объяснил он старательно; - Ведь если ты  сам  считаешь,
что умеешь себя держать, это еще не доказательство.
     - Посидите тихо, пока я привешу гамак.
     - Да, я посижу здесь с Брендой. Я так рад,  что  она  смогла  приехать.
Она, по-видимому, успела на 3.18.
     Она провела с ним всю  ночь  и  весь  следующий  день.  Он  без  умолку
разговаривал с ней, но она отвечала редко и загадочно. На следующий вечер  с
него опять потоками лился пот. Доктор Мессингер развел большой костер  прямо
у гамака и закутал Тони в свое одеяло;
     За час до рассвета Тони уснул, а когда он проснулся, Бренда исчезла.
     - Вот вы и опять пришли в норму.
     - Слава богу. Меня здорово прихватило, верно? Я почти ничего не помню.
     Доктор Мессингер разбил некое  подобие  лагеря.  Он  вырубил  квадратик
подлеска размером с крохотную комнатку. Их гамаки висели друг против  друга.
На берегу аккуратной кучкой были сложены на брезенте грузы.
     - Как вы себя чувствуете?
     - Молодцом, - сказал Тони, и, выбравшись из гамака,  обнаружил,  что  у
него подгибаются ноги. - Ну, конечно, я ведь ничего не ел. Наверное, пройдет
день-два, прежде чем я приду в себя.
     Доктор Мессингер ничего  не  ответил;  он  старательно  очищал  чай  от
листьев, медленно переливая его из одной кружки в другую; потом разболтал  в
нем столовую ложку сгущенного молока.
     - Попробуйте выпить.
     Тони с удовольствием выпил чай и съел несколько бисквитов.
     - Мы сегодня поедем дальше? - спросил он.
     - Надо подумать. - Доктор Мессингер отнес кружки на берег и помыл их  в
реке. Вернувшись, он сказал: - Пожалуй, лучше вам прямо сказать, как обстоят
дела. Не стоит думать, будто вы поправились,  только  потому  что  лихорадка
отпустила  вас  на  день.  Так  всегда  бывает.  Один  день  трясет,  другой
отпускает. Это может тянуться неделю, а то и дольше. Надо смотреть фактам  в
лицо. Везти вас в  каноэ  слишком  большой  риск.  Позавчера  мы  из-за  вас
несколько раз чуть не перевернулись.
     - Мне померещился один знакомый мне человек.
     - Вам много чего мерещилось. И этому нет конца. А провизии у нас  всего
на десять дней. Особых оснований тревожиться нет, но  забывать  об  этом  не
следует. Кроме того, вам нужна
     крыша над головой и постоянный уход. Если б мы были в деревне...
     - Боюсь, что я вам причиняю массу хлопот.
     - Не в этом дело. Прежде всего мы должны решить, как  нам  лучше  всего
поступить.
     Но Тони так устал, что не мог думать. Он задремал на час-другой.  Когда
он  проснулся,  доктор  Мессингер  расширял  вырубку:   "Я   хочу   натянуть
брезентовый навес".
     Эта стоянка получила наименование "Вынужденный  опорный  лагерь".  Тони
безучастно следил за доктором. Немного погодя Тони сказал:
     - Послушайте, а почему бы вам не оставить меня здесь и не спуститься за
помощью вниз по реке?
     - Я уже думал об этом. Слишком рискованно.
     Днем Бренда вернулась, и Тони снова трясся и метался в своем гамаке.

     Когда Тони в следующий раз очнулся,  он  заметил  у  себя  над  головой
брезентовый навес, привязанный к стволам деревьев. Он спросил:
     - И давно мы здесь?
     - Всего три дня.
     - Сколько сейчас времени?
     - Около десяти утра.
     - Ужасно себя чувствую. Доктор Мессингер дал ему супу.
     - Я на день спущусь вниз по реке, -  сказал  он,  -  посмотрю,  нет  ли
поблизости деревни. Мне  очень  не  хотелось  бы  вас  оставлять,  но  стоит
рискнуть. Пустое каноэ пойдет быстрее. Лежите тихо. Не выходите из гамака. Я
вернусь до темноты. И, надо надеяться, с индейцами; они нам помогут.
     - Отлично, - сказал Тони и заснул.
     Доктор Мессингер пошел к берегу и отвязал каноэ, с собой он взял ружье,
кружку и запас провизии на день. Сев на корму,  он  оттолкнулся  от  берега,
течение подхватило лодку и в несколько взмахов весла он очутился на середине
реки.
