еренности, что прав я, а не они. К тому же  я
не боюсь, что они чрезмерно критичны в данных обстоятельствах, так  как  оба
они -  здравомыслящие  люди,  не  склонные  приносить  возможность  надежной
прибыли в жертву причудам критического вкуса...

                                                                  24 декабря

     Выехал из Арнистона после завтрака и к обеду прибыл в Эбботсфорд.
     Когда я въезжал в собственные ворота, мысли мои были совсем иного  рода
и много приятнее тех, с которыми я  покидал  свой  дом  около  шести  недель
назад. Тогда я раздумывал, не следует ли мне бежать  из  родной  страны  или
объявить  себя  банкротом  и  пойти  на  распродажу  библиотеки  и  домашней
обстановки вместе с имением. Человек, искушенный в житейских делах,  скажет,
что лучше бы мне так и сделать. Конечно, поступи я так сразу, я  бы  имел  в
своем распоряжении те двадцать  пять  тысяч  фунтов  стерлингов,  которые  я
заработал и отдал в погашение своих долгов после банкротства фирм  Констебля
и Робинсона. Но тогда я не мог бы спать так спокойно,  как  сейчас,  получая
благодарность кредиторов и сознавая, что выполняю свой  долг,  как  подобает
честному и благородному человеку. Я вижу перед собой долгий,  томительный  и
унылый путь, но ведет он к истинной славе и незапятнанной репутации. Если  я
свалюсь по дороге, что весьма возможно, то по крайней мере  умру  с  честью;
если же достигну своей цели, то обрету благодарность  всех  заинтересованных
лиц и одобрение собственной совести...

                                                                  28 декабря

     ...Если у меня и есть в чем-нибудь сноровка, так это в умении извлекать
поразительный и  интересный  сюжет  из  множества  скучных  подробностей,  и
поэтому я  нахожу  столько  приятного  и  поучительного  в  томах,  слывущих
скучными  и  неинтересными.  Дайте  мне  факты,  а  воображения  мне  хватит
своего...

1828

                                                                    1 января

     Я веду дневник с 20 ноября 1825 года,  то  есть  уже  два  года  и  два
месяца. Не скажу, чтобы стал от этого умнее или лучше, но  я  убедился,  что
способен  держаться  однажды  принятого  решения.  Пожалуй,  радоваться  тут
нечему; пожалуй, это лишь показывает, что  я  скорее  человек  методический,
нежели  оригинальный;  у  меня  уже  нет  той  живости   фантазии,   которая
несовместима с регулярным трудом. Однако даже если  дело  обстоит  так,  мне
следует радоваться тому, что, потеряв одно, я хоть приобрел другое.

                                                                   14 января

     Прочел новый роман Купера "Красный корсар"; действие его развертывается
почти исключительно в океане. Некоторое излишество мореходных  терминов;  по
сути  дела  они  подавляют  все   остальное.   Но   если   только   читатели
заинтересуются описаниями, они проглотят и многое такое, чего  не  понимают.
 Купер обладает могучим талантом, глубоким пониманием человеческой души
и силой исполнения. Но, как видно, ему приходят в голову те же мысли, что  и
другим  людям.  Изящная  форма  рангоута  и  узор  такелажа  на  фоне   неба
встречаются слишком часто,

                                                                   28 января

     ...Прочел "Прерию"  Купера,  которая,  по-моему,  лучше  его  "Красного
корсара", где ни разу не выходишь на берег, а для полного понимания  событий
необходимо слишком обширное знание мореходных терминов.  Правда,  это  очень
умный роман.

