, плачет ли еще
Элен, и боялся двинуться вперед или назад. Вот и стоял неподвижно в темноте,
настороже.
   - Угостить вас стаканчиком, капитан? - предложил Тони.
   - Нет, спасибо.
   Он отошел в сторону,  потом  поднялся  на  палубу,  уселся  там  в  углу,
напрягая слух, и увидел, что в иллюминаторе каюты Элен зажегся свет. Но  та,
сиделка, все еще оставалась на яхте. Минуты  бежали  одна  за  другой.  Было
одиннадцать часов вечера, и на молу оставалось всего несколько парочек. Тони
с немым, сидя в лодке, готовили сети к ночной рыбалке.

***

   Наконец открылся люк салона. Мадмуазель Бланш вышла на палубу, уверенная,
что где-то здесь застанет Владимира.
   - На минутку, - сухо сказала она. Она  первой  спустилась  по  сходням  и
сделала несколько шагов по молу. Он шел следом за ней.  Она  остановилась  и
подождала его.
   - Я хочу, чтобы вы мне ответили на один вопрос как можно откровенней.
   Они помолчали. Владимир  поймал  неприязненный  взгляд,  устремленный  на
него, такой же презрительный, как взгляд Элен.
   - Это правда, что ваш приятель был вором?
   - Почему вы спрашиваете?
   - Отвечайте! Не бойтесь! И главное - не старайтесь понять,  вы  наверняка
все поймете неверно. Блини был вором?
   - Кольцо было найдено в...
   - Это я знаю! Я не спрашиваю, были ли вы его сообщником...
   Он молчал, уставившись на какой-то огонек на набережной.
   - Вы ничего не хотите мне сказать? - настаивала сиделка.
   - Я?
   - Да, вы! Впрочем, хватит. Я буду ночевать на яхте. Приготовьте мне койку
в салоне.
   В салоне были две дополнительные койки, которые днем, как в пульмановских
вагонах, откидывались к стене.
   Владимир спустился, а девушка осталась в ожидании на палубе.  Его  удивил
донесшийся до него сильный запах эфира. Ему казалось, что он все еще  слышит
тихие рыдания в каюте Элен.
   Вдруг послышался ее голос:
   - Это вы?
   - Я, - ответил он.
   - Где мадмуазель Бланш?
   - Сейчас спустится.
   Он постелил на матрац простыню. Сиделка бесшумно спустилась и сказала:
   - Хорошо, дальше я постелю сама.
   Он собирался выйти, но она остановила его.
   - Вы собираетесь ночевать на яхте? - спросила она.
   - Да, как всегда.
   - Нет, не всегда. Вы ведь иногда ночуете на вилле. Вы  не  могли  бы  это
сделать сегодня?
   - Хорошо.
   Она говорила так спокойно и властно, что он не  мог  не  подчиниться.  Он
понял, что должен покинуть яхту, но идти на виллу ему не хотелось.
   До часу ночи он оставался у Полита, так как  компания  молодежи  все  еще
была там и ради них кафе не закрывалось. В этот вечер  он  наконец  заметил,
что Лили влюблена в него,  но  это  ничуть  его  не  обрадовало  и  даже  не
польстило его самолюбию.
   - Вот дура-то! - буркнул он.
   Его даже  раздражало,  когда  она  обслуживала  посетителей,  то  и  дело
поглядывая на него и краснея, когда их глаза встречались.  Что,  собственно,
думает она о нем, что привело ее в такое волнение? Что она вообразила?
   Выпил он очень много. Это было ему необходимо. Потом оказался на пляже, в
полном  одиночестве,  только  чьи-то  шаги  доносились  к   нему   издалека.
Поставленные в ряд кабинки тянулись по всему  пляжу.  Он  попытался  открыть
одну, другую, наконец добрался до такой, где дверь не была заперта, и улегся
там, положив голову на согнутую руку. К трем часам  утра,  видимо,  поднялся
ветер, так как ему стало холодно и показалось,  что  волны  плещутся  совсем
близко от него.
