я не умею.
     Бабушка плачет, встает и говорит нам:
     -- Разбирайтесь сами.
     Она уходит в виноградник.
     Офицер говорит:
     --  Бедная  старуха.  Она любит свой виноградник, да?..  Так что --  мы
договорились?
     Мы говорим:
     -- Как вы сами только  что  отметили, этот  участок земли  представляет
большую  ценность в ее глазах -- он  весьма дорог ей как память. Безусловно,
армия не  станет  лишать  заработанной  честным тяжким  трудом собственности
бедную пожилую женщину, которая к  тому же  является уроженкой  страны наших
героических Освободителей.
     Офицер говорит:
     -- Вот как! Она, значит, по происхождению...
     -- Вот именно. Она безупречно говорит на их языке. И мы тоже, кстати. И
если вы намерены злоупотребить...
     Офицер быстро говорит:
     -- Нет, нет, ничего подобного! Что вы хотите за виноградник?
     -- В дополнение к уже оговоренным водопроводу и электричеству нам нужна
ванная.
     -- Еще что? И где вы хотите эту вашу ванную?
     Мы ведем его в свою комнату и показываем, где надо пристроить ванную:
     -- Вот здесь;  чтобы дверь выходила в комнату.  Семь-восемь  квадратных
метров, ванна, раковина, душ, нагревательная колонка, ватерклозет.
     Он долго глядит на нас, потом говорит:
     -- Ладно, это можно.
     Мы добавляем:
     -- И кроме того, нам нужен радиоприемник. Купить его невозможно.
     Он спрашивает:
     -- Но уж это-то все?
     -- Да, все.
     Он смеется:
     -- Ладно, будет у  вас и ванная,  и  радио.  Но  лучше б я торговался с
вашей бабкой!

БОЛЕЗНЬ БАБУШКИ
     Однажды утром бабушка не выходит из комнаты. Мы стучимся к ней,  зовем,
но она не отзывается.
     Тогда мы ломаем оконную раму и пролезаем внутрь.
     Бабушка лежит  на кровати.  Она неподвижна.  Но  она  дышит,  и  сердце
бьется. Один из нас остается с ней, второй бежит за доктором.
     Доктор осматривает бабушку. Он говорит:
     -- У вашей бабушки инсульт -- кровоизлияние в мозг.
     -- Она умрет?
     -- Сказать наверняка невозможно. Возраст весьма преклонный, но сердце в
порядке. Давайте  ей вот эти лекарства,  три раза в  день.  И  кто-то должен
будет ухаживать за ней.
     Мы говорим:
     -- Мы сами будем за ней ухаживать. Что надо делать?
     -- Кормить, мыть. Вероятно, она навсегда останется парализована.
     Доктор уходит.  Мы  делаем пюре  из овощей и кормим  бабушку  маленькой
ложкой. Вечером в  ее  комнате пахнет очень  скверно.  Мы снимаем  одеяло  и
видим, что матрас весь измаран испражнениями.
     Мы покупаем у  крестьянина свежей  соломы, покупаем  детские клеенчатые
штанишки и пеленки.
     Мы  раздеваем бабушку, купаем  ее, меняем постель. Бабушка такая худая,
что детские штанишки ей впору. Мы меняем ей пеленки несколько раз в день.
     Неделю спустя  бабушка начинает немного шевелить рукой. А однажды утром
она начинает ругать нас:
     -- Сукины  дети!  Быстро  мне курицу  жарьте! Откуда, по-вашему, у меня
будут силы,  чтоб поправиться, -- с вашей размазни овощной, что ли? И молока
козьего принесите! Надеюсь,  вы хоть хозяйство не  совсем забросили, пока  я
тут лежала?
     -- Нет, бабушка, не забросили.
     -- А ну, помогите мне встать, бездельники!
     -- Бабушка, вам надо лежать, так доктор велел.
     --  Доктор,   шмоктор!  Дурак  он,   ваш  доктор!  "Навсегда  останется
парализована", сказал тоже! Я вот ему покажу, как я парализована!
     Мы  помогаем бабушке  подняться, ведем в кухню и сажаем за стол.  Когда
курица готова, она съедает ее целиком, одна. После еды она говорит:
     --  Ну,  чего  ждете? Сделайте  мне  крепкую  палку!  Поторапливайтесь,
лодыри, я хочу сама проверить хозяйство!
     Мы  бежим в лес, находим подходящее деревце, бегом возвращаемся домой и
под присмотром бабушки вырезаем  клюку нужного размера. Бабушка хватает ее и
грозится:
     -- Ну задам я вам, коли не все в порядке!
     Она выходит в сад. Мы идем чуть поодаль. Потом она идет в уборную, и мы
слышим, как она бормочет:
     -- Штаны! Ишь чего придумали! Совсем спятили!..
     Когда  она возвращается в дом, мы заглядываем в  выгребную яму. Бабушка
бросила туда штаны и пеленки.

БАБУШКИН КЛАД
     Как-то вечером бабушка говорит:
     --  Заприте окна и двери.  Я хочу поговорить с вами, и никто не  должен
нас услышать.
     -- К нам больше никто не приходит, бабушка.
     -- Все равно.  Пограничники все время шляются вокруг, сами знаете,  а с
них станется подслушивать под окнами. И еще принесите мне карандаш и бумагу.
     Мы спрашиваем:
     -- Бабушка, вы хотите что-то написать?
     Она кричит:
     -- Делайте, как сказано! Не задавайте дурацких вопросов!
     Мы закрываем окна и двери, приносим ей карандаш и бумагу. Бабушка, сидя
за столом напротив нас, рисует что-то на листке бумаги. Она шепчет:
     -- Вот где спрятано мое сокровище...
     Она дает нам листок. Там нарисован  прямоугольник, крест, а под крестом
-- кружок. Бабушка спрашивает:
     -- Вам ясно?
     -- Да, бабушка, ясно. Но мы это давно знаем.
     -- Что?.. Что это вы давно знаете?
     Мы отвечаем шепотом:
     -- Что ваши драгоценности зарыты под крестом на могиле дедушки.
     Несколько минут бабушка молчит, потом говорит:
     -- Я должна была сама догадаться. И давно вы знаете?
     --  Очень  давно, бабушка. Мы догадались, как  только  увидели,  как вы
ухаживаете за дедушкиной могилой.
     Бабушка тяжело дышит:
     --  Н-ну, хорошо,  волноваться не из-за чего.  Все равно это ваше.  Вы,
пожалуй,   достаточно   умны,   чтобы    сообразить,    как    распорядиться
драгоценностями.
     Мы говорим:
     -- Сейчас толку от них немного.
     Бабушка говорит:
     -- Немного, тут вы правы. Придется подождать. Вы сможете подождать, а?
     -- Конечно, бабушка.
     Некоторое время мы все молчим, наконец бабушка говорит:
     -- И  вот еще что. Я хочу, чтобы вы знали: когда у меня  будет еще один
удар, я не желаю ваших купаний, штанов и пеленок.
     Она встает,  роется на полке среди своих бутылок  и  пузырьков, достает
маленькую синюю бутылочку:
     -- Вот.  Вместо ваших вонючих лекарств выльете это  в первую  же кружку
молока.
     Мы молчим. Она кричит:
     -- Вам ясно, сукины дети?
     Мы молчим. Она говорит:
     --  Вы что, боитесь  вскрытия, потаскухино отродье? Не  будет  никакого
вскрытия. Кто станет  возиться  со старухой,  которая померла после  второго
удара?
     Мы говорим:
     -- Вскрытия  мы не боимся, бабушка.  Но что,  если  вы и  во второй раз
сможете поправиться?
     -- Нет.  Не смогу.  Я это знаю. Так что лучше будет  покончить со  всем
этим сразу.
     Мы молчим, и бабушка плачет:
     --  Вы не знаете, каково это --  быть  парализованной. Все  видеть, все
слышать  и  не  мочь  пошевелиться. Если  вы даже этого для меня сделать  не
можете,  значит, вы просто твари неблагодарные, значит, я  змей вскормила на
своей груди!..
     Мы говорим:
     -- Не плачьте, бабушка. Мы это сделаем; если вы правда хотите, чтобы мы
это сделали, -- мы это сделаем.

ПАПА
     Когда  приезжает  папа, мы  втроем трудимся на  кухне, потому  что идет
дождь.
     Папа встает  у  порога,  расставив  ноги и  сложив  руки  на  груди. Он
спрашивает:
     -- Где моя жена?
     Бабушка хмыкает:
     -- Ну-ну! Стало быть, у нее и впрямь муж был!
     Папа отвечает:
     -- Да, я муж вашей дочери. А это мои дети.
     Он смотрит на нас и добавляет:
     -- Вы сильно выросли. Но ничуть не изменились.
     Бабушка говорит:
     -- Твоя жена -- моя дочь -- доверила детей мне.
     Папа говорит:
     -- Лучше бы  она  доверила  их  кому-нибудь другому. Так где  она?  Мне
говорили, что она уехала за границу. Это правда?
     Бабушка говорит:
     -- Это все дела прошлые. Где ты был столько времени?
     Папа говорит:
     --  В  плену. А сейчас я  хочу найти свою  жену. Не пытайтесь скрыть от
меня что-либо, Ведьма старая!
     Бабушка говорит:
     -- Славно же ты благодаришь меня за все, что я сделала для твоих детей.
     Папа орет:
     -- Плевать мне на это! Где моя жена?
     Бабушка говорит:
     -- Тебе плевать? На своих сыновей и  на меня?.. Ну что ж! Сейчас я тебе
покажу, где твоя жена!
     Бабушка  идет в  сад,  мы  следуем за  ней.  В  саду она  своей  палкой
показывает на клумбу, которую мы разбили на маминой могиле:
     -- Вот где! Вот где твоя жена! В земле!
     Папа говорит:
     -- Она мертва?.. Но отчего? Когда?..
     Бабушка говорит:
     -- Мертва. Это был снаряд. За несколько дней до конца войны.
     Папа говорит:
     -- Хоронить людей где попало не разрешается.
     Бабушка отвечает:
     -- Мы похоронили ее там, где она погибла. И это  не "где попало" -- это
мой сад. Это был мой сад, еще когда она была маленькой девочкой.
     Папа глядит на мокрые цветы и говорит:
     -- Я хочу увидеть ее.
     Бабушка говорит:
     -- Не стоит. Не годится тревожить мертвых.
     Папа говорит:
     -- В  любом случае надо похоронить ее  на кладбище. Все должно быть  по
закону. Принесите мне лопату.
     Бабушка пожимает плечами:
     -- Принесите ему лопату.
     Мы  стоим  под  дождем  и  смотрим, как  папа уничтожает наш  маленький
цветник и роет яму. Он доходит до одеял и снимает  их. Там лежат два скелета
-- большой и маленький, маленький сцеплен с ребрами большого.
     Папа спрашивает:
     -- Что это? Что это на ней?..
     Мы говорим:
     -- Это младенец. Наша маленькая сестричка.
     Бабушка говорит:
     -- Я же говорила тебе, что не надо тревожить мертвых. Пойдем  на кухню,
вымоешь руки.
     Папа  не отвечает. Он глядит  на два скелета в яме.  По его  лицу текут
капли пота,  слез  и дождя.  Он  с  трудом выбирается  из ямы  и  уходит  не
оборачиваясь. Его руки и одежда вымазаны глиной.
     Мы спрашиваем бабушку:
     -- Что нам делать?
     Она говорит:
     -- Зарыть яму, конечно. Что еще остается?
     Мы говорим:
     -- Идите домой, бабушка. Мы все сами сделаем.
     Мы  на одеяле  относим  скелеты  на  чердак, а там  раскладываем  кости
сушиться на соломе.  Потом мы спускаемся в сад  и заваливаем яму,  в которой
теперь никто не лежит.
     Потом мы в течение нескольких  месяцев  чистим и полируем мамин череп и
остальные  кости  и кости  малышки,  потом  мы аккуратно  собираем  скелеты,
связывая  кости  кусочками тонкой  проволоки. Закончив эту работу, мы вешаем
мамин скелет на балку крыши, а скелет младенца привязываем ей на шею.

ПАПА ВОЗВРАЩАЕТСЯ
     Несколько лет папа не появляется.
     За это время у бабушки случился новый инсульт, и мы помогли ей умереть,
как  она и просила. Теперь она похоронена  рядом  с  дедушкой. Перед тем как
могилу  раскопали, мы  достали  клад и  закопали его  под лавкой перед нашим
окном, где до сих пор лежат винтовка, патроны и гранаты.
     Однажды вечером приходит папа и спрашивает:
     -- А где ваша бабка?
     -- Умерла.
     -- Вы одни живете? И как вы справляетесь?
     -- Прекрасно, папа.
     Он говорит:
     -- Я пробрался сюда тайно. Вы должны мне помочь.
     Мы говорим:
     -- Вы несколько лет не давали о себе знать.
     Он показывает нам руки. На пальцах нет ногтей. Они вырваны с корнем.
     -- Я только что вышел из тюрьмы. Меня пытали.
     -- За что?
     -- Не  знаю. Просто  так.  Я --  политически ненадежный тип. Мне нельзя
работать по профессии. Я под постоянным наблюдением. Мою  квартиру регулярно
обыскивают. Я не могу больше жить в этой стране.
     Мы говорим:
     -- То есть вы хотите перейти границу.
     Он говорит:
     -- Да. Вы здесь живете, вы должны знать...
     -- Да, мы знаем. Границу перейти невозможно.
     Папа опускает голову, смотрит некоторое время на руки, потом говорит:
     -- Должно же быть где-то слабое место. Какой-то способ пробраться...
     -- Рискуя жизнью -- да.
     -- Лучше умереть, чем оставаться здесь.
     -- Вы должны решить сами, когда будете знать все факты, папа.
     Он говорит:
     -- Я слушаю.
     Мы объясняем:
     --  Первая  проблема состоит  в том,  чтобы  добраться до первых  рядов
заграждений  из колючей проволоки  так, чтобы не наткнуться на  патруль и не
быть  замеченным  со  сторожевой  вышки.  Это  возможно.   Мы   знаем  время
патрулирования и  расположение вышек.  Высота  заграждений  полтора  метра и
ширина  один метр.  Поэтому понадобятся  две доски. По одной можно влезть на
ограду, вторую  надо положить сверху,  чтобы можно было пройти по проволоке.
Но  если  вы  потеряете  равновесие, то  упадете  в  середину и  не  сможете
выбраться.
     Папа говорит:
     -- Равновесие я не потеряю.
     Мы продолжаем:
     --  Затем вам надо будет взять эти  две доски, чтобы  таким же  образом
перебраться через следующие ряды колючей проволоки, которые находятся в семи
метрах от первых.
     Папа смеется:
     -- Детская забава!
     -- Да, но промежуток между заграждениями заминирован.
     Папа бледнеет:
     -- Значит, это невозможно.
     -- Нет,  возможно, если очень повезет. Мины заложены  зигзагами в  виде
буквы W. Поэтому,  если бежать по прямой, вы  рискуете наступить  только  на
одну.  Если бежать широкими шагами, то будет примерно один шанс из семи, что
вы проскочите.
     Папа думает немного и говорит:
     -- Я рискну.
     Мы говорим:
     -- Тогда мы готовы помочь вам. Мы пойдем с вами до первого ограждения.
     Папа говорит:
     -- Хорошо. Спасибо. Кстати, поесть у вас найдется?..
     Мы  даем  ему  хлеба с  козьим сыром. Мы  предлагаем ему  вина,  еще  с
бабушкиного виноградника.  В стакан с  вином мы  подливаем  несколько капель
сонного настоя, который бабушка хорошо умела готовить из растений.
     Мы отводим папу в свою комнату и говорим:
     -- Спокойной ночи. Выспитесь как следует. Мы разбудим вас завтра.
     Мы ложимся на скамейках в углу кухни, как прежде.

РАССТАВАНИЕ
     На следующее утро мы встаем очень рано. Первым делом мы убеждаемся, что
папа крепко спит.
     Мы заготавливаем четыре доски.
     Мы выкапываем бабушкины  драгоценности:  золотые и  серебряные монеты и
много украшений.  Большую часть мы  складываем  в мешочек.  Потом  мы  берем
каждый по гранате -- на  случай,  если на нас  все-таки натолкнется патруль.
Если мы уничтожим патруль, мы можем выиграть сколько-то времени.
     Мы идем на разведку, чтобы выбрать самое подходящее место: мертвая зона
между  двух  вышек. Здесь, у корней большого  дерева,  мы  прячем мешочек  с
драгоценностями и две доски.
     Мы  возвращаемся и  завтракаем. Немного позже мы  относим завтрак папе.
Нам приходится трясти его, чтобы разбудить. Он трет глаза и говорит:
     -- Давненько я так хорошо не спал.
     Мы ставим поднос с завтраком ему на колени. Он говорит:
     -- Да  это  же  настоящий  пир!  Молоко, кофе,  яйца,  ветчина,  масло,
варенье! В Большом Городе уже  давно ничего подобного не видали. Где  вы это
достаете?
     -- Мы работаем.  Ешьте,  папа. У нас больше  не будет времени покормить
вас до ухода.
     Он спрашивает:
     -- Я уйду сегодня вечером?
     Мы говорим:
     -- Вы уходите прямо сейчас. Как только будете готовы.
     Он говорит:
     --  Да вы  с  ума  сошли! Нет,  я отказываюсь  лезть  через эту вонючую
границу среди бела дня! Нас сразу увидят!
     Мы объясняем:
     --  Нам ведь  тоже  надо видеть, папа. Только  глупцы пытаются  перейти
границу ночью. Ночью на ней вчетверо больше патрулей, к тому же ее постоянно
обшаривают прожекторами.  Зато около одиннадцати утра наблюдение ослабевает.
Пограничники  считают,  что  только  сумасшедший  может попытаться  пересечь
границу в это время.
     Папа говорит:
     -- Да, вы, конечно, правы. Вверяю себя в ваши руки!
     Мы спрашиваем:
     -- Вы разрешите нам обыскать ваши карманы, пока вы едите?
     -- Мои карманы? Зачем?
     -- Вас не должны опознать. Если с вами что-то случится и узнают, что вы
наш отец, нас обвинят в соучастии.
     Папа говорит:
     -- Да вы обо всем подумали!
     Мы говорим:
     -- Мы должны позаботиться о собственной безопасности.
     Мы  обыскиваем  его  одежду.  Мы  забираем  его  бумаги,  удостоверение
личности, записную книжку с адресами и телефонами,  трамвайный билет, счета,
квитанции и мамину  фотографию.  Все это мы сжигаем в кухонной плите -- все,
кроме фотокарточки.
     В одиннадцать часов мы выходим из дома. Каждый из нас несет по доске.
     Папа не несет ничего. Мы сказали ему просто идти за нами и стараться не
шуметь. Мы подходим к границе, велим папе лечь на землю за большим деревом и
не шевелиться.
     Вскоре в нескольких метрах от места, где мы  прячемся, проходит патруль
из двух человек. Мы слышим, как они разговаривают:
     -- Интересно, что дадут на обед?
     -- Да что могут дать -- небось такое же дерьмо, как обычно.
     -- Ну, дерьмо дерьму рознь.  Вчера, к примеру, в рот взять нельзя было,
а иной раз ничего, есть можно.
     -- Ничего, говоришь? Попробовал бы ты, как моя мама суп варит!
     -- Я не пробовал  суп у твоей мамы; у меня мамы вообще не было. Так что
я всю жизнь ничего, кроме дерьма, и не пробовал. В армии его хоть вдоволь, а
иногда и на вкус не так уж плохо...
     Патруль удаляется. Мы говорим:
     -- Давайте, папа. У нас двадцать минут до следующего патруля.
     Папа берет под мышку две доски и бежит вперед. Он прислоняет одну доску
к забору и карабкается вверх.
     Мы ложимся  на землю за  стволом большого дерева  лицом вниз, зажав уши
руками и открыв рот.
     Раздается взрыв.
     Мы   бежим   к  ограждению,  захватив  спрятанные  доски  и  мешочек  с
драгоценностями.
     Папа лежит около следующего ограждения.
     Да,  перейти границу  возможно:  для  этого  надо пустить  перед  собой
кого-нибудь.
     Взяв  мешочек, ступая  точно в  папин  след,  потом  перепрыгнув  через
неподвижное тело папы, один из нас уходит в другую страну.
     Второй возвращается в бабушкин дом.