                                                                  24 февраля

     ...Последние два-три дня я уперся в то, что "Критик"  называет  мертвой
точкой - все события и персонажи  в  моей  истории  перепутались,  образовав
такой гордиев узел, что прямо не знаю, как его распутать. Несколько  дней  я
обдумывал это  положение  с  чувством,  близким  к  тому  отчаянию,  которое
охватило прекрасную принцессу, когда  гнусная  мачеха  велела  ей  разобрать
полный чердак перепутанных шелковых ниток всех цветов  и  размеров;  но  вот
входит принц Персине, взмахивает волшебной палочкой над всей этой  мешаниной
- и глядь! - все нитки аккуратно разложены, как в мастерской белошвейки. Мне
часто случалось ложиться спать, когда моя голова знала не больше, чем плечи,
что мне писать дальше, а утром я просыпался  с  ясным  и  точным  пониманием
того, каким образом можно - хорошо ли, плохо ли - распутать сюжет. Думается,
что работу ума в подобных  случаях  можно  несколько  оживить  возбуждением,
придаваемым нашему организму стаканом вина. Конечно, ни о  каком  излишестве
не может быть и речи. Пожалуй, следующее мое  утверждение  может  показаться
странным, но это истинная правда: написав уже половину какого-нибудь романа,
я действительно обычно не имею ни малейшего представления  о  том,  как  его
окончить, короче говоря работаю в стиле _тяп-ляп, как попало_...

                                                                     3 марта

     Принялся очищать стол от писем, на которые я не ответил; их,  по  моему
нерадению, накопилась целая  авгиева  куча.  Я  написал  не  менее  двадцати
ответов, а ведь их можно было настрочить сразу, не теряя  ни  минуты.  Делай
все вовремя - и тогда работа будет спориться. Но когда тебя  вечно  отрывают
по пустякам, поток твоего ума мелеет  и  ты  теряешь  то  величавое  течение
мыслей, которое одно лишь может нести  с  собой  глубокие  и  величественные
планы. Иногда мне  хочется  стать  одним  из  тех  педантов,  которые  могут
назначить себе определенные занятия на любой  час  дня  и  не  отступать  от
своего расписания. Но я всегда вспоминаю, что у меня лучше получается  a  la
debandade, {Беспорядочно (франц.).} чем  при  правильных  и  систематических
занятиях. Начатая работа - для  меня  это  камень,  который  я  качу,  чтобы
сбросить его с горы. Первые обороты требуют больших  усилий,  но  я  подобен
тому, кто vires acquirit eundo. {Движением набирает силы (лат.).}  Так  вот,
если камень остановить, то всю работу  придется  начинать  сызнова.  Возьмем
менее лестное для меня сравнение: я как лошадь, больная шпатом;  трогаясь  с
места, она хромает и спотыкается, но когда ее  суставы  разогреются,  скачет
весьма изрядно, так что лучше пускать ее по возможности на больший  перегон.
К тому же большинство известных мне педантов не были ни деловыми людьми,  ни
чиновниками, которым их обязанности  предписывают  работать  в  определенное
время, нет, они добровольно становились

                      Рабами времени, вассалами звонка

и были весьма жалкими, на мой взгляд, существами...

                                                                    5 апреля

     Мы посетили могилу могучего чародея. Надгробие сделано в  дурном  вкусе
времен Иакова I, но какое  очарование  царит  в  этом  месте!  Вокруг  стоят
величавые памятники забытых  ныне  родов;  но  как  только  видишь  памятник
Шекспиру, что тебе за дело до прочего? Все вокруг принадлежит Шекспиру...

                                                                       9 мая

     ...Позировал Норткоту, который, подобно художникам венецианской  школы,
хочет изобразить на той же картине и себя,  пишущего  мой  портрет.  Он  уже
стар, небольшого роста, согбен годами - ему не  меньше  восьмидесяти.  Но  у
него быстрый глаз и благородное лицо. Приятный собеседник,  хорошо  помнящий
сэра Джошуа,  Сэмюела  Джонсона,  Берка,  Голдсмита  и  др.  Рассказ  его  о
последнем подтверждает все, что мы слышали о чудачествах этого человека...

                                                                      10 мая

     Второй долгий сеанс у старого чародея Норткота. Он действительно  похож
на живую мумию. Под влиянием его рассказов я  изменил  свое  мнение  о  сэре
Джошуа Рейнолдсе, которого со  слов  Голдсмита,  Джонсона  и  других  привык
считать человеком добродушным и  благожелательным.  А  он,  хотя  и  обладал
некоторым великодушием, был  холоден,  бесчувствен  и  равнодушен  к  своему
семейству  настолько,  что  его  сестра,  мисс  Рейнолдс,  выразила  однажды
удивление по поводу приема, который  ему  всегда  оказывали  в  обществе,  и
добавила: "Для меня он только мрачный и  угрюмый  тиран".  Признаюсь,  такое
мнение о нем меня покоробило: оно отняло у  меня  приятное  представление  о
возможном сочетании  высочайшего  таланта  с  прелестнейшим  характером.  Но
Норткот сказал,  что  его  дурные  черты  были  скорее  негативными,  нежели
позитивными,  они  объяснялись  скорее  недостатком  чувствительности,   чем
действительным желанием уязвить кого-то или тиранствовать.  Они  проистекали
из его исключительной приверженности к искусству...

                                                                      29 мая

     ...Развлекался сегодня чтением книги Локарта  "Жизнь  Бернса",  которая
превосходно  написана.  Просто  отличная  вещь.  Он  поступил  благоразумно,
умолчав о пороках и безрассудствах Бернса, потому что, хотя Карри, я  сам  и
другие не сказали ни слова неправды на этот счет, но подобно тому, как  тело
покойника распрямляют, обряжают в саван и придают ему пристойный вид,  точно
так  же  бережно  надо  обращаться   после   смерти   с   репутацией   столь
неподражаемого гения, как Бернс.  Рассказ  о  его  пороках  или  хотя  бы  о
порочных наклонностях только  огорчит  расположенного  к  нему  человека,  а
развратника обрадует.

                                                                      30 мая

     ...Не могу никак понять причины нашего пристрастия к  женской  красоте,
которая вызывает своего рода сдержанное преклонение  пожилых,  равно  как  и
исступленный восторг юнцов; но совершенно очевидно, что даже  избыток  любых
других достоинств в женщине не в состоянии  уравновесить  полное  отсутствие
этого качества. Я, для кого красота ныне и впредь - лишь  картина,  все  еще
смотрю на нее с тихой преданностью старого почитателя, который уже не станет
воскурять фимиам перед святыней, но смиренно затеплит свой огарок,  опасаясь
притом, как бы не обжечь пальцы.  Нет  ничего  на  свете  более  нелепого  и
жалкого, чем старик, подражающий страстям своей юности..,

1829

                                                                  15 февраля

     ...Мне  крайне  редко  удается  обдумать  что-нибудь,  если  я  лежу  в
совершенной праздности. Но когда я беру пустую книжку или гуляю, ум мой, как
бы из противоречия,  бредет  назад  к  своему  делу;  то,  о  чем  я  читаю,
смешивается с тем, о чем я писал,  и  в  голове  что-то  заваривается.  Этот
умственный  процесс  я  могу  сравнить  лишь  с  тем,   что   происходит   с
прядильщицей,  для  которой   механическая   работа   служит   своего   рода
аккомпанементом к ее песням или течению мыслей. Выражение "hoc age", {Обрати
внимание (лат.).} которое часто повторял отец, не согласуется с моим нравом.
Я не в силах приковать свой ум к одному предмету, и, только поддерживая  два
потока мыслей, могу привести в порядок один из них...

                                                                   29 апреля

     ...По правде сказать,  я  испытываю  весьма  мало  уважения  к  дорогой
publicum, {Публике (лат.).} которую  обречен  ублажать,  как  ханжа  Трэш  в
"Варфоломеевской ярмарке", трещотками и имбирными  пряниками,  и  я  был  бы
весьма неискренним перед теми,  кому,  быть  может,  случится  прочесть  мои
признания, если бы написал, что публика, на мой взгляд, заслуживает внимания
или что она способна оценить утонченные красоты произведения. Она взвешивает
достоинства и недостатки фунтами. У тебя хорошая репутация -  можешь  писать
любой вздор. У тебя плохая репутация - можешь писать как Гомер, ты все равно
не понравишься ни одному читателю. Я,  пожалуй,  l'enfant  gate  de  succes,
{Ребенок, испорченный успехом (франц.).} но я прикован  к  столбу  и  должен
волей-неволей стоять до конца...

                                                                   30 апреля

     ...Нет, никто не может сказать, что я ем хлеб праздности. Да и  с  чего
бы? Тот,  кто  работает  не  по  необходимости,  добровольно  обрекает  себя
изнурительному труду, и не будь у меня этой необходимости, я бы  добровольно
занимался  такого  же  рода  литературным  трудом   -   правда,   без   того
напряжения...

1831

                                                               23-25 февраля

     ...Если бы кто-нибудь спросил меня, сколько времени у  меня  уходит  на
обдумывание произведения, я ответил  бы,  что,  с  одной  стороны,  вряд  ли
найдется в течение дня пять минут, чтобы я о нем  не  думал.  Но,  с  другой
стороны, оно никогда не бывает серьезным предметом размышления, ибо  никогда
не занимает мои мысли  полностью  хотя  бы  пять  минут  подряд,  кроме  тех
случаев, когда я диктую мистеру Ледлоу.

                                                                    16 марта

     Поскольку  дела  с  мистером  Кэделлом  улажены,  мне  только  остается
распределить свои занятия так, чтобы не переутомляться.  Думается,  что  мой
нынешний распорядок  позволяет  мне  посвящать  работе  достаточно  времени,
учитывая мои силы, и если даже мне суждено достичь  семидесяти,  до  которых
осталось трижды три года или, точнее - почти десять лет, то  я  проведу  это
время с честью, пользой и выгодой для себя и других. Мой день протекает так:
встаю без четверти семь; в четверть десятого завтракаю; на  завтрак  получаю
яйца или по крайней мере одно яйцо, до завтрака пишу - письма и т. п.; после
завтрака в десять часов приходит мистер Ледлоу, и мы вместе пишем  до  часу.
Это прекрасный человек; он изо всех сил старается писать красиво, очень  мне
помогает, заменяя, по возможности, мои собственные отказавшие мне пальцы. Мы
серьезно трудимся над дневным уроком до часу,  после  чего  я  иногда  гуляю
пешком, однако не часто, потому что я ослабел, и к тому  же  даже  небольшая
прогулка причиняет мне сильную боль. Чаще всего беру пони и час или два езжу
верхом вблизи дома; это довольно жалкое  зрелище,  потому  что  двум  слугам
приходится сажать меня на лошадь, а затем один из них идет рядом  и  следит,
чтобы я не упал и не разбился  насмерть,  что  легко  может  случиться.  Моя
гордая promenade a pied {Прогулка пешком (франц.).} или  a  cheval,  {Верхом
(франц.).}  как  придется,  заканчивается  к  трем  часам.  Час   до   обеда
посвящается дневнику и прочим  легким  занятиям.  В  четыре  подают  обед  -
тарелка бульона или супа, столь порицаемого докторами, кусок простого  мяса,
никаких напитков крепче слабого пива, после  чего  сидя  отдыхаю  до  шести,
когда снова приходит мистер Ладлоу; он остается со мною до  девяти,  а  иной
раз и до без четверти десять. Затем я  получаю  миску  овсянки  и  молоко  и
поглощаю их  с  детским  аппетитом.  Забыл  сказать,  что  после  обеда  мне
разрешается выпить полстакана слабого грога из разведенного джина или виски.
Выпить больше мне никогда не хочется, и даже в глубине души я не  тоскую  по
сигарам, хотя так их любил когда-то. Около шести часов  работы  ежедневно  -
это хорошо, если смогу так продолжать и впредь.


