сообщил ему. - Приодеться мне
надо, Петя.
     Ничего не изменилось на рынке, будто и не было той ночи. Стояли ряды,
бродили продавцы и покупатели.
     - Дерьмо тут в основном, Саша, дерьмо и рвань.
     - На днях я у кукольников симпатичный пиджачок видал.
     - У них товар есть, - подтвердил Петя. - Но продадут ли, вот вопрос.
     - А почему им не продать? Я цену дам.
     Петро пронзительно свистнул над ухом Алика. Алик болезнено сморщился,
хотел сказать  что-то  ядовитое,  но  Петро  уже  обращался  к  сиюминутно
явившемуся на свист шестерке-алкоголику:
     - Феня, не в службу, а в дружбу.  Здесь  где-то  Коммерция  с  Пушком
пасутся. Позови их сюда. Скажешь, я прошу.
     -  Сей  момент,  -  с  лихорадочной  похмельной  бойкостью   пообещал
алкоголик и исчез. Петя стал объяснять, почему могут не продать:
     Им, чтобы фрайеру куклу всучить, хорошая вещь нужна. Чтобы  фрайер  о
ней жалел, а не куклу рассматривал.
     Перед ними стояли плотный, солидно одетый мужчина в соку  и  быстрый,
изломанный, в постоянном мелком движении юнец лет восемнадцати.
     - Счастлив приветствовать ветеранов в радостный день взятия  Берлина!
- патетически возгласил мужчина, кличка которому была - Коммерция. - Мы  в
логове зверя!
     - Ну, допустим, это я в  логове  зверя.  -  Саша  насмешливо  оглядел
живописную парочку. - А ты у себя дома.
     - Обижаете, товарищ капитан, - укорил Сашу Коммерция. - А у вас,  как
я понимаю, до нас дело.
     - Приодеться ему надо, Коммерция,  -  взял  быка  за  рога  Петро.  -
Пиджак, брюки, коробочки. В общем, с ног до головы.
     - Он нас обижает, а мы его одевай, - заметил юнец и хихикнул.
     - Будь выше мелких обид, Пушок. - Коммерция  положил  руку  на  плечо
Пушка, успокаивая. - Пойми и прости молодого человека. Истрепанные военным
лихолетьем нервы, отсутствие женского общества, смягчающего грубые мужские
нравы, просто бравада...
     - Значит, одеваем? - уточнил деловито Пушок.
     - Ну, конечно же, друг  мой,  Пушок!  -  упиваясь  красотой  слова  и
глубокими модуляциями своего голоса, объявил Коммерция.
     - Тогда прошу вас встать, товарищ капитан, - предложил Пушок.
     Саша соскочил с прилавка, а пушок, отойдя на  несколько  шагов,  стал
внимательно изучать его. Рассмотрев, резюмировал:
     - Пиджачок скорее всего пятидесятого размера, брюки - сорок восьмого,
четвертого роста.
     - Что имеем для молодого человека?  Из  самого  лучшего,  конечно,  -
многозначительно поинтересовался Коммерция.
     - Все зависит от того, какими суммами располагает клиент. - Пушок был
реалист и прагматик в отличие от Коммерции - романтика и идеалиста.
     - Плачу с запроса, - просто сказал Саша. Пушок поднял бровь.
     - Имеется ленд-лизовский пиджак тонкого габардина. Брюки  коричневые,
тоже американские. Колеса черные.  Довоенный  "Скороход".  Общий  стиль  -
элегантный молодой человек спортивного типа.
     Коммерция прикрыл глаза  -  мысленно  воспроизвел  облик  элегантного
молодого человека спортивного типа - и добавил мечтательно:
     - И хорошую рубашку, Пушок. Тоже  коричневую.  Только  более  светлых
тонов.
     - Ну, - спросил у него Пушок.
     - Что - ну? За товаром иди.
     - Так не выдадут без вас.
