ает все
самое наболевшее, рассчитанное только на себя; чтобы избавиться,
таким образом, от груза переживаний. В минуты стресса такого рода
общение со своею душой чудесным образом помогает. Чувство,
выливаясь на страницы дневника, тем самым выплескивается и из
сердца, очищая его, а что может быть лучше...
     Впрочем, я отвлеклась. Последним из объемистого конверта я
извлекла нотариально заверенную копию завещания. Оно предоставляло
довольно значительные капиталы Гермашевскому, правда, в ценных
бумагах уже несуществующих компаний. Что-то из оставшегося
состояния, пока еще имеющего под собой реальную почву, отходило
бывшему мужу и его новой подруге. По-моему, не более чем знак
признательности к этому человеку. Часть домашней утвари
доставалось какому-то Ковалеву Сергею Алексеевичу из Нижнего. Кем
был этот человек и какую роль сыграл он в жизни Надежды - я не
знала и теперь узнать  не представлялось возможным. Да и стоит ли?
     Но главная насмешка в завещании доставалась на долю Кипарисова.
Ему отходило все из совместно нажитого имущества. Но, как
известно, Надежда так и не осуществила свои планы относительно
этого человека. Скорее всего, она и не хотела показывать ему
написанное, боясь, что предстоящий брак будет по расчету. Однако
не произошло даже этого. Кипарисов как-то быстро охладел к ней,
завещание переписать она не успела, или не хотела, понадеясь на
благоприятный исход.
      - Занятная история, - Лена вопросительно посмотрела на копию
завещания. - Конечно, Гермашевского по-своему жаль. Не повезло ему
с родственниками. Интересно, что он скажет, когда узнает о своем
богатом наследстве?
      - Очевидно, довольно скоро... Впрочем, скорее всего, он уже узнал
обо всем. Только вчера, - я неожиданно вспомнила трагическое
состояние Юрия вчерашним вечером. Теперь становилось понятно,
зачем же он отправился так поспешно в Москву, и почему психовал
перед этим.
      - С чего ты взяла? - спросила Стеклова, глядя на меня в упор.
     Я рассказала обо всем, чему была невольной свидетельницей
последние сутки. Лена сопоставила факты, сперва про себя, затем и
вслух.
      - Да, как ни странно, но на сей раз в своих предположениях ты не
ошиблась.
     Я только усмехнулась про себя. Потом вспомнила письмо из Самары и
поинтересовалась:
      - Кстати, а что там с Петровкой? Тебе не кажется, что они слишком
быстро во всем разобрались?
      - Это их дело, - отреагировала Стеклова. - Мне, откровенно говоря,
лень забивать подобными вещами себе голову. И тебе не советую. У
тебя и так занятие на отпуск нашлось.
      - Это точно.
      - Как думаешь, успеешь закончить возню до конца отпуска?
      - Понятия не имею. Сама видишь, как разворачивается дело. Я о
таком и предположить не могла.
      - Признаюсь, я тоже.
      - А ты-то что?
      - Я тоже думаю, особенно когда свободна.
      - То есть сейчас?
      - Ну да.
     Я собрала материалы, в беспорядке разбросанные по столу в одну
приличную стопку. Теперь они выглядели менее внушительно, не
заполняя собой все возможное пространство, но зато, место было
очищено.
      - Тебе они нужны? - осведомилась я у подруги, указав рукой на
пачку.
      - Кое-что, думаю, понадобиться, - ответила она, деловито заталкивая
кучу бумаг в сумочку. Ей это сделать не удалось, даже разгрузив ее
полностью.
      - Видимо, что-то придется оставить, - грустно сказала она и
посмотрела на меня. - А как ты?
      - Завещания и нескольких пленок с меня вполне достаточно. Но если
хочешь...
      - Ладно, дневник и часть фотографий я оставлю тебе. Я уже
замучилась таскать это все в руках. Так что пусть хоть здесь
попылятся.
      - Ладно. Только бы Гермашевский до них не добрался.
      - Кстати, ты права. Мало ли что случиться может. - Лена еще раз
постаралась запихать бумаги, но была вынуждена бросить это
занятие. Пришлось мне помочь ей рассовать их по карманам блейзера.
Но большая часть все еще оставалась на столе,
      - придется ехать сразу домой, - грустно сказала Стеклова. - С такой
пачкой по магазинам не походишь, а в машине я боюсь их оставлять.
