Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
ию, вчера уехал в Сибирь, - ответила Варя.
- Не может быть! - воскликнул посетитель. - Ведь господин Ваньковский
должен был выехать только сегодня в обед?
- Совершенно верно, но он получил телеграмму от матери, и пришлось
экстренно собраться и выехать вчера вечером.
Незнакомец задумался, затем спросил:
- Позвольте узнать, вы будете его супруга?
- Да, я его жена.
- И едете вслед за супругом в Красноярск через две недели?
- Так, но откуда вы это знаете?
- Мы многое знаем... В таком случае не будете ли так добры увезти
вашему супругу и передать в собственные руки этот пакетик?
С этими словами молодой человек вынул из кармана и подал Варе
сероватый конверт с красной печатью.
- Но почему же вы не пошлете это письмо по почте, оно бы получилось
гораздо раньше моего приезда, - спросила Варя.
- Такие письма по почте не посылают, мадам, - ответил незнакомец с
улыбкой. - Вы, конечно, знаете, где служит ваш супруг - я должен был
передать эти секретные справки ему лично. Господину полковнику день
отъезда господина Ваньковского был известен точно, и он велел мне
заготовить эти справки и доставить на дом к отъезду.
Варя только сказала: <Да, да!>
- Так я могу быть уверен, что вы их передадите супругу? Иначе мне
достанется за опоздание, хотя я и не виноват в преждевременном выезде
господина Ваньковского.
С этими словами посетитель передал Варе пакет, поклонился и исчез за
дверью.
Варя держала конверт с печатью в руках и стояла, словно окаменевшая,
на том же месте в прихожей. Когда странный посетитель упомянул секретные
справки и полковника, в глубине ее мозга мелькнула страшная догадка и
теперь постепенно принимала все более и более ясные очертания.
- Но не может быть, ведь это чудовищно! - шептали ее побелевшие губы,
а глаза впивались в запечатанный конверт, содержавший, конечно, страшную
разгадку. На конверте была только надпись: <А. А. Ваньковскому в
собственные руки>, внизу карандашом был приписан адрес.
- Что же мне сделать, что мне сделать, чтобы узнать правду
относительно Тони? Жанна, деньги, полковник, адреса жандармов... Боже мой,
что все это значит?!
<Вскрой конверт, тогда узнаешь>, - сказала себе Варя, но не решилась
привести это в исполнение. Ведь эти секретные справки могли быть от
товарищей по партии; может быть, комитет предлагал Тоне в Сибири такое
дело, о котором даже его жена не должна была знать ради успеха
предприятия.
<Но при чем тут Жанна, что это за Жанна?> - И опять ревнивые
подозрения сжимали сердце Вари, а с другой стороны, вставал жандармский
полковник; сопоставляя то и другое, вспоминая кое-что из поведения мужа за
последние два года, несчастная женщина приходила к выводу, которому
все-таки не хотела верить, - ее муж поступил на службу к жандармам в
политический сыск, чтобы получать деньги, которые тратил на картежную игру
и на содержание какой-то Жанны.
<Это нельзя оставить без разъяснения, не ради меня только, но ради
товарищей>, - подумала Варя. И ей пришла мысль обратиться к старому и
опытному партийному деятелю, известному ей по отзывам с лучшей стороны.
Если ему рассказать все, показать записную книжку и пакет, он сумеет
распутать это таинственное дело; если подозрения окажутся напрасными - тем
лучше, Тоня о них и не узнает. Но если Тоня действительно сыщик,
предатель...
И при этой мысли сердце Вари мучительно сжалось, но брови сдвинулись,
глаза гневно сверкнули.
- По крайней мере я не останусь его сообщницей в глазах товарищей,
так как выведу его на чистую воду! - докончила она свою мысль твердым
голосом, вспомнив клятву, произнесенную в день бракосочетания на гранитном
столбе.