     Солнце стояло высоко, и его отражение в воде слепило  глаза  и  сжигало
кожу; доктор Мессингер греб неторопливо и  равномерно,  но  течение  волокло
лодку вперед. Вдруг русло сузилось, и река  почти  целую  милю  неслась  так
стремительно, что доктору Мессингеру только и оставалось, что рулить веслом,
потом лес, стоявший стеной по обоим берегам, расступился, и лодку  внесло  в
огромное озеро, где ему пришлось грести изо всех  сил,  чтобы  хоть  немного
сдвинуться с места; он не сводил глаз с берегов в надежде, что где-то  вдруг
покажется струйка дыма, пальмовая крыша, крадущаяся по  подлеску  коричневая
фигура, скот, пришедший на водопой, - словом, какой-то признак жилья.  Нигде
ничего Выплыв на гладь озера, он вынул полевой  бинокль  и  изучил  поросшие
лесом берега. Нигде ничего. Потом река снова  сузилась,  и  каноэ  помчалось
вперед, увлекаемое быстрым течением. Впереди гладь  воды  прерывали  пороги,
вода бурлила и клубилась воронками; глухой  монотонный  рокот  предупреждал,
что за порогами  начинается  водопад.  Доктор  Мессингер  погреб  к  берегу.
Течение было мощным, и доктор Мессингер греб что было  мочи,  но  за  десять
ярдов до порогов он врезался носом в мель. Над водой свисали густые  заросли
терновника, каноэ  проскользнуло  под  ними  и  врезалось  в  берег;  доктор
Мессингер, не сдвигаясь с места, осторожно потянулся к ветке над головой.  И
тут он потерпел крах: лодка понеслась кормой вниз по течению, и не успел  он
схватить весло, как лодку уже поволокло бортом по  взбаламученным  водам;  и
там, крутясь и  кувыркаясь,  она  помчалась  зигзагами.  Доктора  Месеингера
вышвырнуло в реку; местами там было совсем мелко, он пытался  ухватиться  за
отполированные, как слоновая кость, камни, но руки его срывались, он  дважды
перевернулся, очутился на глубоком месте, попытался  плыть,  снова  очутился
среди валунов, снова попытался взять их на абордаж. И тут на его пути  встал
водопад.
     Водопад по местным понятиям был  невидный  -  он  низвергался  футов  с
десяти, а то и меньше, - но  доктору  Мессингеру  и  этого  хватило.  У  его
подножья вспененные потоки стихали  в  большой,  почти  неподвижной  заводи,
осыпанной лепестками с цветущих по берегам деревьев.
     Шляпа доктора Мессингера медленно поплыла к Амазонке,  воды  сомкнулись
над его лысой головой.

     Бренда отправилась к семейному поверенному в делах.
     - Мистер Грейсфул, - сказала она. - Мне необходимо получить хотя бы еще
немного денег.
     Мистер Грейсфул грустно посмотрел на нее.
     - По моему мнению, с этим вопросом вам следовало бы  обратиться  в  ваш
банк. Насколько мне известно, принадлежащие
     вам ценные  бумаги  положены  на  ваше  имя,  и  банк  выплачивает  вам
дивиденды.
     - Похоже, что  теперь  никогда  не  выплачивают  дивидендов.  И  потом,
правда, очень трудно жить на такую мизерную сумму.
     - Несомненно, несомненно.
     - Мистер Ласт передал вам все полномочия, не так ли?
     - Моя  власть  весьма  ограничена,  леди  Бренда.  Я  получил  указание
оплачивать  жалованье  служащим  в  Хеттоне  и  все  расходы,  связанные   с
содержанием поместья: мистер Ласт встраивает новые ванные и  восстанавливает
украшения  в  утренней  комнате,   которые   были   уничтожены.   Но,   увы,
распоряжаться банковским счетом мистера Ласта для других  надобностей  не  в
моей власти.
     - Но, мистер Грейсфул, я уверена, что он  не  собирался  оставаться  за
границей так долго. Не хотел же он, чтобы я осталась на мели, правда ведь?..
Правда?
     Мистер Грейсфул помолчал и слегка поерзал на стуле.
     - Откровенно говоря, леди Бренда, боюсь, что  именно  таковы  были  его
намерения. Я поднял этот вопрос незадолго до его отъезда. Он был неколебим.
     - Но неужели ему позволят  так  со  мной  поступить?  То  есть  я  хочу
сказать, неужели брачный контракт не дает мне никаких прав или что-нибудь  в
этом роде?
