ДЖ.П.ДОНЛИВИ

   Самый сумрачный сезон Сэмюэла С.
   Повесть

   Перевод Н.Васильковской

   Он жил  на серой тенистой улице в Вене, на втором этаже,  за четырьмя
заляпанными грязью, вечно закрытыми окнами. Он лениво пробуждался по ут-
рам и, шлепая  босыми ногами,  плелся по коридору в затхлую сырость ван-
ной. Иногда задерживался,  чтобы поглядеть на тонкую цепочку красных му-
равьев,  исчезающую под  плинтусом. Он достиг того возраста,  когда тело
начинает жить независимо, а душа изо всех сил старается вернуть утрачен-
ную власть.
   Он усердно заботился о своем здоровье: не ел жареного  и  никогда  не
позволял религии покушаться на его аппетит и чувство юмора. Впереди была
еще целая жизнь в этом странном городе-форпосте, куда просачивались лишь
отголоски цивилизованного мира, и нужно было настроить ухо,  чтобы  уло-
вить их. Пять лет назад он решил взять себя в руки, и вот теперь,  много
тысяч долларов спустя, он все еще регулярно ходил дважды в  неделю,  как
на работу, к маленькому круглому доктору, который, склонив голову набок,
сидел в полумраке и спокойно выслушивал его, лишь  изредка  посмеиваясь.
Наконец он сделал одно открытие. Когда стоишь на месте - старишься быст-
рее.
   Сэмюэл С. нашел для себя подходящий ритм жизни и  постоянную  струйку
дохода: реализовывал скромные планы, которые могли обеспечить его если и
не на всю жизнь, то хотя бы на полтора месяца вперед. Он заделался  спе-
циалистом по американскому гостеприимству и набрал трех клиенток -  экс-
центричных представительниц венского старого света, которые во что бы то
ни стало хотели угнаться за новым. Однако во время их второго  интимного
заседания с кукурузными лепешками и пародией на  чаепитие  у  президента
Гарварда вдруг разом пришел конец его радушию и временной профессии - он
закинул ногу на ногу и сбил при этом поднос с  мейсенским  фарфором.  На
платьях двух из его клиенток выступили подозрительные пятна. Третья кли-
ентка довершила скандальный разгром его  званого  вечера  и  собственных
дружеских отношений: она упала со стула и, корчась от смеха,  стала  ка-
таться по полу. Эта особа, вдовствующая графиня,  явилась  и  на  третий
урок: как зажечь спичку о подошву ботинка. Она сочла это роскошным  трю-
ком, но Сэмюэл С. подозревал, что в душе она смеялась над ним, хотя  так
же внимательно, как и его психиатр, только с большим изяществом напрягая
ухо, выслушивала его мысли и разражалась смехом, когда назревал поцелуй.
   Графиня, светловолосая, гибкая и сухощавая, считала  чудовищным,  что
такой утонченный, остроумный и эрудированный человек, как Сэмюэл С., вы-
нужден пропадать ни за грош в этом мире. В таких случаях Сэмюэл С.  пов-
торял:
   - Ах, Графиня, главное, что вы меня цените.
   - Ах, это так, герр С., и я польщена, что вы так считаете.
   Итак, Сэмюэл С. скользил, как на лыжах,  вниз  по  духовным  склонам,
приближаясь к майским почкам и европейскому лету. Время от времени  увя-
зая концом своей лыжной палки в глубокой депрессии. Но все же он продол-
жал посещать Оперу, вечера Моцарта и Верди: Графиня брала его под  руку,
они медленно поднимались в фойе, и в  мерцающем  свете  канделябров  она
рассказывала ему, кто есть кто на самом деле и кто кем себя  воображает.
Дважды, когда он провожал ее домой, возникало некоторое напряжение.  Раз
она сказала ему:
   - Между нами семь лет разницы, герр С., - я ведь  не  скрываю  своего
возраста, хотя, может быть, и стоило бы, раз внешность  позволяет,  -  и
ушла.
   Он остался стоять на темной, благоухающей сандаловым деревом лестнич-
ной площадке - дверь медленно закрылась перед его носом. Во  второй  раз
она пригласила его:
   - Входите, входите.
   Она поставила пластинку с реквиемом Форе, налила ему Viertel шампанс-
кого в высокий бокал, и Сэмюэл С. подумал: "Вот оно, пошло. Я сорвал ше-
луху условностей и скоро окажусь в ее спальне". Но она  вдруг  громко  и
отчетливо сказала:
   - Наша беда, герр С., заключается в том, что мы живем в каком-то при-
думанном мире. Ведь никого не волнует, что мы ходим в Оперу, и нет ника-
кого прока в том, что мы - сливки этого захолустья, которое когда-то бы-
ло городом. - И блеснула бледной улыбкой: - Ах, герр С., было бы так ми-
ло, если бы вернулись дни моей юности -  мы  могли  бы  проводить  время
где-нибудь на берегу реки, зная, что впереди еще целая жизнь.