IV
Варя начала было одеваться, чтобы уйти из дома, но вспомнила, что
находка записной книжки прервала ее поиски в карманах старого платья мужа;
эти поиски нужно было кончить, - может быть, найдется еще что-нибудь!
Действительно, во внутреннем кармане старого сюртука она нашла
несколько гектографированных прокламаций, изданных по поводу волнений в
университете и призывавших студенчество к объединению. Но эта находка
значения не имела, а больше Варя не нашла ничего. Собираясь уже уходить,
она заметила телеграмму мужа, брошенную на стол.
<Необходимо ему ответить>, - подумала она, потому что записная
книжка, быть может, будет задержана на несколько дней для разъяснения
дела.
Она присела и быстро набросала мужу короткое письмо в Красноярск, в
котором извещала, что пиджак она уже успела продать татарину, не обыскав
его карманов, но что она примет все меры, чтобы найти этого татарина,
известного прислуге, и вернуть от него записную книжку; но поиски
потребуют нескольких дней, которые нужно потерпеть.
Наконец, Варя, захватив записную книжку, пакет и телеграмму мужа,
вышла из дома. Она отправилась сначала по одному конспиративному адресу,
где ее хорошо знали и дали ей адрес другой квартиры, на которой ей уже
после маленького допроса указали адрес того лица, кого она искала. Этот
старый вожак жил в столице нелегально и часто менял квартиры; узнать его
адрес было нелегко, и осторожность требовала, чтобы не всякий, желавший
его видеть, мог добиться свидания, а только тот, в ком товарищи были
вполне уверены, что он не только не предаст, но и не проболтается
случайно. Хотя Варя и не была деятельным работником партии, но имела
вполне хорошую репутацию надежного товарища, так что узнала адрес Никона
Серого, как звали в партии нужного ей человека.
Серый жил в одном из огромных домов на Садовой улице между Гороховой
и Сенной, в квартире портного-штучника, занимая совершенно обособленную
комнату с отдельным выходом на черную лестницу. Штучник был свой человек и
очень внимательно, даже с подозрением, осмотрел Варю, когда она пожелала
видеть его жильца; он переспросил ее два раза, кого она хочет видеть и кто
ей сообщил адрес, и, только убедившись, что она не сбилась в фамилиях и
адресах, провел ее к Серому.
Варя встречалась с этим руководителем партии раза три в прежнее
время, и он произвел на нее сильное впечатление как своей внешностью
природного вождя, так и разговором; потому она и решилась обратиться к
нему для разъяснения мучительной загадки. Серый сейчас же ее узнал и
спросил о муже, о курсах, поздравил с предстоящим окончанием и наконец
сказал, усаживая посетительницу в старое и просиженное кресло возле своего
рабочего стола:
- Я слышал, что ваш муж хочет перевестись на службу в Сибирь. Вы тоже
пойдете с ним в добровольную ссылку?
- По этому вопросу я к вам и пришла за советом, вы один можете
разъяснить мои сомнения, мои подозрения относительно мужа...
Серый несколько удивленно взглянул на свою собеседницу и спросил:
- Вы боитесь, что муж изменяет вам?
- Если бы дело было только в этом, я бы не стала занимать ваше время.
Нет, я боюсь, что дело гораздо хуже, слушайте...
И Варя, волнуясь и останавливаясь, изложила ему все открытия и
происшествия после отъезда мужа, показала телеграмму, записную книжку и
пакет, принесенный неизвестным; в книжке она обратила внимание Серого на
записи, показавшиеся ей подозрительными, особенно на адреса конспиративных
квартир и жандармов, а рубрику <получений от Жанны> отметила только
вскользь.
Серый выслушал ее очень внимательно, задал несколько вопросов об
образе жизни Ваньковского за последние годы и его знакомствах, рассмотрел
записи книжки и задумался. Сопоставив некоторые записи с событиями в жизни
партии и подводя итоги всему, что он узнал, опытный деятель почти не
сомневался в измене мужа Вари; но, видя ее волнение, читая в ее глазах
глубокую скорбь, он постарался поддержать молодую женщину, внушив ей
некоторую надежду и оттянув решительный ответ.
- На расследование этого дела нужно время, - сказал он. - Обвинение
слишком тяжкое, шутить такими вещами нельзя. Я надеюсь, что все
разъяснится к лучшему. Не падайте духом, ваши силы нужны вам для окончания
экзаменов.
- Что же мне делать сейчас? - спросила Варя. - Неужели я уйду, не
получив разъяснения?
- Вы говорите, что через две недели, покончив с экзаменами, должны
уехать в Сибирь к мужу и увезти ему этот таинственный конверт и записную
книжку? Да? Так вот мой совет и моя покорнейшая просьба: забудьте на эти
две недели о происшедшем - займитесь учебниками до одурения, кончайте
курс, чтобы быть самостоятельной. А я за это время займусь разъяснением
вопроса... Не теряю надежды, что подозрения по поводу измены нашему делу
окажутся несостоятельными...
- Отчего же вы не вскроете конверт? - вскричала Варя. - Может быть,
все разъяснится сразу и всякое расследование окажется излишним!
- Может быть, да, а может быть, нет, дорогая.
И, взяв из ее рук конверт, он тщательно рассмотрел сургучную печать.
Кроме желания дольше сохранить в душе молодой женщины надежду на
благоприятное разрешение загадки и веру в невиновность мужа, Серый имел в
виду еще необходимость немедленно принять меры, чтобы связи предателя были
раскрыты и ему самому пресечена возможность вредить дальше делу партии.
Между тем можно было опасаться, что Варя, узнав правду теперь же, в своем
отчаянии сделает какой-нибудь безрассудный поступок, который спутает все
планы, позволит предателю скрыться или, наоборот, выдать всех, кого он еще
до поры до времени не выдавал.
Вот почему необходимо было оттянуть решительный ответ и оставить Варю
в неизвестности.
- Видите ли, - сказал Серый, - этот конверт нужно вскрыть совершенно
незаметно, чтобы адресат мог затем получить его и не догадаться, что
кто-нибудь прочитал его переписку. Подумайте только: если ваш муж не
виновен - каково было бы ему узнать, что вы и мы заподозрили его в
предательстве, изучали его записную книжку, вскрывали письма! У нас это
так не делается. Нужно незаметно убедиться в вине или невиновности
человека, а не мучить его подозрениями, слежкой, может быть,
неосновательными. Вскрыть незаметно этот конверт может только искусный в
таком деле человек и при помощи некоторых приспособлений, которых у меня
нет. Я должен отправиться к этому человеку довольно далеко.
- Но это продолжится день, много два.
- Может быть, и дольше. Кроме того, некоторые записи в книжке,
которые кажутся вам такими страшными, могут оказаться совершенно
невинными, но для разъяснения их придется наводить справки у разных лиц.
Затем - содержимое этого пакета также может потребовать разных справок.
Словом...
- Словом, вы хотите измучить, истомить меня неизвестностью. Ведь
возможна двойная измена - партии и мне.
- Будем надеяться, что окажется только одна измена или даже ни одной,
- ответил Серый. - Поверьте, что я приложу все усилия, чтобы дать вам
ответ как можно раньше. Две недели - это крайний срок. А вы отбросьте пока
всякие скверные, мучительные мысли и держите экзамены; это будет полезно
вдвойне - и курс кончите, и не будете волноваться, строить всякие догадки,
ломать себе голову и трепать нервы.
- Постараюсь исполнить ваш совет, хотя мне уже не удастся отделаться
вполне от мысли, что мой муж, может быть, предатель, - сказала Варя,
вставая.
- Только, пожалуйста, ни слова, ни намека вашему мужу о происшедшем -
ради его спокойствия, если он не виновен, ради успеха расследования, если
он виноват. Пишите ему о своем здоровье и об экзаменах и покороче, чтобы
случайно не выдать себя.
- Но ведь он телеграммой просит выслать ему записную книжку
немедленно по почте. Я уже написала ему, что продала пиджак с книжкой
татарину, которого разыскиваю.
- Продолжайте в том же духе. Через несколько дней сообщите, что
татарин нашелся, но что пиджак он перепродал и обещает найти покупателя и
отобрать у него книжку. Потом можно написать, что книжка нашлась, но что
вы едете вскоре сами и привезете эту драгоценность с собой.
- Тяжело так лгать своему мужу, - заметила Варя со вздохом.
- На партийной работе ради успеха дела приходится кривить душой, -
ответил Серый, провожая гостью к двери. - Итак, самое позднее через две
недели я сам или кто-нибудь по моему поручению, конечно, лицо вполне
надежное и скромное, доставит вам книжку и пакет и даст все разъяснения,
укажет, что делать. А пока желаю вам успешного учения. Мужайтесь,
партийный работник не должен падать духом даже в самые критические моменты
своей жизни. До свиданья.
И он крепко пожал Варе руку и тихо запер за ней дверь.
V
Для Вари потянулись тяжелые дни. Приходилось напряженно учиться,
прочитывать и запоминать сотни страниц, а в голову назойливо врывалась
мысль, что любимый человек оказался подлецом, двойным предателем,
оплаченным шпионом. Варя успокаивала себя надеждой, что все разъяснится к
лучшему, что подозрения необоснованны, но все-таки ее честная душа
альтруистки, ее чистая душа верной и любящей женщины тяжело страдала от
ужасной мысли о возможности измены мужа. Подчас трудно было учиться, но
Варя работала и хотя с грехом пополам, но сдала все экзамены, последний
даже днем раньше, чем предполагала, так что имела возможность
приготовиться к отъезду, закупить кое-что, побывать кое-где в последний
день в ожидании прихода Серого, о котором она была уже извещена письмом за
несколько дней.
Она вернулась домой за полчаса до назначенного срока и стала
укладывать свой чемодан, стараясь не думать о предстоящем свидании,
которое могло перевернуть всю ее жизнь вверх дном.
Наконец раздался звонок, и в комнату вошел незнакомый мужчина
высокого роста, но несколько сутулый; он представился Варе в качестве
товарища Рыжова и сказал:
- Принес вам письмо от Никона. Прочитайте, а потом побеседуем.
Рыжов передал письмо, а сам сел в стороне и отвернул голову к окну.
Варя быстро разорвала конверт.
<Дорогая Варвара Гавриловна, - писал ей Серый. - Извиняюсь, что не
явился лично, как хотел непременно сделать. Но мое убежище стало
известным, и пришлось скрыться в другой город. Я посылаю Вам человека
вполне надежного, который поможет в беде.
А беда действительно не малая. Ваш муж, как Вы знаете, два года назад
был арестован и просидел несколько месяцев в предварилке. Одиночное
заключение и допросы жандармов подействовали на него угнетающим образом, и
он проговорился и кое-кого неосторожно подвел. Но затем жандармы сумели,
вероятно, убедить его, что все равно репутация его испорчена, а потому
лучше поступить к ним на службу; обещали, конечно, полное освобождение от
наказания и хорошее жалованье. Он согласился, его выпустили и дали кончить
курс. Сначала он был агентом малодеятельным и вредил нам редко и немного;
но постепенно или сам вошел во вкус предательства, или жандармы нажали на
него, угрожая разоблачением, и его работа сделалась интенсивнее.
Мы имеем теперь полное основание приписывать его предательству
неудачу нескольких хорошо организованных покушений, провал двух типографий
и арест десятка крупных и мелких работников революции. Эти неудачи
возбудили в свое время сильные подозрения, но, к сожалению, не против их
виновника, а против других лиц - до того мы были уверены в преданности
Ваньковского делу партии. В одном случае даже заподозрили Вас, так как Вы
через мужа могли иметь сведения и могли неосторожно проболтаться
где-нибудь.
Возвращаю Вам записную книжку и пакет. Из первой мы скопировали все
важнейшие улики. Партийный работник, всегда могущий ждать обыска и ареста,
не носит в записных книжках адресов товарищей, квартир, а выучивает их на
память; Ваш муж этой предосторожности не соблюдал, потому что ареста не
боялся. В его книжке мы нашли много очень важных адресов, частью уже
устаревших, но также и современных; теперь, конечно, и эти устарели,
потому что мы приняли свои меры. Были также адреса сыщиков, жандармских
офицеров и чиновников Третьего отделения.
<Получения от Жанны> - это скорее всего жалованье за предательство,
которое он почему-то тщательно регистрировал.
В пакете оказался целый ряд справок о месте жительства и фамилиях
сыщиков и жандармов в Красноярске и вообще в Енисейской области, где
Ваньковскому предстояло развернуть свою деятельность; были также фамилии и
адреса политических ссыльных и общественных деятелей этой области, за
которыми, очевидно, нужно было устроить надзор. Нам часть этих сведений
будет очень кстати, так как позволит сильно обезвредить сыск в Енисейском
крае на некоторое время.
Не имею права скрыть от Вас, дорогой товарищ, что в деле замешана и
женщина, именно хористка итальянской оперы, на которую Ваньковский,
очевидно, тратил деньги, получаемые от жандармов. В записной книжке
оказалось несколько ее адресов - она часто меняла квартиру, и один из
наших сумел от нее выведать о ее связи. Эта женщина была очень возмущена,
узнав, что ее покровитель уехал в Сибирь, не предупредив ее, и грозила,
что поедет туда за ним.
Мне, конечно, не нужно тратить много слов, чтобы убедить Вас в моем
искреннейшем сочувствии Вашему великому горю. Но я должен от души
поблагодарить Вас за то, что Вы не скрыли от нас случайную находку,
которую свободно могли отправить мужу или бросить в печку. Передав
разъяснение дела мне, Вы оказали партии громадную, скажу даже, неоценимую
услугу.
Я слышал о Вас как энергичной женщине, желающей работать в Сибири на
пользу нашего дела. Как старый, закаленный в боях революционер, позволяю
себе дать Вам искренний совет: вырвите без колебаний, без сожаления из
своего сердца того, кто совершил двойное предательство, чтобы покончить с
ним раз навсегда. Не думайте о компромиссах - они погубят только Вас самих
и ничему не помогут. Мужайтесь и посвятите себя общественной и партийной
работе - в ней Вы найдете утешение и забвение личного горя.
Если хотите, мы поможем Вам освободиться от власти мужа.
Еще раз спасибо и прощайте. Может быть, нам суждено еще встретиться.
Письмо, конечно, истребите.
Ваш Н. С.>.
VI
В глубоком волнении Варя читала письмо; по временам невольные слезы
набегали и туманили ей глаза, но она быстро, нетерпеливым движением руки
смахивала их, чтобы не мешали читать.
За истекшие две недели молодая женщина уже значительно подготовила
себя, вспоминая поступки и слова мужа, странные посещения и частые
отлучки, сопоставляя все это с обнаружившимися после его отъезда данными.
Конечно, в душе еще теплилась смутная надежда на то, что все объяснится к
лучшему после расследования Никона, но эта надежда была очень слаба. Варя
больше надеялась на то, что муж не изменил лично ей, но в его измене
партии она была почти уверена; а эту измену она считала более важной и
из-за нее разошлась бы с мужем - конечно, не без борьбы, не без страданий.
Теперь же, когда оказалось, что он изменял и ей, и изменял давно, ее
чувство к нему, уже ослабевшее за последние два года, превратилось почти в
ненависть. И слезы, набегавшие при чтении письма, были скорее слезами
обиды, слезами сожаления о том, что она любила этого двойного