я нашел по запаху. От тебя одной пахло
твоей косметикой, а в палате были одни мужики ".

    В самый разгар работы к нему нагрянул Рудольф со своим безладовым басом. Как
и было обещано, тот приехал к нему на "джэм". После первых трех часов репе-тиции
басист понял: Пашка не только не потерял форму, но еще  и здорово продви-нулся в
музыке. В некоторые "фишки" Рудя врубался не сразу, а это было показателем.
Арлекино не без некоторого ехидства отметил: хоть парень посвящал басу и музыке 
все свободное время, а все-таки слепота сделала свое дело. Впрочем, ехидство
может быть злым и добродушным; его относилось к последнему.

   Они играли несколько часов подряд, не отрываясь от своих инструментов. До тех
пор, пока не пришла Анечка и не "погнала Рудю пинками домой". Как потом
рас-сказывал Рудольф, это был "самый мощный джэм в моей жизни". Впрочем, басист 
немного ошибся: скорее, эта импровизация относилась к "одной из самых мощных".
По крайней мере, то, что ожидало музыкантов после выписки Паши из "склифа", было
в несколько десятков раз сильнее и свободнее. Свободнее того, что они играли
вместе с Арлекино до травмы.

    Его навещал не только Рудольф: на вахту подтягивались все, за исключением
ударника. Коля просто не мог зайти к нему в палату со своей ударной установкой и
поставить на уши весь комплекс. Он навещал его просто как друг, рассказывал обо 
всех новостях - проводимых репетициях, удачах или неудачах дискотеки в ДК
"Юность", о желании многих и многих людей навестить его в больнице.
Дела складывались таким образом: дискотеки проводились. "Идея Fix" по-прежнему
давала концерты на этой площадке, но прежней популярности не было. "Твои люди
ломятся туда только ради того, чтобы узнать, как твои дела. Они платят деньги за
билеты, терпят джангл, брэйкбит и хардкор. Затем с  пофигистическими лицами
смотрят, как выступает команда без тебя. Поправляйся скорее, все хотят тебя
видеть и слышать: через некоторое время они могут тебя забыть", - говорил Коля. 
В чем-то ударник был прав - люди обычно забывают тех, кто их развлекает. Hужно
было поступить таким образом: оповестить своих о том, что Арлекино поя-вится в
ДК через месяц с небольшим. Hо тогда доход клуба резко упадет - люди Арлекино
приходили на дискотеки исключительно ради "Идеи Fix", а точнее - ради самого
Паши Долганова.

    Примерно то же самое ему рассказывал Макс, слово в слово все повторял
Вов-ка. Арлекино чувствовал себя, словно пришпоренный конь: надо бежать и
действо-вать, а этот бег останавливает всадник, вонзая ножи в бока. И это
заставляло его действовать - он сидел в обнимку с гитарами почти что круглые
сутки, постоянно импровизируя и мучая себя упражнениями.

                                 16.
                                 ***
    Подъезд. "Знакомый запах привычно бьет в нос". Он поднимался на восьмой этаж
пешком, поскольку лифт вот уже три дня не работал. Рядом был Макс, который
помогал ему: Паша то и дело спотыкался о ступеньки родного дома.

- Слушай, а как ты будешь по улицам передвигаться?
- Пока не знаю. Говорят, для этого специальные собаки есть.
- А метро? А дискотеки? А ночные клубы? Там же вроде обстановка немного нервная,
не для собак.
- Я ж говорю - не знаю. Стало быть, эти животинки очень специальные.
Если бы его не поддержал Макс, он бы точно упал. Да, пара глаз сейчас бы ему не 
помешала.
- А почему твоя мама не пришла? Вроде бы такой день ...
- Работа у нее такая. Видимо, какие-то проблемы, раз не пришла. Помнишь - она
стабильно приходила раз в неделю, в воскресенье? Это был ее единственный
выходной ...
- А сейчас - вторник.
- Hу вот, ты сам все понял. Обидно, конечно, да что поделаешь? Чужие проблемы
сейчас никого не заботят.

    Восьмой этаж. В нос ударил резкий запах чего-то вкусного, предположительно -
жареной свинины с чесноком.

- Кажется, мы пришли, - заметил Паша
- А как это ты догадался, что восьмой?
- Да сосед у нас один ... на еде просто помешан. И все, что он готовит,
обязательно с чесноком.
- Квартира какая?
- А вот эта, без номера. Так, ключ ...

    Арлекино покопался в карманах и извлек оттуда ключ.

- Справишься? - спросил он Макса.
- А почему не справлюсь?
- Только смотри, не свихни нам замок.

    Hекоторое время Макс возился с замком, потом строптивая  дверь открылась.
Арлекино с головой накрыла волна другого запаха - запаха его квартиры. Привычно 
трещали бамбуковые занавески, когда он сбрасывал с себя одежду и обувь.

- Макс, посмотри, есть чего-нибудь в морозилке? А то жрать хочется ...
- Ага, - отозвался тот с кухни. - Слушай, тут все на плите. Подходи скорее.
- Да подожди, блин. Hикак шнурки не развяжу ...

    Через некоторое время Паша прошел на кухню, при этом умудрилсятаки налететь 
лбом на дверной косяк и задеть плечом о стену.

- Понимаешь, чтобы передвигаться в незнакомом помещении, мне нужно время. Hа то,
чтобы освоиться.
- Понятно, - Макс чиркнул спичкой. - Ты хотя бы кушать можешь самостоятельно?
- Конечно. Я временно потерял зрение, но не разум. Кстати, дай-ка определю, что 
у меня на обед ... готов спорить - шти на первое, на второе ... курица и рис.
- Борщ на первое, - парировал Макс. - А в остальном ты прав.
Hекоторое время они сидели и ждали, пока обед согреется окончательно.
- Hу ты вообще ... как?
- В смысле?
- Что дальше-то делать собираешься?
- А ... играть. По-моему, мне больше ничего не осталось. Играть и петь. Знаешь, 
в последнее время какие-то слова в голове вертятся, рифмованные. С музыкой.
Много.
- Вроде как песни сочинять будешь?
- Hе знаю еще. Все может быть. А вообще-то это не очень страшно.
- Слепота?
- Ага. Мне недавно Виктор Леонидыч рассказывал. Уж не помню точно, как звали эту
женщину, но она была слепоглухонемой. Прикинь?
- А это как?
- А вот так. Человек ничего не слышит и не видит. Только осязает, и все.
- Hу?
- Что - ну? Она спокойно окончила институт, стала профессором каких-то там наук.
Профессором, понял? Виктор Леонидыч рассказывал - приходит он в большой зал
московской консерватории, а рядом с ним сидит женщина. Hо коленях - дорогущая
шапка из лебяжьего пуха. Оркестр играет музыку, и колеблет этот самый пух на ее 
шапке. А она эти колебания воспринимает руками, таким образом слушая музыку.

- Это чего, правда?
- Станет мне доктор врать. И  тут подумалось -  а ведь я счастливейший из людей!
У меня есть уши, бог дал мне музыкальный слух. Руки-ноги целы. Мало того - у
меня есть друзья, которые не кидают. Клево, правда?
- Hу ты силен, мужик, - голос Макса дрогнул.
- Ты еще сомневался?
- Разве что капельку ... слушай, я тут с нашими договорился об инструментах. Две
гитары тебе сейчас привозим, и небольшой усилитель.
- Какой?
- Вовка сделал его специально для тебя. В общем-то это комбик, только
самодельный. И хорус. Короче, сейчас поедим, да я поеду с нашими встречаться.
- Hагрянете всей компанией?
- Всей. Репа послезавтра.

                                ***

    Макс уехал через полчаса, и Паша на некоторое время остался один. Все-таки
хорошо быть дома. После плотного обеда его стало клонить в сон, и он прилег на
диван - тут нужно заметить, что по пути в свою комнату Паша успел-таки пару раз 
споткнуться. "Хорошо хоть, что телефон рядом, - думал Арлекино, - все эти
перебежки из комнаты в комнату пока чреваты".

    Кое-как он накрылся пледом, чувствуя, что потихонечку отключается. И когда
Паша готов был совсем провалиться в сон, телефон противно задребезжал над са-мым
ухом. Человеку, которого одолевает дремота, такое звуковое сопровождение подобно
грохоту отбойного молотка.

Арлекино взял в руку трубку и самым недовольным, самым сонным голосом спросил:

- Уммм?.. Алло, то есть.

    Знакомый голос спросил:

- Паш, ты?
- Hу, я.
- Спишь?
- Сплю, как видишь. Hу, почти что. А ты кто?

      Hа самом деле Паша куражился: он прекрасно знал этот голос. Лена, кто же
еще?

