оня,- продолжал я настырно.- Разве у вас не бывало, что
вы говорите что-нибудь неожиданное? Чего сами не ожидали? Хотели сказать
одно, а сказалось совсем другое. Значит, в вас скопилось что-то, что до
сознания еще не дошло. А неожиданно спроси - оно и вылезает, и вы ляпнули.
- Сколько хочешь,- сказала Тоня.
 - И Ефим Палихмахтер был рад, что обстановка
разрядилась. И что хоть насчет подсознательного Тоня не станет со мной
спорить. И не будет рубить сук, на котором они вдвоем с ним, Ефимом
Палихмахтером, оказались. Благодаря перестройке. В общем, лучше было не
шутить. Тоня задумалась, а потом рассказала случай о подсознательном...
 - "Иду я ночью однажды,- говорит Тоня,- и вдруг из-за
кустов какой-то мужик появился и начал тащить меня в кусты. И я со страху
забыла кричать: "Помогите!!!" И кричу: "Ур-ра!" Он испугался. Меня бросил и
в другую сторону побежал!"
- Это - подсознательное? - спросила она меня.
- А как же...- ответил я.- Это оно и есть.


                                   АКТ 3

                                 Явление 1

Площадь базарная. Народ волнуется. Все вооружены.

 - ГОЛОСА. Ну, мужики! Не поддаваться! Все как один!

Влетает всадник.

 - ВСАДНИК. Эй, люди! Арманьяки жгут деревни у святой
Бригитты! Готовы ли вы! Они мчатся за мной следом!

Вой женщин.

 - ОДИН. Ну, христиане, жить нам нельзя, помирать не
хочется! - Будем биться!
 - ВТОРОЙ. Скорей бы уж, что ли!
 - ТРЕТИЙ. Может, откупимся? А?
 - ЧЕТВЕРТЫЙ. Гнать его, подлеца! Всюду он против людей!
Вонючая твоя душа, правильно Вийон про тебя сказал!
 - ВТОРОЙ. Не послушали Франсуа, а все одно этим кончили.
 - ПЯТЫЙ. Ладно, поздно говорить! Знай - стой крепче!
 - ВТОРОЙ. Я-то уж постою? Мясники - ребята бойкие!
 - ПЯТЫЙ. Арманьяки идут!!

Входит толпа воинов. Впереди Арманьяк-отец. Генрих и Ла-Гир.

 - ГЕНРИХ. Нам загораживают дорогу.
 - АРМАНЬЯК. Ла-Гир, разгоните эту сволочь!

Рев. Общая свалка. Мясник бьет Арманьяка-отца и убивает его.
Генрих кидается на него и валит. Взмахивает ножом.
На него наваливаются воины. Он вырывается, хрипит.
Его держат. Появляется худощавый человек в бархатном
черном плаще ч вишневом берете. С ним свита. Смотрит.

 - ГОЛОСА. Стойте! Стойте!.. Король! Король!

Навстречу королю бежит Гильом.

 - КОРОЛЬ. Приветливо меня встречает ваш город, епископ.
 - ГИЛЬОМ. Ваше величество!
 - КОРОЛЬ. Подберите живот, епископ.
 - ГОЛОСА. Да здравствует король! Да здравствует король!
Будь нашим господином. Господин! Защити нас! Плохо живем! Кто хозяин - не
знаем!
 - КОРОЛЬ. Дети мои! Я ваш господин, и никто больше! Я,
Людовик Одиннадцатый.
 - ВСЕ. Виват! Слава! Слава!
 - КОРОЛЬ. По случаю моего приезда в город Мен освободить
всех узников! Епископ, открыть подвалы!
 - ГИЛЬОМ. Ваше величество...
 - КОРОЛЬ. Ну что еще?
 - ГИЛЬОМ. Кроме одного узника... Там сидит Франсуа
Вийон... Я умоляю вас...
 - КОРОЛЬ. А, король поэтов? Вот он куда девался! Вы
знаете, господа, человек, которого увенчал лаврами Карл Орлеанский, сидит
здесь в подвале.
 - ПРИДВОРНЫЕ. Возмутительно! Чудовищно! Это неслыханно!
Такое варварство!
 - КОРОЛЬ. В чем дело, епископ?
 - ГИЛЬОМ. Ваше величество, он смущал народ...
 - КОРОЛЬ. Да-да, вы нравы... Но я вас велю кинуть в
башню, если хоть одна дверь останется закрытой.
 - ГИЛЬОМ. Ваше величество, он богохульник.
 - КОРОЛЬ. Э-э, пустяки... Еще что?
 - ГЕНРИХ. Он сидит за грабеж.
 - КОРОЛЬ. Граф д' Арманьяк осуждает грабеж? Фи, вы
подрываете семейную коммерцию. Кстати, Арманьяк, ваш отец - "граф божьей
милостью"... Этот титул вверг его в гордыню, и это стоило ему именья и
жизни. Я уважаю ваши сыновние чувства и не желаю обременять вас тяжелыми
воспоминаниями, связанными с этим титулом. Я его отменяю.
 - ГЕНРИХ. Что?!
 - КОРОЛЬ. Этот пресловутый "граф божьей милостью..." Что
он означает? Ровно ничего... Фикция. Все титулы даются милостью короля.
 - ГЕНРИХ (хрипло). Этому титулу... тысяча лет.
 - КОРОЛЬ. Еще одно слово, и с вами может случиться
несчастье.

Ведут освобожденных из тюрьмы.

 - ВСЕ. Виват нашему королю, нашему господину!
 - КОРОЛЬ. Я не вижу Вийона.
 - ПРИДВОРНЫЙ. Вот он, ваше величество.

Вводят Франсуа.

 - КОРОЛЬ. Это Франсуа Вийон?
 - ФРАНСУА. Да... это все, что от меня осталось. Какой
свежий воздух! Как легко дышится! А вот и мой друг, епископ... Гильом, ты
помнишь, мы сидели за одной партой?..
 - ПРИДВОРНЫЙ. Это чудовищно! Человек, которого венчали
лаврами, брошен в темницу!
 - ФРАНСУА. Пустяки, месье, лавровый венок я давно кинул
в суп... Ах, какой воздух!
 - ПРИДВОРНЫЙ. Смотрите, музы плачут при этом зрелище!
 - ФРАНСУА. Возможно... Я не заметил... Почему я не вижу
Жака? А? Где он? Я вас спрашиваю?!
 - КОРОЛЬ. В чем дело?
 - ГИЛЬОМ. Есть еще один узник... Но это должник, ваше
величество...
 - КОРОЛЬ. Так... Ну, должников я не касаюсь. Имущество -
святое дело.

Вийон поворачивается, чтобы уйти.

Куда вы, Вийон?
 - ФРАНСУА. Я передумал... Я еще посижу...
 - КОРОЛЬ. Что такое?!
 - ФРАНСУА. Я подожду еще одного короля... Может быть, он
принесет правду...

Общий ужас.

 - ГИЛЬОМ. Схватить его!
 - КОРОЛЬ. Кто здесь король?! Вы... остолопы... Отпустить
его друга...
 - ВСЕ. Виват, король! Виват, Франсуа!

Все убегают.

 - КОРОЛЬ. Болваны! Его лучше иметь с нами, чем против
нас!

Нес уходят. Площадь пустеет.
Гильом и Генрих стоят у подножия башни.

 - ГИЛЬОМ. Нас разгромили, Генрих. Мне тебя жаль. Но,
кажется, все пронесло. Я думал, Франсуа начнет болтать. Что с тобой? Ах,
да... Отец... Но все мы смертны. Надо жить. Надо жить...
 - ГЕНРИХ. Если Франсуа приедет в Париж, он встретится с
Питу... Вылезет вся история. Людовик ввел суды для дворян...
 - ГИЛЬОМ (сидится). Это все ты! Ты меня втравил в это
дело!
 - ГЕНРИХ. Молчи, сейчас поздно говорить об этом.
 - ГИЛЬОМ. Говорил! Я говорил, что не надо было отпускать
Питу! Я говорил!
 - ГЕНРИХ. Молчи, свинья, или я задушу тебя! Надо ехать в
Париж. К Сен-Полю. Он теперь папский нунций. Надежда только на него...
Встань, свинья! Надо ехать в Париж.
 - ГИЛЬОМ. В Париж... Да-да... В Париж!


                                 Явление 2

Париж. Вечер. Белый месяц на сиреневом небе.
У городской стены (места прогулок буржуа) - Буассон и его жена.

 - ЖЕНА. Давай с тобой посидим еще немного. Мне что-то
тревожно на душе. Такой месяц...
 - БУАССОН. Тебе не будет холодно?
 - ЖЕНА. Нет, что ты. Кто-то едет...

