ладем
ковер из натуральной овчины... Только  боюсь,  не  превысит  ли  это  сумму,
которую вы рассчитывали потратить.
     - Будь моя воля, я б  тут  все  взорвала  ко  всем  чертям,  -  сказала
Вероника.
     Тони ушел, оставив их спорить на свободе.

     - Неужели ты в самом деле хочешь, чтоб миссис Бивер  занялась  утренней
комнатой?
     - Нет, конечно, если ты против, милый.
     - Ты представляешь себе, на что это будет похоже - белые  хромированные
панели?
     - Ну, это просто так, рабочий вариант. Тони расхаживал  между  Морганой
ле Фэй и Гиневрой. Он всегда так делал, когда они одевались к обеду.
     - Послушай, - сказал он, возвращаясь с жилетом, - ты не уедешь завтра с
ними, нет ведь?
     - Придется.
     Он вернулся в Моргану де Фэй за галстуком, пришел с  ним  к  Бренде,  и
подсел завязать его к туалетному столику.
     - Да, кстати, -  сказала  Бренда,  -  что  ты  думаешь  насчет  Гримша?
По-моему, держать ее дальше - просто выкидывать деньги на ветер.
     - Ты всегда говорила, что без нее тебе не обойтись.
     - Да, но с тех пор, как я живу в квартире, все так упростилось.
     - Живешь? Детка, ты говоришь так, словно навеки там поселилась.
     - Ты не отодвинешься на минутку, милый? Мне ничего не видно.
     - Бренда, сколько времени ты еще собираешься изучать экономику?
     - Кто? Я? Не знаю.
     - Но ты же должна иметь представление хотя бы в общих чертах.
     - Понимаешь, просто невероятно, сколько всего надо еще выучить. Когда я
начала, я так от всех отставала.
     - Бренда...
     - А теперь быстренько иди за пиджаком. Все, наверное, уже внизу.
     Вечером Полли и миссис Бивер играли  в  триктрак.  Бренда  и  Вероника,
расположившись на диване, шили и беседовали  о  рукоделье;  временами  между
женщинами завязывался общий разговор, но они то и дело перескакивали на свой
жаргон, непонятный Тони, -  это  было  воровское  наречье,  где  слоги  слов
переставлялись. Тони читал под лампой невдалеке от тесного кружка.
     Позже, когда все поднялись к себе наверх, гостьи  собрались  в  комнате
Бренды поболтать перед  сном.  Сквозь  дверь  туалетной  до  Тони  доносился
приглушенный смех. Они кипятили воду в  электрическом  чайнике  и  принимали
всей компанией "Седоброль".
     Немного погодя они, пересмеиваясь, разошлись, и Тони пошел к Бренде.
     В комнате было темно, но, услышав его шаги и  увидев  квадрат  света  в
дверях, Бренда зажгла маленькую лампочку у изголовья.
     - Что тебе, Тони?
     Она лежала на возвышении, глубоко  уйдя  головой  в  подушки,  лицо  ее
блестело от ночного крема, обнаженная рука, протянутая к выключателю, так  и
осталась лежать на стеганом покрывале.
     - Что тебе, Тони? - сказала она. - Я уже засыпала.
     - Очень устала?
     - Угу...
     - Не беспокоить тебя?
     - Ужасно устала, и потом я  только  что  выпила  прорву  этой  Поллиной
гадости.
     - Понимаю... ну что ж, спокойной ночи.
     - Спокойной ночи... ты не сердишься, нет? Очень устала.
     Он подопрел к постели и поцеловал ее, она лежала неподвижно с закрытыми
глазами. Потом выключил свет и возвратился в туалетную.

     - Леди Бренда, надеюсь, не заболела?
     - Благодарю вас, ничего серьезного, легкое недомогание. Она, знаете ли,
так  выматывается  за  неделю  в  Лондоне,  что  в  воскресенье  ей  хочется
отдохнуть.
     - Как великие научные свершения?
     - По-моему, отлично. Ей пока не надоело.
     - Замечательно. Скоро все мы будем обращаться к леди  Бренде  с  нашими
экономическими затруднениями. Но вам с Джоном, наверное, тоскливо без нее?
     - Еще бы.
     - Что ж, передайте ей, пожалуйста, мой сердечный привет.
     - Непременно передам. Благодарю вас.
     Тони ушел с паперти  и  пошел  привычным  путем  к  оранжереям,  выбрал
гардению для себя и четыре почти черных гвоздики для дам. Когда он  подходил
к комнате, где они сидели, его встретил  взрыв  смеха.  В  растерянности  он
остановился на пороге как вкопанный.
     - Входи, милый, это мы не над тобой. Просто мы поспорили, какого  цвета
у тебя будет бутоньерка, и никто не угадал.
     Прикалывая цветы, они все  еще  хихикали,  не  смеялась  только  миссис
Бивер, она сказала:
     - Всякий раз, когда вы покупаете черенки  или  семена,  обращайтесь  ко
мне. Вы, может, не знаете, но  у  меня  по  этой  части  отлично  налаженное
дельце. Разные редкие цветы. Я выполняю всевозможные  комиссии  для  Сильвии
Ньюпорт и кое-кого еще.
     - Поговорите с моим старшим садовником.
     - Признаться, я уже поговорила, пока вы были в церкви. Он, кажется, все
понял.

