м  я  прощаюсь  с  моим  гостем  и  возвращаюсь  к  вам,   чтобы
посоветовать  вам  смолоду выбрать  какой-нибудь вид спорта  и овладеть им в
совершенстве. Бла­годаря этому вы вступите в братство,  объединяющее народы,
расы, классы.  Если  вы прыгаете с  шестом  выше чем на пять метров, если вы
пробегаете стомет­ровку за десять  с небольшим секунд, вы становитесь членом
самого закрытого из клубов. Хорошо играя в теннис, футбол, регби, вы едва ли
не  в  любом  уголке  земли  будете  чувствовать  себя  как дома.  Спорт  --
бес­корыстная  деятельность,  которая  чудесно  заполняет  свободное  время.
Спортивные игры на воде и на берегу придадут в ваших глазах новое очарование
горам, морю и женщинам.
     Нужно ли вам заниматься каким-нибудь искусст­вом? Искусство -- не игра,
самое  великое искусство является одновременно и самым серьезным.  Оно дарит
душе свободу и покой. Искусство даст вам то, в чем отказывает жизнь, -- мир,
"внятный не разуму, а чув­ствам". Самый лютый  враг душевного  равновесия --
воображение. Оно рисует нам будущее, полное невзгод и опасностей.  Оно будит
воспоминание о прошлом, погружая нас в пустые грезы о том, что могло бы
     (604)

     случиться--и   не   случилось.  Искусство   заворожит  вас   зрелищами,
неподвластными вашему  воображению.  Общение  с  госпожой Бовари  совершенно
безопасно, вам  не надо ни уличать, ни спасать ее. На сцене вы увидите людей
безумных,  неблагодарных, жалких. В жизни  их драмы  выбили бы вас из колеи.
Сидя  в  зрительном зале, вы мирно наблюдаете за ними и очи­щаетесь от своих
страстей. Искусство предлагает духу то, в чем жизнь ему отказывает: единство
созерцания и душевного спокойствия.
     Вы сказали мне, что кино -- прекрасное искусство;
     согласен. Нельзя сказать, чтобы  оно часто радовало зрителей шедеврами.
Есть масса  посредственных и даже плохих фильмов. Но то же можно сказать и о
книгах.  Мне  случалось  пережить  в  кино  большое  по­трясение  ("Улица"*,
"Короткая  встреча"*,  "Непоседа"),   иногда   у  меня  захватывало  дух  от
неожиданности  ("В прошлом  году в Мариенбаде"*,  "Клео от  пяти  до семи"',
"Земляничная  поляна"').  Видел  я  и  кинокоме­дии,  не  уступающие  лучшим
театральным  постанов­кам: "Положение обязывает"', "Все или ничего"*.  Такие
фильмы доказывают, что кино в самом деле  прекрасное искусство, пожалуй, оно
лучше  всего  от­влекает  нас  от  наших  собственных  забот  и  тревог.  Вы
полагаете, что в будущем появятся кинорежиссеры,  которые займут  в  истории
искусств такое же место, как писатели и драматурги. Почему бы и нет?
     Что касается телевидения, оно могло бы оказать вам и  вашим сверстникам
неоценимые услуги.  Этот маленький  экран даст вам возможность высказать то,
что вы чувствуете, миллионам зрителей. Какой удоб­ный случай и какое сильное
искушение! Быть может культура чувств и образ мыслей ваших потомков зави­сят
от того,  как  вы используете  это чудесное средство обучения.  Уже сейчас в
каждой  (или  почти  в каждой) семье каждый  вечер люди включают  телевизор,
смот­рят,  слушают,  обсуждают  увиденное  и  услышанное. Уже  сейчас  часть
свободного времени люди проводят перед голубым экраном. Уже сейчас очевидно,
что по­всюду телевидение объединяет  людей  независимо  от их пола, класса и
даже национальности. Ах! если бы я
     (605)

     был так  же  молод, как  вы, я  бы  занялся  этим искусст­вом,  вернее,
попытался бы  превратить его в искусство. Создать  во  Франции  телевидение,
достойное Мольера  и  Бальзака, -- да, этому  стоит посвятить жизнь. Вот это
была бы пирамида!
     Роль массовой культуры будет неуклонно возрас­тать. Она царит "там, где
не властны ни работа, ни праздники, ни семья... Суррогатом великих ценностей
становятся  великие суррогаты" (Эдгар Морен'). Не за­рабатывая больше хлеб в
поте лица своего,  часть чело­вечества превращается  в  соглядатаев. Мужчины
пред­почитают проявлять свое мужское достоинство,  глядя спортивные передачи
да  гангстерские  фильмы. По  правде  говоря, я побаиваюсь, как бы насилие в
искус­стве  не  породило  насилие  в  жизни.  Роман  "Так  дерутся  мужчины"
претворился  в  жизнь, Джеймс  Бонд  вдох­новляет вооруженные ограбления.  В
чести только  мо­лодежь. Стариков  ни  в грош  не  ставят,  и им приходит­ся
молодиться. "Джеймс Дин  --  Шелли массовой куль­туры"*. Лично  я думаю, что
все  возрасты  жизни имеют право на  уважение.  И общество, где  не почитают
ста­риков, и общество, где не любят молодежь, равно не­совершенны.
     ____________________________________________________________
     Общество изобилия

     Прежде  чем пойти дальше, я хочу  вернуться к спору с вашим ровесником.
"Добродетели, которые вы про­поведуете, -- говорил  он  мне, -- имели,  быть
может,  смысл  в  ту  эпоху,  когда  человеку,  чтобы  выжить,  при­ходилось
трудиться не  покладая рук,  в эпоху, когда всего не хватало, когда изобилие
было привилегией одного класса. Однако мы надеемся, что уже завтра все будут
жить безбедно, женщины получат возможность  не работать, мужчины -- выходить
на пенсию в пять­десят или даже в сорок лет. Мы надеемся, что наше поколение
избавится  от  всех  ваших предрассудков,  всех  ваших традиций, всех  ваших
угрызений совести, потому что добьется самой  последней  свободы -- сво­боды
роскоши".
     (606)

     Да, все это  мне известно,  я  читал  книгу знаменито­го  американского
профессора Гэлбрейта  "Общество изобилия"*. Он утверждает, что в Соединенных
Штатах число граждан, которым не  хватает пищи, одежды, жилья, с каждым днем
сокращается.  Островки  беднос­ти все еще существуют?  Они вот-вот исчезнут.
Уже  и  сейчас образы жизни  различных классов  приближают­ся  друг к другу.
Богатые  больше  не смеют (и не жела­ют) выставлять свое  богатство напоказ.
Наоборот, они предпочитают вести подчеркнуто богемный образ жизни. (В Париже
молодые, да и не очень молодые жители богатых районов -- VIII,  XVI -- валом
валят на спектакли из жизни низов общества.) У рабочего и среднего служащего
есть  машина,   приличная  кварти­ра,  телевизор.   Рабочий   перестал  быть
отверженным, который,  прижавшись носом к стеклу, завистливо смотрит с улицы
на праздник  жизни. Стол у него,  быть может, не  очень  изысканный, но зато
сытный и здоро­вый.
     А  завтра будет еще лучше. Нас  уверяют, что обще­ство достигнет такого
изобилия, что сможет прокор­мить  нетрудоспособных  и  неудачливых. Проблема
уже  не в том, чтобы  производить то,  что  требует потреби­тель, но  в том,
чтобы  убедить последнего потребить  всю продукцию.  Доказательство тому  --
расцвет рекла­мы. Чтобы  пробудить  аппетит у пещерных людей  или  индейских
племен,  не было нужды в рекламе. А в наши  дни тому, кто не хочет выпускать
товары себе в убы­ток, приходится соблазнять  покупателей более  эле­гантной
машиной, более  эротическим  бельем,  более  роскошной  обстановкой,  короче
говоря, искусственно создавать потребности.
     Испокон  веков  считалось,  что  самое  важное  для  страны  --  выпуск
продукции. Зачем, однако, выпус­кать  предметы обихода, в которых становится
все меньше и  меньше нужды? Зачем выпускать товары, не пользующиеся спросом,
-- ведь это ведет к серьезным кризисам.  Получается,  что в  доме у рядового
покупа­теля должны,  как в музее, храниться горы сокровищ. У него есть крыша
над головой, пища,  машина, теле­визор?  Не имеет значения, пусть изобретает
себе
     (607)

     новые  потребности. Если он их  не испытывает, ему поможет  реклама. Но
разве не очевидно, что, "когда  один и тот же механизм удовлетворяет спрос и
создает его, личность уподобляется  белке в колесе: она силит­ся поспеть  за
вращением колеса, которое вращается исключительно ее усилиями".
     Ваш сверстник полагает, что  время, когда  компью­теры и  машины  будут
делать все,  а  мужчины  и женщи­ны будут  дни и  ночи напролет  предаваться
любовным  забавам,  спортивным  играм  и  занятиям искусством, не за горами,
следовательно, важно уже сейчас сократить рабочий день  и снизить пенсионный
возраст.  Я  не  согласен  с  ним.  Во-первых,  я  что-то  не   вижу,  чтобы
человечество изнывало  от изобилия. Во многих стра­нах царят голод и нищета.
Мы,  богатые  государства, должны  оказать слаборазвитым  странам  серьезную
по­мощь, как из человеколюбия, так и для того, чтобы предотвратить всемирную
трагедию.  Вот  задача,   кото­рая   еще   долго   будет  поглощать  излишки
промышлен­ной и сельскохозяйственной продукции.
     Пойдем  дальше: как  можно  утверждать,  что  жители  богатых  стран не
испытывают ни в чем нужды? Мы каждый день читаем о том, что  многим людям не
хва­тает  жилья  (я  имею  в  виду  не  роскошные  виллы, а  самые  скромные
квартиры);  что  не хватает  больниц,  а  из тех, что есть,  одни обветшали,
другие  плохо   обору­дованы;   что   шоссейные  дороги  уже   не   отвечают
по­требностям многочисленных автомобилистов; что  классы в  школах и  лицеях
переполнены;  что для науч­ных исследований не хватает средств, что  радио и
те­левидение   ввиду   финансовых   затруднений  вынуждены   сократить  свои
программы.  И это  вы  называете  изоби­лием? Нам, французам, предстоит  еще
работать и ра­ботать, чтобы достичь такого жизненного уровня, как в Америке;
а  американцам предстоит  еще работать и работать, чтобы их  государственные
предприятия под­нялись  до уровня частных;  и всем нам, народам,  живу­щим в
довольстве, предстоит  еще  работать и  работать,  чтобы  народы, живущие  в
нищете, начали жить  по-че­ловечески.  Не рано  ли  отказываться от  труда и
осуж­дать его основания?
     (608)

     Вначале  действовал закон:  "В поте  лица  твоего  бу­дешь есть хлеб"*.
Потом его то и дело стал  заменять другой закон: "В поте  лица чужого будешь
есть хлеб". Вас прельщает закон: "В поте кнопок вычислительной машины будешь
пить  виски"? Быть может,  такой день и  настанет. Но  до  него еще  далеко.
Запросы людей  самых  разных  слоев  общества,  особенно молодежи, неуклонно
растут. А ведь  вы не хуже меня  знаете, что разделить можно только то,  что
имеешь.
     Итак, я не думаю, что  ваше поколение доживет  до двухчасового рабочего
дня и пенсии в тридцать лет. И слава богу. Вы имели бы слишком жалкий вид. Я
всег­да мечтал написать "Путешествие на остров  дунаси-нов"  в духе  Свифта.
Имя  этого народа  происходит, если верить ученым,  от английского  слова do
nothing'. Дунасины -- "люди, которые  ничего не делают". Наука на их острове
достигла  такого  уровня  развития,  что  один-единственный человек может  с
помощью   бата­льона  вычислительных  машин  руководить  всем  --  вы­пуском
продукции,  ее распределением, досугом ос­тальных людей. Этого  диктатора  я
назвал бы Голопо-эт*;  на сей раз  этимология  греческая:  "тот, кто  делает
все".  Голопоэт  ведает всем:  политикой,  экономикой, искусством.  Дунасины
проводят   свою   жизнь,   лежа   в  постели  в   гигантских  клиниках,  где
поддерживается постоянная  температура.  Каждое утро машины реги­стрируют их
потребности: медикаменты, белье, пища;
     Голопоэт нажимает кнопку --  и  роботы делают все необходимое. Дунасины
то   занимаются  любовью,  то  смотрят  цветной   стереотелевизор.  Голопоэт
несколько  веков  держал  при  себе  группу  писателей  и режиссеров,  чтобы
поставить на  ноги дунасинское телевидение. А теперь компьютер-творец, держа
в  своей памяти про­изведения  прошлого, создает на их основе  все  новые  и
новые варианты,  комбинации которых бесконечны. Остается  вопрос  о  дофине.
Ведь Голопоэт не бессмер­тен.  Кто придет ему  на  смену, когда  пробьет его
час?
     Но вернемся к вещам серьезным...
     ________________________________________________________________
     Do nothing -- ничегонеделание (англ.}.
     ( 609)
     _________________________________________________________________

     О том, как руководить людьми

     Я уже  спрашивал вас: "Разве вы сможете руково­дить фабрикой,  городом,
страной, не зная ученых и их секретов"? А разве сможете вы руководить самими
уче­ными -- теоретиками и практиками,  -- не имея разум­ных представлений об
обязанностях руководителя?  Обстоятельства  сложились так, что мне  какое-то
время пришлось  быть  начальником, и я  могу поделиться своим опытом. У вас,
человека способного и умного, есть шансы занять ответственный  пост. Вы сами
по­чувствуете трудности этого ремесла (ибо это ремесло). Впрочем, рассмотрим
сначала  иной,  тоже  вполне  до­стойный  вариант: вы  не хотите ни  "делать
карьеру"  в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово, ни  командовать
людьми.  Если вы  занимаете такую пози­цию, я никогда не брошу в вас камень.
Хорошо  делать свое  дело и  наслаждаться жизнью,  не ища славы,  -- один из
путей   к  счастью.  Однако  это   подходит  только  душам,  чуждым  всякого
честолюбия. Отказываясь  от карьеры,  человек должен  быть твердо  уверен  в
своих  силах  и  не  испытывать  потребности  самоутверждаться  в  борьбе  с
соперниками. Прежде чем избрать  судьбу безвестного  мудреца, убедитесь, что
не пожалеете об этом.
     Если, напротив, вы решите  последовать общему примеру и ринетесь в бой,
то вам следует  изучить пружины общества. Вы человек незнатный и небога­тый.
В былые времена вам было бы трудно, почти невозможно  пробить себе дорогу. В
нашу эпоху гром­кое имя открывает далеко  не все двери, а богатство в начале
жизненного  пути  расслабляет  волю  и потому  не столько  помогает, сколько
вредит. Зато некоторые дипломы  по-прежнему пользуются авторитетом. Окс­форд
и  Кембридж  остаются самыми  престижными  учебными  заведениями Англии.  Во
Франции наиболь­шие шансы преуспеть  имеют выпускники Политехни­ческой школы
и  Эколь  Нормаль.  Чиновники из  Ми­нистерства  финансов,  Государственного
совета. Ком­мерческого суда,  префектуры образуют мощные кор­порации. Именно
эти люди стоят во главе государства.
     (610)

     Находятся смельчаки, которые обязаны своей карье­рой  только себе, но и
они окружают себя дипломиро­ванными специалистами. Если вы чувствуете в себе
задатки ученого, писателя  или художника, не вступай­те на проторенный путь,
идите своей, одному вам из­вестной тропой, которая, быть может, приведет вас
на вершину.  Если  же вы хотите просто сделать карьеру, то  не пренебрегайте
поддержкой коллег.
     Принадлежность  к  коллективу  дает  большие  пре­имущества.  Известным
врачам,  крупным  политичес­ким   деятелям  необходимы   молодые  помощники.
Руко­водитель направляет  их и  помогает  им  определиться, более  того,  он
оказывает  большое  влияние  на  их  ми­ровоззрение. Нередко  в  ходе работы
рождается  пре­красная дружба, основанная  на  почтении и  восхище­нии одной
стороны и уважении и доверии другой. Порой начальник становится учителем, но
это  вещи совершенно разные.  Ален  был  моим учителем; мне не нужно было от
него ничего, кроме идей; ему не нужно  было от меня ничего, кроме понимания.
Крупный ру­ководитель требует  большего. Он инстинктивно  благо­волит к тем,
кто преданно ему  служит. Преуспевает тот, кто входит  в курс  всех  дел, не
говорит лишнего,  но может дать по первому требованию необходимую справку. Я
знал  идеального заведующего  канцелярией,  идеальную  секретаршу. Они  были
достойны оказанно­го  им доверия. В противном случае  они не занимали бы эти
должности. "Деловые  отношения не  неиссякае­мый источник,  откуда  баловень
судьбы может пить сколько душе угодно; я сравнил бы их с  источником, откуда
может пить лишь тот, кто  позаботился о подаче воды" (Ален). У незаслуженной
благосклонности корот­кий век.
     Тем не менее  на первый взгляд путь наверх часто начинается с пустяков.
Знакомство завязывается за шахматной доской  или за бильярдом. Любой большой
начальник много работает  и  нуждается  в  разрядке. Тот или  та, кто  умеет
вовремя оторвать его от  дела и  не­много развлечь, быстро становится  своим
человеком. У того, кто хорошо играет в шахматы или в теннис, умеет охотиться
и ловить рыбу или, если начальник
     (611)

     человек   образованный,   может  блеснуть   в  разговоре  эрудицией   и
остроумием, много шансов преуспеть. Но помните: это  еще далеко не все. Ни у
сильного игрока, ни у очаровательной женщины ничего не  получится,  если они
не умеют  работать на  совесть.  Красивая сек­ретарша нравится  больше,  чем
некрасивая.  Но если она пишет  с ошибками,  забывает о деловых  встречах  и
совершенно не разбирается  в  том,  чем занимается шеф, ее не спасет никакая
красота. Не  все  достойные  люди  добиваются  успеха;  никто не  добивается
успеха, не обладая достоинствами.
     Вы человек  достойный  и  довольно  быстро сами  станете руководителем.
Тогда  от  вас  потребуются и  другие  качества.  Во-первых,  объективность.
Руководи­тель должен  исходить из реального  положения вещей  и  никогда  не
принимать   желаемое   за  действительное.  Он   должен  судить  о  ситуации
непредвзято. Стоит ему начать смотреть на мир сквозь призму  своих страс­тей
--  и он пропал. Простой человек может  порой быть  самолюбивым. Самолюбивый
руководитель опасен. Он хочет  настоять на своем, не считаясь с фактами. Это
невозможно.  Будь  Жоффр самолюбив, он не  отдал бы приказ об отступлении, и
французы не выиграли бы сражение на Марне. Настоящий руководитель может идти
на обдуманный риск. Кто знает, не раздви­нет ли отвага границы возможного? В
1940 году англи­чанам казалось,  что продолжать военные действия -- безумие;
Черчилль пошел на риск  и выиграл*. Впро­чем,  в  ту  пору  промедление было
смерти  подобно.  Такие  случаи  редки. Промышленник, чьи  склады  зава­лены
товарами,  считает  зазорным  снизить  выпуск   про­дукции,  но  ничего   не
поделаешь.  Цифры неумолимы. Здесь  тоже нужно дать  сигнал  к отступлению и
подо­ждать случая перейти в контратаку.
     Однако трезвой и холодной  рассудительности мало --  руководителю в  не
меньшей степени нужна  пылкая  и страстная душа.  Он  должен быть  человеком
сильным  и волевым, способным воодушевить подчи­ненных. Если он  любит  свое
дело,  если  интересы его совпадают  с интересами родной  страны,  армии,  в
ко­торой он служит, фабрики, которой он управляет, его
     (612)

     беззаветная преданность передастся  всем его  сотруд­никам. Собранный и
решительный,   как  ученый,  ставя­щий   важный  эксперимент,  он   отдается
исполнению замысла  всем своим существом со всем, что  есть в нем хорошего и
дурного, со всеми  своими причудами. Под­чиненные любят  руководителя за его
странности  и вспышки гнева, сменяющиеся благодушием, за его резкие отповеди
и остроумные шутки. Людям трудно привязаться к абстрактной функции, но они с
радос­тью служат  человеку из  плоти  и крови,  если  он  талан­тлив.  Заняв
ответственный  пост, продолжайте  вести себя  естественно.  Ваши  сотрудники
полюбят вас за это еще больше.
     Впрочем,  такую  раскованность  можно себе позво­лить  только  в  узком
кругу.  С  большей  частью подчи­ненных будьте  справедливы,  требовательны,
велико­душны настолько,  насколько  позволяют интересы  дела, дружелюбны без
панибратства.  Между   начальни­ком   и  подчиненными  должна   существовать
дистанция. Стойка "смирно" бывает не только физическая, но и моральная. Если
вы заняли ответственный пост совсем юным, держитесь, как держался Бонапарт в
Италии*. Заставьте себя  уважать. Приучите тех, кем вы руково­дите, к мысли,
что  полученные   от   них   сведения   будут  проверены.   Вы   не   можете
проконтролировать  все  (да  в  этом  и  нет нужды), но обязательно сделайте
выбороч­ную проверку. В  чтении  смет, балансов,  бюджетов есть своя суровая
поэзия.  Нагрянув  неожиданно, можно  поймать подчиненных  на  поразительных
оплошнос­тях. Нападение японцев на Пирл-Харбор застигло аме­риканских солдат
и  офицеров врасплох. Ничто  не  дер­жится  само собой. Когда кругом тишь да
гладь, самые лучшие работники теряют бдительность. Ваша зада­ча  --