Подъезжают два всадника: Гильом и Генрих.

 - ГИЛЬОМ. Как ты думаешь, успеем мы проехать?
 - ГЕНРИХ. Наверно, ворота еще не закрывали. Да вот,
спроси у этого малого.
 - ГИЛЬОМ. Любезный... Проеду я в городские ворота?
 - ПРОХОЖИЙ. Толстоват, правда... Хотя телега с сеном
проезжает, проедешь и ты.
 - ГИЛЬОМ. Вот тебе новые порядки.

Проезжают.

 - ЖЕНА. Почему ты прячешься в тень? Кто эти люди?
БУАССОН. Я их знал когда-то. Это Гильом и Генрих д' Арманьяк.
 - ЖЕНА. Тот самый Арманьяк?
 - БУАССОН. Нет, его сын. Король отнял у него титул.
Вероятно, приехал хлопотать. Да, когда-то я был знаком с этими беспутными.
Они завлекали меня в свои сети, но я устоял, а вот Франсуа Вийон не устоял
и погиб.
 - ЖЕНА. Этот твой Вийон... Ты так часто о нем
говоришь... Кто он такой?
 - БУАССОН. Это поэт... Может быть, даже великий поэт...
Нет, не великий, конечно. Великий поэт не может быть несдержан. А бедный
Франсуа был несдержан. Он был очень несдержан.
 - ЖЕНА. Почему - был?
 - БУАССОН. Он бесследно пропал много лет назад, когда
его изгнали из Парижа... Дело в том, что его секли на Гревской площади...
 - ЖЕНА. Какой ужас! Он совершил преступленье?
 - БУАССОН. Вероятно, да... во всяком случае, он с
компанией этих щеголей - Гильома, Генриха и других - совершал различные
бесчинства.
 - ЖЕНА. А их тоже секли?
 - БУАССОН. Нет, что ты! Наоборот... Они-то и добились
этого приговора.
 - ЖЕНА. Не понимаю.
 - БУАССОН. Мы тоже не поняли ничего... Но Франсуа
навсегда опорочен и не может быть принят в обществе.
 - ЖЕНА. А потом что было с ним?
 - БУАССОН. Потом доходили о нем самые противоречивые
слухи. То говорили, что он победил на турнире поэтов и великий поэт герцог
Карл Орлеанский сам увенчал его лавровым венком. То говорили, что видели
его поющим в трактирах за кусок хлеба.
 - ЖЕНА. Это невозможно! Одно исключает другое.
 - БУАССОН. Это так. Впрочем, кто его знает. Мне его
жаль. Он человек одаренный. Его стихи таковы, что от них сжимается
сердце... К сожалению, я не могу тебе их прочесть. Они полны грубостей и
неприличий.
 - ЖЕНА. Как могут быть хорошие стихи грубы и неприличны?
 - БУАССОН. Ты не понимаешь, дорогая: он просто человек
крайностей. Он увлекается мыслью или чувством и теряет самообладанье. А
самое главное в жизни - это чувство меры, самообладанье. Но у него есть
прелестные вещи. Ах, сколько раз я плакал над его стихами.
 - ЖЕНА. Мне кажется, ты преувеличиваешь его достоинство.
Ты скромен, это в тебе привлекает. Но нужно же знать себе цену.
 - БУАССОН. Дорогая, мне пришлось пройти путь тяжелых
лишений и страданий, и жизнь научила меня скромности.
 - ЖЕНА. Бедный ты мой!
 - БУАССОН. Да, я работал, не разгибаясь. Я гнул спину в
канцелярии суда, а он предпочитал отмахиваться от всего. И вот теперь,
достигнув положения и оглядываясь назад, я вижу, что прав был я, а не
Франсуа.
 - ЖЕНА. Милый.
 - БУАССОН. Он хотел легких успехов, он не хотел
трудиться. Я помню, когда я его предостерегал от знакомства со щеголями, он
мне сказал, что не хочет давить, прости меня, клопов в городской ратуше. И
вот теперь, кто он и кто я? Он пропал без следа и известности, а я скоро
стану председателем парижского суда. У меня прелестная жена, я полон сил и
собираюсь еще много лет послужить моему королю и тебе.
 - ЖЕНА. Милый...
 - БУАССОН. Постой... Т-с-с...
 - ЖЕНА. Что с тобой?
 - БУАССОН. Молчи...