      - Ну, как знаешь.
     Лена согласилась на длительные просьбы Евгении Петровны отужинать,
но ночевать категорически отказалась, несмотря на все заманчивые
предложения. Я проводила ее до калитки и довольно долго стояла,
вслушиваясь в тарахтение Лениного "Москвича".
     Едва я вернулась домой, как зазвонил телефон. Евгения Петровна
сняла трубку. По разговору я поняла, что звонит ее дочь.
Молодожены собирались оставаться в Москве еще денька два. Света
или не захотела объяснить матери причины задержки, или сама их
толком не знала. Гермашевский в разговор не вмешивался, очевидно
желая, чтобы жена все объяснила сама. Хотя, может быть, его
попросту не было рядом.
     "Интересно, что же их могло там так задержать?" подумалось мне.
Вполне возможно, что речь идет о несостоявшемся наследстве,
полученном Юрием по завещанию. Правда, у него и без этого неплохой
капитал. Что-то нажито честным трудом, что-то вытянуто у Марошко.
Но может быть Надежда Лайме уже встречалась с братом и он извещен
о ее тяжелом финансовом состоянии. А нынешняя его беготня
действительно связана с делами фирмы. Ведь я для себя так и не
решила, виновен Гермашевский, косвенно или прямо, в смерти своей
сестры. Без этого довольно трудно будет оценить все остальные его
действия.
     Я еще раз прикинула в уме все возможные варианты, связанные со
смертью Лайме и участием Гермашевского в этом деле. Картина
выходила довольно запутанной и один брат совершенно не решал всех
ее загадок. Попутно у меня возникли кое-какие идеи. В частности, я
решила с утречка позвонить Полянскому. Кое-что у меня вертелось в
голове, не давая покоя. А журналисту ответить на этот вопрос будет
проще. Тем более, небольшая встряска ему не помешает.
     Денис оказался на месте. Довольно странно, особенно если учесть
тот факт, что до этого момента мне ни разу не удавалось застать
его.
     Я взяла с места в карьер.
      - Не удивляйся тому, что сейчас услышишь. И не перебивай, если
сможешь.
      - Ладно, постараюсь, - ответил несколько ошеломленный моим натиском
Денис.
      - Так слушай внимательно. Меня интересует дело Кипарисова по
отношению к делу Аристова.
      - А что конкретно?
      - Объясняю подробнее. Вернее спрашиваю. В этих делах фигурируют
одни и те же лица?
      - Так у Стекловой... - попытался все-таки перебить меня он.
      - Знаю, что ты хочешь меня послать к ней. А мне нужен взгляд со
стороны. К тому же у тебя прекрасная журналистская хватка и именно
она мне сейчас и нужна.
      - Ты считаешь, что Кипарисов каким-то образом связан с
Гермашевским?
      - Скорее всего. Особенно, если учесть, что они пользовались так
или иначе услугами одного и того же лица - Надежды Лайме.
      - Да, но...
      - В этой связи к тебе будет просьба - потормоши своих людей в
суде. Может они что-то выкопают в деле. Потом подбрось идейку об
этом Стекловой, она - помощник прокурора. Только сделай
ненавязчиво и так, словно эта мысль пришла внезапно тебе в голову.
      - Подожди, а каким же образом может быть связан Аристов с
Гермашевским?
      - Я откуда знаю. Ты сам это придумал. А мне еще нужны будут
Гореславские. Вытряси из них все об их знакомствах. Голову даю на
отсечение, что с их девочкой не все в порядке.
      - Что ж, вполне может быть.
      - И я о том же.
      - Так, я надеюсь, это все.
      - Да, с этим я тебя отпускаю.
      - Большое спасибо.
     Денис еще повозмущался немного, потом сказал свою коронную фразу:
"Ну ты даешь, Жанна" и отключился. Я же перезвонила Стекловой.
      - Чертовски рада тебя слышать, - заявила Лена, едва узнав мой
голос. - У меня тут кое-что наклевывается.
      - Так чего же ты молчишь?!
      - Правда, не по твоей части.
      - Не поняла.
      - Жена Кипарисова, вместе с его адвокатом надоумили дать мне
отвод. Якобы на том основании, что я буду некомпетентно проводить
обвинение, что у меня есть причины заваливать Кипарисова, ее
любимого муженька, и так далее. К тому же они попытались свалить
Рощина, главного прокурора, но им это сделать не дали. Ранг у него
не тот.