     Коммерция, ища сочувствия, обернулся к Петру и Саше, развел руками  -
ну как с такими неумехами быть! - и зашагал вслед удалявшемуся Пушку.
     - Златоусты! - заметил Алик.
     - Профессия у них такая, - объяснил Петро.
     - Где ребята? - спросил Саша.
     - Как где? Сергей прихворнул малость, Клава сказала, - ответил Петро.
Потом зачерпнул из мешка семечек и, высыпав их обратно, добавил: - А Борис
с Мишкой уже на работу вышли.
     - Понятно, - Саша помолчал, потом заметил между прочим, - И  Семеныча
не видать.
     - Напугал старичка, а теперь горюешь? - подковырнул Петро.
     - Его запугаешь, - ответил Саша и увидел возвращающуюся пару.
     Они шли меж рядов  и  сквозь  толпу,  брезгливо  и  отстраненно.  Они
открыто презирали тех, кого легко обманывали, и легко  обманывали  потому,
что  высокомерно  презирали.  Глядя  на  них,  Саша   почувствовал   накат
солдатского гнева и, на миг прикрыв глаза, привычно подавил его.
     Пушок положил изящный чемоданчик на  прилавок,  а  Коммерция,  открыв
его, извлек шикарный бежевый пиджак.
     - Да,  -  вспомнил  Коммерция.  -  Ботинки  сорок  третьего  размера.
Подойдут?
     - В самый раз, - ответил Саша, не в силах оторвать глаз от пиджака.
     - Прошу примерить, - предложил Коммерция.
     - Прямо здесь?
     - Пиджачок можно, - подбодрил Пушок. Саша  потянулся  за  пиджаком  и
вдруг  заметил  на  правой  руке  Коммерции  отсутствие  двух  пальцев   -
указательного и среднего.
     Картину  подобного  рода  он  однажды  видел  там,  на  фронте.   Там
гражданин, добровольно  и  самостоятельно  освободившийся  от  двух  своих
главных на войне пальцев, без колебаний и  психологических  экскурсов  был
направлен комбатом в трибунал.
     - Самострел? - со знанием дела осведомился Саша.
     - Язычок у вас, товарищ капитан! Несчастный случай в сороковом  году.
Лопнул трос на лесоповале.
     - В исправительно-трудовой колонии где-нибудь на далеком Севере нашей
необъятной Родины? - Саше нравилось уточнять.
     - Именно, - подтвердил Коммерция. - В Кировской области.
     Не  торопясь,  Саша  расстегнул  кителек,  снял  его,  взял  из   рук
застывшего вдруг Коммерции пиджак. А Коммерция и Пушок смотрели на рукоять
парабеллума, торчавшую из-под бриджей, смотрели  пристально  и  обреченно.
Саша влез в пиджак. Пиджак сидел как влитой.
     - Как? - спросил Саша у Алика.
     - Хороший пиджак, - серьезно ответил Алик. Саша снял пиджак, поправил
парабеллум, надел китель, четко застегнулся.
     - Ну что, купцы? Называйте цену. За все. С чемоданом.
     - Для героя войны цена будет весьма  и  весьма  умеренной,  -  заявил
Коммерция.
     - И правильно, молодцы, - поощрил купцов в  этом  намереньи  Саша  и,
угрожающе похлопав  через  китель  по  невидимому  пистолету,  добавил:  -
Учитесь торговать.


     У себя в комнате под  насмешливым  взглядом  Алика  Саша  ловко  и  с
видимым удовольствием переоделся и, посмотрев на себя в  зеркало,  сообщил
своему отражению весьма конфиденциально:
     - Ну, сукины дети, я до вас доберусь.
     - Нет, такого красавца  в  доме  держать  никак  нельзя.  Его  народу
показывать надо, - иронично решил сидевший на  подоконнике  Алик.  Отметая
иронию, Саша с энтузиазмом принял предложение.
     - Именно, мой юный друг! Пойдем гулять.
     - На минуту в Отцовский заскочим, а потом - в центр,  -  сказал  Саша
Алику. Они шли по Красноармейской - элегантный молодой человек спортивного
типа и его юный друг, одетый значительно скромнее. Свернули  в  тихий  уже
заросший молодой яркой травой Отцовский.
     У дома номер семь Саша картинно -  как  и  требовало  новое  одеяние,
облокотившись о палисад, обратился к женщине, которая  энергично  работала
лопатой - вскапывала огород.
     - Можно вас спросить, мамаша?
     Женщина разогнулась и оказалась яркой молодицей.
     - Что тебе, сынок?
     - Извини, сестренка, - вальяжный стиль роскошного  молодого  человека
был сбит одним ударом, и потому он говорил уже просительно: - Тут старичок
проживает, Михаил Семенович. Можно его повидать?
     - Семеныча-то? Да навряд ли. Уехал он.
     - А мы с ним договорились... Как же это он?
     - Ни свет ни заря. Меня разбудил, говорит: "К снохе поеду в  Ногинск.
На огороде помочь просит". Через десять дней обещал быть.
     - Жаль. Он мне позарез нужен.
     - А я заменить его не могу? - игриво спросила молодица.
     Саша отчаянным глазом осмотрел ее и сказал задумчиво:
     - А что ж... Есть над чем подумать...
     - Думай не думай, солдатик,  сто  рублей  -  не  деньги.  Зачем  тебе
думать-то? - до ужаса рисковой была молодица - уже знала, что понравилась.
     - Умный потому  что,  -  ответил,  чтобы  ответить  Саша,  и  спросил
нахально, вспомнив свой неземной красоты наряд: - Звать-называть как  тебя
буду?
     - Нинель, - назвалась озорница.
     - Лучше Нинон, - задумчиво поправил ее Саша.  -  Я  буду  звать  тебя
Нинон. Жди меня через пару деньков, Нинон.
     - А сегодня что же?
     - Сегодня дел по горло, - с искренним  огорчением  объяснил  Саша.  -
Сегодня мне гулять положено.
     - Тогда гуляй отсюда, - грубо посоветовала Нинон и взялась за лопату.
Саша в неопределенности еще немного потоптался у забора, а  потом,  махнув
рукой, заявил горько Алику:
     - Нас не поняли, дружок. Пойдем искать по  свету,  где  оскорбленному
есть чувству уголок.
     Уголок они искали  на  привычном  пути:  Ленинградское  шоссе,  улица
Горького, Пушкинская площадь.
     - Не пойду! - свистящим шепотом кричал Алик и  вырвался.  А  Саша  за
руки тянул его в "Асторию".
     - Да ты что, дурачок! Такой сегодня день! Посидим, поедим.
     - Я не голоден.
     - Ты жульен когда-нибудь ел?
     - А что это такое?
     - Из интеллигентной семьи, а село! - весело изумился Саша и  затолкал
слабо сопротивляющегося из-за обнаруженного вдруг собственного  невежества
Алика в ресторанный подъезд.
     - Мест нет! - строго предупредил швейцар.
     - Нам найдут, - беспечно ответил Саша.
     - И вашему товарищу рановато по ресторанам-то...
     - В самый раз, - отрубил Саша и нехорошо глянул на швейцара: сквозь и
одновременно как бы мимо.
     Взгляд этот означал, что Саша уже не видит перед  собой  человека,  а
видит  он  всего  лишь  препятствие,  которое  ему,   солдату,   позволено
преодолевать любым способом. Любым. Поняв, что  далее  препятствовать  без
риска невозможно, швейцар возгласил:
     - Прошу!
     - Может не пойдем? - нудил Алик.
     - Да замолчи ты!
     В зале Саша заметил знакомого официанта и поманил его пальцем. Тот на
миг задумался, узнал, подбежал.
     - Столик на двоих, закуску, жульены, двести пятьдесят.
     Гриша окинул критическим взором Алика, но возражать не  стал:  усадил
за малый стол у колонны, расставил приборы и исчез.
     - Нравится тебе здесь? - спросил Саша.
     - Нет.
     - Почему?
     - Не ко времени все это.
     С подносом примчался Гриша.
     - А вот Алику не нравится у вас, Гриша, - игриво сказал Саша.
     - Кому что, - бесстрастно заметил Гриша. - Кому шашлык, а кому манная
каша, кому сто пятьдесят, а кому молоко через соску.
     - Не хами, - предупредил Саша.
     - Вы спрашиваете, я отвечаю, - Гриша, разговаривая,  умело  расставил
принесенное и пожелал: - Приятного аппетита!
     Саша налил себе рюмку, поднял ее.
     - За ребят, сделавших то, что мне сделать не довелось, - и выпил.
     -   Гражданин!   -   прозвучало   за   его   спиной.   -    Приводить
несовершеннолетних в ресторан в вечернее время строго запрещается.
     Саша поставил рюмку на стол и поднял глаза на метрдотеля!
     - А! Аполлинарий! Ты за Алика не беспокойся. Он  взрослый.  И  умный.
Умнее и образованнее нас с тобой.
     - Гражданин! Я повторяю еще раз... -  начал  было  опять  Аполлинарий
Макарович, но осекся, потому что  Саша,  вытянув  ноги  и  слегка  отъехав
креслом  по  натертому  полу,  засунул  руки  в  карманы  брюк.  От  этого
незастегнутый  бежевый  пиджак  разошелся,  приоткрыл   поблескивавшую   в
обильном свете ручку парабеллума.
     - Аполлинарий! - упирая  на  двойное  "л",  произнес  Саша.  -  Жена,
наверное, Полей зовет? Так вот что, Поля. Я - нервный, я - контуженный,  я
за себя не ручаюсь. Мысль моя ясна?
     Аполлинарий Макарович, чтобы  окончательно  не  пасть  в  собственных
глазах, просто молчал.
     - Тогда иди, - предложил ему Саша,  но  вспомнил  вдруг:  -  Да  твой
приятелек Семеныч сегодня здесь появлялся?
     - Я не знаю никакого Семеновича! - сделал заявление Аполлинарий.
     - Вот что, ресторанная падла, - тихо  сказал  Саша.  -  Тебя  вежливо
спрашивают, и ты должен отвечать вежливо, кратко и правдиво. Ну!
     - Его сегодня не было, - выдавил из себя Аполлинарий Макарович.
     - Видишь, как все просто? А ты, глупый, боялся. Ну, ходи ножками.
     Аполлинарий ходил ножками. Глядя на него, Алик спросил с отвращением:
     - Зачем мы здесь, Саша?
     - Теперь только за тем, чтобы поужинать, - ответив, Саша  налил  себе
вторую рюмку. - За удачу, Алик.


     Опять была улица Горького. Из  въезжей  арки,  недалеко  от  "Грузии"
навстречу Алику и Саше вышли трое.
     - Мужик, - обратился один из них к Саше. - Можно тебя на минутку?
     Двое, ласково взяв Сашу под руки, повели его в подворотню, а  третий,
несильно толкнув Алика в спину, предложил:
     - Иди. Он тебя догонит. - И кинулся следом за остальными.
     - Саша! - отчаянно закричал Алик,  вбежал  в  арку  и  уже  во  дворе
столкнулся с обернувшимся на шум шагов третьим.
     - Я же сказал: он тебя догонит! - раздраженно повторил третий и вдруг
стал мягко оседать  на  землю.  Алик,  перепрыгнув  через  него,  бросился
дальше. В глубине двора стояла "эмка" и несколько человек рядом с ней.
     - Саша! - еще раз крикнул Алик.
     - Да успокойся ты, Алик! Все в  порядке,  -  раздался  веселый  Сашин
голос, а другой голос - начальственный, спросил:
     - Кто это?
     - Мой друг, Алик, иди сюда, знакомься.
     Алик подошел. Стояли те двое, что увели  Сашу,  Саша  и  подполковник
милиции в полной форме. Все молча пожали Алику руки.
     - А где Малявин? - вдруг вспомнил подполковник.
     - Я здесь, товарищ подполковник, - жалобным  голосом  обнаружил  себя
тот, третий, и приблизился, обеими руками держась за живот.
     - Вы заболели, Малявин? С желудком что-нибудь?
     - Да вот паренек устроил, - обиженно сказал Малявин.
     - Паренек чемпион Москвы по боксу, - объяснил Саша.
     - Среди юношей, - скромно уточнил Алик.
     - Всегда-то  тебе  повезет,  Малявин,  -  позавидовал  кто-то  и  все
заржали.
     - Алик, нам с Сашей надо поговорить,  -  сказал  подполковник.  -  Ты
побудь здесь с ребятами, а мы в машине поговорим. Ладно?
     - Ладно, - солидным басом согласился Алик.
     -  И  поучи  пока,  пожалуйста,  наших  оперативных   работников   не
пропускать  ударов.  Даже  если  это  удар  чемпиона  Москвы,  -   добавил
подполковник, открыл дверцу "эмки" и, пропустив вперед Сашу, вслед за  ним
влез в кабину.
     - Как это ты меня? - спросил пришедший в себя Малявин.
     - Элементарно. Левый крюк в печень.
     В  темной  утробе  кабины  они  как  по  команде   откинули   головы,
расслабились.
     - За вчерашний день твой отчет я прочитал. А что ты сегодня делал?  -
спросил подполковник.
     - Растрату. Совершил должностное преступление:  из  добытых  шантажом
подотчетных денег малость истратил на приличный гражданский костюм.
     - Этот? - подполковник пощупал материю на пиджаке.
     - А ничего себе пиджачок, да?
     - В темноте не видно. А еще что?
     - Пушку показывал. Семеныча искал. Чтобы  знали  все:  пусть  мне  не
попадаются.
     - Не перебрал?
     - В самый раз. Играть не надо: фронтовик без тормозов, что и есть  на
самом деле.
     Уютно было в  "эмке".  Добродушно  урчал  на  малых  оборотах  мотор,
светился приборный щиток, жила бурной  самостоятельной  жизнью  включенная
полевая рация.
     - Много успел, - грустно заметил подполковник.
     - Я старался, - настороженно ответил Саша.
     - О чем мы тебя просили? - задал вопрос подполковник и  сам  на  него
ответил:  -  Наблюдать,  регистрировать  преступную  активность  возможных
участников грабительских акций. Собирать информацию.
     - Ну, а я что делаю?
     - В принципе  ты  нарушаешь  социалистическую  законность,  -  устало
констатировал подполковник, - а методы твои, мягко говоря,  слегка  отдают
анархизмом.
     - С врагом у меня метод один: давить, чтобы врага не стало.
     - Здесь не  враги,  капитан.  Здесь  твои  сограждане.  Запутавшиеся,
преступившие закон, не лучшие граждане нашей страны, каждому  из  которых,
заметь - каждому, мы обязаны дать возможность исправить свою жизнь.
     Саша помолчал, посопел гневно и сказал вежливо:
     - С большим  удовольствием  прослушал  вашу  лекцию.  Вмиг  открылись
глаза. А теперь разрешите вопросик: мы обязаны дать возможность  исправить
свою жизнь и тому поганому убийце, которого ищем?
     - Ну, о нем разговор особый... - начал  было  подполковник,  но  Саша
перебил, задыхаясь от ярости:
     - Вот это правильно! У меня с ним будет особый разговор.