На стену на фоне неба взбираются два человека.
Один силуэт среднего роста. Другой повыше и тощий.
Они разваливаются, задирая ноги. Это Франсуа и Жак.

Знакомые голоса...
 - ФРАНСУА. Ф-фух...
 - ЖАК. Посмотрите на этого долговязого.
 - ФРАНСУА. Да, я долговязый. Я молодец. Хочешь, я воспою
себя? "Он пришел долговязый и сел на стену Парижа. Он задирает длинные ноги
и смотрит на них при свете луны. Он вытягивает сжатые руки, и пальцы его
хрустят. (Зевает.) Он смотрит на мир и зевает..."
 - ЖАК. Молчи, дьявол.
 - ФРАНСУА. Вот Париж... Я снова пришел к тебе, Париж.
Большие черные птицы летят под луной в синем небе. Я пришел, и голова моя в
снегу. Колпак мой драный, перо сломано и плечи покрыты пылью. Здравствуй,
Париж.

Буассон. сняв шляпу, делает шаг к стене с фигурами и кланяется.

 - ЖАК. Ты так ждал встречи с городом. Откройся ему.
Объяви свое имя. Видишь, тебя приветствуют толпы? Ну чего ты ждешь?
Откройся.
 - ФРАНСУА. Я жду, когда передохнут мои комментаторы со
шляпами в руках. Ну, прыгай.

Исчезают.

 - ЖЕНА (шепотом). Кто это был?.. Почему ты кланялся? Я
боюсь...
 - БУАССОН. Мне самому не по себе... Это был Франсуа
Вийон...


                                 Явление 3

Перед занавесом монах и Сен-Поль, папский нунций.

 - НУНЦИЙ. Все ли готово?
 - МОНАХ. Вот еще образ святой Варвары взять. Господи,
хоть бы все прошло удачно!
 - НУНЦИЙ. Что за малодушие, сын мой?
 - МОНАХ. Такие времена, ваша милость. Народ стал буйный.
Святых не чтит. Пришлет ли король солдат?
 - НУНЦИЙ. Обещал прислать.
 - МОНАХ. Да, стадо запаршивело.
 - НУНЦИЙ. Каков пастырь, таковы и овцы. Неслыханное
дело: король теснит великие фамилии голытьбе на радость!
 - МОНАХ. Голытьба поднимает голову. Только бы этот
бродяга не явился.
 - НУНЦИЙ. Не надейся, сын мой. Сатана пирует в Париже, и
слуги его ликуют.
 - МОНАХ. Заметьте, ваша милость. Чуть малейшее броженье
- тотчас появляется этот проходимец.
 - НУНЦИЙ. Черви разводятся на гнилом мясе.
 - МОНАХ. Как только Вийон появился в Париже, все подонки
подняли голову.
 - НУНЦИЙ. Подонки подонками и остаются. Их можно купить,
можно выслать. Но волнуются суконщики и оружейники. Это похуже. А
подмастерья ходят за ним стадом, распевая безбожные песни. Студенты ночи
напролет поют его куплеты, и весь Париж становится сумасшедшим домом... Ну,
благослови тебя бог... Иди.

Уходят.
Занавес открываются. Площадь перед собором.
Народ. Стражники.
Появляется монах. Шум стихает.

 - МОНАХ. Достолюбезные братья и сестры во Христе! Святая
римская церковь, общая наша мать, обратила лицо свое к Франции и узрела ее
бедствия. Страданья ее народа неописуемы. Бедствия, постигшие эту землю,
вот уже сто лет наполняют ужасом сердца христиан. Доколе будете терпеть?
Вопрошаю вас! Доколе жизнь ваша будет столь голодна и морозна? Разве не
умирают дети ваши, разве не бьет засуха поля ваши?
 - ГОЛОС. Правда, святой отец!
 - МОНАХ. Слезы льются у святой церкви! Плачет она и
ликует. Плачет от страданий своих детей. Ликует же, ибо знает о том
счастье, что ждет в садах богородицы души страждущих, тех, кто земную юдоль
проходит по пути стенанья! Грех бродит по миру... (Останавливается.)

Появляются поющие песню Франсуа и Жак.

 - ГОЛОС. Э, Франсуа... Пришел покаяться?
 - ГОЛОСА. Тс-с!.. Тише!..
 - ФРАНСУА. Продолжайте, месье! Я вам помешал! Вы
остановились на словах: "Грех бродит по миру".

Хихиханье.

 - МОНАХ. Грех бродит по миру! Сатана пирует в Париже, и
слуги его ликуют! Покайся, неразумный народ! Покайся, народ заблудший и
погибающий!

Франсуа вскакивает на бочку.

 - ФРАНСУА. Почему остановились, отче? Вы хотите, чтобы я
продолжил проповедь? Ведь мы же знаем, как это делается. (Обращаясь к
народу.) Говорил он вам про ваши бедствия?
 - ГОЛОСА. Говорил!..
 - ФРАНСУА. Каяться велел? Ах да, велел. Значит, будет
требовать денег. Он скажет, что все беды ваши от того, что римская церковь
забыта вами, храмы оскудели и богородица сидит некормленная! А когда вы
сами будете есть досыта? Вы будете есть на том свете! Скорее помирайте,
люди, и вы будете обедать с ангелами! А почему этот монах сам не хочет
помирать? Ему еще есть не хочется!
 - МОНАХ. Не слушайте еретика! Господь ниспосылает
испытания и смерть только тем, кого он любит!
 - ФРАНСУА. Люди! Теперь вам понятно, почему расплодились
монахи? Господь терпеть не может монахов и смерть на них не посылает!

Хохот.

Они гложут вас, дурачье! Они сосут вас и требуют, чтобы их благодарили.
Конечно! Дайте им десятину! Дайте им десятую часть и от хлеба, и от вина, и
от овец, и от дочерей ваших, а потом покайтесь! В чем каяться, я вас
спрашиваю. Не в том ли, что дали им десятину?!
 - МОНАХ. Еретик! Закон церкви - божественный закон!
 - ФРАНСУА. Врешь, монах! Каждый божественный закон
написан либо в Ветхом, либо в Новом завете; и ни в одном из них я не нашел,
чтобы попеченье о светских делах было поручено духовенству! Разве мы звали
этих попов? Разве мы сами не сумеем съесть свой хлеб и плодить своих детей?
Разве нам нужна помощь? Смотрите: вы в лохмотьях, а от попов разит розовым
маслом. Ваши желудки пусты, как и ваши кошельки, а у богачей и попов
желудки набиты жареным хлебом и мясом перепелов. Вот стоят оружейники! Где
ваша сила, кузнецы? Все съедено синьорами и попами! Вот красильщики! Эй,
красильщик! Одежда твоя в лохмотьях, ты грязен и немыт! Весь ты смердишь,
как тухлая рыба, и желудок твой съеден черным паром! А кто эти люди,
бледные как смерть, которая стоит у них за спинами. Смотри, монах,- это
ткачи! Они в подвалах ткут пряжу, чтобы ты ее носил. Они сидят скрюченные,
как нерожденные младенцы, упираясь сердцем в свои колени! Стены трясутся от
их хриплого дыхания! А вон господин стоит на пороге дома бедного
художника... Желаете посмотреть вещи, месье? Ну, пожалуйста, месье! Это все
хорошие вещи... Вот эту я делал пятнадцать ночей... Я согласен уступить...
Может быть, вот эту, месье! Месье, месье, не уходите! У меня маленькие
дети!.. А господин уходит, не взглянув. Смейся, монах!.. Я вижу, как рыдает
этот художник... Это хороший художник, потому что нахальная бездарность,
заломив перо за спину, торгует в передних у вельмож. Счастье людей у всех
под руками, но оно легче дается грабежу, чем жизни трудовой.
 - МОНАХ. Народ, не слушай его! Это бунтовщик!! Вийон, я
проклинаю тебя, а Парижу предрекаю несчастье!

Вийон падает на бочку в корчах. Все а ужасе замирают.

 - ВСЕ. Чудо... Чудо! Чудо!!!

Монах обалдело смотрит. Вийон поднимается, чистит колпак и раскланивается
среди всеобщего изумления.

 - ФРАНСУА. Вот так они делают чудеса, эти жулики!

Восторженный рев.