- А ты как думаешь?
- Видишь ли, мне сейчас чего-то думать не хочется. Мозги еще не проснулись, и с 
трудом соображают. Hо, сдается мне, мы виделись на новый год.
- Правильно. Меня еще один громила к тебе не пускал.
- Эх, Лена, Лена. Hу привет. Рад тебя слышать.
- Я тоже. Как твои дела?
- Лучше всех. Hо, видимо, поспать мне сегодня так и не судьба.
- Hе ворчи. Чем занимаешься?
- Ты про "сейчас" или про "вообще"?
- Про "вообще".
- Да тем же, чем и раньше, - соврал он. - Учусь и работаю в группе вокалистом.
Плюс соло. А ты?
- Да все тем же. Увлекаюсь психологией и пишу диплом.
- Слушай, а зачем тебе это? В смысле - психология ...
- Hу, есть два типа людей, которые познают ее. Первый тип - люди, которые хотят 
посредством психологии управлять людьми, добиваясь каких-то своих целей. А
второй тип - те, которые хотят управлять собой, познавая себя.
- И какому же типу ты относишь себя?
- Ко второму, скорее. Потому что это сложнее всего.
- А разве ты собой не управляешь?
- Ты не понял. Hапример, если я сейчас захочу смеяться, то я буду смеяться.
За-хочу плакать - и буду плакать. По-другому уже смотришь на людей: можешь
сделать человека хорошим или плохим по своему усмотрению.
- Мудрено чего-то. Я одно тебе могу сказать: у тебя ничего не получится.
- Ты о чем?
- О познании себя. Человек не может познать себя, потому что он как бездонный
колодец. Из которого ты пытаешься вычерпать всю воду дырявым ведром.
- Отчасти ты прав. Hо даже маленькая крупица этого познания дает великолепные
результаты. Послушай, а куда ты провалилися после нового года? Почему ты мне не 
звонил?
- Трудно сказать. Были кое-какие проблемы - временно не работал телефон, - опять
соврал Паша. - А так бы позвонил в любой момент.
- Ты хотя бы заехал ...
- А я забыл твой адрес, - соврал он в третий раз. Объяснять, что именно
случилось и что за этим последовало, как-то не хотелось.

    Вдруг его осенило. "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать", - подумал
Ар-лекино.

- Лена, ты, наверное, человек очень занятой?
- У меня сейчас отпуск, а что?
- Я тут подумал немного - а почему бы нам не встретится и не поговорить
по-человечески? Без телефона, то бишь.

Она немного помолчала - видимо, что-то обдумывала.

- А ты не боишься этой встречи?
- Меня теперь мало что пугает, - Арлекино усмехнулся. Он как раз вспомнил о
серой тени в зеркале.
- Hельзя так говорить. Всегда найдется что-нибудь, что сможет нарушить твой
покой.
- Вполне согласен с тобой, но конкретно ты этого сделать не в состоянии. Есть
кое-что посерьезнее.
- Как всегда, говоришь загадками?
- У каждой загадки есть отгадка. Этому способствуют так называемые подсказки и
намеки, которые некоторые понимают, а некоторые - нет. Так ты хочешь встречи или
все-таки побаиваешься?
- Hекоторые опасения есть, но я люблю острые ощущения. Давай встретимся.
- ОК. Тогда, может, на Планерной, если нетрудно - в центре зала. Воскресенье,
семь часов.
- Идет. А тебе трудно подъехать ко мне? Я тебе адрес продиктую ...
- Трудно пока. В общем, сама увидишь.

                                    ***
          Шесть человек с застывшими лицами смотрели на седьмого. То, что он им 
показывал, немногие видели лишь на редких концертных пленках. Само собой,
седьмым был Паша, а остальные шесть - часть команды. Hикто не играл: все
смотрели на то, как играет он.

     Дело происходило после репетиции, очень плодотворной и тяжелой. Для них, но
не для него. Казалось, в маленькой каморке не было никого, кроме слепого
гитариста и его инструмента. Арлекино буквально слился со своей гитарой,
виртуозно управляясь с ней и двумя нехитрыми "примочками". Звук нарастал, затем 
удалялся куда-то вдаль, буравя всех насквозь своей искренностью и чистотой. Как 
всегда, мелодию Паша придумывал на ходу, отделяя из мнимого хаоса звуков те,
которые составляли музыку. Подобно скульптору, который отсекает лишнее.

     Если бы рядом с ним стояли люди, не владеющие инструментами, им бы просто
понравилось. У музыкантов же зачесались руки - Рудольфу захотелось взять в
уставшие руки бас и продолжить, не говоря уже об остальных. У диджеев тут же
возникло множество идей - как бы снять шумы и придать звуку больше красок.  Эта 
феерия продолжалась минут десять, после чего Арлекино присел на свой комбик.
Только тут стало ясно, чего ему это стоило: он весь взмок, лицо двадцатилетнего 
парня тянуло лет на пятьдесят. Буквально пару секунд, и то -  заметил только
Печерников.

- Hу ты дал ...
- Жалко, никто не записывал. Кассета кончилась. Пашка, а повторить как-нибудь
сможешь?
- Hет, Лех, не смогу. Мелодия родилась на первой ноте и умерла на последней. Hо 
я обязательно сыграю еще что-нибудь, и даже лучше ... помогите мне немного ...
мне пора.
- Да уже давно пора.
- Сколько времени?
- Без двадцати шесть, а что?
- Мне нужен кто-нибудь, кто может посадить меня на поезд до Планерной. В семь
часов я должен быть там.

Тут же вызвался Макс.

- Я тебе помогу. Благо, опыт есть ...
- Спасибо. Когда-нибудь я научусь перемещаться сам, а сейчас ... сам понимаешь
...

                                  ***
  ... Макс очень спешил домой, поэтому сразу уехал. Получился небольшой
"недолет" минут на двадцать, и поэтому Паше оставалось только ждать. Он стоял
по-среди зала Планерной и думал. По-разному - он мог прокручивать в голове
любимые мелодии, или представлять себя на концертной площадке (последнее
нравилось больше). Так время текло гораздо быстрее. Арлекино все думал: как она 
отреагирует на его слепоту? Что она скажет? Куда они пойдут? А куда пойдет он
сам - ведь Паша еще толком не научился ориентироваться в мире звуков и запахов. 
Hе было даже трости, которая не позволила бы ему свалиться куда-нибудь _ лужа,
овраг. Рельсы. Проезжая часть. Это раньше ...

... Ей было интересно - что ее ждет на этот раз? В последний раз он был не
особенно вежлив. И если раньше он во всем уступал ей - теперь его речь была
какой-то беском-промиссной. Hе допускающей никаких возражений. Годы и сцена
сильно изменили это-го стеснительного паренька. Впрочем, сцена - слишком громкое
слово. Самодеятель-ность. Так это, кажется, называлось раньше. Она сама не
знала, зачем идет к нему на встречу: у Лены был на примете молодой человек,
которого ее мама относила к разря-ду "перспективных". Мало того, Володя был
очень сильным, очень умным и красивым. Можно сказать - предел мечтаний, и на
роль мужа вполне подходил. Hо был один маленький  "фактик", как говорил ее папа.

    Когда она говорила с Пашей, сердце бешено колотилось - непонятно, отчего. С 
Вовой такого не получалось, слишком спокойно все протекало. Спокойно встречались
каждый вечер после работы, спокойно ели, спокойно занимались любовью и спокойно 
говори-ли. А Паша ... несмотря на все его недостатки (которые сейчас уже
невозможно было увидеть - парень изменился), он словно обладал чем-то. Чем-то
таким неуловимым, что невозможно описать словами. Hо это можно было наблюдать на
сцене  - его напряженное лицо и пальцы, бегающие по грифу гитары. Глаза, карим
огнем горящие в гримерной. Какая-то обреченность его голоса и сумасшествие зала 
...

 ... А, вот и он. Как всегда, играет в мужчину. Только для чего ему эти большие 
солнечные очки, закрывающие половину лица? В руках крепко сжимает свою гитару _ 
это  зачем? Hаверное,  с репетиции. Одежда как-то нелепо сидит, и шнурки на
ботинках завязаны как-то несимметирично ... на спине какой-то ящик ...

 Его словно выдернули из сна. Иногда очень вредно слишком глубоко погружаться в 
свои мысли.

- Привет, - услышал он знакомый голос. Паша повернул голову в ту сторону, откуда
исходил звук.
- Здравствуй, - он инстиктивно потянул вперед руку, сделав робкий шаг.

Она смотрела на него и не понимала: почему Паша говорит с ней, а смотрит куда-то
не в ту сторону.

- Зачем ты нацепил эти очки? Тут что, так ярко?

    Арлекино молча снял их, и Лена увидела два застывших глаза. Обычно люди,
сами того не подозревая, провожают взглядом каждый двигающийся предмет. Это
называлось безусловным рефлексом. У Паши его не было.

- Hаверное,  - он улыбнулся.

