Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
кресенье и в ночь на понедельник вновь прийти в то же место. На это она
отвечала: "Мне, государь мой, весьма хорошо известно, что ради вас я пришла
в постыдный дом, но я сделала это по доброй воле,- мое желание встретиться с
вами было столь непреодолимо, что я согласилась бы на любые условия. Только
страсть к вам привела меня в это ужасное место, но я почитала бы себя
продажной девкой, ежели бы позволила себе прийти сюда во второй раз. Умереть
мне мучительной смертью, ежели я принадлежала кому-нибудь, кроме моего мужа
и вас, и когда-либо буду принадлежать! Но чего не сделаешь ради того, кого
любишь, да еще если это Бассомпьер! Ради него пришла я в этот дом - ради
человека, чье присутствие облагораживает даже это место. Но коль скоро вы
желаете увидеться со мною еще раз, я приму вас у своей тетки".
Она со всею возможной точностью описала мне дом и продолжала: "Я буду
ждать нас с десяти часов до полуночи, и даже еще позже, дверь будет не
заперта. Сначала вы попадете в недлинный коридор,- не мешкайте там, ибо в
него выходит дверь теткиной комнаты. Затем вы натолкнетесь на лестницу,
каковая приведет вас во второй этаж, где я приму вас в свои объятия".
Я уладил свои дела, отослал вперед людей с вещами и с нетерпением стал
ждать ночи, когда мне вновь предстояло увидеть пригожую бабенку. В десять
часов я был уже на условленном месте. Тотчас же нашел я дверь, которую мне
указала красотка, однако она была на запоре, а во всем доме горел свет,
который время от времени вспыхивал ярким пламенем. Я принялся нетерпеливо
стучать, чтобы дать знать о своем приходе, но услышал лишь мужской голос,
спрашивавший, кто это стучит. Я отошел от дома и стал прохаживаться
взад-вперед по улицам. В конце концов нетерпение вновь погнало меня к той
двери. Я нашел ее открытой и, вбежав в коридор, бросился вверх по лестнице.
Но каково же было мое удивление, когда я увидел в комнате нескольких мужчин,
сжигавших в камине соломенные тюфяки, а при свете пламени, озарявшем
комнату, два распростертых на столе нагих тела. Я поспешно ретировался и у
выхода столкнулся с двумя могильщиками, которые спросили меня, что мне здесь
надобно. Я выхватил шпагу, дабы не подпустить их к себе, и, порядком
взволнованный сим странным зрелищем, воротился домой. Дома я незамедлительно
выпил три-четыре стакана вина - средство против чумного поветрия, которое в
Германии почитается весьма надежным, и, проведя спокойную ночь, наутро
отправился в путь, в Лотарингию.
Все усилия, какие я прилагал по возвращении, дабы что-то узнать о
судьбе той женщины, были тщетны. Я поехал даже на Малый мост, к лавке с
двумя ангелами, но люди, снимавшие ее теперь, не знали, кто сидел в ней
раньше.
Это приключение произошло у меня с особой низкого звания, но, поверьте,
не окончись оно столь неприятным образом, оно бы осталось в моей памяти как
одно из самых увлекательных, и я всегда с тоской вспоминал об этой
хорошенькой женщине".
- И эту загадку,- добавил Фриц,- тоже совсем нелегко разгадать. Ибо
остается неясным, то ли эта милая женщина умерла в том доме от чумы вместе с
другими, то ли не пришла туда лишь по этой причине.
- Будь она жива,- возразил Карл,- она непременно ждала бы своего
возлюбленного на улице, и никакая опасность не помешала бы ей снова с ним
встретиться. Боюсь все же, что одним из лежавших на столе мертвых тел была
она.
- Замолчите! - воскликнула Луиза.- Что за страшная история! Хороша
будет ночь, ежели мы уляжемся спать с такими картинами в воображении!
- Мне пришла на память еще одна история,- сказал Карл,- но гораздо
более приятная, ее рассказывает Бассомпьер об одном из своих предков.