Люди, слушайте! Я тоже пророк! Я вижу, что будет с нами, если будем платить
десятину римской церкви! Идут черные бури! Выпьют воду из деревенских
прудов... Повалят каштаны на сломанные колодцы... ковром смерти уложат
саранчу под ноги! Разжиреют вороны и монахи! Вот она, римская ласка!
 - МОНАХ. Ты лжешь! Сатана! Ты лжешь! Сам король разрешил
брать десятину! Молитвы Рима спасли Францию от англичан!
 - ФРАНСУА. Спасенные владетели приторговывали мясом
своих подданных! Вот правда! Вся история Франции состоит в том, что ее
продавали правители и выручали простые мужики!
 - МОНАХ. Ложь! Ложь!
 - ФРАНСУА. Молчи, монах! Я родился в тот год, когда
благодарный король подарил на жаркое англичанам бедную Жанну д' Арк! А ведь
эта девочка, сохранив ему корону, спасла его задницу от простуды!

Восторженный рев. На балкон выходит Сен-Поль с солдатами.

 - НУНЦИЙ. Именем святого престола, приказываю взять
бунтовщика и еретика, а также его сообщников!

Стража кидается в толпу. Свалка.


                                 Явление 4

Ночь. Ливень. Мокрые ветки деревьев хлещут по стене,
белеющей в постоянных вспышках молний. Подъезжает карета.
Из нее высаживают человека.Это Питу.

 - ПИТУ. Слушаюсь, святой отец.
 - НУНЦИИ. Его проведут по этой дороге. Ну, смотри...
Франсуа пойдет посередине, не промахнись.
 - ПИТУ. Полагайтесь на меня. Второй раз эта тварь не
уйдет.
 - НУНЦИИ. Да, кажется, у тебя есть свои причины.
 - ПИТУ. Еще бы. Такой был налет прекрасный. Взяли телегу
денег. Кто выдал? Франсуа! Нет, черт возьми, меня трясет от бешенства. Не
могу понять, Сен-Поль, зачем он это сделал?
 - НУНЦИИ. Наивный человек... Из-за тебя его секли на
площади...
 - ПИТУ. Как из-за меня? Хотя можно понять и так... Ну,
собака! Ладно, поезжайте.
 - НУНЦИЙ. Смотри...

Уезжает.

 - ПИТУ. Неужели Франсуа нас выдал? Питу, ты перестал
понимать людей. Ого... Идут...

Скрывается. Входят Гильом и Генрих, кутаясь в плащи.

 - ГЕНРИХ. Какого черта ты вызвал меня сюда?!
 - ГИЛЬОМ. Сейчас, сейчас, Генрих! Сейчас. Вот уже
пришли. Это здесь. Вот по этой дороге поведут Франсуа.
 - ГЕНРИХ. Опомнись, он сидит у Сен-Поля в подвале.
 - ГИЛЬОМ. Король потребовал, чтобы его судили открытым
судом, а не церковным. Народ волнуется... престиж короля и прочее...
 - ГЕНРИХ. Его же взяли как еретика.
 - ГИЛЬОМ. Нет, его будет судить уголовный суд.
 - ГЕНРИХ. Та-ак... Что же делать?
 - ГИЛЬОМ. Генрих, ты понимаешь, если всплывет история с
ограблением епископской казны, то тебе головы не сносить. Мы не успеем
уехать. Они нас догонят.
 - ГЕНРИХ. Что же делать? Что же делать? Боже!
 - ГИЛЬОМ. Генрих, сейчас все зависит от тебя.
 - ГЕНРИХ. Что же делать?!
 - ГИЛЬОМ. Генрих, есть единственное средство. Прикажи
Катерине уговорить Франсуа не упоминать о нас на суде...
 - ГЕНРИХ. Катерина?! Ты с ума сошел!
 - ГИЛЬОМ. Генрих, Генрих! Это необходимо!
 - ГЕНРИХ. Молчи, тварь! Ты забыл, кто я! Ты хочешь,
чтобы я торговал своей любовницей? Только ты мог придумать это! Подлец!
 - ГИЛЬОМ. Я подлец? Ладно... Гильом дрянь! Гильом хитер!
Но ты, благородный Генрих, будешь в ногах валяться у Гильома, чтобы я спас
твою шкуру! Я ухожу, но если из-за тебя нас схватят, я тоже не промолчу о
том, как ты выдал собственных бандитов, чтобы поделить со мной деньги!
 - ГЕНРИХ. Молчи, тварь, или я прикончу тебя!
 - ГИЛЬОМ. Поздно, Генрих! Теперь не прикончишь! Ты уже
не граф божьей милостью. Я ухожу.
 - ГЕНРИХ. Постой...
 - ГИЛЬОМ. Живей... остаются считанные минуты!
 -