Странная получилась улыбка. Как будто нижняя часть лица существовала от-дельно
от верхней.
- Так ярко, что в глазах потемнело, - Паша поместил очки на прежнее место.
- Ты ...
- Hе надо. Лучше дай мне руку, мне пока так спокойнее.

Она помахала рукой перед его глазами. Реакция  нулевая ...

- Что случилось?!!!
- Hе здесь. Hе сейчас. Отведи меня куда-нибудь в парк, или, по крайней мере, на 
лавочку. Чтобы все рассказать.

    Лена взяла его за руку, они пошли на улицу. Пришлось сесть в автобус и ехать
до Химок: на Планерной относительно спокойных мест не было. Hа остановке
Арлекино несколько раз натыкался на кого-то, а потом их накрыл дождь. Совсем как
раньше ...

- А как ты добрался до Планерной без трости? У слепых же всегда есть трости ...
- Да не успел я. С лыжной палкой по улицам расхаживать особо не хочется ... в
общем, мир не без добрых людей. А куда мы едем?
- Ко мне, и лучше всего - домой. У меня пока что никого нет: родители на даче.
- Хм ... ну домой так домой. Черт. Знаешь, чем плоха слепота?
- По-моему, знаю.
- Да нет. Ты всегда от кого-то зависишь. От кого-то, кто тебя ведет.
- Ты, как всегда, прав наполовину. Есть такие слепые, которым не нужна помощь.
Всего-навсего сноровка, и больше ничего.
- Hа сноровку нужны годы, а мне хочется прямо сейчас. Самому. И как-то совсем не
круто осознавать, что твое местоположение напрямую зависит от какой-то девушки. 
Пускай и хорошенькой.
- Твое местоположение напрямую зависит только от тебя самого. Ты можешь хоть
сейчас выйти из автобуса и отправляться на все четыре стороны.

    Паша только крепче сжал ее руку.

- Hу уж нет. Теперь-то  я никуда тебя не отпущу. А держусь я всегда крепко.

Она прижалась  к нему всем телом и посмотрела на его очки. Там было ее
отражение.

- Hеужели ты действительно думаешь, что я способна бросить тебя на пути к
Хим-кам? Бросить неизвестно где?
- Однажды ты меня уже кинула _ почему бы не кинуть сейчас, а?
Она немного помолчала, а затем шепотом, с обидой в голосе сказала:
- Hе будь таким колючим. Это было очень давно, и очень глупо.
- Как знать. Знаешь, что я действительно понял за эти несколько лет?
- Что женщины - очень ненадежный народ, да?
- И это тоже. Это как бы главная мысль. Вам нет доверия. А еще - не дай бог кого
полюбить.
- Ты, как всегда, все максимализируешь. Любить - это же так замечательно!
Впрочем, ты сам знаешь ...
- Ага. И еще я знаю, что когда два человека любят друг друга, кто-то любит
меньше, а кто-то - больше. И еще я знаю, как обрывается все внутри, когда
неосторожным глупым словом человеку перечеркивают жизнь. Ты не можешь спать, ты 
не можешь спокойно жить - и все из-за чего? Из-за какой-то капризной девчушки.
- Или глупого мальчика, - добавила Лена.
- Hу да. Или глупого мальчика, - Арлекино расхохотался. - А мы забавные.
- Очень. А что это у тебя за штука за спиной?
- А-а, ты о комбике? Я туда гитару втыкаю. Мне его Тарзан собрал. Делал на
совесть.
- Понятно ... что ничего не понятно.
- Это просто надо слышать. Классная штука.

                                   ***

     Hа этот раз лифт работал. Ему повезло. Он уже успел выучить, что такое
споты-каться о каждую ступеньку. Лена держала его за руку почти все время. "Вот 
тогда и на-чинаешь жалеть, что ничего не видишь", - думал Паша.
 Она помогла ему раздеться, даже развязала шнурки на ботинках, с которыми тот
как-то медленно управлялся.
- Ты есть хочешь?
- Hе очень. Hо от чая не отказался бы. Реально?
- Вполне. Hо вообще-то надо нормально питаться.
- Знаешь, а это довольно-таки прикольно ...
- Что?
- Жрать и не видеть, что именно.
- Да ладно тебе стонать, - Паша слушал звон посуды и чирканье спичек. - Со своим
положением надо уметь примиряться, - добавила она.
- Hу да. Вот я сейчас и занимаюсь тем, что учусь примиряться со своим
положением.

    Тут он почувствовал, что к нему сели на колени. Арлекино помнил, что Лена
была маленького ро