ент  его
открытия... никаких людей не оказалось.
     Может быть,  ученые этнографы сообщат...  больше подробностей об этом
исчезнувшем  народе,   который  мог  очутиться  на  Земле  Санникова.   На
Новосибирских  островах  также   найдены  их   землянки  и   другие  следы
пребывания...>

          Обручев предлагал  организовать   специальную   экспедицию   для
     поисков таинственной Земли:
          <Я полагаю,  что   решение   вопроса   о   Земле   Санникова   в
     положительном  или  отрицательном смысле является очередной проблемой
     для советских исследователей Арктики>.
          В 1937  - 1938 годах в этом районе дрейфовали суда,  многократно
     летали самолеты,  но никаких следов Земли Санникова обнаружить так  и
     не удалось.
          Однако и Обручев и тысячи читателей его романа продолжали верить
     в существование Земли.
          <Самолеты... пролетали  через  район  предполагаемой   земли   в
     апреле,   когда  земля  была  покрыта  еще  глубоким  снегом  и  мало
     отличалась от окружающих льдов,  - писал Владимир Афанасьевич в  1946
     году.  -  Существование  Земли Санникова,  по моему мнению,  все-таки
     остается еще загадкой>.
          Савва Михайлович    Успенский    -    ныне   профессор,   доктор
     биологических наук - рассказывал автору этих строк, что, когда он был
     назначен  начальником  экспедиции на остров Беннетта,  в его квартире
     неожиданно раздался телефонный звонок:
          - С вами говорят по поручению академика Обручева. Не могли бы вы
     навестить нас, Владимир Афанасьевич очень хотел бы вас видеть.
          И когда  Савва Михайлович приехал,  разговор,  конечно,  пошел о
     Земле Санникова.
          - Вы  уж  постарайтесь,  - говорил Обручев почти просительно,  -
     все-таки плохо ее искали.
          Это было  весной  1956  года  -  всего  за два-три месяца до его
     кончины...
          И сейчас еще ученые продолжают спорить:  была ли Земля Санникова
     только миражем, или огромным, в сотни квадратных километров, обломком
     шельфового ледника,  которые иногда годами и десятилетиями дрейфуют в
     Арктике,  задерживаясь  порой  на мелководьях?  Или,  наконец,  Земля
     Санникова просто...  растаяла,  как растаяли  в  этом  районе,  можно
     сказать,   на   наших   глазах,   и  остров  Васильевский,  и  остров
     Семеновский, и остров Фигурина, сложенные ископаемым льдом.
          Ясно только  одно  -  в  настоящее  время  Земля  Санникова   не
     существует.
          Однако роман   <Земля   Санникова>   отнюдь   не  потерял  своей
     популярности.  Как и <Плутония>, он переведен на два десятка языков и
     по-прежнему   не  залеживается  на  полках.  В  1973  году  поставлен
     полнометражный цветной художественный фильм  <Земля  Санникова>.  Нет
     уверенности,  что  он  понравился  бы  самому Обручеву,  но,  судя по
     газетам,  в год своего выхода на  экран,  фильм  собрал  чуть  ли  не
     рекордную аудиторию.
          После <Земли Санникова> Владимир Афанасьевич опубликовал еще три
     романа.    По     инерции,     наверное,     их     тоже     называют
     научно-фантастическими, хотя это вряд ли правомерно.
          <Золотоискатели в  пустыне>,  как  считал  сам  Обручев,   роман
     научно-исторический.   В   нем   рассказывается   о  жизни  китайских
     старателей. Время действия - прошлый век. Место действия - Джунгария.
          <В дебрях  Центральной  Азии>  скорее  повесть,  а  не  роман  -
     <записки кладоискателя>,  как  определил  сам  автор.  Обручев  ведет
     читателя  на  берега  озера Лобнор и в Долину ветров,  в таинственный
     город Харахото,  в храм Тысячи  Будд,  в  Город  Нечистых  Духов.  Он
     использует   и   собственные   впечатления,  и  материалы  экспедиций
     Пржевальского,  Козлова,  Цыбикова,  а   образ   кладоискателя   Фомы
     Капитоновича Кукушкина хотя и вымышлен, но отнюдь не фантастичен, как
     и его приключения.
          И <Золотоискатели  в  пустыне>,  и  <В  дебрях Центральной Азии>
     переиздавались,  переводились,  но  сравниться  по   популярности   с
     научно-фантастическими романами Обручева они не могут.
          А <Рудник Убогий>, изданный в 1929 году, и вовсе забыт. В основу
     романа   положены   реальные  события,  свидетелем  которых  Владимир
     Афанасьевич стал в 1910  году,  когда  проводил  экспертизу  золотого
     рудника   Богомдарованный  в  Кузнецком  Алатау.  Автор  увлекательно
     рассказывает о подземном мире шахт и штолен,  описывает  всевозможные
     махинации, на которые идет администрация, чтобы предупредить закрытие
     рудника.  Но развитие сюжета выглядит все же надуманным,  а  любовный
     четырехугольник - лишь бледной схемой.
          Один из  биографов   называет   <Рудник   Убогий>   единственным
     беллетристическим  произведением Обручева.  Верно,  что все остальные
     книги,  известные читателю,  можно отнести,  по  сути  дела,  либо  к
     научно-фантастическому,  либо  к  научно-популярному жанру.  Однако в
     архиве  семьи  Обручевых  хранятся  оставшиеся  неизданными  -  роман
     <Наташа>,  трагедия из греческой жизни <Остров блаженных>,  несколько
     рассказов и повесть <На Столбах>.
          Маленькая повесть <На Столбах> публикуется впервые.


                                НА СТОЛБАХ

                          Часть I. Богиня Любви

                                    I

     На  правом берегу могучего Енисея,  немного выше  города Красноярска,
расположена живописная местность,  носящая  название <Столбы>.  Здесь  над
волнистой поверхностью высоких грив и  увалов,  покрытых еще густым лесом,
несмотря на соседство большого города,  в  разных местах поднимаются утесы
разнообразной  формы  и  высоты.  Одни  имеют  вид  громадной  кучи  глыб,
набросанных друг на  друга,  другие представляют мощные гранитные массивы,
только рассеченные более  или  менее многочисленными трещинами на  крупные
части.  Эти массивы имеют различные формы, а трещины, превращенные вековым
выветриванием в  более или  менее широкие щели,  придают утесам еще  более
разнообразия. Местное население дало отдельным столбам различные названия:
Токмак,  Голубки,  Перья,  Львиная пасть,  Старик, Дитя. Всего насчитывают
двенадцать столбов. Некоторые из них поднимаются так высоко над лесом, что
их можно видеть издалека,  с  другого берега Енисея,  даже из Красноярска;
другие скрываются в лесной чаще,  и их найдет только тот, кто хорошо знает
все тропы в этой местности.
     Одни  гранитные утесы  гордо подставляют свою  крепкую каменную грудь
ветрам  и  непогодам;  другие  уже  покрылись серыми  и  красными лишаями,
разъедающими постепенно  самый  прочный  камень;  третьи  поросли  зеленым
мохом, а в трещинах уже укрепились кусты, молодые и старые деревья. Иногда
высоко на голой отвесной стене видно молоденькое деревце, словно прилипшее
корнями к утесу, растущее прямо из камня; ветер треплет его беспощадно, но
не может вырвать,  и оно будет расти и крепнуть,  одинокое на своем посту,
словно часовой, поставленный высоко над лесом.
     Глыбы, оторванные  временем  от  утесов  и  скатившиеся  вниз,  лежат
порознь,  кучами или валами у подножия столбов,  более или менее скрываясь
под мхами,  кустами  и  лесом.  Вокруг столбов расстилается тайга,  хотя и
топтанная и порченная людьми, но все-таки еще густая с травой до пояса или
даже в рост человека; поэтому вне торных тропинок пробираться сквозь нее -
нелегкий труд, в особенности летом, когда мошка, комары, слепни и оводы не
дают ни минуты покоя и когда испарения влажных долин после обильных дождей
делают воздух тяжелым.
     Вперемежку растут здесь  красные сосны  и  бурые могучие лиственницы,
белые березы и серые стройные осины,  а на дне долин и на северных склонах
гор к ним присоединяются еще темные ели.  Кусты черемухи,  боярки, калины,
шиповника,   таволги,  болиголова,  малины  образуют  высокий  или  низкий
подлесок,  переплетаясь местами со жгучей сибирской крапивой,  достигающей
человеческого роста.
     Столбы  хорошо  известны горожанам Красноярска как  самое  живописное
место окрестностей. Как только наступит полная весна, сгонит снега в лесах
и  оденет деревья и  землю  молодой зеленью,  к  столбам начинают тянуться
пары,   группы  и   целые  десятки  экскурсантов,   навьюченных  одеялами,
котелками,  чайниками и провизией;  идут большею частью пешком,  редко кто
едет  верхом.   Громадное  большинство  экскурсантов  состоит  из  зеленой
молодежи,  зрелые и  пожилые люди составляют исключение.  И  это  понятно,
потому что экскурсия требует затраты немалого времени и порядочных сил: из
города  можно  проехать  несколько  верст  на  пароходике  к  устью  речки
Лалетиной,  но  затем  нужно  идти  пешком по  тропе,  верст десять лесом,
поднимаясь все выше и выше, иногда по грязи или под дождем, отмахиваясь от
комаров и  прочего гнуса;  да  еще  нужно тащить на  себе походную утварь,
постель и провизию, потому что в тот же день вернуться назад не успеешь, и
приходится провести по  крайней мере  одну  ночь в  лесу.  Конечно,  можно
нанять в  городе верховую лошадь с проводником,  но это обходится дорого и
доступно тем, кто вообще уже не находит удовольствия в том, чтобы ночевать
в лесу,  подвергаться укусам насекомых, лазить по гранитным утесам, рискуя
сломать себе шею.
     Но  для  юношей и  девушек,  не  знающих,  куда девать избыток сил  и
восприимчивых к очарованию дикой, девственной природы, столбы представляют
заманчивую цель и  их посещают по нескольку раз в  лето,  не ограничиваясь
прогулкой и ночлегом в лесу; цель многих экскурсантов - взбираться на сами
столбы.  Некоторые из  них доступны и  для неопытных,  но  на  большинство
нельзя  подняться  без   помощи  веревок,   поэтому  восхождение  на   них
представляет задачу нелегкую и небезопасную.  Нужно карабкаться по голым и
гладким стенам гранита, пользуясь малейшей впадиной, чтобы поставить ногу,
малейшим выступом, чтобы зацепиться рукой, каждой трещиной, чтобы засунуть
в нее колышек и сделать себе ступеньку. Нужно быть совершенно свободным от
головокружения, обладать крепкими мускулами, быть уверенным в себе и иметь
опыт  в  лазании.  Поэтому  далеко  не  все  посетители столбов  совершают
восхождения на  самые трудные утесы и  далеко не  все заслуживают названия
<столбистов>,   которым  в  Красноярске  обозначают  всех  любителей  этой
экскурсии.
     И теперь еще таких настоящих столбистов, отправляющихся в экскурсию с
веревками,  длинными палками и железными зубьями, подвязываемыми к подошве
сапог,  насчитывается немного,  а  тридцать лет тому назад,  когда не было
сибирской  железной  дороги  и   Красноярск  представлял  собой  маленький
городок,  их  было гораздо меньше.  Тогда не  было и  пароходика по реке к
Лалетиной, и приходилось идти пешком весь путь от города, переправляясь на
двух паромах через оба рукава Енисея.


                                    II

     История,  которую мы  описываем,  случилась именно около тридцати лет
тому  назад,  когда Красноярск был  глухим сибирским городком,  отрезанным
огромными расстояниями и  плохими путями сообщения от  культурных центров.
Жизнь текла однообразно, интересы ее сосредоточивались на транзите товаров
- на восток в  Иркутск и на запад в Томск,  на юг в Минусинск и на север в
Енисейск, да на золотопромышленности в тайге, особенно енисейской.
     Среди  столбистов того  времени выделялась своей ловкостью и  отвагой
одна  молодая  парочка  -  гимназистка старших  классов Варвара Гавриловна
Громова и студент Казанского университета Антон Иванович Ваньковский.  Она
была дочерью золотопромышленника средней руки,  проживавшего большую часть
года  на  своих приисках в  южноенисейской тайге и  доверившего воспитание
дочери   хозяйке   ученической  квартиры,   своей   дальней  родственнице.
Ваньковский был сыном городского врача,  сосланного в  Сибирь за участие в
польском восстании 1863 года,  устроившегося в  Красноярске,  приобретшего
хорошую практику и  не помышлявшего больше о возвращении на родину;  Антон
кончил  местную  гимназию и  поступил на  юридический факультет Казанского
университета,  в то время ближайшего к Красноярску,  но все-таки настолько
далекого,  что  юноша мог  приезжать домой только во  время длинных летних
каникул.
     Антон познакомился с Варей еще на гимназической скамье,  и, когда оба
достаточно возмужали  и  окрепли,  они  сделались  страстными столбистами.
Каждую  весну,  как  только  лесные  тропы  становились  проходимыми,  они
начинали  восхождения на  столбы  и  за  лето  успевали  облазить  все  по
нескольку раз.  Постоянная близость среди молчаливого леса,  преодолевание
общими силами трудностей и  опасностей восхождений создали в молодых людях
прочные взаимные симпатии;  чувство обнаружилось и окрепло во время первой
разлуки, когда Ваньковский уехал почти на целый год в Казань. На следующее
лето,  во время первой же совместной экскурсии, на вершине самого высокого
и  трудного столба  произошло объяснение,  и  целое  лето  молодая парочка
опьянялась очарованием взаимной  любви  и  мечтала  о  том  недалеком  уже
будущем,  когда  оба  уедут учиться в  столицу и  поженятся.  Материальные
средства не составляли для них препятствия, так как довольно состоятельные
отцы могли уделить им достаточно денег для скромной жизни в столице. Нужно
было переждать только год, необходимый Варе для окончания гимназии.
     Этот  год  пролетел.  Стояли чудные дни  первой половины июня,  когда
Ваньковский приехал опять в  Красноярск на каникулы и  встретился с Варей,
отлично окончившей курс  и  ожидавшей с  нетерпением своего жениха,  чтобы
начать экскурсии на  милые столбы.  Природа уже  меняла свой  ярко-зеленый
весенний наряд на  более темный летний,  но лесные прогалины и  лужайки на
дне долин еще пестрели разнообразными яркими цветами и травы еще не успели
вырасти до пояса и не давали приюта мошке и оводам, преследующим путника в
более позднее и  жаркое летнее время.  Пока одни только комары пели в тени
лесов и собирались перед закатом целыми столбами на лужайках.
     На следующий день по приезде Антона молодая парочка уже отправилась в
экскурсию:  каждый нес одеяло,  дождевой плащ,  консервы и сухари, сахар и
чай; к поклаже Вари был еще привязан чайник, а Антон нес кольцо тонкой, но
крепкой веревки и железные зубья. Снаряжение дополнялось охотничьим ружьем
и  револьвером,  так  как  в  то  время окрестности города не  были вполне
безопасны:  вместе с летом начиналась тяга разных бродяг - беглых каторжан
и поселенцев -  возвращавшихся вдоль Московского тракта на родину за Урал;
встреча в  тайге  с  бродягой не  всегда могла  кончиться благополучно для
безоружного человека.


                                   III

     На  заре  молодые люди  уже  вышли  из  дома,  миновали улицы сонного
города,  подошли  к  Енисею,  катившему еще  избыток мутной,  бурой  воды,
переехали на  первом пароме через левый рукав,  пересекли широкий галечный
остров,  заросший густым талом,  и  вышли ко  второму парому.  По  правому
берегу реки шли лугами мимо деревушки Базаихи и далее между опушкой леса и
зеленеющими пашнями до речки Лалетиной.  Возле речки в роще сделали первый
привал, вскипятили чайник и позавтракали.
     Далее дорога пошла вверх по долине Лалетиной,  то по густому лесу, то
по цветникам лужаек. С обеих сторон уже поднимались крутые горные склоны -
иные зеленые,  поросшие травой,  иные с  красноватыми скалами,  но большею
частью  одетые лесом,  взбегавшим кудрявыми волнами,  пронизанными щетиной
елей до самого гребня.
     Постепенно долина становилась уже, склоны выше, леса гуще и старее, а
ходьба по  тропе труднее;  в  тени вековых деревьев в  глубоких ямах между
корнями еще не просохла грязь от последних дождей, а глинистая почва тропы
оставалась еще  влажной и  скользкой.  Время  от  времени тропа пересекала
устья боковых долин, где лужайки вдоль русла ручьев были напитаны водой, а
из густой травы, встревоженные путниками, поднимались рои комаров.
     Вскоре подъем сделался круче,  тропа пошла в  гору  по  левому склону
долины,  по  густому  лесу,  извиваясь  между  толстыми  стволами  могучих
лиственниц  или  прорезывая узким  коридором  чащу  молодого  ельника  или
осинника.  Антон шел впереди, прочищая дорогу, отбрасывая в сторону сучья,
нагроможденные по тропе зимними бурями,  отгибая молодые поросли, мешавшие
пройти.   По  временам  путники  останавливались,   чтобы  перевести  дух,
полюбоваться зеленой поляной, залитой солнечным светом и пестреющей яркими
цветами,  или  взглянуть  на  ближайший  столб,  открывающийся иногда  при
поворотах тропы  над  вершинами леса  и  казавшийся снизу  таким высоким и
неприступным.  При  таких остановках молодые люди  прислушивались к  пению
лесных птичек,  к крику кукушки,  раздававшемуся то совсем близко, то чуть
слышно.
     - Загадаем  шутки ради,  сколько лет нам осталось жить,  - предложила
Варя  во  время  одной  остановки,  слушая  кукушку.  Ее  жених,  конечно,
согласился, и когда кукушка замолкла, он спросил громко:
     - Кукушка, скажи, сколько лет проживет моя Варюша?
     Птица,  немного погодя,  стала опять кричать и кричала так долго, что
молодые люди сбились со счета;  Варя говорила,  что она насчитала тридцать
девять, а Антон утверждал, что сорок два.
     - Во всяком случае,  твой век будет долгий,  - сказал он, смеясь. - А
про мой век спрашивай ты!
     Варя задала вопрос.  Кукушка долго не отвечала,  а  затем прокуковала
четыре раза и хрипло засмеялась.
     - Ах  ты  негодная!   Еще  смеется!   -   вскрикнула  Варя,  искренне
возмущенная и  огорченная ответом,  неблагоприятным для ее планов о долгой
совместной жизни с любимым человеком.
     Но Антон быстро поборол неприятное чувство, охватившее его при ответе
птицы,  и спросил ее,  сколько у них будет детей.  Когда ответ получился -
одиннадцать,  Варя шумно запротестовала, заявляя, что она совсем не желает
заниматься одним рожанием и кормлением детей.  Антон успокоил ее,  сказав,
что ведь ему,  по пророчеству той же кукушки,  осталось жить только четыре
года и потому одиннадцать ребят едва ли возможно им иметь, разве по тройне
каждый  год.   Эта  перспектива  очень  развеселила  Варю,  которая  долго
хохотала,  пробираясь вслед  за  своим  спутником по  густому  ельнику,  в
который завела их тропа.
     - Знаешь,  Варя, нужно задать кукушке еще один вопрос, в данное время
для нас самый интересный.
     - Какой же, Тоня?
     - Через сколько дней мы поженимся?  Ведь от этого зависит возможность
иметь одиннадцать ребят в четыре года; нам нужно торопиться!
     - Это я знаю лучше кукушки, - ответила Варя, немного рассердившись. -
Но тебе не скажу и могу сделать так, чтобы ответ кукушки оказался неверен.
     В  это  время кукушка очень близко прокричала один  раз  и  захлопала
крыльями, очевидно, перелетая на другое место.
     - Ты слышала, Варя? - торжествующе спросил Антон.
     - Но  вопрос не  был  еще поставлен,  и  ответ не  имеет значения,  -
возразила девушка, зардевшись.
     - Я поставил его про себя, пока ты порочила кукушку.
     - Ну ладно, там видно будет. Идем дальше, - сказала Варя нетерпеливо.
     Пошли  дальше.   Тропа  повернула  влево  и,   извиваясь  по  густому
молодняку,  перевалила через плоский гребень,  за  которым сразу открылась
небольшая поляна  у  подножия первого  столба.  За  поляной среди  красных
стволов высоких сосен  и  между двумя крупными глыбами гранита,  давно уже
свалившимися сверху,  был устроен шалаш,  по-сибирски балаган,  в  котором
обыкновенно ночевали столбисты.  Поверх жердей, упиравшихся одним концом в
землю,  другим -  в  гранитную глыбу,  были  положены большие куски  коры,
содранные с  толстых лиственниц,  так что получилась достаточная защита от
дождя