   Сэмюэл С. решил оставить эти странные рассуждения для герра Доктора и
напрямую спросил его:
   - Герр Доктор, вам не кажется, что Графиня водит меня за нос. Ведь ей
же тоже должно хотеться.
   Герр Доктор слегка почесал под глазом аккуратным пальцем  и  протянул
свою дежурную фразу:
   - Продолжайте, пожалуйста. - Холодный ответ во время не менее  холод-
ной австрийской зимы: крыши неделями были одеты в белое, днем тепло труб
растапливало снег, а за ночь намерзала ледяная корка, по утрам  блестев-
шая на солнце.
   А потом, правда известив загодя, деньги у него кончились. И Сэмюэл С.
тихо пошел ко дну. С лыжами, палками и  всем  остальным.  Все  глубже  и
глубже. Именно в тот момент, когда листики уже высовывали нос из  набух-
ших почек, - в самой середине апреля.
   Ему приходилось заводить какие-то глупые  знакомства  ради  очередной
горсти монет. До тех пор, пока холод не подобрался под коленки и он  уже
еле таскал ноги. Однажды днем, в конце мая, на трех  улочках,  расходив-
шихся лучами от крохотной пустынной площади, ему явились  три  призрака.
Первый сказал: "Я - бедность, я приношу муки одиночества",  второй  про-
молчал и лишь загадочно выпустил ветры, и, наконец,  последний  призрак,
студентка из Радклифа, сказала, что хотя она  еще  и  носит  коротенькие
красно-синие полосатые носочки, но заведение это уже окончила. Сэмюэл С.
остановился, его охватила дрожь. Он с трудом добрался до ближайшего поч-
тового отделения, взял чистый бланк и отчаянно возопил к богатым друзьям
из Амстердама, чтобы они выслали денег, кругленькую сумму, -  поддержать
его на плаву, потому что он тонет, тонет, тонет...
   И Сэмюэл С. утонул. Деньги прибыли. Но к тому времени он уже задолжал
за квартиру - явилась полиция и отобрала у него паспорт. В  день,  когда
он хлопнул пачкой банкнот перед наморщенным носом хозяина и забрал  свой
паспорт, его выселили. Он стоял на улице в ожидании  такси,  его  бывший
хозяин, облегченно крестясь, запирал за ним дверь. На Южном  вокзале  он
сдал свое имущество, готовое ехать вместе с ним на юг - в Венецию,  Три-
ест или Стамбул, куда угодно, - и позвонил Графине. Но она сказала:
   - Не уезжайте, перезвоните мне минут через  десять.  Одна  моя  прия-
тельница, тоже вдова, нуждается в деньгах - у нее пустуют три комнаты.
   Через двадцать минут у него была новая хозяйка. Он явился к ней прямо
с вокзала. Вдова, аристократка, длинный нос, давно уже не живет в лучшей
части города. Он поклонился, она улыбнулась. У нее были  волосы,  грудь,
ноги - все как полагается. Так что они прекрасно устроили друг друга как
хозяйка и жилец. Тогда же начался краткий период конных свиданий с  Гра-
финей: прогулки верхом в Пратере. Как-то раз она остановила свою  лошадь
под деревом - ее белокурые волосы развевались на ветру - и сказала:
   - Герр С., у вас есть одна поразительная черта: вы никогда  не  кичи-
тесь своими манерами.
   На три недели и два дня он получил короткую передышку и  стал  посте-
пенно вытаскивать себя из глубоководной зоны. Каждый  день  он  проходил
быстрым шагом по кафельным плитам лестничной площадки  -  желтый  шейный
платок, шпоры звенят, сапоги начищены до  блеска,  -  пощелкивая  ивовым
прутиком по ноге. В парке, в тени ветвей  они  скакали  легким  галопом.
Вдыхая густой зеленый аромат деревьев. И тут бац!  На  четвертой  неделе
Графиня вдруг круто осадила лошадь под тем же так полюбившимся ей  дере-
вом и прервала на полуслове его радостный щебет,  всадив  короткий  удар
под дых.
   - Герр С., вы блестяще ездите верхом. Но мне  кажется,  что  хорошего
понемногу, правда.
