иветствовала моя подружка "помощницу"
Иоанаса,-  как живешь?..  Слушай,  поедем ко мне,-   обратилась  она  ко
мне.- Поболтаем, коньячку выпьем.
   - Ты как с неба свалилась. Благодарю Бога! - обрадовалась я.
   Входит Ионас с разными бумагами.
   - О, мадам! Сколько лет, сколько зим!
   - Ионас, дорогой, завези нас с Нонной на ночевку к моей маме!
   Он поднял бровь:  дескать, вмешиваетесь в программу,-  но сдержался.
Расстегнул пуговицу пиджака и не дрогнув  застыл:  внезапно  Скайдрида
прыгнула на его спину,  обняла за шею.  Он сказал сухо:  "Осторожнее н
пиджак помнешь". И вышел, неся на спине свое сокровище.
   - У нее латышское имя?  - спросила я у Маргариты. А, впрочем, какая
разница?
   - Тут, Нонночка, как и у вас, неразбериха: и женятся, и работают, и
дружат скопом латыши, русские, эстонцы.
   Вернулась Скайдрида. Покосившись на выпивку, предложила:
   - Давайте выпьем.  За тебя, Нонна, ты женщина у-ух! Ты такая... Од-
ним словом, русская женщина.
   - "Коня на скаку остановит,  в горящую избу войдет"? Некрасова зна-
ешь? - спрашиваю.
   - Не знаю, но сказано точно. Давайте выпьем за русскую женщину!
   Но меня уже понесло.
   - Знаешь русских?.. И то, что русские - оккупанты, тоже хорошо зна-
ешь?
   - А это - прежде всего! - полоснула она наотмашь.
   Боковым зрением я увидела входящего Ионаса.
   - Запомни:  пацаны наши не хотели умирать на чужбине. К маме им хо-
телось,  домой хотелось, на родину рвались... Но пуля сразила русского
парня здесь,  не объяснив, почему здесь и за что! Ты не хотела бы уме-
реть в России, а он не хотел в Эстонии...
   - Я латышка,-  растерянно пролепетала она.
   - Не важно!  Принесла ли ты хоть раз цветок на могилу русского пар-
ня? Забудете, затопчете, предадите забвению могилы тех, кто вас от фа-
шистов спас,-  Бог вас накажет...
   Я опустила лицо, чтоб не видели слез...
   Попрощались с Отто и его женой Верой.  Договорились  встретиться  в
Таллинне. Мальчик сел рядом с Ионасом, а мы с Маргаритой - сзади.
   Вот и остановка - небольшой дом с крыльцом. Мы с подружкой и ее сы-
ном вышли. Ионас нажал на газ.
   Мама Маргариты приняла меня очень хорошо.
   - Она гостям рада и любит русское кино. Проходи, будь как дома.
   Мне отвели отдельную комнату,  я наконец легла,  и тут же нахлынули
мысли об Ионасе. Ни к чему это... Распустилась. Увлеклась... Поставила
себе на грудь командировочный приемничек "Селга",  тихо плачу,  проща-
юсь. Больно. Очень больно...
   "Ноктюрн",-  объявляет голос.  Красиво играет квартет.  Сердце заби-
лось, да так сильно, что я села. Пошарила глазами по неосвещенной ком-
нате, по колышущимся веткам за окном и пошла к окну... Ты здесь!.. Под
окном "наша" машина.  Вгляделась,  увидела: дверцы распахнуты, кое-где
белеют кусочки простыни,  свесился плед...  Спишь, рыцарь мой? А я лью
теплые слезы...  Как я люблю тебя!..  И тебя,  твою силу и красоту,  и
Прибалтику... Тихо, сладко, хорошо - пусть хоть на миг.
   Легла в постель,  но уснула лишь под утро. Как только услышала стук
в дверь, сразу догадалась, что это он, Ионас.
   - Викторовна! Кофе на столе...
   - Сейчас,  сейчас!  - Я схватила косметичку,  одежду и, пряча лицо,
рванула в ванную...  Облилась хорошенько, навела легкий марафет и выш-
ла. Маргарита подмигнула мне и фальшиво удивилась:
   - Представляешь? Ночевал под окнами!
   - Знаю!  - ответила я и слегка прикоснулась губами к его щеке,  как
будто впереди были не сутки, а вечность.
   Мы с Ионасом словно переболели каким-то недугом, тяжело молчали, не
разговаривали.  Поблагодарили за угощение,  попрощались, Ионас пошел к
машине. Ах, дорога, ах, лето, ах, несчастье! Мы как бы уговорились, не
уговариваясь. Все ясно.
   Большую часть пути ехали молча,  иногда говорили о  незначительном.
Маргарита рассказала мне о трагедии в личной жизни Ионаса. Полюбил мо-
лоденькую еврейку, родился сын. Жили счастливо. Захотелось ей в Амери-
ку - он ни в какую!  Хуторские не уезжают. Страдал. Потом пришел в се-
бя...
   Вот и Таллинн...
   Председатель общества "Знание" и Скайдрида в синих джинсах и желтой
водолазке  поджидают  нас у гостиницы "Таллинн".  Свободных мест в ней
никогда нет и не будет. Тут же отправились во Дворец культуры.
   Все пошло по накату:  в актерской комнате чай, кофе, сладости, цве-
ты.  Я  стала  листать  увесистый альбом с фотографиями гостей города,
знаменитых артистов,  и автографами на память.  Кого там только не бы-
ло!.. Сколько знакомых, родных лиц из разных республик...
   Вышла на сцену.  Зал битком. Актеры любят выступать на этой сцене н
всегда аншлаг.  Я вдохновилась...  Овация.  Повалили желающие получить
автограф. Ионас сдерживал напор. Похвалы, цветы, рассуждения о кино...
Как обычно.
   Потом Ионас и Скайдрида повезли меня в гостиницу.  Ионас внес в но-
мер все мои вещи,  вплоть до коробки с пленкой. Прежде она у него была
постоянно в багажнике. Сердце забилось так сильно, что я услышала его.
   - Я вернусь через семь минут,-  сказал он и  поспешил  догнать  свою
подружку.
   Значит, он придет ко мне?..  На ночь...  Как это?.. Останется у ме-
ня... Ополоснулась под душем так, чтоб не капнуть на лицо,-  пусть буду
в легком гриме.  Надела крепдешиновое платье в цветочек и лаковые туф-
ли.  Не успела закончить сборы,  как в белой,  как снег,  рубашке и  с
влажными волосами встал в дверях "мой" красавец.
   - Мы едем на корабль,-  сообщил он.
   И машина, смотрю, блестит, как мои туфли.
   Приезжаем на берег.  У причала стоит небольшой корабль с ярко осве-
щенными иллюминаторами. Гремит музыка. Ионас берет меня под руку, и мы
входим в уютный зал. За столиками молодежь. Некоторые сидят на коленях
друг у друга. Курят, смеются...
   Ионас усадил меня за двухместный столик, а сам направился к буфету.
Заставил стол и сел.  Разлил по фужерам грузинское вино и, не глядя на
меня, сказал:
   - У тебя увлажнились глаза, и ты стала еще красивее.
   Я едва сдержала слезы.
   - Когда я жила на Кубани,-  сказала я,-  на танцы к нам приходили мо-
рячки. Меня никогда не приглашали: в ходу были пухленькие с кудряшками
девочки.  А вот когда мы вечерами крали яблоки в чужих садах или расс-
казывали что-нибудь, шутили, тут уж я занимала первое место - мальчики
все были мои.
   - Там был и я. Просто ты меня не заметила...
   Мы чокнулись, выпили прекрасного вина "Хванчкара".
   Вдруг сзади к Ионасу подошла Скайдрида и прикрыла ему ладонями гла-
за.
   - Вот вы, оказывается, где! - торжествующе сказала она.
   Ионас встал,  усадил ее на свой стул и пошел за другим. Принес стул
для себя,  присел. Они заговорили вполголоса по-эстонски. Потом подня-
лись и быстро пошли к выходу. Внезапно Ионас вернулся и приказал мне:
   - Не шевелись!  Я отвезу ее,  она живет в глухом переулке. Не шеве-
лись! Я мигом туда и обратно.
   Ей хорошо - она такая маленькая,  беззащитная.  Таких всегда спешат
полюбить, спасти, сберечь... А я как на броневике. В меня кидают буке-
тами цветов,  аплодируют,  порою обожают...  Пора! Пора бежать от этих
красавцев, от этих прибалтов с невестами!..
   Позвала официанта,  расплатилась, схватила такси - и была такова. В
номере,  не зажигая света,  уткнулась лицом в подушку и разрыдалась. Я
увидела Москву, дом и алюминиевый двухлитровый бидон... "Ионас, Ионас,
я никогда не забуду тебя,  всегда буду любить  тебя,  мужчина  мой..."
Вдруг  опомнилась,  поняв,  что больше видеть его нельзя,-  выяснения и
упреки не пристали незабываемой сказке.  Зажгла  свет.  О  ужас!  Лицо
красное,  буграми.  Верхняя губа раздулась,  ноздри тоже... Подставила
лицо под холодную струю.  Посмотрелась в зеркало -  никакого  воздейс-
твия...  Надо  бежать отсюда.  Не хватало еще ему застать меня в таком
виде! Быстрее на улицу, смешаться с толпой!
   Распахнула дверь и увидела немигающие глаза Ионаса, застывшего нап-
ротив, на краешке кресла...
                                      БАСМАЧ
   Абхазия. Сижу  на  балконе  актерского  Дома творчества "Пицунда" и
волнуюсь. Откуда-то нахлынул дождь. Загрозил, засверкал молнией. Белые
высокие волны угрожающе вздымались к потемневшему небу.
   - Хорошая примета,-  тихо сказала соседка по балкону.
   Трахнула гроза,  не  веля рассуждать по поводу ее действий.  Сердце
колотится... А почему? По дурости. Придет ли машина, обещанная директ-
рисой,  чтоб побыстрей добраться до аэропорта? Вовремя ли будет взлет,
да как дальше,  что там в Москве?.. Дурной характер - все не верится в
благополучный исход...
   Любая услуга мне в тягость. Помню, когда еще в баню ходила, бывало,
от всей души старательно терла мочалкой чью-нибудь спину,  а  как  мне
начинают  тереть  - вся "скукожусь":  стыжусь траты на меня сил чужого
человека.  "Спасибо,  спасибо!" - говорю и отбираю мочалку.  "Давайте,
еще бочок!" - "Нет, нет... пойду попарюсь..."
   Когда сын был маленький,  няньку нанимали, так я кидалась выполнять
за нее все дела. Как это - человек на тебя работает?! "Потому у тебя и
няньки не уживаются.  С ними надо построже, с ними уметь надо",-  учила
меня одна дама.
   А я не умела.
   К примеру,  жила у нас,  нянчила сына Нина. Первым делом - дружить.
Как же иначе?  В выходной день она "чистила перышки" и шла на свидание
с таксистом.  Однажды жду ее с нетерпением: скажет ли она ему так, как
мы сговорились?  История банальная: забеременела Нина от своего ухаже-
ра.  Мы с нею решили,  что в 28 лет пора рожать. Будем растить ребенка
вместе с моим сыном.
   Приходит Нина заплаканная, вешает беретик и плащ.
   "Подкупил" он ее весною вполне мужским и красивым поступком. Подру-
лил на незнакомой улице к большому кусту сирени и стал ломать ветку за
веткой.
   - Не надо, что ты делаешь?! - испугалась Нина.
   В окне первого этажа, подперев рукой лицо, улыбалась старушка.
   - Пускай ломает - это его куст.
   - Правда, правда, я его сажал, и я ухаживаю.
   Краткой была пора сирени. Осень пришла...
   Нина протирает мокрое от слез лицо платочком.  Чистенькая она была,
аккуратная.  Я суечусь как ненормальная,  тарахчу участливо:  "Ну а ты
ему, а он тебе?"
   На мои  сто  слов она одно.  А я уж и сыну готова была сообщить ра-
достную весть о появлении ребеночка. Долго не могла уснуть от сознания
дружбы  с Ниной и предстоящего объяснения со своим неразговорчивым му-
жем.
   Утром вхожу на кухню,  чтобы сказать, что ей делать, пока я буду на
репетиции.
   - Нинок,  вот двадцать пять рублей. Это все до зарплаты. Сходи раз-
меняй, мне тоже деньги нужны.
   Она молча заминает луночки на беретике, соседка косится на нас, по-
мешивая что-то в кастрюле.
   - Нин, чего молчишь? Поняла, о чем прошу?
   - Разменяю - так разменяю, а не разменяю - так не разменяю.
   Соседка пошла в свою комнату, вернулась с кошельком.
   - Я разменяю,-  сказала она.
   - Спасибо. Вот, Нина, тебе двадцать, а мне пять.
   Она молча взяла деньги, и дверь за нею захлопнулась.
   - Чего ты с нею нянчишься? - буркнула соседка.
   - Магазин только что открылся.  Может и не разменять,-  виновато от-
ветила я.
   Душа человека неисповедима: "подруга" моя заявила об уходе, отрабо-
тав положенные две недели.  Нечего советовать, нечего быть умнее всех!
Поделом мне. Мое внимание и ласка казались Нине унижением.
   К слову сказать, какие типажи являлись вереницей по объявлению! Од-
на приходит - поднятая бровь,  лет сорок пять на вид.  В шапке-ушанке,
морском бушлате.  Садится на табуретку,  шлепает ладонью по клеенке на
столе.
   - Так. Я сектантка. Выходной - понедельник. В воскресенье - четвер-
тинка, премия за хорошую работу.
   Соглашаюсь: заступайте.  Через неделю со слезами признаюсь, что она
не подходит.  Привычная к отказам, она торжественно собирает пожитки и
перед дверью бросает:
   - Не держи деньги на виду! - Уходит.
   Следующая - деревенская, ничего вроде. Но сын стал ночью вскакивать
и кричать: "Не стреляй! Не стреляй!" Оказывается, у нее в кармане фар-
тука был детский пистолет с пистонами.  Если сын не  хотел  есть,  она
медленно наводила на него пистолет.
   - Будешь есть?
   - Буду, буду! - Он склонял голову к тарелке и съедал все до конца.
   Удивительно - там,  где строго,  богато,  домработницы живут вечно,
лишаются личной жизни,  полностью принадлежат хозяевам. Где бедно, где
с ними,  как с подругами,  они не приживаются, хоть и оплата та же са-
мая. Уж по найму, так по найму: ты хозяин, а я тебе угождаю за опреде-
ленную  плату.  Свойскую  да простенькую хозяйку домашние работницы не
уважают.
   Стали приезжать с Кубани сестры. А их аж три! Приезжали по очереди:
то одна,  то другая. Тут уж мы управлялись - и песенки пели, и готови-
лись к поступлению в институт.
   Прошли годы.  Сидим как-то в гостях у режиссера,  обсуждаем будущую
картину, мою роль. Вдруг входит моя постаревшая Нина с румяными пирож-
ками на блюде и улыбается.
   - Нина?
   - Ниночка наша,-  поясняет жена режиссера.- Уж лет пятнадцать у нас.
   ...Опять трахнуло в небе,  мазнула молния,  вновь посыпался на  де-
ревья дождь.
   - Это к счастливому пути,-  ворчит соседка.
   Словно бы  я  виновата  - все мое пребывание здесь было ясное небо,
теплое море,  и вдруг за пятнадцать минут белый свет опрокинулся.  На-
колдовала  я будто.  Глядь - высветился белый цветок магнолии,  крепко
запахло морем, цветами, травой. Слышу - внизу пунктиром сигналит авто-
мобиль.
   - Асхан - машу рукой.
   Асхан - водитель машины дома отдыха. Ворота сами расходятся, машина
въезжает,  он хлопает дверцей и пальцем показывает на циферблат часов:
дескать,  точно, как в аптеке на весах. Скрылся в здании, через минуту
стук в дверь.
   Спускаемся. Внизу отдыхающие вышли проститься со  мной.  Обменялись
любезностями, я захлопнула дверцу машины, мы помчались.
   Повезло: накрыло  дождем - и тут же солнце.  Это подарок Бога - все
горит и сияет искрами бывшего дождя.  Ветер крутится по салону машины.
Для того и родился человек,  чтоб видеть эту красоту, слушать Асханчи-
ка, как он простодушно рассказывает о своей молодой жизни.
   Чувствую: что-то не договаривает.
   - Можно, закурю?
   - Ах, ах, нельзя!
   Он смеется,  сует сигарету в рот. Закурил, постучал ладонью по сиг-
налу - курица с дороги вон.
   В тех краях уже витала угроза нарушения гармонии жизни. Человек так
устроен,  что не замечает плохого, не верит в него. Опрокинутые киоски
и  сожженные доски объявлений привычны по этой дороге - было и прошло,
больше не будет.  Все это воспринималось как элементы движения  жизни:
гроза, ссоры и тишина навек.
   Видя, что я еще напряжена, Асхан успокаивает:
   - Зря волновались.  Я ведь не опоздал? Не опоздал. Заправился? Зап-
равился.
   - Дурные мы,  советские люди,  Асхан. Все плохого ждем. Справку ка-
кую-нибудь подаешь в окошко, чтоб печать поставили, и то сердце в пят-
ках: ждешь - швырнут обратно, что-то не так, еще раз приходи. Я, когда
курортную карту оформляла, сижу, маюсь у кабинета врача. Рядом пожилой
тощий человек.  Губы сухие,  кадык на шее то вверх, то вниз - пить хо-
чет.  А ему,  видно, рентген желудка назначили - сутки не ел. Неоднок-
ратно выходила сестра,  он звал ее, но она и внимания не обращала. На-
конец подошла к нему, взяла направление. Держа вверх тормашками, огля-
дела и звонко посоветовала прийти завтра. "Как "завтра"?" - перепугал-
ся мужчина. "Вы что - неграмотный?" "Ах ты, бикса чертова!" - вскочила
я.  "Не хулиганьте, товарищ Мордюкова!" "А ну-ка, веди его на рентген!
Человек сутки не ел, не пил!" Я взяла его под локоть, а он ни с места.
Окаменел весь.  Сестра скрылась за дверью рентгеновского кабинета. Вы-
шел врач,  почесал затылок. "Вы Сенчаков?" "Я".- Мужчина встал. "Захо-
дите".
   Асхан от души расхохотался.
   - Ну, дали вы ей, Нонна Викторовна! Гадюка она!
   - Да, я терплю, терплю, а потом как включусь... И родилась такой, и
не меняюсь с годами.
   - Не меняйтесь. Вас люди такой и любят.
   - Ты молодой.  Тебе море по колено.  Слушай.  Пригласило нас амери-
канское правительство с фильмом "Комиссар"...
   Асханчик вежливо слушает.
   - Обслуга - люкс!  Сам помощник Рейгана принимал.  Идем, значит, мы
вечером на показ фильма.  Вернее,  едем,  правда,  до машины несколько
метров, а на улице дождь.
   - Дождь? Не везет вам. И там дождь?
   - Не говори!  Вижу,  переводчик подошел к портье, дежурному по клю-
чам,  значит. "Зонтик просит",-  подумала я. Поговорили они, и перевод-
чик вернулся ко мне. "Не дали?" "Что?" "Зонтик?" "Да вот он, на столи-
ке у
   выхода лежит!"  -  засмеялся  он.  Смотрю  -  зеленый,  в тон моему
платью,  даже расцветку специально подобрали. Вот это да! А мы живем н
только и готовимся от ворот поворот получить.
   - И вы тоже?
   - Конечно.
   - Вы же казачка,  правильно?  Казаки - это будь здоров! А по нацио-
нальности кто?
   - Русская.
   Асхан смеется.
   - Разве на Кубани бывают русские?  У вас там сбор блатных  и  шайка
нищих.  Русская!  Посмотрите на себя в зеркало!  Отдыхающие с севера н
розовые, белые, глаза голубые... А вы?
   - Это правда, на Кубани и осетины, и чеченцы, и айсоры. Моя близкая
подруга Райка Микропуло - турчанка. Кавказ весь такой. Ты чеченец?
   - И чеченец, и абхазец, а по матери - айсор. Вон сколько таскаю!
   - Какой ты хорошенький!
   - Что я,  девчонка, что ли? Я джигит! "Хорошенькая" у меня девушка.
Знаете, как ее зовут? Ма-жи-на - улавливаете?
   - Мажина?
   - Догадайтесь, какой национальности? Грузинка. Чистокровная!
   Он засиял.
   - Красть придется.
   - Почему?
   - Отец ее ни в какую!  Мать ничего,  а он... Подсовываю ему нарды н
счастья до неба! А я не люблю нарды. Нудно. Играю из подхалимажа.
   - И Мажина рада?
   - Ну,  что вы!  Она станет над нами, брови сдвинет и наблюдает, как
учительница в школе.
   - Любишь, значит?
   - А как же? Жениться собрался. Беда, по-грузински разговаривать ни-
как не научусь.  Опять же отец ее требует, а мать помалкивает. Ну, Ма-
жина как заведет: грузины - самая главная нация.
   - А ты соглашайся.  Они и вправду красивые, гордые, с древней куль-
турой.
   - Я  соглашаюсь,  но ей мало.  Расплачется и твердит:  грузины - из
всех людей люди.  Дядю ее айсор зарезал в драке.  Националистка страш-
ная. А в меня втрескалась. Требует - кради меня скорей, кради!
   Смеемся.
   - Я говорю: подожди, слушай, куда красть? Мой флигель опять курорт-
никам сдали.  Как я ненавижу курортников, клянусь мамой! Сколько помню
себя, кто под столом спит, кто на крыльце.
   - Это все от бедности:  и вы бедны, и те курортники бедны, если мо-
гут оплатить только лежанку.
   Он зевнул и похлопал себя ладонью по губам.
   - Я сегодня ни минуточки не спал... Не бойтесь, я молодой, выносли-
вый. Ох, что я перенес этой ночью!
   - Ну, ну?
   - Брат  уехал в рейс и поручил мне смотаться в аэропорт,  встретить
его драгоценную женушку с сыночком. Сыночек не его, но это не важно. А
знаете,  где он ее выбрал? В городе Горьком. Поехал новую машину полу-
чать. Все на заводе оформили, собрался отчаливать. Тут маленький пацан
с  криком "Папочка!" ухватил его за колени.  "Игорек!  - окликнула его
мама и не спеша подплывает к брату.- Извините,  у него был папа, похож
на вас".  "Давайте я понесу его".  "Спасибо". Она пошла впереди, он за
нею следом,
   держа на руках пацана.  Ну,  и все. Разглядел - клевая женщина. И я
так считаю.  Высокая,  стройная.  Русская красавица, одним словом. Уже
четыре года живут.  Родила ему мальчика.  В детсад ходит.  Молчаливая,
хозяйственная.  Любят друг друга без памяти. А меня считают баламутом,
уверены, что я не только работаю в доме отдыха, но и пользуюсь машиной
для гульбы с девочками.  Слушайте дальше.  Припарковался я - и бегом в
зал,  к назначенному рейсу.  Туда,  сюда смотрю - нету ее! Рейс тот, в
телеграмме указан.  Опустел зал,  трап отъехал.  Нет человека. Что де-
лать? Домой нельзя! Скажут, опоздал из-за гулянок своих. А брат убьет,
и  машины мне больше не видать,  и на работу заявит,  чтоб перевели на
другое место куда-нибудь. Верите, чут