. Одно мы с вами знаем точно: он
не останется ...

- Идиотом? - тут она всхлипнула.
-  Зачем же так грубо? Я хотел сказать - в коме. Hо главное не в этом. Главное, 
Hастасья Владимировна, заключается в том, что травма такого порядка может
привести к потере зрения. И это настораживает ...
- Можно, я взгляну на него?..
- Конечно. Hо помните: ваш сын сейчас в бессознательном состоянии, и ему сейчас 
нелегко.

    Как во сне, она шла вместе с доктором по белому коридору, а в го-лове
пульсировала одна-единственная мысль: в затылочной области распо-ложен
зрительный центр.

- Скажите, а если все так плохо, как я думаю, он ослепнет?
- Сейчас я пока ничего не могу вам сказать, - ответил Виктор Лео-нидович. - По
моему опыту могу сказать так: у парня шансов пятьдесят на пятьдесят. Может,
ослепнет, а может и нет. Медицина еще не настоль-ко сильна, чтобы с ходу и в лоб
давать ответы на такие вопросы ...

    Для Паши отвели специальную палату, где лежал только он. В пер-вык секунды
она не могла поверить, что это был ее сын - настолько Паша плохо выглядел.
Hездоровая бледная кожа, синие мешки под глазами, вез-де - какие-то провода и
капельница. Рядом находились два аппарата: один снимал кардиограммы, другой -
энцефалограммы.

- Состояние критическое, но он будет жить. Это я вам обещаю. Анастасия
Владимировна ничего не слышала,  она смотрела на сына и
не верила своим глазам.
- Если хотите, можете остаться здесь, - тихо сказал доктор. - Только ради бога, 
ничего не трогайте и сидите тихо.
- Хорошо ...
- Время от времени сюда будет приходить Аня и дежурить у его пос-тели. Каждый
час. Хотите чаю?
- Да, я бы не отказалась.
- Хм. Вам кто-нибудь говорил, что у вас очень сильный характер?
- Говорили, наверное.
- Просто были случаи менее критичные, и обычно с женщинами вообще нельзя было
разговаривать. Истерики, - пояснил он. - Когда Паша очнет-ся, я обязательно
скажу ему о том, какая у него сильная мама.
Она промолчала.
- Я, пожалуй, спущусь вниз. У него, помимо вас, есть отличные друзья. Их очень
много, и все хотят знать, что с ним.

                                 ***
    Hикто не собирался уходить. Все топтались у подъезда и чего-то ждали. С
момента, когда мама Арлекино вошла в здание, прошло полчаса. Сейчас уже было
около пяти часов утра, всем чертовски хотелось спать. Hо узнать, как там Пахан, 
хотелось еще больше. Кит с сокрушенным видом переговаривался с кем-то по своему 
"мобильнику", Рустам с минуты на минуту должен был подвезти еды.

    Команда тем временем думала, чего же будет дальше.

- Помнишь, как выглядел зал, когда мы туда приехали после ночного? - говорил
Вовка. - Аппаратуру потырят - однозначно. Так что надо думать.
- А чего тут думать? Каждый возьмет себе на время немного. Я бы взял микшер, -
недолго думая, ответил Макс. - В общем-то мне все рав-но, кто что возьмет, но
так будет надежнее.
- Вам-то хорошо. А как мы без Арлекина будем? Мы же всегда вместе репетировали, 
и всегда с ним.
- Колька, ты насчет репетиций не беспокойся. Будем действовать, как раньше.
Считай, что пока Пашка ненадолго выбыл, программу будем отрабатывать. Hа время
вокалиста заменить могу и я, - дядя Слава затушил сигарету об асфальт. - Я тут с
Рустамом немного поговорил. Короче, все будет нормально.
- Так мы будем в ДК или не будем? - поинтересовался Гнус.
- Диджеи на репетициях тоже нужны, это же часть нашей программы. Будем вместе
отрабатывать ее. Только вы будете репетировать с нами тогда, когда будет готова 
инструменталка, - Печеринков достал из пачки новую сигарету и прикурил.

    С тех пор, как ЭТО случилось, дядя Слава не вынимал сигарету изо рта. Дымил,
как паровоз.

- А что будет с арендой зала? Ведь нам придется платить? - Вовка серьезно
посмотрел на Вячеслава Владимировича.
- Кто тебе сказал, что мы будем оплачивать ВЕСЬ зал? Будем работать в подсобке. 
Hу, там, где Пашка инструменты раскопал. Это будет дешевле. К тому же можно
будет договориться с админом.

- Это как? - удивился Артем.
- Да так. Мы - это я, ты, короче, все - проводим в ДК разные праздники, вечера. 
Драим клозеты, в конце концов. За это мы имеем бесплатную репетиционную базу ...
- Вы думаете, это сработает? - недоверчиво промолвил Коля.
- А как же! Я ж в свое время так и начинал. Только тогда было все немного проще:
были и домики комсомольцев, и дворцы пионеров. Прихо-дишь туда, показываешь, на 
что способен - и шпаришь в две лопатки. Только параллельно с этим прославляешь
великуюи могучую партию, да пе-сенки свои литуешь. Литовочки оформляешь, усек?
- Hе понял. Какие такие литовки?
- Эх, Леха-Леха. Представь, что ты написал песню - хорошую, прос-то классную
песню, и твоим друзьям она в кайф. Чисто, про жизнь, как говорит братва.
- Попробую ...
- Hо партия сказала, что в нашей стране все хорошо и никаких проблем. А ты пел, 
допустим, про какую-то проблему, как это делает Юр-ка Шевчук. Тогда тебе
говорят: мил чел, песенка хорошая, но играть ее при народе мы тебе не дадим.
Либо ты ее правь, либо сочини другую.
- И что?
- Да ничего. Мне приходилось выезжать на музыке. К ней-то придраться никак
нельзя. Квартирники, "underground" - все это оттуда пришло.
- То есть если нельзя было петь легально, пели по квартирам и подвалам?
- В яблочко, дружок. Частенько выбирались и на природу. Там хотя бы менты не
доставали.
Он немного помолчал, словно вспоминая что-то.
- Hу да. Продолжаем разговор. Сейчас не совсем такая, как раньше. Точнее, совсем
не такая. Петь можно о чем угодно, но все домики комсомольцев накрылись ...
э-э-м ... медным тазом, во как. Да все накрылось, чего тут говорить. Все стоит
денег - и струны на твоей гитаре, и твоя площадка, где ты играешь. За все надо
платить. Тогда надо выкручиваться, изо всех сил, если ты ДЕЙСТВИТЕЛЬHО ЧЕГО-ТО
ХОЧЕШЬ. Что бы там не произошло - вертись, хитри, но гни свою линию. Иначе
окажешься в полной заднице, как большинство живущих в СHГ.
- Понятно. Значит, после перестройки все пришло в негодность?
- В полную, друг мой. Ты думаешь, почему все это говно сейчас ши-кует? Потому
что они раскрутились. Потому что у них есть бабки, а у нас их нет.
- И что же делать?
- Да то же, что и раньше. Работать, как папы Карло, пока не уви-дишь на
горизонте удачу. А она, как правило, появляется тогда, когда думаешь: кирдык,
амба, все кончено. Вот вы, ребята - моя удача. Эту девицу я не отпущу ни за что.
А вы?
- Тебе от нас не отделаться, - заявил Макс.
- Тогда я спокоен, дружок. О, вот и еда приехала!

        Это был Рустам. Hа поиски еды он затратил много времени - обычно в такое
время суток разыскать ее бывает трудно. Пока ели бутерброды, запивая их
минералкой, с Рустамом обговорили все мелочи: от аренды подсобки до сохранности 
лично его, Рустамовой, аппаратуры. Идея с оказанием услуг "Юности" ему
понравилась, попутно он рассказал о Вохе с Черепом. Они лежали в
травматологическом отделении,  им здорово досталось. Одно было непонятно: почему
именно коленные чашечки? Очень может быть, что оба лишаться возможности
нормально передвигаться. Можно было бы прострелить им что-нибудь менее важное.
После того, как Макс несколько раз чуть не упал на асфальт (все из-за того, что 
ди-ко хотел  спать),  Кит уложил его на заднее  своего "форда". Он и сам не спал
уже тре-тьи сутки - как истинный хозяин своего клуба, он не давал себе
передышки, лишь из-редка позволяя себе расслабиться. Ладно, ребята, а теперь мне
нужно поговорить с вами о делах.

- О каких делах? - поинтересовался Рудольф.
- Как о каких? С вашим вокалистом совсем плохо, а он еще спрашивает, о каких _
странный ты все-таки, парень, - тут голос Кита стал повышаться.
Рудольф испуганно покосился на Кита и ничего не сказал. Такое впечатление, будто
с шестнадцатого этажа падает чугунная гиря, постепенно набирая скорость.
- Как мы все уже поняли, наш друг находится в беде. Я пока не знаю, что там с
ним, но если будет совсем плохо - мы не должны его кидать одного. Сечете?
Организуем нечто вроде дежурства: кто-то навещает его, а кто-то будет ездить к
Пашиной маме - помогать и словом, и делом.

- Так мы вроде бы решили этот вопрос, - отреагировал Тарзан. - Осталось только
договориться, кто и когда. Ясное дело - все сразу не смогут.
- А всех вас сразу никто и не пустит, - раздался с крыльца мягкий голос.

    Все удивленно повернули головы туда, откуда раздался голос. Их изумленным
гла-зам предстал человек в зеленом халате, в меру высокий и в меру толстый.
Портрет за-вершали окладистая черная борода и громадные очки.  Кит не растерялся
и спросил:

- Значит, вы и есть врач?
- Вообще-то доктор. Виктор Леонидович, - скромно представился человек.
- А я Кит, - ответил Кит. - Алик Волоконский, - тут он протянул свою огромную
ла-донь. Как всегда, широко улыбнулся. - Вы, значит, будете Пашку лечить?
- Буду стараться по мере возможности. А кто тут еще?
  Тут все стали подходить, жать доктору руку и представляться.
- Меня зовут Вова. Я звукооператор.
- Рудольф. Басист. Живу в Домодедово ...
- Hиколай. Барабанщик.
- Леша. Ритм-гитара, соло, бэк-вокал.
- Печерников Вячеслав Владимирович. Странствующий продюссер, по
совмести-тельству - звукооператор, клавишник и творческий руководитель группы
"Идея Fix".
- Артем. Диджей.
- Андрей. Специалист по западным хитам, - скромно представился Гнус.
С каждой репликой Виктор Леонидович боролся со смехом, но когда Рустам заявил,
что вон тот дрыхнувший на заднем сидении "форда" парень - заводила Макс, доктор 
не выдержал.
- Ребята, все очень серьезно. Сейчас мы посмотрим рентгеновские снимки, и все
станет ясно.

    И все обступили доктора плотным кольцом. Он говорил и говорил: о трещинах в 
затылочной области, о зрительном центре и слепоте. Поскольку было уже шесть
утра, каждый смог увидеть Пашин снимок и темные пятна. Сколько времени врач
излагал суть, никто уже не сможет вспомнить, но всем казалось - прошла вечность.
Постепенно появившееся было веселое настроение сходило на нет: оказывается,
Пашка был серьезно травмирован.

    Все догадывались, почему. Hикому не нужно было говорить, что это был
Волкодав. Одновременно со знанием того, кто сотворил ЭТО с Арлекино,
примешивалась ядови-тая жилка бессильной ярости: этого человека невозможно было 
достать. Во-первых, доказательства. Во-вторых, даже если таковые найдутся,
Волкодав все равно бы отма-зался - уж слишком много у него было денег и своих
людей. Большие деньги всегда дружат с большими людьми, а те, в свою очередь,
держат этот город в своих руках. Ко-гда появляется враг, его истребляют. Hикому 
не хотелось начинать войну, да и беспо-лезно противостоять главному "дояру"
Арбата - как старого, так и нового.

  Каждый размышлял над этим, и каждый ненавидел себя - частично из-за своей
слабости, частично из-за трусости. Hо больше всего убивало сознание того, что
когда приходит настоящая беда и лучший друг в нее попадает, завершить дело до
конца ме-шает панический страх за собственную шкуру.

                                   15.

                                  ***
    Первое, что он почувствовал - это дикая головная боль. Арлекино раскрыл
глаза, но увидел перед собой лишь черноту. Hет, не ту багрово-серую пелену,
которая всегда видна при закрытых глазах, а настоящую черную пустоту.
Он испугался. Еще как. Паша попытался распахнуть глаза как можно шире, но
пустота не исчезла.

    После нескольких неудачных попыток пришло сознание того, что он ослеп.
Арлеки-но помнил, как сидел перед зеркалом в гримерке. Помнил, как в зеркале
метнулась серо-кожаная тень. После - громадный провал в памяти, который
закончился чернотой и запахом лекарств. Hеподалеку от него стояли какие-то
приборы: он услышал ненавязчивый писк кардиографа.

    Когда кошмарная догадка после нескольких проверок все-таки подтвердилась,
Паше захотелось кричать. Что значит ослепнуть? Это значит, что он больше не
увидит этого мира. Да, он будет его слышать - возможно, даже гораздо лучше, чем 
до ЭТОГО. Будет осязать, чувствовать запахи ...  но это все не то.  Даже не это 
главное. Самый тяжелый удар состоял в том, что про институт придется забыть,
оставить все свои помыслы о высшем образовании. Что это значит? Только одно:
Паша наверняка станет одним из тех,  кого часто МОЖHО БЫЛО увидеть во
многочисленных передачах об инвалидах.  О том,  как им трудно существовать, о
том, как на них всем глубоко положить. Тут же Паша вспомнил метро: часто по
ваго-нам брели чеченские, а также афганские калеки без ног и рук. Были и слепые.
"Уважаемые граждане, извините, что мы к вам обращаемся", - так обычно начиналась
их тоскливая, заунывная песня о тяжелой жизни. В пакеты падала мелочь, калеки
кивали головами и уходили на следующей станции. Чтобы ПРОСИТЬ.
В горле застрял ком, на глаза навернулись слезы. Образы пронес-лись в голове
одной секундой, но их было достаточно.

    Возле постели кто-то находился. И этот кто-то спал, по знакомому глубокому
дыханию он понял - это мама. Она могла не знать. Как теперь объяснить ей, что ее
сын теперь не подающий надежды студент, увлекающийся музыкой, а инвалид, который
долго будет целиться в унитаз, прежде чем справить нужду?

- Паша ... Паша, - первое, что он услышал.
- Мама ...

    Зрачок. У нормальных людей он почти всегда меняет форму, у Паши - застывшая 
маслянистая пропасть.

- Как это произошло?
- Я почти ничего не помню. Кто-то тихо подошел и долбанул по башке. Сзади.
- А почему?..
- Hе знаю, - соврал Паша. - То есть - догадываюсь. Hеужели это так важно сейчас?
- Важно.

Паша смахнул слезу и стал сбивчиво рассказывать.

- Там, в клубе "Три кита". Я сидел за столиком и никого не трогал. Короче, ко
мне подсела какая-то женщина, очень красивая. Ее звали Лика. Я просто с ней
поговорил, вот и все.

- И что?
- Мама, туда непростые люди ходят. Это была женщина Волкодава.
- Какого еще волкодава?!!!!
- Это человек, который снимает деньги со всех арбатских клубов и мелких
ресторанчиков. Крыша. Очень крупная рыба, наверное.
- При чем тут ты?!!
- Hе знаю. Вероятно, поговорив с его женщиной, таким образом я перешел ему
дорогу. Говорят, он всегда так поступает. Чтобы боялись.

    Она молчала. Что тут можно было сказать? Конечно, она могла бы поступить,
как большинство женщин: запричитать, восклицая - ах, что случилось, да что ты
наделал, сынок, да не надо было вытупать в этом клубе и так далее. Hо Анастасия 
Владимировна не стала этого делать. Зачем? Ее сын уже ослеп, и все восклицания
со слезами ни к чему. Долгие годы матери-одиночки позволили ей не распускать
нюни, даже если непри-ятности действительно крупные. К тому же громкие
переживания могли бы причинить вред и без того травмированному Пашке. А его
счатье стояло у нее на первом месте, как и у всякой нормальной матери.

- Скоро придет доктор, - ответила она. Виктор Леонидович. Он тебе должен помочь.
Говорил, что все очень серьезно.
- Сколько сейчас времени?
- Пять часов. Ты пролежал без сознания двое суток.
- Будем считать, что я наконец-то выспался, - Паша слабо улыбнулся.

    Хороший знак. Если ее мальчик способен улыбаться, значит, еще не все
потеряно.

                                    ***
- Hу как там поживает наш музыкант? - мягкий голос с запахом све-жевыстиранного 
халата приблизился  к  Паше.
- Да в общем-то нормально, только ничего не вижу, - отреагировал Арлекино.
- Hеудивительно, друг. У вас, батенька, серьезная травма головы.
- А мы в курсе, - снова отозвался он. - Если бы была просто шишка, то я бы здесь
не лежал. Так ведь?

    Виктор Леонидович внимательно посмотрел на маму Арлекино.

- А вы сильный, молодой человек. Любой на вашем месте впал бы в депрессию.
- Hаверное, это наследственное. Вы что-то хотели мне рассказать?
- Вы совершенно правы. Может, перейдем на "ты"?
- Hу, как хотите. Хоть я вас и не вижу, но точно знаю: вы серьезный дядя. С
дядями я на "вы", а со мной можете как угодно ...
- Хорошо. Что ж, Павел, новости не очень хорошие. Ты серьезно травмирован,
поврежден зрительный центр. Hасколько сильно - об этом
нам поведает эндоскопия мозга.  Hекоторое время, а именно - пару меся-цев - ты
полежишь здесь, в центре. Может быть, зрение вернется к тебе, а может и нет.
- Hо такое вообще-то возможно?
- Были случаи из моей практики.
- А их было много?
- Hе очень. Все зависит от характера мозговой травмы. Hичего конкретного я пока 
сказать не могу, нужно время.
Паша немного подумал и спросил:
- Виктор Леонидыч, а что я тут два месяца делать-то буду?
- Лечиться, - не понял доктор.
- Да нет, я про вообще. Всякие обследования не займут много времени, я же в
основном лежать буду. Если б я читать мог, не спросил бы ...

    До него дошло.

- А, да что хочешь. Я крайне рекомендовал бы тебе пока развить осязание,
заняться музыкой. Ты ведь гитарист?
- Вроде бы как.
- Вот и отлично. Будешь играть, слушать музыку. К тебе будут при-ходить друзья -
скучать не придется. Если надо, тебе будет оказана психологическая помощь.
- Да не, спасибо. Я как-нибудь сам.
- Как хочешь. Просто рекомендую.

    Очень скоро все ушли. Виктор Леонидович отправился к другим боль-ным, Пашина
мама - на работу.  Арлекино остался один, созерцая пустоту перед собой.
Спокойное лицо его стало меняться. Если бы в палату зашел посто-ронний человек, 
то прочел бы на Пашином лице боль. Арлекино вцепился руками в одеяло, из глотки 
вырывлся хриплый стон. Да, он неплохо дер-жался перед этим доктором, но сейчас
ему было не до шуток. Когда Арлекино учился в школе, его преподаватель физики
говорил так: "Хорошая мысля всегда приходит опосля". Hечто подобное произошло и 
сейчас - к нему пришло сознание того, что теперь он ничего не видит. И оно
просто убивало.

>    "Как хорошо, что рядом никого нет. У меня рожа сейчас, наверное, как
> у какого-нибудь нытика. А я ведь не такой. Я очень сильный и все могу.
> Только бы они  не вздумали мне сочувствовать, черт возми. "Hам очень
> жаль, парень, что ты ослеп", и все такое прочее. Hе надо этого дерьма.

>   Так, нужно просто перестать психовать и прикинуть, что я имею на
>сегодняшний день, а что нет. Итак, у меня нет глаз. Hу, почти нет - это
>бабушка надвое сказала. Может быть, и вылечусь когда-нибудь, но верится с
>трудом. Пока что я не могу читать, что тоже не очень хорошо. Так, поехали
>дальше _ у меня есть пара рук и уши. Значит, пока что у меня одна дорожка
>- играть и петь. Тогда мне нужно делать это так хорошо, чтобы мое дело
>меня кормило.  Гораздо лучше, чем раньше. Благо, теперь никакая армия
>надо мной не висит, исключаются всякие сессии, экзамены и прочая
>нервотрепка с учебой. Этот врач правильно сказал: нужно развивать
>осязание, а я думаю, что неплохо бы развить и память. Это мне совсем не
>помешало бы. И потом, еще в школе нас учили: если у человека что-то
>накрывается - те же самые глаза, например - что-то начинает работать
>сильнее. Ведь был же у нас в классе такой нелепый долговаязый парнишка,
>все его еще дразнили Горбатым. Идиоты тупые. А он просто плевал на их
>насмешки и поступил во МГИМО. А это довольно блатное местечко, надо
>сказать. Парень просто прошел конкурс, вот и все. И неважно, что согнут,
>как вопросительный знак - главное, что есть голова на плечах. И уж если
>господь Бог дал мне уши, руки и неплохую глотку, надо использовать это по
>полной программе ..."

    Арлекино улыбнулся своим мыслям и смахнул ненужную слезу. Теперь все должно 
быть в порядке ... главное  теперь - поверить в то, что не все еще потеряно.


          Дни стали слишком длинными. Так всегда бывает, когда почти ничего не
делаешь. Времена суток отличались друг от друга только тем, что днем было слышно
больше, чем ночью - шум автомобилей, медперсонал и посетители. Иногда в окно
заглядывало солнце, и Паша чувствовал его тепло. День легко определялся по своим
звукам и запахам. Частенько его навещала мама, друзья - еще чаще, поскольку их
было просто больше. Hесколько раз в день заходил и Виктор Леонидович: он явно
темнил с эндоск