   Возвращаясь домой, в свои апартаменты, Сэмюэл С.  старался  сохранять
невозмутимый вид. Плюхнулся в пыльное кресло, скрестил ноги. Так. Он за-
мучил свою лошадь - рвал ей поводьями губы.  Графиня  хотела  уничтожить
его - именно таким способом женщины мстили ему, когда он  обходил  их  в
кулинарном искусстве, светской беседе, верховой езде: крыть им уже  было
нечем. Теперь придется отправить в нафталин принадлежности для  верховой
езды, а вместе с ними и курсы по американскому гостеприимству, фонетике,
классической живописи, семантике и желание продолжать  борьбу.  Послыша-
лись крадущиеся шаги. Его хозяйка - ухом к двери. Он  осторожно  припод-
нялся с кресла и тоже припал к двери ухом, а потом глазом -  к  замочной
скважине. Глаз к глазу, и только, но этого оказалось  достаточно,  чтобы
несколько недель спустя в 10.30 утра она решилась постучать.
   - Герр С.
   - Was ist.
   - Герр С., может, вы простите меня сегодня утром.
   - Я простил вас еще вчера утром.
   - И все-таки, простите меня сегодня утром.
   Эти маневры были прелюдией к их коротеньким встречам, которые  завер-
шились неистовой гонкой вокруг обеденного стола. Она была в хорошей фор-
ме и неуловима. Наконец, когда он уже был на грани апоплексического уда-
ра, разгоряченная и запыхавшаяся, она согласилась на компромисс.
   - Герр С., я буду стоять с этой стороны стола при условии, что вы ос-
танетесь с той стороны.
   Сэм С. остановился. Она прищурилась  и  улыбнулась.  Двумя  передними
вставными зубами. Они стояли друг против друга, голые  по  пояс  (она  -
сверху, он - снизу), и как бы между прочим вели нелепый  разговор  через
объедки на столе. Внизу,  на  улице,  по  забрызганным  гравием  рельсам
проскрежетали стальные колеса  трамвая,  в  окнах  задребезжали  двойные
стекла. Вся эта канитель тянулась, пока он не придумал  ей  прозвище.  И
сказал через стол:
   - Гневная Агнесса.
   - Герр Сэм, не называйте меня так.
   - Скажите, почему у нас не может быть нормальных сексуальных  отноше-
ний.
   - Вы меня пугаете, герр С.
   - Надо же. Я ее пугаю. Да это вы меня пугаете, Агнесса. Но если имен-
но это послано мне Господом Богом для восстановления  сил,  я  не  стану
противиться и просить о замене.
   Хозяйке всегда требовалось время, чтобы переварить его реплики.  Рас-
тянув губы в улыбку, она пыталась заглянуть в темное нутро этого получе-
ловека, полуживотного плюс на две трети джентльмена (сумма  не  поддава-
лась вычислению), который, распустив брюхо, стоял с противоположной сто-
роны стола из красного дерева. В ее голосе послышалось теплое дружелюбие
- она уже начала втираться в его жизнь.
   - Герр Сэм, вы слишком много размышляете.
   - В настоящий момент я размышляю о том, почему вы не ложитесь со мной
в поcтель. В вашем возрасте это уже отклонение.
   - Герр Сэм, а чем вы занимаетесь, когда по три  дня  не  выходите  из
своих комнат.
   - Я думаю.
   - О чем же вы думаете.
   - А как вы думаете.
   - Думаю, что это у вас заскоки.
   - Продолжайте, пожалуйста, Гневная Агнесса.
   - Почему вы живете в Вене.
   - Чтобы, когда придет время покончить с собой, я бы мог без  зазрения
совести завещать жителям Вены прибрать мои останки.
   - Как вам не стыдно.
   - Но это сделает им честь на века. Венцы ведь не то что швейцарцы.
   - Хоть я и не имею привычки говорить Gesundheit, но  для  вас  сделаю
исключение: Gesundheit, герр С., это вы верно подметили,  что  мы  -  не
швейцарцы.
   Эти взаимные выпады отвлекали от неурядиц  в  собственном  внутреннем
хозяйстве. И от странных пульсаций где-то в паху, которые по ночам  уно-
сили в мир грез, таких же безнадежных, как и попытки ухватить Агнессу за
зад, который заносило на поворотах во время гонок вокруг стола. А  потом
- минуты, полные отчаяния. Остался ни с чем - она  ускользнула  на  свою
половину. Он сидел, сложив веснушчатые руки; перед глазами стоял велико-
лепный десерт. Откуда-то из-за горизонта долетал шепот: "Эй. Когда же ты
наконец исцелишься, исцелишься, исцелишься". Тогда  медленно  к  окну  -
послушать протяжный и печальный звон колокола собора Св. Стефана и  пос-
мотреть, пробилось ли солнце. Почему-то очень захотелось отплыть в  ста-
рость на океанском лайнере, забитом золотыми слитками.