   Когда он проснулся, по пляжу расхаживали двое мужчин,  подбирая  крючками
разбросанные бумажки. Они с удивлением смотрели, как он выходит из кабины, в
мятых брюках, с всклокоченными волосами.
   Его вдруг поразила мысль, что Блини, возможно, вынужден тоже спать где-то
в случайно обретенном убежище. Им чуть было не пришлось  так  провести  ночь
однажды зимой в Берлине, но в тот  вечер  нашелся  соотечественник,  который
привел их к себе на склад, забитый велосипедами.
   Когда он оказался возле кафе Полита, тот был уже на ногах  и  смотрел  на
него с заметным любопытством.
   - Уже встали? Вы были на вилле?
   Он не ответил. Сиделка тоже была уже одета и собиралась в путь. Она ждала
Владимира на палубе и пошла ему навстречу.
   - Вы были в "Мимозах"?
   - Нет!
   - Где же вы провели ночь?
   - Вот там. - Он указал на пляж. Она бросила  на  него  какой-то  странный
взгляд и вздохнула.
   - Послушайте. Вы должны присматривать за Элен. Не могу  вам  раскрыть,  в
чем дело, но лучше бы она не уходила куда-то далеко от яхты...
   - Она спит сейчас?
   - Да, спит! Не будите ее. Я скоро к ней вернусь. И она пошла прочь ровным
шагом, как человек, идущий на работу.

Глава 7

   Он спустился в салон, чтобы навести там порядок, и машинально  присел  на
краешек койки, на которой ночью спала сиделка. Подушка была еще  примята  ее
головой, и Владимир ясно представил себе темные волосы мадмуазель  Бланш  на
фоне белой наволочки и ее лицо, сохранившее даже во сне суровое выражение.
   Он открыл  иллюминатор,  чтобы  освежить  затхлый  воздух  салона.  Потом
вздохнул, встал, сложил простыню и одеяло, но его не  оставляла  мысль,  что
чуть раньше девушка одевалась здесь.
   Мысль  об  Элен,  спавшей  в  своей  каюте,  волновала  его,  а  простыни
мадмуазель Бланш вызывали в нем смутное отвращение. Но почему?
   Владимир чувствовал себя усталым. Он еще не успел побриться, и щетина  на
лице его сильно отросла.
   Он снова уселся, посмотрел по сторонам, стараясь догадаться, почему вчера
вечером Элен, всегда отлично владевшая собой, дошла до того, что всхлипывала
и стонала на глазах у этой чужой  женщины.  Шаги  за  дверью  заставили  его
вздрогнуть. Дверь открылась, Элен взглянула на него и отшатнулась.
   - Вы здесь! - воскликнула она.
   Элен, вероятно, решила, что в салоне находится сиделка,  так  как  пришла
туда в ночной рубашке, даже не пригладив волосы. На минуту она  вернулась  к
себе в каюту и вышла оттуда уже наспех причесанной и в халате.
   Владимир впервые видел ее такой, и  ему  казалось,  что  вокруг  нее  еще
витают ночные запахи.
   Подобно своей матери, подобно Жожо, подобно Эдне, она сунула босые ноги в
шлепанцы и, открыв стенной шкаф, достала оттуда бутылку минеральной воды.
   - Что вы здесь делаете? - спросила она наконец усталым голосом -  Прибрал
в салоне.
   - Мадмуазель Бланш давно ушла?
   - Еще часу не прошло.
   - Спасибо.
   Этим "спасибо" она его выпроваживала.  Поглядывала  на  люк,  ясно  давая
понять, что хочет остаться одна. Но Владимир, будто не  понимая  намека,  не
двигался с места и не сводил глаз с бутылки и стакана. Ему чудилось, что  на
столе лежит колода карт. И с одной стороны сидит Элен, с другой - Блини.
   "Вот этот и вон тот...".
   Он украдкой рассматривал девушку, ее потемневшие веки, усталые глаза.
   - Я же просила вас уйти, - произнесла она со своей обычной холодностью.
   На этот раз он встал, вышел на палубу, сел на бортовой поручень,  но  ход
мыслей его не прерывался. Собственно говоря, это были  не  мысли,  а  скорее
какие-то ощущения, которые он пытался связать друг с другом. В то  же  время
он то и дело оборачивался, смотрел, уж не подглядывает ли за ним Блини?
   Какой нынче день?  Вторник.  День,  когда  приезжает  муж  Жанны.  Сейчас
Владимир увидит его на вилле, в белом костюме и панаме; он скуп на  жесты  и
на слова, будто точно знает, какое количество их осталось ему потратить.
   Он позавтракает и уедет в Ниццу, где, как  обычно,  выйдет  на  прогулку,
перед тем как засесть в клубе за чтение газет.
   А Владимиру предстоит в который раз терпеть очередные Жаннины капризы!
   Он чувствовал себя усталым, физически и душевно. Смотрел на люк и  думал:
пора идти одеваться, а сил на это нет.
   Теперь ему стало ясно: все, чем он  занимался  прежде,  в  счет  не  шло.
Против собственной воли, он стал здесь в какой-то степени  слугой.  Да,  ему
случалось подыгрывать Жанне Папелье, но ведь жить-то надо было! Да, он играл
роль любовника, но ведь это было единственным  способом  внедриться  в  этот
дом...
   И пил он по всем этим причинам,  чтобы  забыться  и  не  осознавать  свое
положение.
   Одно только шло в счет, одно только никогда ему не простится - Блини.
   Теперь он даже не мог найти четкого ответа на вопрос зачем он это сделал?
Он все смотрел на люк затуманившимися  глазами  Ему  хотелось  поговорить  с
Блини по-русски Ему казалось, что он слышит его громкий ребяческий смех...
   - Владимир!
   Он вздрогнул, поглощенный этими мыслями до такой степени,  что  огляделся
по сторонам и только тогда увидел, что Элен выглянула из салонного люка.  Ее
бледность поразила его В салоне он этого  почти  не  заметил,  но  на  ярком
солнце его ужаснуло ее измученное лицо.
   - Прошу вас, спуститесь на минуту. Он пошел вниз вслед за ней. Она стояла
перед ним, а он не решался сесть.
   - Садитесь!
   - Но...
   - А я говорю  -  садитесь,  -  нетерпеливо  сказала  она.  -  Я  не  могу
разговаривать с вами, когда вы стоите.
   Это было так  непохоже  на  ее  обычную  манеру  разговаривать.  Рука  ее
теребила платочек.
   - Вы деньги любите? - спросила она вдруг, не глядя на него.
   Владимир даже не улыбнулся. Это было так неожиданно!  Он  был  не  только
равнодушен к деньгам, у него вообще отсутствовало чувство собственности,  до
такой степени, что он даже  часов  не  носил.  Дважды  покупал  и  оба  раза
оставлял в бистро, когда нечем было платить за выпивку.
   - Постарайтесь понять меня... - продолжала Элен, повернувшись к нему, - в
лице ее не было ни кровинки. - Вы мне нужны! Закройте люк...
   Он закрыл, да так и остался стоять..
   - Садитесь!
   Это была совсем не та Элен. В какое-то мгновение ему показалось, что  она
потеряла рассудок и этим-то можно  объяснить  слова  сиделки.  Она  говорила
отрывистыми  фразами,  то  не  находя  слов,  то  вдруг   выпаливая   их   с
головокружительной быстротой.
   - Когда все будет позади, я дам вам денег и вы уедете У меня есть немного
собственных денег. Наследство от отца.
   И все-таки она оттягивала решающий разговор. Налила себе воды  и  тут  же
забыла, не выпила.
   - Вы  мужчина...  Вам  легче  все  это  предпринять...  Мадмуазель  Бланш
отказалась...
   Кто-то завел свой лодочный мотор, раздались  выхлопы,  потом  их  сменило
ровное урчание.
   - Так вот, Владимир... Вы должны найти врача, который бы согласился...
   Владимир встал,  не  в  силах  произнести  ни  единого  слова.  Она  сухо
добавила, таким голосом, будто бросила ему в лицо ругательство:
   - Я беременна! Поняли наконец?

***

   Он стоял неподвижно, оцепенев.  Выражение  лица  его  было,  по-видимому,
таким странным, что Элен усмехнулась:
   - Вы удивлены?
   О, не из дружеских чувств обратилась она к нему! Ее  признание  вовсе  не
говорит о доверии, совсем напротив! Она презирает его. Вот почему она прежде
всего  упомянула  о  деньгах.  Кого  она  меньше  всего   может   стыдиться?
Разумеется, человека, который всегда находится в самом постыдном положении.
   Он был уверен, что она думает именно так.
   - Понимаете, что мне от вас  нужно?  Этот  ребенок  не  должен  родиться!
Скорее уж я сама умру, покончу с собой и с ним. Я знаю, что  есть  акушерки,
которые за это берутся. Разузнайте. Сделайте все возможное...
   Она не плакала, но казалось, она вот-вот рухнет на пол с  размаху.  Чтобы
поддержать в себе силы, она ходила и ходила  вокруг  стола,  а  Владимир  не
сводил с нее глаз.
   - Поняли? - повторила она, выведенная из себя его молчанием. - Почему  вы
молчите?
   - Мадмуазель... - пробормотал он.
   - Что "мадмуазель"? Комедию хотите ломать? Нет! Он  задыхался.  Глядя  на
стол, он словно видел опять на нем колоду карт, слышал смех Блини.
   - Вы сделаете то, о чем я прошу? Говорить об этом, разумеется, ни  с  кем
не следует. Впрочем, это и  в  ваших  интересах,  не  только  в  моих.  Вот,
возьмите!
   Она заранее приготовила деньги! Вынула из  ящика  пять  купюр  по  тысяче
франков и протянула ему.
   - На первые расходы...
   Внезапно Владимир  оперся  локтями  о  стол,  спрятал  лицо  в  ладони  и
заплакал. Никогда, никогда в жизни он не чувствовал себя  таким  несчастным.
Ему казалось, что он достиг последнего предела человеческого  страдания.  Он
не осмеливался взглянуть на девушку, а она, потеряв  терпение,  бросила  ему
как приказ:
   - Успокойтесь, пожалуйста! Ненавижу  такие  сцены...  Он  бы  и  рад  был
повиноваться, но  не  мог  справиться  со  слезами  и  шепотом  приговаривал
по-русски что-то непонятное Элен.
   - Вы слушаете, Владимир?
   Наконец  он  смог  вытереть  глаза  и  отнять  руки  от  опухшего   лица.
Пробормотал, глядя в сторону:
   - Это Блини?
   - Да, ваш дружок! - ответила она с ненавистью.  -  Сможете  потом  с  ним
встретиться и сказать ему...
   Он вышел, не взяв денег, не ответив ни слова. Он вышел, потому что был не
в силах там оставаться.
   - Владимир!
   - Да...
   - Могу я на вас рассчитывать? Слушайте хорошенько, это ведь не блеф. Если
вы в ближайшие дни не поможете мне, меня найдут в порту, на дне...
   - Да, - повторил он, сам не зная что говорит.
   - Вы сделаете все, что нужно?
   Он все-таки взял деньги, машинально сунул их в  карман  своих  полотняных
брюк. Выйдя наверх, он был поражен солнечным светом и оживлением на пляже.
   - Вы были здесь? - раздался чей-то голос. Он круто  повернулся  и  увидел
возле себя Эдну, в пляжной  пижаме  и  открытых  сандалиях,  сквозь  которые
блестели накрашенные ногти.
   - Вы не прокатите меня на моторке, Владимир?
   - Нет!
   - Что это с вами?