     Они уехали рано, чтобы  поспеть  в  Лондон  к  ужину.  В  машине  Дейзи
сказала:
     - Ну и ну, вот так домик.
     - Теперь вы понимаете, что мне пришлось пережить за эти годы.
     - Бренда, страдалица моя,  -  сказала  Вероника  и,  отколов  гвоздику,
швырнула ее на дорогу.
     - Знаешь, - изливала Бренда на следующий  день  душу.  -  Я  не  совсем
довольна Тони.
     - А что, старикан себе что-нибудь позволил? - спросила Полли.
     - Пока ничего особенного, но я вижу, он страшно томится в Хеттоне - ему
некуда девать время.
     - Я б на твоем месте не беспокоилась.
     - Да я и не беспокоюсь. А только вдруг он запьет или что-нибудь в  этом
роде. Это бы очень все осложнило.
     - По-моему, это не в его духе...  Но,  вообще,  надо  б  ему  подкинуть
девочку.
     - Хорошо бы... А кого?
     - Ну, на крайний случай всегда можно рассчитывать на старушку Сибил.
     - Лапочка, да он ее знает с пеленок.
     - Тогда Суки де Фуко-Эстергази.
     - Он с американками теряется.
     - Ничего, кого-нибудь подыщем.
     -  Беда  в  том,  что  он  привык   ко   мне...   Ему   нелегко   будет
перестроиться... Как ты думаешь, лучше, чтоб она была  похожа  на  меня  или
наоборот?
     - По-моему, лучше, чтоб непохожа, но так с ходу не скажешь.
     Они обсудили проблему во всех тонкостях.

III

     Бренда писала: "Дорогой Тони, извини, что не писала и  не  звонила,  но
совсем
      зашилась с биметаллизмом. Оч. трудно.
           Приеду  в  субботу  -  опять с Полли. Хорошо, что она согласилась
      снова  приехать  - значит, Лионесс может быть не так омерзительна, как
      большинство комнат.
           И  еще  одна прелестная девушка, я с ней подружилась и хочу, чтоб
      мы  приняли  в  ней участие. У нее была жуткая жизнь, она живет в моем
      доме.  Зовут ее Дженни Абдул Акбар. Она не негритянка, но была замужем
      за  негром. Пусть она тебе об этом расскажет. Она скорее всего приедет
      поездом 3.18. Кончаю, пора на лекцию.
           Держись подальше от Зеленого змия.
                                                           * * * * * Бренда.

           Вчера  вечером  видела Джека в "Кафе де Пари" с лихой блондинкой.
      Кто она?
           У Джина, нет, у Джинна - как его там? - ревматизм, и Марджори оч.
      переживает.  Она  думает,  у него смещение таза. Кратуэлл не хочет его
      принять, а это просто черная неблагодарность, если вспомнить, скольких
      клиентов она ему привела".

     - Ты уверена, что он клюнет на Дженни?
     - Ни в чем нельзя быть уверенной, - сказала Полли. - Меня лично от  нее
тошнит, но хватка у нее мертвая.

     - Пап, а пап, мама сегодня приедет?
     - Да.
     - А с ней кто?
     - Дама по имени Дженни Абдул Акбар.
     - Какое глупое имя. Она иностранка?
     - Не знаю.
     - А имя вроде иностранное, верно, пап? Как ты думаешь, она по-английски
совсем не говорит? А она черная?
     - Мама говорит, что нет.
     - А... а еще кто?
     - Леди Кокперс.
     - Обезьянья тетка. Знаешь, она вовсе не похожа на обезьяну,  разве  что
лицом, и потом у нее, по-моему, нет хвоста, я подошел к ней близко-близко  и
посмотрел... Правда, она могла его спрятать между ног. Как  ты  думаешь,  а,
пап?
     - Я бы ничуть не удивился.
     - Очень уж неудобно.
     Тони и Джон снова стали друзьями, но эта неделя далась им нелегко.

     По плану, выработанному Полли  Кокперс,  они  должны  были  приехать  в
Хеттон попозже. "Пусть Дженни как следует за него возьмется", - сказала она.
     Поэтому они  с  Брендой  тронулись  из  Лондона,  только  когда  Дженни
проехала уже полдороги от станции. Пронзительно  холодный  день  то  и  дело
прорывался дождем. Решительная дамочка сидела, закутавшись в  полость,  пока
машина не подъехала к воротам, - тут она открыла сумку, подоткнула вуалетку,
встряхнула пуховку и привела лицо в надлежащий вид.  Острым  красным  языком
она слизнула с пальца помаду.
     Тони доложили о гостье, когда он сидел в курительной; в библиотеке днем
было слишком шумно, потому что рядом в утренней  комнате  рабочие,  не  щадя
сил, сдирали гипсовые узоры со стен.
     - Княгиня Абдул Акбар.
     Он поднялся ей навстречу. Дженни опережало тяжелое облако мускуса.
     - О мистер Ласт, - сказала она, - какой у вас миленький домик, и  такой
старинный.
     - Видите ли, он был сильно реставрирован, - сказал Тони.
     - Да, конечно, но сама атмосфера! Для меня это главное  в  любом  доме.
Какое благородство, какой покой.  Но  вы,  разумеется,  уже  привыкли  и  не
замечаете. Только когда переживешь настоящее горе, как я,  начинаешь  ценить
такие вещи.
     Тони сказал:
     - К сожалению, Бренды еще нет. Она приедет на машине с леди Кокперс.
     -  Бренда  мне  такой  друг,  такой  друг,  -  княгиня  скинула   меха,
расположилась на стуле перед камином и уставилась на Тони.
     - Вы не будете возражать, если я сниму шляпу?
     - Нет, нет... что вы.
     Дженни швырнула шляпку на диван и тряхнула  тусклочерной,  крутозавитой
шевелюрой.
     - Знаете, мистер Ласт, я вас сразу без церемоний стану звать Тедди.  Вы
не сочтете это за дерзость с моей  стороны?  А  вы  называйте  меня  Дженни.
Княгиня слишком церемонно, правда? И наводит на мысль о шальварах и  золотых
галунах... Конечно, - продолжала она, протягивая руки к огню  и  перегибаясь
так, что волосы упали ей на лицо, - моего мужа в Марокко не называли князем,
он носил титул муллы, но для жены муллы нет соответствующего титула, так что
в Европе я называю себя княгиней... На самом деле  мулла,  конечно,  гораздо
более  высокий  титул...  Мой  муж  потомок  пророка  по  прямой  линии.  Вы
интересуетесь Востоком?
     - Нет, то есть да. Я хотел сказать, я очень мало знаю о Востоке.
     - А для меня Восток полон  неизъяснимого  очарования.  Вы  должны  туда
поехать, Тедди. Я уверена, вам понравится Восток. Я и  Бренде  то  же  самое
говорила.
     - Вы, наверное, хотите посмотреть вашу комнату, - сказал Тони. -  Скоро
подадут чай.
     - Нет, я останусь здесь.  Меня  так  и  манит  свернуться,  как  Кошка,
клубочком у огня, и если вы будете со мною  ласковы,  я  замурлычу,  а  если
жестоки - не замечу, совсем как кошка... Ну так как, мне мурлыкать, Тедди?
     - Кхм... да... то есть, пожалуйста, если вам так хочется.
     - Англичане  такие  мягкие  и  деликатные.  Ах,  как  чудесно  -  снова
оказаться здесь среди них... среди моих дорогих соотечественников. Иногда, в
такие вот, как сейчас, минуты, когда  вокруг  меня  очаровательные  предметы
нашей английской старины и милые люди, я оглядываюсь на  мою  жизнь,  и  она
кажется мне кошмаром... Но тут я вспоминаю о моих шрамах...
     - Бренда говорит, вы сняли квартиру в одном с  ней  доме.  Они,  должно
быть, очень удобные?
     - Вы англичанин до мозга костей, Тедди, вы стыдитесь говорить о личном,
сокровенном.. Знаете, именно этим вы мне и нравитесь.  Я  так  стремлюсь  ко
всему  надежному,  безыскусному  и  доброму  после...  после  всего,  что  я
пережила.
     - Вы тоже занимаетесь экономикой, как Бренда, или нет?
     - Нет, а  разве  Бренда  занимается  экономикой?  Она  мне  никогда  не
говорила. Поразительная женщина, где только она находит время?
     - Вот наконец и чай, - сказал Тони. -  Надеюсь,  вы  не  откажетесь  от
пышек? Почти все наши гости  сидят  на  диете.  А  по-моему,  пышки  из  тех
немногих вещей, что делают английскую зиму сносной.
     - Да, Англия немыслима без пышек, - сказала Дженни. Она ела с аппетитом
и часто облизывала губы, подбирая прилипшие крошки и подтаявшее масло. Капля
масла упала ей на подбородок  и  сверкала  и  переливалась  там,  замеченная
только Тони. Он вздохнул с облегчением, когда привели Джона Эндрю.
     - Поди сюда, я тебя представлю княгине Абдул Акбар.
     Джон  никогда  не  видел  настоящей  княгини;  он  уставился  нее   как
зачарованный.
     - А ты меня не поцелуешь?
     Он подошел, и она поцеловала его в рот.
     - Ой, - сказал он, отстраняясь,  стер  с  губ  помаду  и  тут  -  Какой
чудесный запах.
     - Это последняя нить, связывающая меня с Востоком.
     - А у вас на подбородке масло.
     Дженни со смехом потянулась за сумочкой.
     - Так оно и есть. Тедди, ну отчего вы мне не сказадя?
     - А почему вы папу называете Тедди?
     - Потому что я надеюсь, что мы с ним станем большими друзьями.
     - Вот чудная причина.
     Джон пробыл с ними около часу и все это  время  зачарованно  следил  за
Дженни.
     - А у вас есть корона? - спрашивал он. - А как  вы  научились  говорить
по-английски? А из чего это большое кольцо? А оно дорогое? А  почему  у  вас
ногти такого странного цвета? А вы умеете ездить верхом?
     Она отвечала на все вопросы -  иногда  довольно  загадочно  и  с  явной
оглядкой на Тони.  Потом  достала  крошечный,  сильно  надушенный  платок  и
показала Джону монограмму.
     - Вот моя корона единственная... сейчас, - ответила она. Она рассказала
ему, какие у нее были лошади - лоснящиеся, вороные, с  изогнутыми  шеями,  с
серебряных мундштуков падает  пена,  налобники  украшены  перьями,  сбруя  в
серебряных бляшках, алые чепраки. - А в день рождения муллы...
     - Кто такой мулла?
     -  Очень  красивый  и   очень   жестокий   человек,   -   сказала   она
многозначительно, - в его день рождения все всадники собирались  на  большой
площади, на лошадях были самые красивые попоны, люди надевали лучшие  одежды
и украшения, а в руках держали длинные сабли. Мулла обычно  сидел  на  троне
под огромным алым балдахином.
     - А что такое балдахин?
     - Вроде навеса, - сказала  она  уже  недовольно  и  продолжала  медовым
голосом: - Всадники мчались во весь опор по равнине,  вздымая  тучи  пыли  и
рассекая воздух саблями,  прямо  к  мулле.  У  всех  перехватывало  дыхание,
казалось, что всадники наедут на муллу, но уже за несколько  шагов,  ну  вот
так, как ты от меня, - они удерживали лошадей поводьями, поднимали их в знак
приветствия на дыбы...
     - Но так же не положено, - сказал Джон. - Это очень плохая выездка, Бен
так говорит.
     - Они лучшие всадники в мире. Это всем известно.
     - Нет, нет, не может быть, если они  так  ездят.  Это  самое  последнее
дело. А они туземцы?
     - Да, конечно.
     - А Бен говорит, что туземцы нелюди.
     - Ну, он, наверное, имел в виду негров. А эти чисто семитского типа.
     - А это что такое?
     - То же самое, что евреи.
     - А Бен говорит, евреи еще хуже туземцев.
     - О господи, мальчик, какой ты строгий. Я  тоже  когда-то  была  такая.
Жизнь учит терпимости.
     - Бена жизнь не научила, - сказал Джон. - А  когда  мама  приезжает?  Я
думал, она здесь, а то я б лучше картину закончил.
     Однако, когда за ним пришла няня, Джон сам, без приглашения, подошел  к
Дженни и поцеловал ее на прощанье.
     - Спокойной ночи, Джонни-лапочка, - сказала она.
     - Как вы меня назвали?
     - Джонни-лапочка.
     - Как чудно вы всех обзываете.
     Наверху, мечтательно помешивая ложкой хлеб с молоком, Джон говорил:
     - Нянь, а княгиня очень красивая, правда? Няня фыркнула.
     - На вкус, на цвет товарищей нет, - сказала она.
     - Она красивей мисс Тендрил, правда. По-моему, она красивей всех,  кого
я видел... Она придет посмотреть, как я купаюсь, как ты думаешь?
     Внизу Дженни говорила:
     - Какой дивный ребенок.  Я  обожаю  детей.  Для  меня  это  была  такая
трагедия. Мулла впервые показал свое Истинное Лицо, когда узнал, что у  меня
не может быть детей. Не моя тут вина... дело  в  том,  что  у  меня  смещена
матка... Не знаю, почему я вам все это рассказываю, но я  чувствую,  что  вы
меня поймете. К чему понапрасну терять время и таиться, если наперед знаешь,
что сойдешься с человеком... Мне сразу подсказывает интуиция, кто станет мне
подлинным другом...
     Полли и Бренда приехали к семи. Бренда сразу же прошла в детскую.
     - Ой, мам, - сказал Джон. - У нас внизу такая  красивая  тетя.  Попроси
ее, чтоб она пришла сказать мне спокойной ночи. Няня говорит, она не придет.
     - А папе она понравилась, как тебе показалось?
     - Он почти все время молчал... Она ничего не понимает ни в лошадях,  ни
в туземцах, но она здорово красивая. Пожалуйста, попроси, пусть она  ко  мне
придет.
     Бренда спустилась и нашла Дженни с Полли и Тони в курительной.
     - Ты имела бурный успех у Джона Эндрю. Он не хочет ложиться спать, пока
тебя не увидит.
     Дамы поднялись вместе, Дженни сказала:
     - Они оба такие милашки.
     - Ну, как ты поладила с  Тони?  Извини,  что  я  не  поспела  к  твоему
приезду.
     - Он такой участливый и мягкий... и такой печальный.
     Они присели на кроватку Джона в  ночной  детской.  Джон  выполз  из-под
одеяла и прильнул к Дженни.
     - Марш под одеяло, - сказала она, - не то я тебя отшлепаю.
     - Больно отшлепаете? Пожалуйста, я не против.
     - О господи, - сказала Бренда, - ты просто потрясла его воображение. За
ним такого никогда не водилось.
     Когда они ушли, няня распахнула настежь второе окно.
     - Фу, - сказала она, - всю комнату провоняли.
     - Неужели тебе не нравится? По-моему, ужасно приятный запах.
     Бренда проводила Полли в Лионесс. Это были обширные покои, обставленные
мебелью атласного дерева для короля Эдуарда,  когда,  еще  в  бытность  свою
принцем Уэльским, он однажды собирался приехать на охоту в Хеттон, да так  и
не собрался.
     - Ну, как успехи? - спросила она нетерпеливо.
     - Рано судить. Но я уверена, все будет в порядке.
     - Она не того пленила. В нее по  уши  влюбился  Джон  Эндрю...  Это  уж
совсем ни к чему.
     - Я бы  сказала,  что  Тони  с  ходу  не  расшевелить.  Жаль,  что  она
перепутала его имя. Как ты думаешь, сказать ей или нет?
     - Нет, оставим как есть.
     Когда они одевались к обеду, Тони спросил Бренду:
     - Слушай, кто эта дама - такой нарочно не придумаешь.
     - Милый, неужели она тебе не понравилась? В голосе ее прозвучало  такое
неприкрытое разочарование и огорчение, что Тони был тронут.
     - Ну, не то чтоб  она  мне  решительно  не  понравилась.  Просто  такой
нарочно не придумаешь, ты не согласна?
     - Разве?.. О господи... у нее, знаешь ли, была такая жуткая жизнь.
     - Это она мне дала понять.
     - Тони, ну пожалуйста, постарайся быть с ней повнимательней.
     - Постараюсь. Она что, еврейка?
     - Не знаю. Я как-то об этом не думала.  Возможно.  Вскоре  после  обеда
Полли объявила, что устала, и попросила Бренду  посидеть  с  ней,  пока  она
будет раздеваться.
     - Оставим голубков наедине, - сказала она за дверью.
     - Радость моя, по-моему, этот номер не  пройдет.  Знаешь,  у  старикана
все-таки есть какой-то вкус и чувство юмора.
     - За обедом она себя показала не в лучшем свете, правда?
     - Если б она могла хоть минуту помолчать... и потом, за семь  лет  Тони
успел ко мне привыкнуть. Контраст слишком разительный.

     - Устала?
     - Угу. Немного.
     - А ты надолго кинула меня в пасть этой Абдул Акбар.
     - Знаю. Извини, милый, но Полли так долго копается... Это было  ужасно?
Жаль, что она тебе так не понравилась.
     - Она чудовищна.
     - Надо быть снисходительным... у нее такие жуткие шрамы.
     - Это она мне успела сообщить. - А я их видела.
     - И кроме того, я надеялся хот