     - Вы ничего не можете требовать, не обращаясь в суд. Вы могли бы  найти
поверенных, которые  посоветуют  вам  предпринять  подобный  шаг.  Не  стану
уверять, что я хотел бы стать одним из них.  Мистер  Ласт  будет  биться  до
последнего и, я думаю, при сложившихся обстоятельствах, суд вынесет  решение
в его пользу. В любом случае это будет затяжное, дорогостоящее  и  несколько
сомнительное судебное дело.
     - А, понимаю... ну что ж, раз так, значит так, правда?
     - Другого выхода и впрямь нет. Бренда встала.
     Лето было в  разгаре,  сквозь  открытые  окна  виднелись  купающиеся  в
солнечных лучах сады Линкольнз-инн.
     - И еще одно. Не знаете ли вы, то есть не можете  ли  вы  мне  сказать,
сделал ли мистер Ласт другое завещание?
     - К сожалению, я не имею права обсуждать этот вопрос.
     - Да, конечно. Извините, если я задала неделикатный  вопрос.  Я  просто
хотела знать, на что мне рассчитывать.
     Она застыла на полдороге  от  стола  к  двери  и  выглядела  совершенно
потерянной в своем пестром летнем платье.
     -  Наверное,  я  могу  вам  кое-что  сказать,  чтоб   вы   знали,   чем
руководствоваться. Предполагается, что Хеттон отойдет родственникам  мистера
Ласта - семье Ричарда Ласта из  Принсес-Рисборо.  Зная  характер  и  взгляды
мистера Ласта, вы могли б предвидеть, что он  наверняка  завещает  состояние
вместе с поместьем, чтобы оно содержалось в том виде,  который  мистер  Ласт
считает подобающим.
     - Да, - сказала Бренда. - Я  могла  бы  и  догадаться.  Ну  что  ж,  до
свиданья.
     И она очутилась одна на ярком солнечном свету.

     Тони провел весь день один: то и дело он куда-то проваливался  и  терял
ощущение времени. Он немного поспал; раз или два он вставал было из  гамака,
но ноги у него  подкашивались  и  перед  глазами  все  плыло.  Он  попытался
проглотить  что-нибудь  из  еды,  оставленной   доктором   Мессингером,   но
безуспешно. Только когда стемнело, он  понял,  что  день  прошел.  Он  зажег
фонарь и стал собирать дрова для костра, но сучья падали из рук; каждый раз,
когда он нагибался, у него  темнело  в  глазах,  так  что  после  нескольких
попыток он в сердцах швырнул охапку на землю и залез обратно в гамак. И там,
укутавшись в одеяло, заплакал.
     Через несколько  часов  после  наступления  темноты  свет  лампы.  стал
тускнеть. Тони с трудом перегнулся через край гамака и потряс ее. Лампу надо
было залить. Он знал, где керосин, и пополз туда, сначала держась за веревки
гамака, потом за ящики. Он нашел канистру, вынул  затычку  и  стал  наливать
лампу, но руки у него тряслись,  а  голова  так  закружилась,  что  пришлось
закрыть глаза; канистра перевернулась и с тихим журчанием вылилась на землю.
Осознав, что случилось, Тони  снова  заплакал.  Он  лег  в  гамак,  и  через
несколько минут свет совсем ослаб, мигнул и погас. От рук и  намокшей  земли
разило керосином. Тони лежал в темноте и плакал.
     Перед рассветом лихорадка вернулась, и настырная шайка призраков  снова
морочила ему голову.

     Бренда проснулась в таком  подавленном  настроении,  что  хуже  некуда.
Предыдущий вечер она просидела одна  в  кино.  Она  проголодалась  -  ей  не
удалось толком поесть, - но у нее не хватило духу пойти  одной  в  ресторан,
где подавали поздний ужин. Она купила в ларьке мясной пирог и понесла домой.
Выглядел он очень привлекательно, но приступив к еде, она обнаружила, что  у
нее начисто пропал аппетит. Когда она проснулась, остатки пирога валялись на
туалетном столике.
     Стоял август,  и  она  осталась  в  городе  одна.  Бивер  в  этот  день
высаживался в Нью-Йорке. Он послал ей телеграмму с полпути, что  путешествие
идет прекрасно. Больше она о нем не слышала. Парламент  распустили,  и  Джок
Грант-Мензис поехал с ежегодным визитом к своему старшему брату в Шотландию.
Марджори и Аллан в последний момент  вскочили  на  яхту  лорда  Мономарка  и
теперь в неге и роскоши плавали вдоль берегов  Испании,  посещая  бои  быков
(они даже попросили ее присмотреть за Джинном). Мать ее  жила  на  Женевском
озере в шале, которое ей всегда отдавала на лето леди Энкоридж.  Полли  была
всюду и везде. Даже Дженни Абдул Акбар путешествовала вдоль берегов Балтики.
     Бренда развернула газету и прочла статью одного молодого журналиста,  в
которой сообщалось, что лондонский сезон, как  его  понимали  раньше,  отжил
свой век: теперь все  слишком  заняты,  чтобы  соблюдать  довоенные  обычаи;
теперь не устраивают больших балов, а  развлекаются  более  скромно;  теперь
август в Лондоне - самое веселое время (он писал  одно  и  то  же  ежегодно,
слегка переставляя слова). Бренду эта статья не утешила.
     Вот уже много недель она пыталась не сердиться на Тони за то, как он  с
ней поступил; но тут она не выдержала и, зарывшись в  подушку,  зарыдала  от
обиды на Тони и жалости к себе.
     В Бразилии она носила драное ситцевое платье  того  же  фасона,  что  и
Роза. Оно ей, пожалуй, даже шло. Тони долго  наблюдал  за  ней,  прежде  чем
заговорить.
     - Почему ты так оделась?
     - Тебе не нравится? Я купила это платье у Полли.
     - Уж очень оно грязное.
     - Ведь Полли  много  путешествует.  А  теперь  вставай,  тебе  пора  на
заседание Совета графства.
     - Разве сегодня среда?
     - Нет, но в Бразилии другое время; неужели ты не помнишь?
     - Я не могу уехать в Пигстэнтон.  Я  должен  остаться  здесь,  пока  не
приедет доктор Мессингер. Я болен. Он велел мне лежать спокойно. Он вернется
сегодня вечером.
     - Но Совет графства прибыл в  полном  составе.  Их  привезла  на  своем
самолете лихая блондинка.
     Все  и  впрямь  были  тут.  На  председательском  месте   сидел   Реджи
Сент-Клауд. Он сказал: "Я требую, чтобы Милли  вывели  из  комитета,  у  нее
дурная репутация".
     Тони выдвинул протест.
     - У нее есть дочь. Она имеет ничуть не меньше прав заседать здесь,  чем
леди Кокперс.
     -  К  порядку,  -  сказал  мэр,  -   я   призываю   вас,   джентльмены,
придерживаться обсуждаемой темы. Нам предстоит решить  вопрос  о  расширении
Бейтон-Пигстэнтонского шоссе. Поступают жалобы, что автобусам Зеленой  Линии
небезопасно сворачивать на углу Хеттон-кросс.
     - Крысам Зеленой Линии.
     - Я сказал: "Крысам Зеленой Линии". Заводным крысам Зеленой Линии.  Они
нагнали ужас на многих жителей в деревне, и те покинули свои дома.
     - Я покинул, - сказал Реджи Сент-Клауд. - Меня выжили из дому  заводные
зеленые крысы.
     - К порядку, - сказала Полли Кокперс. - Вношу предложение, чтобы мистер
Ласт обратился к собравшимся с речью.
     - Правильно, правильно.
     - Дамы и господа, - сказал Тони, - прошу извинить меня: я  болен  и  не
могу встать из гамака. Доктор Мессингер оставил твердые распоряжения.
     - Винни хочет купаться.
     - В Бразилии купаться  запрещено.  В  Бразилии  купаться  запрещено,  -
подхватило крик собрание. - В Бразилии купаться запрещено.
     - Но вы же съели два завтрака.
     - К порядку, - сказал  мэр.  -  Лорд  Сент-Клауд  предлагает  поставить
вопрос на голосование.
     - Мы должны решить вопрос, следует ли подряд на расширение  перекрестка
Хеттон-кросс отдать миссис Бивер. Ее смета самая дорогая, зато, насколько  я
понимаю, она предусматривает постройку обшитой хромированными панелями стены
на юге деревни...
     - ...и два завтрака, - подсказала Винни.
     - ... и два завтрака для рабочих. Кто за это  предложение,  поквохчите,
как куры, кто против, скажите: гав-гав.
     - В высшей степени неподобающее предложение,  -  сказал  Реджи,  -  что
могут подумать слуги.
     - Нам надо что-то сделать, пока Бренда ничего не знает.
     - ...Кто? Я? Все в порядке.
     - Значит, предложение принимается.
     - Я так рада, что миссис Бивер получила подряд,  -  сказала  Бренда.  -
Понимаете, я влюблена в Джона Бивера. Я влюблена в Джона Бивера. Я  влюблена
в Джона Бивера.
     - Это решение комитета?
     - Да. Комитет постановляет: она влюблена в Джона Бивера.
     - Решение принято единогласно.
     - Нет, - сказала Винни. - Он съел два завтрака.
     - ...подавляющим большинством голосов.
     - Почему вы переодеваетесь? - спросил Тони: они облачались в  охотничьи
костюмы.
     - У нас сбор. Сегодня съезжаются соседние своры.
     - Но летом же нет охоты.
     - В Бразилии время другое, и здесь купаться запрещено.
     - Я вчера видел лисицу в Брутонском лесу.  Заводную  зеленую  лисицу  с
колокольчиком внутри; когда она бежит, колокольчик позванивает. Она  на  них
такого страху нагнала,  что  они  убежали;  весь  берег  опустел,  и  теперь
купаться запрещено всем, кроме Бивера. Ему разрешено купаться  каждый  день,
потому что в Бразилии другое время.
     - Я влюблен в Джона Бивера, - сказал Эмброуз.
     - А я и не знал, что вы здесь.
     - Я пришел  напомнить  вам,  что  вы  больны,  сэр.  Вы  ни  при  каких
обстоятельствах не должны покидать гамак.
     - Но как же я попаду в Град, если останусь здесь?
     - Град будет подан прямо в библиотеку, сэр.
     - Да, именно в библиотеку. Не имеет смысла пользоваться  столовой,  раз
ее милость будет жить в Бразилии.
     - Я передам ваш приказ на конюшню, сэр.
     - Но мне не нужен пони. Я велел Бену продать его.
     - Вам придется проехать в курительную  верхом,  сэр.  Доктор  Мессингер
взял каноэ.
     - Отлично, Эмброуз.
     - Благодарю вас, сэр.
     Комитет в полном составе пошел  по  аллее,  за  исключением  полковника
Инча, который перешел на другую дорожку и теперь  трусил  по  направлению  в
Комптон-Ласт. Тони и миссис Рэттери остались одни.
     - Гав-гав, - сказала она, собирая карты. - Решение принято.
     Оторвав глаза от карт,  Тони  увидел  за  деревьями  крепостной  вал  и
зубчатые стены Града; он был совсем рядом, геральдический флаг на надвратной
башне полоскался на тропическом  ветру.  Тони  с  трудом  присел  и  сбросил
одеяла. Лихорадка придавала ему сил. Он продирался сквозь кусты  терновника;
из-за блистающих стен неслась музыка; какая-то  процессия  или  карнавальное
шествие обходило Град. Тони налетал на стволы деревьев, спотыкался о  корни,
путался в усах лозы, но шел вперед, несмотря на боль и усталость.
     Наконец он выбрался на открытое пространство.  Перед  ним  распахнулись
ворота; со стен трубили трубачи, с бастиона на бастион на все четыре стороны
света  передавали  весть  о  его  приходе;  в  воздухе  кружились   лепестки
миндального и яблоневого цвета; они устилали путь ковром, как  после  летней
бури в садах Хеттона. Золоченые купола  и  белоснежные  шпили  сверкали  под
солнечными лучами.
     - Град подан, - объявил Эмброуз.


ГЛАВА ШЕСТАЯ
        DU COTE DE CHEZ TODD
        {"В сторону Тодда" (франц.) - перифраз названия романа М. Пруста "В
         сторону Сванна".}

     Хотя мистер Тодд прожил в Амазонас около шести лет, о его существовании
знали лишь несколько семей пай-ваев. Дом его стоял на клочке саванны,  одном
из крохотных, мили три в  поперечнике,  островков  песка  и  травы,  изредка
возникающих в этих местах, которые со всех сторон обступал лес.
     Ручеек, орошавший его, не значился ни на одной карте,  он  бежал  через
пороги, грозный, а большую часть года  и  вовсе  непроходимый,  и  впадал  в
верховья реки там, где потерпел крах доктор Мессингер. Никто  из  обитателей
здешних мест, кроме мистера Тодда, никогда  не  слышал  ни  о  правительстве
Бразилии, ни о правительстве Нидерландской Гвианы, каждое из  которых  время
от времени предъявляло на них права.
     Дом мистера Тодда был больше домов его соседей, но в остальном ничем от
них не отличался - крыша из пальмовых листьев, плетеные,  обмазанные  глиной
стены высотой до груди  и  глинобитный  пол.  Ему  принадлежало  примерно  с
полдюжины голов заморенного скота,  щипавшего  траву  в  саванне,  плантация
маниоки, несколько банановых и манговых деревьев, собака  и  единственный  в
этом краю одноствольный дробовик. Немногие товары из цивилизованного мира, в
которых он нуждался, попадали к нему через бесконечных торговцев, переходили
из рук в руки, обменивались на двунадесяти языках, пока не п