      - Понятно.
      - Зато хоть заплатили неплохо.
      - Ну, это другое дело. Так что сейчас плюешь в потолок на
меткость?
      - А ты как думала?
      - Именно так. Кстати, я сейчас занимаюсь вопросами подрастающего
поколения.
      - Ты имеешь в виду дочку Гореславских?
      - Да, точнее этим занят с моей подсказки Полянский.
      - Это ему полезно будет.
      - И я так думаю. Кстати, у меня к тебе будет маленькая просьба.
      - Ты что, хочешь, чтобы у нас была стопроцентная раскрываемость?
      - Упаси Боже, я же без работы останусь.
      - То-то, - Стеклова усмехнулась и продолжила, видимо, все же
заинтересовавшись. - А что тебе так необходимо?
      - Ты не могла бы перечислить имена всех участников твоего
несостоявшегося процесса и дела Аристова.
      - Сейчас.
     Лена положила трубку и пошла искать записную книжку, куда она по
обыкновению заносила всю необходимую ей по ходу дела информацию.
      - Записывай. Я буду говорить в беспорядке... Во-первых, сам Сергей
Аристов. Подробности нужны?
      - Потом потребую. А то сейчас у меня голова от них распухнет.
      - Не хочешь, как хочешь. Тогда свидетелей.
      - Давай.
      - Михаил Евгеньевич Гореславский, пенсионер. Петр Михайлович
Гореславский, ведущий инженер АМО ЗИЛ. Работает там с восемьдесят
третьего года. Раньше...
      - Это неважно, давай далее.
      - Давид Евгеньевич Амбарцумян, приятель Гореславского-младшего.
Технолог на ЗИЛЕ. Знакомы почти пять лет. Ровные отношения.
Свидетель как обвинения, так и защиты. В обеих делах, то бишь.
Знаком с Аристовым с шестого класса. Отношения сейчас нарушены,
правда уже давно. Так, еще один мой свидетель. Василий Степанович
Ухтомсткий. старый знакомый Аристова, почитай друг детства. В тот
день видел его последним, за два часа до предполагаемого убийства.
Работает в ремонтной мастерской "Орбита-Сервис".
     Свидетели обвинения. Игорь Вячеславович Львов. Пенсионер, нигде не
работающий. Первым поднял шум.
      - А где сам Аристов работает?
      - Теперь уже нигде. Раньше работал на ЗИЛЕ, вытурили за частые
прогулы. Сейчас его кооперативчик по пошиву модных ярлыков погорел
и он в очередной раз остался без работы.
      - Женат?
      - Никого у него нет. По крайней мере, в Москве.
      - Сирота, значит.
      - Да, не отвлекай меня. Следующий. Марк Химмельберг, сосед
Аристова. Работает в "Красном октябре". Давно не в ладах с ним, не
помню из-за чего. И последняя. Жена Марка, Зинаида. Домохозяйка,
имеющая зуб на Аристова из-за того, что он отравил ее собаку. Это
так она думает. Кстати, главный свидетель обвинения.
      - Это все?
      - По Аристову да. Теперь по Кипарисову. Да, знала, что с тобой
пришлось бы работать, пошла бы в продавцы. На кой мне сдалась
адвокатура. Молоко за вредность не дают.
      - Замечательно. И это все, что ты можешь сказать о нашей дружбе?
      - Нет еще. Тебе связь между этими двумя делами нужна?
      - Да.
      - Так давай я тебе и так этих двоих перечислю.
      - Нет уж, мне все нужны.
      - Да, - вздохнула Стеклова, - не знаешь ты правило "двадцать на
восемьдесят". Ничего не поделаешь. Ладно, слушай.
      - Внимаю.
      - Сперва двое: Давид Амбарцумян и сам Петр Гореславский. оба
свидетели и оба мои, теперь, как понимаешь, обвинения. Прямо как в
дешевом романе.
      - Или повести.
      - Теперь о прочих. Кипарисов.
      - О нем поподробнее.