Одна красивая женщина, страстно любившая его предка, каждый понедельник
приходила к нему в летний павильон, где он проводил с нею ночь, жене же
своей он всякий раз говорил, что отправляется на охоту.
Два года подряд встречались они таким образом, пока жена однажды не
возымела подозрения и не прокралась в павильон, где и застала своего супруга
мирно спящим на постели рядом с красавицей. У нее недостало воли и мужества
их разбудить, но она сняла с головы накидку и прикрыла его ноги спящих.
Когда женщина проснулась и увидела у себя на ногах накидку, она громко
вскрикнула, разрыдалась и начала причитать, что теперь уж ей вовек не видать
своего возлюбленного и что она не посмеет подойти к нему ближе, чем на сотню
миль. И она покинула его навсегда, вручив ему три вещи для трех его законных
дочерей: маленькую мерку для фруктов, кольцо и кубок, наказав обращаться с
ее дарами как можно более бережно. Их бережно хранили, и потомки этих трех
дочерей полагали, что обладанию этими вещами они обязаны многими счастливыми
событиями своей жизни.
- Ну уж это скорее похоже на сказку о прекрасной Meлузине и другие
волшебные истории в том же роде,- заметила Луиза.
- И тем не менее,- возразил Фридрих,- в нашем доме сохранилось сходное
предание и такой же талисман.
- Что же это за предание? - спросил Карл.
- Это тайна,- отвечал Фридрих,- только старший сын имеет право быть
посвящен в нее при жизни отца, а после его смерти вступить во владение
сокровищем.
- Значит, его хранишь ты? - спросила Луиза,
- Я и так уже сказал слишком много,- заявил Фридрих, зажигая свечу,
чтобы пойти к себе.
За завтраком все семейство, по обыкновению, собралось вокруг стола;
затем баронесса снова села за пяльцы. После наступившего ненадолго молчания
старый друг дома, священник, заговорил с чуть заметной улыбкой.
- Редко случается, чтобы певцы, порты и рассказчики, обещавшие
доставить развлечение обществу, делали это вовремя; чаще всего они
заставляют себя упрашивать, когда им надлежало бы сделать это по доброй
воле, и становятся навязчивы, когда их вовсе не желают слушать. Я надеюсь
составить исключение из этого правила и потому спрашиваю вас: готовы ли вы
сейчас послушать какую-нибудь историю?
- С превеликой охотой,- отвечала баронесса,- я полагаю, что остальные
тоже не прочь. Однако ежели вы намерены предложить нам какую-либо историю на
пробу, то я должна вам сказать, какие рассказы мне не по вкусу. Мне не
доставляют никакого удовольствия рассказы, где, по образцу "Тысячи и одной
ночи", одно событие вплетается в другое, интерес к одному происшествию
вытесняется интересом к другому; где рассказчик считает себя обязанным
подогревать любопытство слушателей, каковое он имел неосторожность
возбудить, то и дело прерывая свой рассказ, и вместо того чтобы занять их
внимание разумной последовательностью фактов, напрягает его до предела
затейливыми и недостойными уловками. Всяческого порицания заслуживает, на
мой взгляд, стремление превращать истории, составляющие единое поэтическое
целое, в некие рапсодические загадки и таким образом способствовать порче
вкуса. Выбор темы для рассказа я оставляю всецело на ваше усмотрение, но
пусть, по крайней мере, его форма докажет нам, что мы находимся а хорошем
обществе. Предложите нам для начала историю с небольшим числом лиц и
событий, складно сочиненную и обдуманную, правдоподобную, естественную и не
слишком низменную; пусть действия в ней будет ровно столько, сколько
необходимо, да и нравоучения - не более того; это должна быть история,
которая не стоит неподвижно, не топчется на месте, но и не летит сломя
голову; история, в которой люди являются нам такими, какими мы хотели бы их
видеть: не совершенными, но добрыми, не исключительными, но интересными и
приятными. Пусть ваша история будет занимательна, пока вы ее рассказываете,
оставит у нас чувство удовлетворения, когда вы ее окончите, и заронит в нас
желание время от времени над нею призадуматься.
- Не знай я вас так хорошо, милостивая государыня,- ответил священник,-
я мог бы вообразить, что этими высокими и строгими требованиями вы
вознамерились совершенно обесценить мой товар еще до того, как я успею
показать вам какой-либо его образчик. Как трудно удовлетворить ваш спрос при
таком мериле! Даже в настоящую минуту,- продолжал он, немного подумав,- вы
принуждаете меня отложить рассказ, который я было наметил, до другого раза,
но не знаю, не сделаю ли я второпях промашку, если с места в карьер примусь
рассказывать одну старую историю, которая, правда, всегда первой приходит
мне на ум.
В одном приморском городе Италии жил некогда купец, с юных лет
отличавшийся умом и деловитостью. Был он к тому же и отличным мореходом и
нажил большие богатства тем, что сам водил корабли в Александрию, где
закупал или выменивал ценные товары, которые затем с выгодой перепродавал у
себя дома или отправлял дальше, и северные страны Европы. Состояние его год
от году все росло, тем более что в торговле он находил для себя наивысшую
радость, и у него совсем не оставалось времени для дорогостоящих
развлечений. Так в неустанной деятельности дожил он до пятидесяти лет, почти
не ведая тех шумных удовольствий, коими услаждают себя мирные граждане;
столь же мало, при всех достоинствах его соотечественниц, привлекал его и
прекрасный пол, если не считать того, что он превосходно изучил женскую
страсть к нарядам и украшениям и умел при случае с выгодой ею пользоваться.
Можно представить себе, сколь мало был он подготовлен к той перемене,
которой суждено было совершиться в его душе, когда однажды его тяжело
груженное судно бросило якорь в порту его родного города, и не в какой-либо
обычный день, а в день ежегодного праздника, посвященного детям.
После богослужения мальчики и девочки высыпали на улицы, обряженные в
самые разнообразные костюмы,- они выступали в процессиях или ватагой
носились по городу, чтобы затем собраться на большом лугу и принять участие
во всевозможных играх, где они могли показать свое искусство и ловкость и в
честном состязании завоевать установленные для этого скромные призы.
Вначале наш моряк испытывал удовольствие, присутствуя на этом
празднике, однако чем дольше он наблюдал безудержное веселье детей и восторг
родителей и видел стольких людей, чьи лица освещала радость настоящего и
приятнейшая изо всех надежд на будущее, тем отчетливее сознавал он,
обращаясь мыслями к самому себе, свое крайнее одиночество. Впервые ему стало
неуютно в пустых покоях его большого дома, и он принялся винить во всем
самого себя.
"О я, несчастный! Для чего так поздно открылись у меня глаза? Для чего
только к старости распознал я те блага, кои единственно делают человека
счастливым? Столько трудов, столько пережитых опасностей - что принесли они
мне? Да, мои подвалы ломятся от товаров, сундуки полны благородных металлов,
а шкафы - сокровищ и драгоценных украшений, но душу мою все эти богатства не
могут ни возвеселить, ни насытить. Чем больше я их накапливаю, тем больше
требуют они себе подобных: одна драгоценность тянет за собою другую, одна
золотая монета - вторую. Они не признают во мне своего повелителя, а
наперерыв кричат: "Ступай скорее, неси еще, чтобы нашего полку прибыло!"
Золото радуется только золоту, драгоценные камни - таким же камням. Так они
помыкали мною в течение всей моей жизни, и слишком поздно я понял, что нее
это богатство не приносит мне радости. Увы! Лишь теперь, когда я уже в
годах, начинаю я задумываться и говорю себе: ты не пользуешься этими
сокровищами, да и после тебя некому будет ими пользоваться! Разве ты хоть
раз надел эти уборы на любимую женщину? Дал их в приданое за любимой
дочерью? Помог сыну привлечь и привязать к себе сердце достойной девушки?
