ассуждал я. -- Тут километров сорок, не больше... ...
  Мы  провели сквозную ревизию  имеющихся  тряпок,  ноничего  путного  не
вырисовывалось. Дядя Жора умудрился  спалить даже трусы и  вязанную шапочку,
забравшись в спальный  мешок после растирания  голышом. "А если  сделать  из
одного  одеяла юбочку,  а из второго, прорезав  дырку для головы,  пончо? --
предлагал отец. -- Я  дам  тебе свою шляпу. Неплохой, по-моему, ансамбль..."
Дядя Жора, катая  желваки,  принимался заворачиваться  в одеяло, но тут же с
гневом  отшвыривал  полотнища:  "Я  что  --  Васисуалий  Лоханкин?".  -- "Не
нервничай, -- говорил отец. --  Давай попробуем сделать тебе тунику. Скрепим
на  плечах веревками.  Будешь,  как  римский патриций!"  --  "Хрениций!.. --
ворчал дядя Жора, усаживаясь  на пенек и проверяя  взглядом гульфик. -- Тебе
хорошо  говорить!" -- "А  помнишь,  как мать после войны сшила нам  брюки из
ленд-лизовского одеяла! -- загорался новой идеей отец. -- Сносу им не  было!
Может, попробуем раскроить?"
  Дядя  Жора  молчал,  давая  понять,  что  с дураками  разговаривать  не
намерен.
  Я острожно подал идею:
  -- Может, прорезать  в  рюкзаке дырки для  ног,  и надеть его  на манер
шортов-бананов?
  Дяде Жора задумался, звонко хлопнул себя по лбу, назвал  меня  гением и
сказал, что можно попробовать сделать одежду  из ватного спального  мешка --
прорезать дырки для ног и рук,  перетянуть лишнее в талии  ремнем, а капюшон
надеть  на  голову, чтобы  вся  конструкция не  сползала вниз.  Мы с  батей,
прыснув  смехом, одобрили в  общих чертах экстремальный тип  одежды,  и дядя
Жора, схватив охотничий нож, принялся за раскрой и примерку.
  Сначала он  прорезал  для  ног  слишком  маленькие  дырочки,  стесняясь
показывать при ходьбе кальсоны, и мы  забраковали модель,  как  непрактичную
для  передвижения  компанией: мешок  висел  ниже  колен,  и  дядя  Жора едва
передвигал ноги.
  -- Да просунь  ты  их подальше! -- сказал отец.  -- Подними  мешок выше
колен,  пусть  торчат сапоги  и немного  подштанники.Будет типа простеганого
ватного комбинзона  с шортами. Зато пойдешь, как  человек, а не какая-нибудь
гусеница!
  -- Конечно, -- одобрил я, -- будете, как средневековый франт с картинки
-- шорты-бананы, сапоги, зеленые  чулки обтягивают  ноги,  крепкая  палка  в
руках...
  Дядя Жора посмотрел на меня уничтожающе, но совет принял.
  Рюкзак, который  мы  помогли ему  надеть  за  спину, придавал  ему  вид
фантастический,  но бывалый: человек  вышел  из леса,  он и  спит и  ходит в
универсальном спальном мешке. Капюшон надежно  защищает его голову от клещей
и комаров...  Кряхтя и  сожалея,  что  нет зеркала,  дядя  Жора  взял в руки
спининг, повесил на грудь бинокль и повел плечами: "Ну как?"
  --  Главное, что  тебе удобно, -- подбодрил  отец.  -- Садись в  лодку,
капитан!
  Ефима  мы  не  нашли.  В  открытом  сарае  валялись  только  стоптанные
сандалеты и стоял  ящик пустых бутылок  с запиской:  "Кто  возьмет  -- убью!
Ефим". Мы привязали к мосткам лодку и поставили в сарай весла.
  Автобус  приехал почти пустой, и  дядя Жора  юркул в  него  первым.  Он
забился к окошку  и, повернувшись  к отцу,  сказал, что  надо было дождаться
темноты  и тогда ехать. Он походил  на куколку гусеницы. "Ничего, --  сказал
отец и  похлопал его по ватному плечу. -- Кронштадтские нигде не пропадали!"
--  Он  предложил  ему снять  с  головы  капюшон и  надеть  шляпу,  но  брат
отказался. Я протянул кондукторше  деньги, как выяснилось мало. "Если с вами
инвалид, пусть  покажет удостоверение", -- сказал кондукторша. Я извинился и
откопалеще  тридцать копеек. Дядя Жора достал  из  футляра  бинокль и  навел
окуляры на кондукторшу. "Да ладно, -- махнула рукой тетенька, оторвав билеты
на двоих.  -- Пусть не показывает..." --И пошла на свое место  к двери. Дядя
Жора перевернул бинокль на уменьшение и  посмотрел ей вслед. Две бабульки  с
корзинками,  сидевшие сзади  на  возвышении, дружно  перекрестились  и стали
смотреть в окно замороженными глазами.
  В Зеленогорске мы сошли не у вокзала,  а попросились у водителя доехать
с ним до кольца -- таv начинался пустырь, заросшийкустами.
  Пацан в  школьной  курточке,  когда  мы  пробирались  по  канаве  вдоль
Кривоносовской, выстрелил  в  спину  дяди  Жоры из  рогатки и  заулюлюкал. Я
потопал  ему  вслед ногами, но  не побежал. "Вот так, -- угрюмо сказал  дядя
Жора, -- я терплю от своих родственничков. В воду свалили, одежду спалили...
--  Онбыстро скинул  рюкзак и  нашарил  в  нем оставшуюся бутылку джина.  --
Хорошо не разбил, поросенок. Как я в таком виде Зинуле покажусь?.."
  --  Зайдем  потихоньку ко мне, переоденешься, -- сказал отец, садясь на
край  канавы. -- А вечером спокойно  выпьем под раков.  Мы же  не  выскочки,
чтобы сразу все рассказывать. Утрясется...
  Мы сидели в канаве и обсуждали, как нам незаметно провести дядю Жору до
дачи.  Завидев  прохожих,  мы склоняли головы и делали вид, что  коллективно
справляем большую нужду, и они отворачивались. В конце Кривоносовской канава
кончалась,  и  нам  предстояло   идти   или  бежать  по   отрезку  асфальта,
проложенного к продбазе, затем сворачивать в свою улочку и...
  -- Могу  сказатьсоседям, что я был в этом комбинезоне, -- грыз травинку
отец. -- Они все равно нас путают...
  -- Надо  послать Кирюху на  разведку!  -- вглядываясь  через бинокль  в
конец улицы, сказал дядя Жора. -- Может, и одежду принесешь?
  Я сказал, что попробую.
  -- Дуй, Кирилл, -- дядя Жора сунул мне бинокль,  а  отец, покопавшись в
ведре,  прикрытом  папортником, достал крупного красного рака:- Дашь  Чарли,
чтобы не скулил. Ключи на месте. Если нарвешься на тетю Зину, скажи, что  мы
пьем пиво у ларька, сейчас подойдем... И мигом обратно!
  Не  доходя  до дачи метров двести, я лег  под куст  и навел  бинокль на
веранду дяди Жоры. Сквозь крупную листву сирени и тюлевые занавески на окнах
смутно виднелась тетя Зина. Вот она появилась на  крыльце,  заперла дверь и,
беззвучно  шевеля губами,  повертела головой:  наверное, звала Чарли. Точно!
Они  вышли  из  калитки,  и  тетя  Зина  опустила  ключи  в  карман  халата.
Огляделась,  поправила очки и,  повернувшись ко  мне  спиной, направилась  в
конец  улицы. Чарли,  шныряя  по  обочине и задирая лапу у  каждого  дерева,
потрусил за  ней.  Скорее  всего,  она  ненадолго пошла к  соседке  --  Розе
Ефимовне. Ага, вот они повернули к ее дому и скрылись в калитке. Я опрометью
бросился назад доложить обстановку.
  Дядя Жора азартно посмотрел на меня, на отца и, выскочив из канавы, как
мог, припустил к  даче. Мы шагом обогнали его у поворота. "Открывайте дверь,
готовьте  одежду!"  --  распорядился он, придерживая одной  рукой капюшон, а
другой подтягивая то, что считалось в его одеянии штанинами.
  Дядя  Жора  важно  прохаживался у своей веранды  в отцовских  штанах  и
свитере,когда вернулась тетя Зина с Чарли, и недоуменно оглядела его: "В чем
это ты?"
  -- Промок немного, Сергей дал сухое. Где ты ходишь?
  --  Не хватало тебе простудиться! -- тетя Зина стала торопливо отпирать
дверь. -- К Розе Ефимовне за рецептом ходила.Как ваша рыбалка?
  --  Рыбы нет, а раков  полное ведро наловили, --  дядя  Жора закинул на
плечо рюкзак и вошел в дом.
  С колотящимся сердцем я влетел на нашу веранду и столкнулся с отцом:
  -- Ты ведро из канавы брал?
  Отец страдальчески зажмурился и приложил руку ко лбу:
  -- Беги! Может, еще там! Стой!
  Я  вернулся.  Отец вошел в комнату, скрипнул дверцей платяного шкафа  и
вынес мне хрустящую пятидесятирублевку:
  --  Если нет, то пробегись по буфетам,  может, купишь, --  отец хлопнул
себя по затылку. -- Вот дураки!..
  ...Обежав  все буфеты, включая банный, я  поплелся в  рыбный магазин на
проспекте Ленина, надеясь купить хоть какой-нибудь рыбешки.
  У  ворот закрывшегося рынка сидел на ящике инвалид Шлыков. Перед ним на
куске картона краснели раки. Они были размером  снаших  и также вкусно пахли
укропом,  лавровым листом, перцем... "Самых крупных уже разобрали,  -- важно
сказал Шлыков. -- Сейчас и этих разберут, мужики за деньгами побежали..." --
"Это  откуда?"  --  торопливо спросил я.  "С Красавицы,  кажется, --  сказал
Шлыков.  -- Дай закурить".  -- "Беру все! За сколько  отдадите?" -- "За  что
купил, за то и отдам, -- с достоинством сказал Шлыков. -- Десятка!"