   Сэмюэл С. всегда носил пиджак. Идеальный узел галстука, белый  ворот-
ничок, рубашка в тонкую полоску. Он плотно закупоривал окна в своей ком-
нате, чтобы с улицы не проникали пыль и грохот трамваев. Невозмутимо вы-
шагивал по тротуару - айсберг, скрывающий свое одиночество под водой. Ни
матери, ни окружающему миру не было до него дела. В детстве,  играя,  он
как-то услышал от приятеля: "Если я скажу маме, что не верю в Бога,  она
упадет замертво". Сэмюэл С. бросился домой - его мать гладила на кухне -
и заявил: "Слушай, ма, а я не верю в Бога". На что она ответила:  "Прав-
да. Подай-ка мне брызгалку". Его первый урок. Люди слишком заняты, чтобы
верить.
   Последний день июля, воскресенье, десять часов утра. За окном пронзи-
тельно кричит всполошенный скворец, по ветке липы крадется кошка,  водя-
ная пыль дождя. Сэмюэл С. сидит, обхватив голову руками,  уставившись  в
одну точку. Мысли прикованы к задаче по  сферической  геометрии,  -  ма-
ленькое ухищрение, чтобы запустить мозговой механизм и  заглушить  душу.
Едва различимый телефонный звонок под кучей грязного белья. Все это  на-
поминает восхождение на гору. Он вытянул черный аппарат и услышал  голос
Графини. Все это время она думала. Не зайдет ли он к ней на чашечку  ко-
фе.
   Сэмюэл С. бодро прогарцевал через весь город. Трамвай, потом  пешком,
мимо фасадов дворцов, по дорожкам парков, между колоннами серого  камен-
ного здания, цокая каблуками по черно-белым мраморным квадратам вестибю-
ля. Мельком оглядел себя в зеркале. Небрежно  бросил  последний  шиллинг
лифтеру. Маленький штраф за маленькую  роскошь.  Старинные  двери  лифта
закрылись. Подъем на третий этаж. Ее площадка,  огромная  резная  дверь.
Улыбки сельского вида прислуги до самой гостиной. Он слегка коснулся гу-
бами руки Графини - ритуал, описанный в книгах; он считал нужным  соблю-
дать его. Графиня закинула ногу на ногу. Самая соблазнительная часть но-
ги, чуть выше колена, слегка расплылась. Сэмюэл С.  стоял,  не  понимая,
что все это значит. Как в детстве, когда он пришел в гости к своему дру-
гу, пообедал вместе с его семьей, вытер рот салфеткой и уже  хотел  было
встать из-за стола, но его спросили: "Куда это ты собрался".  Сэмюэл  С.
оглядел комнату и ответил: "Домой, а что. Разве еще не все".
   - Вам, наверно, интересно знать, зачем я вас позвала, герр С.
   - Нет.
   - В столь ранний час... Не может быть.
   - Вы правы, я соврал. Мне интересно.
   - Вы мне нравитесь.
   - Надо же.
   - Почему "надо же".
   - Видите ли, Графиня, ваш вопрос лишен смысла. В этом мире люди всег-
да говорят одно, а подразумевают другое. Я хочу  сказать,  что  подобные
сообщения сбивают меня с толку.
   - Перейдем к главному. Я решила назначить вам  определенный  пенсион.
Пожизненно.
   - Вот так так, разбогател бедняк.
   - Я ожидала другую реакцию.
   - Черт.
   - И это все, что вы можете мне сказать.
   - На своем жизненном опыте, Графиня, я убедился, что всегда говорю не
то, что требуется. Особенно в тех случаях, когда угадывают мои желания.
   - Но есть некоторые условия.
   - Ну-ну.
   - Я не шучу, герр С.
   - Скоро начнете.
   - Я вас не совсем понимаю.
   - Вы хотите меня купить. Чтобы всякий раз, когда у вас будет меняться
настроение, преспокойно давать мне пинка.
   - Насколько я понимаю, вы предпочитаете откусывать понемногу от  руки
дающего. Вероятно, таким способом вы собираетесь избежать голодной смер-
ти.
   - Думайте что хотите. Но я не глуп и уже давно понял,  что  глумление
над чужой бедой - одна из тех величайших добродетелей,  которыми  набиты
жители этого города.
   - Вы считаете мое предложение глумлением.