      - Так, Кипарисов Сергей Львович. Устроился на ЗИЛ по
распределению, на должность эмэнэса в местном КБ. Постоянно шел в
гору. С 80 года по 87 стал начальником этого КБ. В 91 его сделали
главным менеджером, почему - непонятно. Никакого опыта подобной
работы он не имел. Как следствие этого - уход с занимаемой
должности спустя довольно короткий срок в несколько месяцев. Но о
нем не забыли. Через год Кипарисов становится вторым замом
директора, спустя два года - первым. Будучи вторым, он знакомится
с Надеждой Лайме. А став первым, уже делает ее своей секретаршей.
Кстати, любовная связь, если тебе это будет интересно,
обнаружилась у них с девяносто четвертого года. Вот в этот самый
волнующий момент на сцене и появляется Гермашевский. Появление
последнего было связано с поведением его сестры. Ему не нравилась
их связь, или он попросту хотел отомстить, не знаю, а врать не
буду. Главное, что в лицо они были знакомы.
     Теперь о других.
     Горьков Евгений Георгиевич. Кадровик со стажем. О нем тебе что
рассказать?
      - Да что есть, то и говори.
      - А ничего особенного и нет. Вот разве что рабочий стаж у него
сорок три года и из них на ЗИЛЕ - тридцать шесть. Ветеран, одним
словом. Не думаю, чтобы он тебя каким-то образом привлекал.
      - Ладно, давай других.
      - Мясницкий Александр Сергеевич. Ветеран, знатный вахтер
предприятия. Кстати, самый бестолковый свидетель из всех, с кем
мне доводилось встречаться.
      - Он твой?
      - В том-то и дело. Был бы чужой, я с ним и не связывалась бы
никогда.
      - Мы отвлеклись, - напомнила я.
      - Да, ты права. Переверзев Андрей Андреевич. Старший мастер
сборочного цеха. Там, как я поняла, кузова собирают. Вместе с ним
попал на завод по распределению. Свидетель защиты. Кстати,
единственный человек, который присутствовал при одном из
разговоров между Кипарисовым и Соболевым.
      - Это тот человек, которого Кипарисов надул? - решила уточнить я.
      - Именно он.
      - А в чем там было дело?
      - Соболев - начальник ведомственной охраны, к сведению. Кипарисов
рекомендовал ему выгодное дельце, что-то связанное с
мошенничеством по службе. Выгодный контракт на стороне, так что
все "левые" денежки задержались бы у Кипарисова. Проблема вся была
в том, что Соболев хочет разобраться с Кипарисовым, но боится сам
загреметь в места не столь отдаленные. Потому и врет постоянно и
что-то невразумительное лепечет иногда. Тяжело, в общем.
      - Да уж, нелегко тебе с такими, - посочувствовала я, - Хорошо, что
отозвали.
      - Теперь я и сама начинаю радоваться помаленьку. Не то, что
раньше.
      - Что там с остальными?
      - Да, интересная деталь. В качестве свидетеля обвинения могла бы
быть по всем статьям вызвана Надежда Лайме. Не думаю, правда, что
она что-нибудь бы сказала, но чисто психологический эффект был бы
недурен.
      - Это точно. По какому поводу ты ее собиралась приводить на
заседание?
      - Ей кое-что было известно о готовящейся махинации. А когда
Кипарисов провернул дело и не соизволил вознаградить Соболева, она
присутствовала за дверью при памятном скандале между этими двумя
людьми.
      - Значит Соболев пришел выяснять отношения прямо в его кабинет?
      - Именно так. Ор стоял ужасный, как уверяют затесавшиеся в этот
момент в приемную свидетели, в частности сам Горьков, у которого
было какое-то малозначительное дельце к обвиняемому. Понятное
дело, что он тотчас же забыл о нем.
      - Это точно. Значит есть версия...
      - Увы, нет, - Стеклова угадала мои мысли. - К несчастью для тебя.
Кипарисов заимел где-то железное алиби не то, что на случай
возможной проверки его месторасположения, так еще и против своей
возможной причастности к заказному убийству Лайме. К нему не
подкопаешься.
      - Очень жаль. Что, никаких шансов.
      - Абсолютно никаких.
      - Досадно, право слово. Не знаю, что и сказать.
      - У тебя есть кто-нибудь на примете? - внезапно поинтересовалась
Стеклова.
      - В том то и дело, что нет. Вот может быть Полянский позвонит,
что-то прояснит.
      - Понятно. Тогда желаю удачи.
     Лена отключилась. Я же сделала еще несколько заметок в порядком
поистрепавшейся записной книжке.
     Через пару часов позвонил Полянский. Увы, его данные были точным
повторением стекловских и ровным счетом ничего нового мне не дали.
      - Ну ты не огорчайся, Жанна, - в завершении сказал он. - Уж
что-нибудь мы обязательно обнаружим. Честное пионерское.
      - Хотелось бы верить.
      - Мне тоже. Ладно, шучу. Не буду доводить своими остротами тебя до
нервного срыва.
      - Да уж не надо, пожалуйста.
      - Еще позвоню, если что.
     Он отключился.
     Полистав свою записную книжку, я бросила это занятие. Дело
странным образом становилось то проще, то сложнее. Сейчас следовал
новый виток. И конца этому видно не было.




     ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

     Вечером, как раз перед тем, как лечь спать, я еще и еще раз
прикидывала возможные варианты происшедшего почти месяц назад
события. С тех пор дело сдвигалось немало раз, но верен ли был
этот путь - я не знала. Пока не знала. Да и подвижки происходили в
самых разных направлениях, а какой из них был верным? Ответа на
свой вопрос пока я не получила.
     Надежда, по крайней мере, еще оставалась. Я чувствовала, что дело
это не заглохло. Оно, как подсказывала мне интуиция, постепенно
продолжало свое тайное развитие. И как только оно выйдет тем или
иным образом на поверхность, это даст толчок и моим изысканиям. А
пока я не могла ничего изобрести, сколько не старалась.
     Поэтому приходилось только ждать. А тогда я уж смогу уцепиться за
увиденное, услышанное, прочитанное и распутать новую ниточку. На
сей раз до конца. И мне даже не пришло в голову, что я могу и не
заметить этого события, или неправильно его истолковать. Да,
надежда действительно умирает последней.
     С этими душеспасительными мыслями я и заснула.
     Ночью мне снились какие-то жуткие сны, липкие и непонятные. Помню,
что ворочалась с боку на бок, поминутно просыпаясь. А утром, часа
в четыре, меня выбросил из кровати настойчивый телефонный звонок.
Я с трудом разлепила заспанные глаза, медленно приходя в себя и
недоумевая, кому в голову пришла мысль звонить в такую рань. И в
тоже время чувствовала, что вести будут недобрые. Евгения Петровна
наконец-то подняла трубку, остановив поток звона.
     Я поспешно набросила халат и высунула голову в дверь. Полминуты
мне было достаточно, чтобы понять, что же произошло нечто из ряда
вон выходящее.
     Звонила, очевидно, Светлана. Она никак не могла придти в себя,
постоянно срывалась, ничего толком не объясняя. Одно только стало
ясным: что-то случилось с ее мужем.
     Наконец Евгения Петровна положила трубку. Медленно села на стул,
приходя в себя от полученной информации. Я быстро подбежала к ней.
     - Юрия... кто-то... убил, - с трудом выговаривая слова, произнесла
она. Как гром среди ясного неба.
      - Когда? Кто? - спрашивала я, но ответа так и не получала. Евгения
Петровна медленно, как во сне, начала собираться, отвечая на все
мои вопросы только одно: "Надо ехать, там во всем и разберемся".
Наверное, она так и не могла еще понять до конца глубину
постигшего их семью горя. Я, как могла, помогла ей собрать вещи,
упаковала часть своих, и через сорок минут мы вышли из дому. Путь
до железнодорожной станции показался мне бесконечным.
     Поезд подошел быстро, через несколько минут.
     На перроне вокзала нас встречала Света. Увидев, что мы выходим из
электрички, она бросилась навстречу матери и зарыдала. Я поймала
такси и отвезла их на квартиру, теперь уже бывшую квартиру
Гермашевского. посидев там с полчаса, и успокоив их как смогла я
решила отправиться в отделение.
     Информация, которую я получила, повергла меня сперва в шок, потом
в растерянность и, наконец, в какую-то безумную радость. Едва
дочитав заключение медэкспертизы, я убедилась в своих самых
невероятных умозаключениях и на огромной скорости отправилась
обратно.
     Возвратившись на квартиру, я застала Светлану и ее мать сидящих в
тех же позах, что и при расставании. Казалось, время остановило
для них свой бег и с момента моего ухода не прошло и минуты. Я
попыталась их хоть как-то вывести из ступора, но не смогла. Сумела
лишь выжать тел