КОММЕНТАРИИ

СТАТЬИ И ДНЕВНИКИ

     Критические сочинения Вальтера Скотта занимают  несколько  томов.  Сюда
входят две большие монографии о Джоне Драйдене и Джонатане Свифте - историки
литературы ссылаются на них и до сих пор, - а также статьи по теории  романа
и драмы, серия жизнеописаний английских  романистов  XVIII  века,  множество
рецензий на произведения современных авторов и другие статьи, в частности по
вопросам фольклористики.
     Первое собрание исторических, критических и  фольклористических  трудов
Вальтера Скотта вышло в Эдинбурге в  1827  году.  Затем  они  несколько  раз
переиздавались и переводились на иностранные языки. Вальтер Скотт как критик
возбудил, например, значительный интерес во Франции 1830-х годов. В  русском
переводе появилось несколько статей  в  "Сыне  отечества"  (1826-1829)  и  в
других журналах XIX века.
     Критики эпохи Просвещения  обычно  подходили  к  оценке  художественных
произведений с отвлеченными эстетическими и этическими критериями. При  этом
важную роль играл моральный облик автора как частного  лица.  Осуждение  его
поступков влекло за собой отрицательный отзыв  о  его  сочинениях.  Один  из
самых  авторитетных  критиков  XVIII  столетия  Сэмюел  Джонсон  предпочитал
биографии историографическим сочинениям  на  том  основании,  что  из  жизни
знаменитых  людей  легче  почерпнуть   нравоучительные   примеры,   чем   из
исторических фактов. Биографический  метод  критики  долго  господствовал  в
Англии. Не остался в стороне от его влияния и Скотт, особенно в  монографиях
о Драйдене  и  Свифте.  Тем  не  менее  этот  подход  к  литературе  его  не
удовлетворял. Не удовлетворяли его и беглые очерки литературных явлений  при
общих описаниях  нравов  того  или  иного  периода  в  исторических  трудах,
например в "Истории Англии" Дэвида Юма, которого Скотт считал "плохим судьей
в области поэзии".
     Между тем во второй половине XVIII и в начале XIX века стали появляться
книги, авторы которых стремились воссоздать картину развития  художественной
литературы или ее  отдельных  жанров.  Большое  значение  для  Скотта  имели
"История  английской  поэзии  с  XII  до  конца  XVI  века"  Томаса  Уортона
(1774-1781) и "История романа" шотландского историка Джона  Данлопа  (1814).
Эти сочинения подсказали Скотту мысль о национальном своеобразии  литературы
каждого народа, а также о ее зависимости от общественного развития в  каждой
стране. При этом исторический роман  представлялся  Скотту  жанром,  который
способен ответить на запросы широких читательских кругов,  раздуть  в  пламя
искру интереса к родному прошлому, которая тлеет в сознании многих людей.
     В основе воззрений Скотта лежит определенная теория  народности.  Народ
для него - хранитель национальных литературных традиций, верховный  судья  и
покровитель литературного творчества.  В  народной  памяти  хранятся  вечные
источники повествовательного искусства: сказки, предания,  легенды  и  были.
Вот почему, по мнению Скотта, между историографией, литературой и фольклором
нет, не может и не должно быть непроницаемых граней; одно легко переходит  в
другое и сочетается с ним.
     Вместе с авторскими предисловиями к романам критические  статьи  Скотта
помогают лучше понять его творчество и бросают свет на создание нового жанра
- исторического романа. Хотя  литературного  манифеста  у  Скотта  в  полном
смысле этого слова и нет, но почти каждая из его статей освещает ту или иную
сторону его творческих исканий.
     Особый   интерес   для   понимания   творчества   Скотта   представляет
статья-авторецензия "Рассказы трактирщика". Под этим  общим  заглавием,  как
известно, выходили первые шотландские романы "Черный карлик" и "Пуритане" (в
дальнейшем эта серия была продолжена романами "Легенда  о  Монтрозе",  "Граф
Роберт Парижский" и "Замок Опасный"), которым и посвящена данная  статья.  В
ее составлении принимал участие близкий друг Скотта  Уильям  Эрскин,  однако
рукописный экземпляр статьи, сохранившийся в архивах, целиком написан  рукой
Скотта. Поводом для ее появления послужила серия  статей,  опубликованных  в
"Эдинбург крисчен инстрактор" Томасом Мак-Краем - биографом Джона Нокса (ум.
1572), главы шотландского кальвинизма. МакКрай обвинял Скотта в том, что  он
оскорбил национальное чувство  шотландцев,  изобразив  фанатиков  пуритан  в
недостаточно привлекательном виде. Скотт поместил свой  ответ  Мак-Краю  без
подписи в лондонском торийском журнале "Куортерли ревью" (январь 1817 года),
в котором он сотрудничал с момента основания журнала в 1809 году. До тех пор
Скотт печатал  большую  часть  своих  статей  в  "Эдинбург  ревью",  журнале
шотландских вигов. Посвящая много места "шотландским древностям", прев