   - Не само предложение, а те условия, которые вынуждают меня отклонить
его.
   - Да-а. Но ведь вы еще не знаете условий.
   - Зато я знаю человеческую натуру. У некоторых людей припасены  ключи
для любого замка. У меня же есть единственный ключ,  да  и  подходит  он
только к одному замку. В общем, я прошу вас, пожалуйста,  не  играйте  в
теннис моим сердцем или, что еще хуже, моим полупустым кошельком.
   - Вы абсолютно неблагодарный человек.
   - Может быть.
   - К тому же еще и трус.
   - Возможно, вы и правы. Но вам меня не купить.  Хотя  можно  угостить
еще одной чашечкой кофе. Кстати, каковы же ваши условия.
   Сэмюэл С. попытался вспомнить, каким образом  он  снова  очутился  на
улице, - он звонко царапал брусчатку Бальгассе. Почему-то все это смахи-
вало на курение сигареты во время Великого оледенения. Нога попирает Се-
верный полюс, кольца дыма обхватывают луну. Душа ноет, как избитое тело.
На протяжении всей этой длинной череды неудач. Еще со школьных лет -  он
тогда разглядывал профиль девочки, которая ему нравилась. Она  сидела  в
противоположном углу класса, по диагонали от него. После уроков - тайное
провожание ее до дома: выяснение адреса, занятий отца и сколько он  пла-
тит за электричество; сумма казалась мистически прекрасной. Однажды  его
чуть было не поймали прямо под окнами, на посыпанной гравием  подъездной
аллее, - он выведывал, что там едят. Изучение номеров автомобилей и рода
занятий гостивших у них родственников. На одного дядьку  была  потрачена
целая суббота - пришлось проехать шестьдесят пять километров на  автобу-
се, чтобы только полюбоваться, как тот поливает свою лужайку. Потом,  по
прошествии года, когда девочка уже была изучена досконально,  наконец-то
решился поздороваться с ней. Она посмотрела сквозь меня, как сквозь  ку-
сок стекла.
   Сэмюэл С. останавливается возле киоска, заглядывает в бездонные рыбьи
глаза женщины.
   - Zwanzig "Lucky strike", bitte.
   Сует двадцатишиллинговую бумажку. Протягивает руку  за  сигаретами  и
сдачей. Бросает взгляд на медяки. Семидесяти пяти грошей не хватает.  Он
снова наклоняется к дыре.
   - Вы меня обсчитали. Но если вам от этого станет легче...
   Сказав "Guten Tag", Сэмюэл С. пожал плечами и, опустив голову, побрел
по кривым и серым средневековым улочкам. Что за опрометчивое решение от-
казаться от пожизненного пенсиона. Нравственно-этическая струна натянута
до отказа: одно неловкое движение - петля оторвет мне голову.  Собирался
все утро, вытянул перед собой руки с растопыренными пальцами: в них было
ледяное спокойствие. Подобрал носки под цвет галстука, намазал туфли и с
военной выправкой шагнул в кошмар, залитый светом прожекторов. Абстракт-
ное алгебраическое уравнение: П - похоть, Ф -  финансы,  помноженные  на
ряд переменных величин, С - смех, У - ужас, и все это равняется Д - ты в
дерьме.
   Сэмюэл С. пересек Зингерштрассе, сразу - за угол, а там - в  прохлад-
ную тенистую аллею. Порой можно оставаться в  живых,  просто  запечатлев
свой образ в мозгу знакомых. Например,  Графини,  алчный,  неблагодарный
скот. Долго слонялся по Вене, этому огромному  перекрестку  кровей.  Все
очень хорошо перемешаны.  Нет  только  ирландской.  Зашел  взглянуть  на
"Сердца Габсбургов". Мое при этом даже  не  дрогнуло.  Распрямив  плечи,
двинулся дальше. Пока не сдали нервы - я заплакал. По гречишным  блинчи-
кам, густо облитым кленовым сиропом, копченой грудинке и сливочному мас-
лу. Осеннему утру, безоблачному синему небу, сморщенным листьям каштанов
на лужайках, хранящих безмолвный благоухающий воздух тех далеких ушедших
лет.
   Сэмюэл С. нырнул в дыру в стене, прямо под выцветшей старомодной  вы-
веской. Он был словно ходячий уголок мира: почки - канализационные трубы
и города, легкие - лесные массивы, печень - озера. Кажется, пришло время
пощеголять в легких серых туфлях с сетчатым  верхом  для  проветривания.
Человеческая слабость непредсказуема. И женщины должны выслушивать любую
ахинею, которую им преподносит мужчина. Графиня подсовыв