     - Не перебивайте старших по званию.  С  сегодняшнего  дня  вы  будете
действовать строго по моему приказу.
     - Товарищ  подполковник,  разрешите  напомнить,  что  я  не  служу  в
милиции.
     - Вы откомандированы в мое распоряжение, капитан.
     - Шестой! Шестой! - детским голосом заверещала рация. - Вас  вызывает
дежурный по городу. Шестой! Прием!
     Подполковник  подхватил  наушники  и  микрофон,  перевел   рацию   на
передачу, сказал отчетливо и громко:
     - Шестой слушает! Прием!
     Перевел на прием и долго слушал,  потом  сказал:  "Вас  понял".  Снял
наушники, положил микрофон и обратился к Саше:
     - Только что опять совершен налет. У нас на путях.
     - Что взяли?
     - В том-то и дело, что глупость какую-то. Партию пишущих машинок. Что
они с ними делать будут? Машинка - вещь заметная и громоздкая.
     - А может, главное было совершить налет, а не брать что-то?
     - Демонстрация? Неуловимый  Семеныч  продолжает  действовать?  Вполне
возможная вещь. И почерк схож.
     Помолчали, подумали, не глядя друг на друга. Внезапно  Саша  помечтал
вслух:
     - Как только кончится война - сразу же в институт.
     - В какой? - поинтересовался подполковник.
     - В педагогический.
     - А у нас педагогикой заняться не желаешь?
     - Так вам же мои методы не подходят.
     - Нашим методам мы тебя научим, дело не  особо  хитрое.  Нам  позарез
нужны люди с чистой и твердой совестью.  Люди,  не  устающие  бороться  за
правду.
     Саша заглянул в усталое лицо подполковника и виновато спросил:
     - Я сильно напортачил?
     - Есть самую малость, - улыбнулся подполковник. - Ну а теперь...
     - После головомойки, добавил Саша, а подполковник продолжил:
     - Ну а теперь после головомойки, вернемся к нашим баранам... - и  сам
же прокомментировал: - Ах, как было бы  хорошо,  если  наши  клиенты  были
баранами! Но они не бараны... Сегодня я  нарушил  свои  же  инструкции  по
необходимости, Саша. Мы проверили всех по твоему списку, а ты должен знать
результаты проверки.
     - Кого-нибудь зацепили, товарищ подполковник?
     - Семеныч твой у нас в картотеке нарисован еще с двадцатых годов.
     - Неужто он?
     - Вроде бы да. Но, понимаешь, ощущения  у  меня,  что  мелок  он  для
такого наглого и страшного разворота.
     - А Сергей? - глухо спросил Саша.
     - Одинцов-то? Одинцов есть Одинцов. С ним полный порядок. Если  можно
так сказать про человека, жизнь которого висит на волоске.
     - Я не имею права  не  сказать  о  нем,  но  мне  очень  не  хотелось
вставлять его в этот список. А теперь я рад, что он чист.
     - Подожди радоваться. Его домохозяйка и сожительница  Клава  работает
на железнодорожном телеграфе нашей дороги, капитан.
     - А если просто совпадение?
     - У Клавы нет родственников в Болшеве. Она сирота.
     - Так кто же, кто был наверху?
     - Узнаем, капитан,  через  неделю.  Через  неделю  в  Истру  поступит
информация о таком грузе, что они все  вылезут  на  него.  Запомни:  ровно
через семь дней - наша главная операция. Ты - со стороны.
     - А раньше нельзя?
     - Мышеловка должна быть без дыр. А у меня нет людей, капитан.  Только
через неделю обещали дать.
     - Это все понятно. А что мне семь дней делать?
     - Деньги еще остались? Ну и гуляй на них!
     -  Вот  такую  работу  люблю!  -  восторженно  объявил  Саша,   пожал
подполковнику руку и, выскочив  из  "эмки",  закричал,  подражая  женскому
голосу: - Алик! Домой!