Нет, никогда! Из всего твоего достояния ты, в сущности, не владел ничем и
никто из твоих, а все, что ты с такими муками скопил, после твоей смерти
пустит по ветру какой-нибудь повеса.
О, сколь не похожи на меня те счастливые родители, что сегодня вечером
соберут возле себя за столом своих детей, будут хвалить их за ловкость и
побуждать к хорошим поступкам! Какою радостью светились их глаза и какими
надеждами цветет для них настоящее! Ну а я, я сам разве не вправе питать еще
какую-нибудь надежду? Разве я уже немощный старец?
Разве нельзя наверстать упущенное, пока моя жизнь еще не клонится к
закату? Нет, в моем возрасте вовсе не безрассудно помышлять о сватовстве;
при таком богатстве я могу взять за себя достойную женщину и сделать ее
счастливой, а если мне доведется обзавестись детьми, то эти поздние плоды
принесут мне больше услады, нежели тем, кому небо дарует их слишком рано,
так что нередко они оказываются в тягость и только вносят в жизнь смятение".
Едва он таким образом утвердился в своем намерении, как призвал к себе
двух своих друзей-моряков и рассказал им обо всем. Эти его помощники,
привыкшие всегда ему угождать, и на сей раз не подвели и тут же пустились на
поиски самых молодых и красивых девушек в городе. Ибо раз уж их патрон
пожелал заполучить этот товар, надобно было отыскать и доставить ему самый
что ни на есть лучший.
Он и сам, как и его посланцы, не терял времени даром. Он ходил,
расспрашивал, смотрел и слушал и вскоре нашел то, что искал, в лице девушки,
в то время заслуженно слывшей первой красавицей в городе,- она была
шестнадцати лет от роду, хорошо сложена, воспитанна, и ее приятная
наружность и нрав, казалось, сулили ему счастье.
После недолго длившихся переговоров, обеспечивших красавице самое
выгодное положение как при жизни мужа, так и после его смерти, справили
свадьбу с величайшей широтой и пышностью, и с того дня наш купец впервые
почувствовал себя истинным хозяином и обладателем своих богатств. Теперь он
с радостью облекал прекрасное тело жены в самые красивые и роскошные
материи; драгоценности совсем по-другому сверкали на груди и в волосах его
возлюбленной, нежели прежде в ларцах, а кольца становились поистине
бесценными благодаря руке, на которой они красовались.
И вот отныне он казался себе богаче прежнего, оттого что богатства
словно ожили и умножились, найдя себе применение. Почти год прожили супруги
в полнейшем согласии, и наш купец как будто бы навсегда променял свою тягу к
деятельному и подвижному существованию на мирный уют домашнего очага. Однако
старые привычки так скоро не искоренишь, и уж коли мы с юных лет избрали
себе какое-то направление, то можем лишь на время от него отклониться, но не
пресечь его навсегда.
Так и наш купец, видя, как другие отплывают на кораблях или входят в
гавань, вновь ощущал в себе зов прежней своей страсти и даже дома, рядом с
женой, испытывал иногда беспокойство и неудовлетворенность. Это желание
постепенно крепло в нем и под конец вылилось в такую тоску, что он
почувствовал себя до крайности несчастным и на самом деле захворал.
"Что же теперь со мной будет? - сказал он себе однажды.- Теперь-то
придется мне узнать, сколь безрассудно под старость менять привычный уклад
своей жизни. Как можем мы изгнать из своих мыслей, да и из самого своего
тела, те чувства и стремления, что всегда владели нами? И на кого я похож
теперь, я, любивший прежде воду, как рыба, а вольный воздух, как птица, а
ныне сидящий взаперти со всеми своими богатствами и с венцом всех сокровищ -
моей юной красавицей женой? Вместо того чтобы, как я надеялся, обрести
счастье и насладиться своим богатством, я чувствую, что, ничего не
приобретая вновь, словно бы все теряю. Несправедливо называют безумцами
людей, которые неутомимой деятельностью стремятся умножить свои богатства,
ибо деятельность - это и есть счастье, и для того, кто способен ощутить
радость нескончаемого стремления, богатство ничего HP стоит. Без дела я
чувствую себя несчастным, без движения - больным, и ежели я не приму
какого-то решения, то вскоре окажусь на пороге смерти.
Правда, оставлять в одиночестве молодую прелестную жену - дело
рискованное. Разве это порядочно - добиваться руки очаровательной и пылкой
девушки, а спустя короткое время оставить ее одну, во власти скуки,
неудовлетворенных чувств и желаний? Разве не прогуливаются уже теперь под
моими окнами разряженные молодые люди? Разве не пытаются они уже теперь, в
церкви или в саду, обратить на себя внимание моей женушки? Что же начнется
тут, когда я уеду? Могу ли я верить в то, что моя жена чудом спасется? Нет,
безрассудно было бы полагать, что в ее возрасте, при ее красоте она станет
воздерживаться от любовных утех.
Стоит мне уехать, и по возвращении я узнаю, что утратил любовь жены, а
вместе с ее верностью - честь своего дома".
Оттого что он некоторое время терзал себя подобными мыслями и
сомнениями, болезненное состояние, в коем он пребывал, до крайности
ухудшилось. Его жена, родные и друзья были в отчаянии, не догадываясь о
причине его болезни. В конце концов он еще раз призвал на помощь свой разум
и, поразмыслив, воскликнул: "Безумец! Терпишь такие страдания, чтобы уберечь
жену, которую ты все равно, если болезнь твоя не пойдет на убыль, после
смерти оставишь другому. Разве не лучше и не разумнее будет ради сохранения
собственной жизни рискнуть тем, что считается самым дорогим сокровищем
женщины? Сколь многим мужчинам не удается даже присутствием своим
предотвратить потерю этого сокровища, и они покорно обходятся без того, что
не могли сберечь. Неужели у меня недостанет мужества самому отказаться от
этого блага, раз от моего решения зависит, буду я жить или умру?"
Дойдя до этой мысли, он воспрял духом и велел позвать своих
друзей-моряков. Им он приказал зафрахтовать, как обычно, судно и держать все
наготове, чтобы при благоприятном ветре можно было сразу выйти в море. Жене
своей он сказал следующее:
"Не удивляйся, заметив в доме суету, по которой можно заключить, что я
собираюсь в отъезд. И пусть тебя не печалит, когда я признаюсь тебе, что
снова намерен отправиться за море. Я люблю тебя по-прежнему и буду неизменно
любить до конца своих дней. Я умею ценить то счастье, какое познал с тобою,
но я буду ощущать его еще полнее, если мне не придется столь часто втайне
упрекать себя в бездеятельности и лени. Во мне просыпается прежняя страсть,
и старая привычка вновь берет надо мною верх. Позволь мне снова побывать на
александрийском базаре, который я теперь буду обходить с большим рвением,
ибо я надеюсь приобрести там для тебя самые дорогие ткани и самые редкостные
драгоценности. Я оставляю тебя хозяйкой всех моих товаров и всего моего
достояния, пользуйся им и коротай время с твоими родными и близкими. Срок
нашей разлуки минует быстро, и мы встретимся опять с еще большею радостью".
Проливая слезы, любезная супруга осыпала его нежнейшими упреками;
заверила, что без него ей не знать ни одного светлого часа, но раз уж она не
может его удержать и не вправе стеснять его свободу, то умоляет почаще
вспоминать о ней, находясь вдали от дома.
Поговорив с женой о некоторых своих торговых и домашних делах, он,
после недолгого молчания, сказал:
"У меня есть еще кое-что на сердце, и позволь мне быть с тобой
откровенным, только я самым искренним образом тебя прошу не счесть мои слова
за обиду, а увидеть и в самой моей тревоге вернейшее доказательство моей
любви".
"Я догадываюсь,- отвечала красавица,- ты тревожишься sa меня, ибо, как
заведено у мужчин, считаешь
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -