Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
, спасибо. Считай у себя зубы во рту...
Слепой обиделся и по пути припомнил, как подсыпался к нему Лаврентий
Тарасыч вот с такими же жалостливыми речами, а потом взял да и объегорил в
лучшем виде. И этот туда же... Нет, шалишь, хотя и пораньше родился.
Они расстались довольно холодно. Егор Иваныч тоже обиделся за
недоверие. На лестнице он встретил Агнию Ефимовну.
- Здравствуй, хозяюшка... Все хлопочешь?
- Умаялась, Егор Иваныч. Дела-то большие, а бабий ум короче воробьиного
носа...
Агния Ефимовна сразу поняла, с чем приходил Егор Иваныч, и только
улыбнулась. Немного опоздал старичок...
XII
Важен первый шаг, а остальное приходит само собой. Устроивши первый
подлог, дальше Агния Ефимовна пошла вперед уже с легким сердцем. В самом
деле, не все ли равно, отвечать за тридцать тысяч или за триста? И что
значат деньги, когда душа огнем горит? Агния Ефимовна окончательно завладела
мужем, и он теперь верил только ей одной. Для своих целей ей нужно было
заручиться таким же доверием Анны Егоровны, и она добилась этого. Дело в
том, что в своих письмах к жене Капитон Титыч постоянно напоминал, чтобы она
во всем слушалась Агнии Ефимовны. Анна Егоровна была рада хотя этим угодить
мужу и постоянно защищала Агнию Ефимовну перед отцом.
- Чужая душа - потемки, тятенька, а, по-моему, Агния Ефимовна - хорошая
женщина. Трудно ей, бедной... С зрячим-то мужем горя не расхлебаешь, а тут
изволь нянчиться с слепышом. Другая давно бы сбежала...
- Было бы куда бежать...
- Нет, ты ее не любишь, тятенька, и поэтому так говоришь.
- Ох, не люблю, Аннушка! Грешный человек, не верю ей... Вон она мужа-то
как обошла. Я как-то заговорил с ним стороной про нее, так он вот как на
дыбы поднялся... Съесть готов.
- Кому же и верить, как не жене?
- Глядя по тому, какая жена. А промежду прочим, не нашего ума дело: не
наш воз, не наша и песенка. Что-то вот только около тебя, Аннушка, она уж
очень обихаживает... Боюсь я.
- В скиту-то вместе сидели, ну и дружим. Натерпелась она там
довольно... И не расскажешь всего... И теперь еще, как вспомнит, так и
зальется слезами горькими Агния-то Ефимовна.
А Агния Ефимовна делала свое дело, не покладаючи рук. Она уже получила
тайным путем от Капитона два письма. Дело у него не ладилось, и он просил
все новых и новых денег. Счастье точно отступило от Капитона, когда он
сошелся с Агнией Ефимовной. Все пошло через пень-колоду. А тут же рядом
другие все богатели не по дням, а по часам. И все получали свою часть...
Лаврентий Тарасыч и Густомесов загребали деньги лопатой, а из-за их спины
урвали свою долю и остальные, как Рябинины и Огибенины. В каких-нибудь два
года уездный глухой городок сделался неузнаваемым, точно его залила золотая
волна. Везде строились большие дома, справлялись богатые свадьбы, веселье
катилось широкой рекой. Около больших людей наживалась и вся остальная
мелкота. Страшное богатство хлынуло на всех, и все говорили только о таежном
золоте.
Чужое веселье не давало спать только Агнии Ефимовне. Она ненавидела
больше всех старика Лаврентия Тарасыча, памятуя его отношения, и повела свою
бабью политику. Нашелся у нее и помощник, какой-то выгнанный приказный
Кульков, писавший прошения по кабакам. Разыскала его Агния Ефимовна,
призрела, одела, обула и начала сама учиться приказным кляузам. Пьяница
Кульков знал все и в ее умелых руках сделался кладом.
- Ах, если бы утопить Лаврентия Тарасыча! - вздыхала Агния Ефимовна,
слушая деловые речи дошлого приказного человека. - Ничего бы, кажется, не
пожалела... Дом тебе куплю, Кульков, ежели обмозгуешь.
- Утопить-то такого осетра трудненько, а напакостить можно в лучшем
виде. Первое дело, надо его поссорить с Яковом Трофимычем...
- А как их поссоришь? Уж очень верит Яков-то Трофимыч Лаврентию
Тарасычу... Старые дружки. Еще в степи фальшивые бумажки вместе ордынцам
сбывали. Водой их не разольешь...
- В большом-то все умны, а мы их на маленьком подцепим,
благодетельница. Москва от копеечной свечки сгорела...
И научил приказная строка уму-разуму. Все счета по промыслам были на
руках у Агнии Ефимовны. Кульков разыскал в них одну графу, где был показан
какой-то лишний расход на шарников. С этого и началось. Агния Ефимовна
вперед подтравила мужа, а когда приехал Лаврентий Тарасыч, вся история и
разыгралась, как по писаному.
- Да что ты пристал ко мне с шарниками? - вспылил Мелкозеров. - Не
стану я тебя обманывать...
- Да это все равно, Лаврентий Тарасыч, а денежки счет любят.
- Отвяжись, смола!.. Плевать я хочу на твоих шарников...
- Тебе плевать, а мне платить...
- Да ты за кого меня-то считаешь, Яков Трофимыч?
Тут уж вспылил Густомесов и отрезал:
- За благодетеля я тебя считаю, Лаврентий Тарасыч... Али забыл, как
тогда пожалел меня и за здорово живешь получаешь теперь с промыслов любую
половину. Да еще на шарниках нагреть хочешь...
И этот покор стерпел бы Мелкозеров - было дело, - не помяни Густомесов
о шарниках. Лаврентий Тарасыч вскипел огнем, ударил кулаком по столу и
заявил:
- Коли твои такие разговоры со мной, так я тебя и знать не хочу,
слепого черта. Да еще тебе же нос утру...
Когда на шум прибежала Агния Ефимовна и принялась уговаривать
вздоривших стариков, взбесившийся Мелкозеров оборвал ее:
- А ты чего тут свой бабий хвост подвернула? Брысь под лавку...
Густомесов вскочил, затрясся и крикнул:
- Вон, Лаврушка!.. Знаю я тебя, заворуя... и сам тебе еще почище нос-то
утру. Вон из моего дома...
Эта сцена послужила началом громадного процесса, тянувшегося целых
двадцать лет и стоившего тяжущимся несколько миллионов. Стороны ничего не
жалели, чтобы утопить друг друга, а около этого дела кормилась целая орда
приказных. Кульков знал, как "отшить" "ндравного" толстосума, и заварил
кашу. Агния Ефимовна торжествовала, избавившись так легко от последнего
человека, который мог ей быть опасным. Она сама повела процесс и настраивала
мужа. Яков Трофимыч мог только дивиться, откуда она все знает, - ни дать ни
взять тот же приказный.
Когда Капитон вернулся из тайги по последнему пути, все дело было уже
сделано. Он приехал невеселый, ночь-ночью. Да и нечему было веселиться:
целых восемьдесят тысяч закопал Капитон в тайге, а заработал из-за хлеба на
воду. Зато Агния Ефимовна еще никогда не была так весела.
- Все будет по-нашему, милый, хороший!.. Отдохни лето, а осенью я тебя
отпущу.
Заговорила, уластила Агния Ефимовна друга милого, и Капитон махнул на
все рукой. Двум смертям не бывать, одной не миновать... Совестно было ему
перед безответной женой, вот как совестно, а тут чужая жена за душу тянет,
Пробовал Капитон сопротивляться, но из этого ничего не вышло.
- Ты только у меня пикни! - грозилась Агния Ефимовна. - Сейчас все на
свежую воду выведу и вместе с тобой в Сибирь пойду...
- Ах, змея, змея... - удивлялся Капитон.
Подался даже Егор Иваныч, когда заварилось дело Густомесова и
Мелкозерова. Агния Ефимовна сама пошла по судам и все вызнала. Старик только
дивился, откуда что берется у бабы. Очень уж ловкая бабенка оказалась, такая
ловкая, что и не видно было в Сосногорске. Всех обошла, везде у ней была
своя рука.
- Ну, баба, - дивился старик. - Ей и книги в руки... Заперла она дух
нашему Лаврентию Тарасычу. Вот как заперла...
Теперь уж Агния Ефимовна шла и ехала, куда хотела, и везде ей был почет
и первое место. Широко развернулась умная баба, на все руки была ходок,
только своего сердца не могла утешить. Очень уж любила она Капитона, который
только не ел из ее рук.
- Не тебе бы такую бабу любить, - говорила она, ласкаясь к Капитону. -
Прост ты у меня, да еще делить тебя приходится с женой...
- Ну, ты это оставь... Анна тут ни при чем.
Агния Ефимовна теперь ревновала Капитона к жене и не могла никак
совладать с собой. Все-таки она его жена, - из песни слова не выкинешь. Она
следила за ними и мучилась, когда Капитон начинал жалеть жену. Агния
Ефимовна возненавидела теперь несчастную женщину и поэтому была с ней
особенно ласкова. Капитону делалось страшно, когда он видел их вместе. Он
начинал бояться Агнии Ефимовны, как лошадь боится хорошего кучера. А она
назло ставила его постоянно в такие положения, что вот-вот все раскроется и
он пропадет ни за грош. Теперь Агния Ефимовна назначала ему свидания у себя
в доме и целовала на глазах у мужа. Ей нужна была опасность, нужно было,
чтобы Капитон боялся, нужно, чтобы постылый муж нес кару за свое недавнее
тиранство...
Мало этого, Агния Ефимовна являлась к Капитону, как к себе домой, и
всем распоряжалась, как настоящая хозяйка. Даже прислуга не смела ничего
сделать без ее приказа. Анна Егоровна все это видела, мучилась про себя,
плакала, но никому и ничего не говорила. Раз только она сказала Агнии
Ефимовне:
- Побойся ты бога, Агния, если людей не стыдишься...
- Какая ты глупая, Аннушка, - засмеялась Агния. - Было бы за что ответ
держать да бога бояться... Вон и то говорят, что я любовница твоего мужа. А
кто осудил, с того и грех взыщется...
Анна Егоровна сама не знала, есть что-нибудь у Капитона с Агнией или
это ей кажется. Очень уж смело держала себя Агния. С нечистой-то совестью от
добрых людей бегают, а она всем в глаза смотрит. Капитон был какой-то
странный, и Анна Егоровна видела только одно, что он тоже побаивается Агнии.
Хорошо было уж то, что Капитон не обижал жены и с глазу на глаз обходился с
ней ласково.
- Тошно мне, Аннушка, - говорил он перед отъездом в тайгу. - Только и
отдыхаю на промыслах.
Капитон был рад, когда лето прошло и он мог уехать из Сосногорска в
тайгу.
- Смотри, мил-сердечный друг, не забывай меня, - наказывала Агния
Ефимовна на прощание.
- Ох, не забуду, Агния... Надела ты мне веревку на шею.
- Своя жена веревка-то, а чужая на утеху молодецкую... Ах, ты,
удал-добрый молодец, что крылья-то опустил?
XIII
Процесс Густомесова с Мелкозеровым точно послужил примером для других.
Огибенины и Рябинины, работавшие вместе, тоже перессорились и тоже начали
судиться. Спорные промысла оставались без дела, а нажитые в тайге капиталы
пошли на тяжбы. В то же время коренные сибиряки не дремали и по готовым
следам напали на таежное дело и, с своей стороны, подняли споры против
сосногорских золотопромышленников. От Иркутска до Петербурга все суды были
завалены этими делами. В тайгу посылались специальные комиссии для
исследования дела на месте и только сильнее запутывали кипевшую войну.
Но самым громким процессом оставался все-таки густомесовский. Лаврентий
Тарасыч рвал и метал, чтобы утереть нос противнику, и расстроил свои личные
дела по заводам. Сильный был человек, но все средства были в делах, и
приходилось рвать живым мясом деньги из разных статей. Вообще, выходило
очень скверно. Раза два Мелкозеров подсылал Егора Иваныча для переговоров с
Густомесовым, но тот возвращался ни с чем.
- Приступу к нему нет, - объяснял старик. - В том роде, когда человек
осатанеет...
- Ничего ты не умеешь сделать как следует, - сердился Лаврентий
Тарасыч, топая ногой. - Сам поеду и все устрою...
- Кабы хуже не вышло, Лаврентий Тарасыч, потому как там эта самая
змея... Все от нее.
- Ты меня учить?!
Егор Иваныч только пожал плечами. Мелкозеров, действительно, отправился
сам к Густомесову и этим уже сделал шаг к примирению. Ведь сколько лет
дружили, хлеб-соль водили, а тут из-за каких-то шарников подняли смуту...
Мелкозеров ехал с самыми миролюбивыми намерениями, которые разбились сейчас
же, как только он вошел в густомесовский дом. Его встретила Агния Ефимовна и
довольно дерзко спросила:
- Вам кого нужно, Лаврентий Тарасыч?
- Как кого? - вскипел старик. - Чей дом, к тому и приехал...
- Дом мой...
Мелкозеров надел шапку, молча повернулся, плюнул и вышел. Только
напрасно себя срамил. Надо было слушать Егора-то Иваныча... Агния Ефимовна
торжествовала свою самую большую победу, рассказывая мужу, как она встретила
гордого толстосума.
- Ловко ты его обзатылила! - восторгался Яков Трофимыч. - Плюнул,
говоришь? Ха-ха... Не поглянулось. Отваливай в палевом, приходи в голубом...
- Это он раньше засылки делал через Егора Иваныча, а теперь сам
расскочился...
- То-то озлился, бедный! Ловко... Все хвалился нос утереть мне, а тут
самому утерли.
- Еще не то будет, дай срок...
- Верно, Агнюшка. Ничего не пожалею, чтобы извести его...
Эти успехи уже перестали радовать Агнию Ефимовну. Что она ни делала, а
главное все-таки оставалось: слепой муж держал ее, как железная цепь, а
Капитон принадлежал другой. Много передумала Агния Ефимовна, и так и этак
раскидывая умом, а выходило одно. Ну, в лучшей случае, муж умрет - Аннушка
останется. Аннушка умрет - муж останется. А когда оба они умрут, пожалуй, и
не дождешься. Потом Агния Ефимовна заметила печальную вещь, именно, что за
последние два года сильно состарилась. Пока сидела в неволе - все было
хорошо, а теперь подкралась старость, как вор... И никуда не уйдешь, ничего
не поделаешь. А тут еще, как назло, Анна Егоровна похорошела. Здоровая такая
стала, белая, молодая, одним словом, кровь с молоком. Приедет Капитон из
тайги и променяет чужую жену на свою.
Агния Ефимовна решилась на последнее средство. Она вызвала Капитона из
тайги и заявила ему, что они вместе поедут хлопотать по делу с Лаврентием
Тарасычем в Петербург.
- Этого Яков Трофимыч хочет, - объяснила она, глядя вопросительно на
милого друга. - Вот поговори с ним сам...
Капитон ожидал всего, но только не этого. Он ушам своим не верил.
Густомесов принял его одного, велел запереть все двери и повел серьезные
речи.
- Сердился я на тебя, Капитон, а теперь надоело... Не стоит. А лучше ты
сослужи мне службу, съезди с Агнюшей в Петербург. Ловкая она у меня,
оборотистая, а все-таки куда одна баба повернется... Только одно тебе скажу:
не очень-то она тебя любит. Так уж ты того, как-нибудь сократи свой
карахтер. Не всякое лыко в строку... Да и не молода она сейчас-то, так тебе
и покориться в самую пору.
Агния Ефимовна повела дело так, что муж должен был упрашивать ее ехать
с Капитоном. Она для приличия поломалась и согласилась только с тем
условием, если поедет вместе Аннушка. Это был второй акт комедии. Анна
Егоровна отказалась от поездки наотрез, с настойчивостью, удивившей даже
Агнию Ефимовну, точно это была совсем другая женщина.
- Поезжайте лучше одни, - уговаривала она мужа. - А мне что-то
нездоровится, да и отец тоже все что-то припадает...
Эта поездка была отчаянным ходом со стороны Агнии Ефимовны. Она своими
руками разрушала работу нескольких лет и шла вперед очертя голову.
Единственная мысль овладела ею безраздельно... Пожить с Капитоном хоть один
месяц, как живут другие. А там пусть будет, что будет... Старость была на
носу, и терять времени не приходилось.
- Теперь ты мой, мой... весь мой! - шептала Агния Ефимовна, когда они
выезжали из Сосногорска с Капитоном на почтовых. - Час - да мой...
Капитон угрюмо молчал, предчувствуя что-то недоброе. Он вообще заметно
охладел и тяготился этой связью, опутавшей его по рукам и по ногам. Когда
Агния прижималась к нему головой или плечом, он испытывал неприятное
чувство, точно его начинало что-то давить.
- Любишь меня? Ведь любишь? - шептала Агния, напрасно стараясь
заглянуть ему в глаза. - А я знаю, о чем ты думаешь... Ты о жене скучаешь.
Вместо себя при Якове Трофимыче, уезжая, Агния Ефимовна оставила
Кулькова. Как это случилось - проболтался ли Кульков спьяна, или выдал свою
благодетельницу сознательно, или проснулась в нем совесть, - но не прошло
двух недель после отъезда, как вся история устроенных Агнией Ефимовной
хищений раскрылась во всей полноте. Говорили, что Кульков куплен был
Лаврентием Тарасычем, что его запугал Егор Иваныч; но это все равно, - он
после своего предательства прожил только один месяц, и в его скоропостижной
смерти обвиняли Агнию Ефимовну, хотя она и была в Петербурге.
В одно прекрасное утро Густомесов послал за Егором Иванычем. Когда
старик приехал, Густомесов принял его келейно и заявил свои сомнения
относительно сохранности своих капиталов. Осторожный Егор Иваныч пригласил
еще третье достоверное лицо и только тогда приступил к проверке
густомесовских капиталов. Оказалось, что наличность представляла скромную
цифру в сорок тысяч, а четырехсот тысяч недоставало. Вместо банковых билетов
оказалась простая белая бумага, которую Яков Трофимыч берег в железном
несгораемом шкафу. Но этого было мало. У Агнии Ефимовны была от мужа полная
доверенность, и по этой доверенности она набрала денег направо и налево, где
только могла набрать. Кто же мог не поверить Густомесову? В общем, сумма
растраты простиралась до миллиона, а Густомесов оказался чуть не нищим. Удар
был настолько велик и неожидан, что Яков Трофимыч повторял только одно:
- Не понимаю... Ничего не понимаю. Это Капитон грабил меня. Это его
дело...
Возникло новое громкое дело. Капитон и Агния Ефимовна были возвращены в
Сосногорск этапным порядком и заключены в тюрьму. По старым порядкам суд
тянулся несколько лет, и обвиняемые все время сидели в тюрьме. Агния
Ефимовна от начала до конца выдержала характер и не признала за собой
никакой вины: знать не знаю, ведать не ведаю. Как с ней ни бились, но
довести до сознания не могли, а старый уголовный суд держался именно на
признании самого обвиняемого. Мало этого, - она запутала в деле много
других, которых обвиняла, главным образом, во взяточничестве,
вымогательствах и сообщничестве. Дело разрасталось все больше, так что даже
сами судьи были не рады ему. Капитон не сдавался года три, а потом махнул на
все рукой и принес повинную. Когда это передали Агнии Ефимовне, она со
спокойной улыбкой заметила:
- Кто повинился, с того и взыскивайте...
Восемь лет тянулось дело, пока Агния Ефимовна предстала пред судьями.
Но и тут вышел казус: Густомесов скоропостижно умер накануне. Некому было
обвинять, и громадное дело рухнуло само собой. Присутствовавший на заседании
Егор Иваныч думал свою горькую думу: не открой он таежного дела, ничего бы
не было, а главное, не загубил бы он дочери...
- Да, хорошее приданое я тебе приготовил, Аннушка...
Оправданные судом Капитон и Агния Ефимовна сейчас же уехали в Сибирь, и
об них не было ни слуху ни духу.
Первый вал бешеного сибирского золота пролетел, и в Сосногорске
наступило тяжелое похмелье после пира горой.
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -