ли поздно должны сказаться.
     Двадцать дней длится  штурм  Севастополя,  и  каждый  день  может  быть
приравнен к году. Город держится наперекор всему - теории, опыту,  наперекор
бешеному напору немцев, бросивших сюда около тысячи самолетов, около  десяти
лучших своих дивизий и даже сверхтяжелую 615-миллиметровую артиллерию, какая
никогда еще не применялась.
     Самый тот факт, что город выдержал последние двадцать дней штурма, есть
уже величайшее военное достижение всех веков  и  народов.  А  он  продолжает
держаться, хотя держаться стало еще труднее.
     Когда моряков-черноморцев спрашивают, может ли удержаться  Севастополь,
они хмуро отвечают.
     - Ничего, держимся.
     Они не говорят "Пока держимся". И они не говорят "Мы удержимся".  Здесь
слов на ветер не кидают и не любят испытывать судьбу. Это моряки, которые во
время предельно сильного шторма на море никогда не говорят о  том,  погибнет
они или спасутся. Они просто отстаивают корабль всей силой своего  умения  и
мужества.

                                                           Действующая армия
                                            24 июня 1942 г. (По телеграфу.)


        ^TПРОРЫВ БЛОКАДЫ^U

     Лидер  "Ташкент"  совершил  операцию,   которая   войдет   в   учебники
военно-морского дела как образец дерзкого прорыва блокады. Но  не  только  в
учебники войдет эта операция. Она навеки войдет в народную память о  славных
защитниках Севастополя, как один из удивительных примеров воинской доблести,
величия и красоты человеческого духа.
     Люди точно знали, на что они идут, и не строили себе  никаких  иллюзий.
"Ташкент" должен был  прорваться  сквозь  немецкую  блокаду  в  Севастополь,
выгрузить боеприпасы, принять на борт женщин,  детей  и  раненых  бойцов  и,
снова прорвав блокаду, вернуться на свою базу.
     26 июня в два часа дня узкий и  длинный  голубоватый  корабль  вышел  в
поход. Погода была убийственная - совершенно гладкое, надраенное  до  глянца
море, чистейшее небо, и в  этом  небе  занимающее  полмира  горячее  солнце.
Худшей погоды для прорыва блокады невозможно было придумать.
     Я услышал, как  кто-то  на  мостике  сказал:  "Они  будут  заходить  по
солнцу".
     Но еще долгое время была тишина, и  ничто  не  нарушало  ослепительного
голубого спокойствия воды и неба.
     "Ташкент" выглядел очень странно. Если бы год назад морякам, влюбленным
в свой элегантный корабль, как бывает  кавалерист  влюблен  в  своего  коня,
сказали, что им предстоит подобный рейс, они, вероятно, очень удивились  бы.
Палубы, коридоры и кубрики были заставлены ящиками и мешками, как будто  это
был не лидер "Ташкент", красивейший, быстрейший корабль Черноморского флота,
а какой-нибудь пыхтящий грузовой пароход. Повсюду сидели и лежали пассажиры.
Пассажир на военном корабле! Что может быть более  странного!  Но  люди  уже
давно перестали удивляться особенностям войны, которую они ведут  на  Черном
море. Они знали, что ящики и мешки нужны сейчас  защитникам  Севастополя,  а
пассажиры, которых они везут, - красноармейцы, которые должны  хоть  немного
облегчить их положение.
     Красноармейцы, разместившись на палубах, сразу  же  повели  себя  очень
самостоятельно.  Командир  и   комиссар   батальона   посовещались,   отдали
приказания, и моряки увидели, как красноармейцы-сибиряки, никогда в жизни не
видевшие моря, потащили на нос и корму по станковому пулемету, расставили по
бортам легкие пулеметы и расположились так, чтобы им было удобно стрелять во
все стороны. Войдя на корабль, они сразу же  стали  рассматривать  его,  как
занятую ими территорию, а море вокруг - как территорию, занятую противником.
Поэтому  они  по  всем  правилам  военного  искусства  подготовили  круговую
оборону. Это понравилось морякам. "Вот каких орлов везем", - говорили они.
     И между моряками и красноармейцами сразу же  установились  приятельские
отношения.
     В  четыре  часа  сыграли  боевую  тревогу.  В  небе  появился  немецкий
разведчик. Раздался длинный, тонкий звоночек, как будто сквозь сердце быстро
продернули звенящую медную проволочку. Захлопали зенитки. Разведчик  растаял
в небе. Теперь сотни  глаз  через  дальномеры,  стереотрубы  и  бинокли  еще
внимательнее следили за небом и морем. Корабль мчался вперед в полной тишине
навстречу  неизбежному  бою.  Бой   начался   через   час.   Ожидали   атаки
торпедоносцев, но прилетели  дальние  бомбардировщики  "хейнкели".  Их  было
тринадцать штук. Они заходили со стороны солнца по очереди и, очутившись над
кораблем,  сбрасывали  бомбы  крупного  калибра  (мне   показалось,   как-то
неторопливо сбрасывали).
     Теперь успех похода, судьба корабля и судьба людей  на  корабле  -  все
сосредоточилось в одном человеке. Командир  "Ташкента"  капитан  2-го  ранга
Василий Николаевич Ярошенко, человек среднего роста, широкоплечий,  смуглый,
с угольного цвета усами, не покидал  мостика.  Он  быстро,  но  не  суетливо
переходил с правого крыла мостика на левое, щурясь смотрел вверх и вдруг,  в
какую-то долю секунды приняв решение, кричал сиплым, сорванным голосом.
     - Лево на борт!
     - Есть лево на борт! - повторял рулевой.
     С той минуты, когда началось сражение,  рулевой,  высокий  голубоглазый
красавец, стал выполнять свои  обязанности  с  особенным  шиком.  Он  быстро
поворачивал рулевое колесо. Корабль, содрогаясь всем корпусом,  отворачивал,
проходила та самая секунда,  которая,  как  положено  в  банальных  романах,
кажется людям вечностью, и справа или слева, или впереди  по  носу,  или  за
кормой в нашей струе поднимался  из  моря  грязновато  белый  столб  воды  и
осколков.
     - Слева по борту разрыв, - докладывал сигнальщик.
     - Хорошо, - отвечал командир
     Бой продолжался три часа почти  без  перерывов.  Пока  одни  "хейнкели"
бомбили, заходя на корабль по очереди, другие улетали за новым грузом  бомб.
Мы жаждали темноты, как жаждет  человек  в  пустыне  глотка  воды.  Ярошенко
неутомимо переходил с правого крыла на  левое  и,  прищурившись,  смотрел  в
небо. И за ним поворачивались сотни глаз. Он казался всемогущим, как бог.  И
вот один раз, проходя мимо меня между падением двух  бомб,  бог  2-го  ранга
вдруг подмигнул черным глазом, усмехнулся, показав белые зубы, и крикнул
     - Ни черта! Я их все равно обману!
     Он выразился более сильно, но не все, что говорится  в  море  во  время
боя, может быть опубликовано в печати.
     Всего немцы сбросили сорок крупных бомб,  примерно  по  одной  бомбе  в
четыре минуты. Сбрасывали они очень точно, потому что по крайней мере десять
бомб упали в то  место,  где  бы  мы  были,  если  бы  Ярошенко  вовремя  не
отворачивал. Последняя бомба упала далеко по левому борту  уже  в  сумерках,
при свете луны. А за десять - пятнадцать минут до этого  мы  с  наслаждением
наблюдали, как один "хейнкель", весь в  розовом  дыму,  повалился  вслед  за
солнцем в море.
     Бомбардировка окончилась, но напряжение не уменьшилось. Мы приближались
к Севастополю. Уже была ночь, и в небе стояла громадная луна. Силуэт  нашего
корабля отлично рисовался на фоне лунной дорожки. Когда он был  примерно  на
траверзе Балаклавы, сигнальщик крикнул.
     - Справа по борту торпедные катера!
     Орудия открыли огонь. Трудность положения заключалась в том, что  ночью
нельзя увидеть торпеду и отвернуть от нее. Мы  ждали,  но  взрыва  не  было.
Очевидно, торпеды прошли мимо. Корабль продолжал идти полным ходом.  Катеров
больше не стало видно. Вероятно, они отстали.
     И вот мы увидели в лунном свете кусок  скалистой  земли,  о  котором  с
гордостью и состраданием думает сейчас вся наша советская земля. Я знал, как
невелик севастопольский участок фронта, но у меня сжалось  сердце,  когда  я
увидел его с моря. Таким он качался маленьким. Он был очень четко  обрисован
непрерывными вспышками  орудийных  залпов.  Огненная  дуга.  Ее  можно  было
охватить  глазом,  не  поворачивая  головы.  По  небу  непрерывно  двигались
прожектора, и вдоль них медленно  текли  вверх  огоньки  трассирующих  пуль.
Когда мы пришвартовывались к пристани  и  прекратился  громкий  шум  машины,
сразу стала слышна почти непрерывная канонада. Севастопольская канонада июня
1942 года!
     Командир все еще не уходил с  мостика,  потому  что  бой,  в  сущности,
продолжался.  Был  только  новый  этап  его.  Нужно  было   войти   туда   и
пришвартоваться там, куда до войны  никто  не  решился  бы  войти  на  таком
корабле, как "Ташкент",  и  где  ни  один  капитан  в  мире  не  решился  бы
пришвартоваться. Нужно было выгрузить груз и людей. Нужно было успеть  взять
раненых и эвакуируемых женщин и детей. И нужно  было  сделать  это  с  такой
быстротой, чтобы можно было уйти еще затемно. Командир знал, что немцы будут
ждать нас утром, что уже готовятся самолеты,  подвешиваются  бомбы.  Хорошо,
если это будут "хейнкели". А если пикирующие бомбардировщики? Командир знал,
что, каким курсом он ни пойдет из Севастополя, он все равно будет обнаружен.
Встречи избежать нельзя, и  немцы  сделают  все,  чтобы  уничтожить  нас  на
обратном  пути.  Я  видел,  как  стоял  командир  на  мостике  и  следил  за
разгрузкой. Его напряженное лицо было освещено луной. Двигались скулы. О чем
он думал, глядя, как по сходням, поддерживая друг друга, всходили на корабль
легкораненые, как несли на носилках тяжелораненых, как шли матери,  прижимая
к  груди  спящих  детей?  Все  это  происходило  почти  в  полном  молчании.
Разговаривали вполголоса. Корабль был разгружен и погружен  в  течение  двух
часов. Командир взял на борт две тысячи человек. И каждый из них, проходя на
корабль, поднимал голову, ища глазами мостик и командира на нем.
     Василий Николаевич Ярошенко отлично знал, что такое  гибель  корабля  в
море. В свое время он командовал  небольшим  кораблем,  который  затонул  от
прямого  попадания  неприятельской  бомбы.  Тогда  Ярошенко  отстаивал  свой
корабль до конца, но не смог отстоять. Он  к  тому  же  был  серьезно  ранен
Корабль пошел ко дну. Ярошенко спас команду, а пассажиров тогда не было.  Он
последним остался на мостике и прыгнул в море  только  тогда,  когда  мостик
стал погружаться. Он зажал тогда в одной руке партийный билет,  а  в  другой
револьвер, так как решил застрелиться, если выбьется из сил и станет тонуть.
Тогда его спасли. Но что делать теперь? Теперь у него пассажиры  -  женщины,
дети, раненые. Теперь надо будет спасать корабль или идти вместе  с  ним  на
дно.
     Корабль вышел из Севастополя около двух часов...

1942


        ^TПРИМЕЧАНИЯ^U

     Незадолго  до  смерти  Е.   Петров   собрал   часть   своих   фронтовых
корреспонденции и составил сборник  "Москва  за  нами"  (б-ка  "Огонек",  М.
1942), вышедший в свет вскоре после его гибели. Следующее издание  фронтовых
корреспонденции Е. Петрова - под названием "Фронтовой  дневник"  ("Советский
писатель", М. 1942) - было подготовлено после смерти автора.  Рукописей  или
правленных автором печатных листов обнаружить не удалось. Поэтому  фронтовые
корреспонденции печатаются по прижизненным изданиям: по сборнику "Москва  за
нами", а те, которые в этот сборник не вошли, -  по  газетным  и  журнальным
публикациям.
     Аэродром под Москвой. - Впервые опубликована в журнале "Огонек",  1941,
Э 31, под общим заголовком: "Фронтовые  заметки  (военный  репортаж)"  и  со
следующим примечанием: "С этого номера  "Огонька"  начинаем  печатать  серию
фронтовых очерков Евгения Петрова,  написанных  им  для  Североамериканского
газетного объединения".
     Печатается по тексту журнала "Огонек".
     На Западном  фронте  в  сентябре.  -  Впервые  опубликована  в  журнале
"Огонек", 1941, Э 31, под  общим  заголовком:  "Фронтовые  заметки  (военный
репортаж)".
     Печатается по этому тексту.
     В лесу. - Впервые опубликована в журнале  "Огонек",  1941,  Э  32,  под
общим заголовком: "Фронтовые заметки (военный репортаж)".
     Печатается по этому тексту.
     Командир и комиссар. - Впервые опубликована в журнале "Огонек", 1941, Э
32, под общим заголовком "Фронтовые заметки (военный репортаж)".
     Печатается по этому тексту.
     Москва за нами. - Впервые опубликована в  газете  "Известия",  1941,  Э
279, 26 ноября, под названием "За спиной - Москва".
     Печатается по тексту сборника "Москва за нами", б-ка "Огонек", М. 1942.
     Сегодня под Москвой. - Впервые опубликована в газете "Известия",  1941,
Э 283, 30 ноября. В книгу  "Фронтовой  дневник",  "Советский  писатель",  М.
1942, была включена под названием "Остановить немца".
     Печатается по тексту сборника "Москва за нами", б-ка "Огонек", М. 1942.
     Клин, 16 декабря. - Впервые опубликована в газете "Известия",  1941,  Э
297, 17 декабря. В книгу "Фронтовой дневник", "Советский писатель", М. 1942,
была включена под названием "В Клину".
     Печатается по тексту газеты "Известия".
     Что такое счастье. - Впервые опубликована в газете "Известия", 1942,  Э
4, 6 января.
     Печатается по тексту сборника "Москва за нами", б-ка "Огонек", М. 1942.
В этом сборнике корреспонденция ошибочно датирована 16 января 1942 года.
     "Птенчики" майора Зайцева. - Впервые опубликована в газете  "Известия",
1942, Э 12, 15 января.
     Печатается по тексту сборника "Москва за нами", б-ка "Огонек", М. 1942.
     Военная  карьера  Альфонса  Шоля.  -  Впервые  опубликована  в  журнале
"Огонек", 1942, Э 4.
     Печатается по тексту сборника "Москва за нами", б-ка "Огонек", М. 1942.
     На запад. - Впервые опубликована в газете  "Правда",  1942,  Э  44,  13
февраля. В книгу "Фронтовой дневник", "Советский писатель",  М.  1942,  была
включена под названием "В январе".
     Печатается по тексту сборника "Москва за нами", б-ка "Огонек", М. 1942.
В этом сборнике корреспонденция ошибочно датирована 13 января 1942 года.
     В феврале. - Впервые опубликована в газете "Правда",  1942,  Э  52,  21
февраля.
     Печатается по тексту сборника "Москва за нами", б-ка "Огонек", М. 1942.
     "Учитель музыки" - Впервые опубликована в журнале "Огонек", 1942, Э 11
     Печатается по тексту сборника "Москва за нами", б-ка "Огонек", М. 1942.
     В марте. - Впервые опубликована в  газете  "Правда",  1942,  Э  88,  29
марта.
     Печатается по этому тексту.
     Катя. - Впервые опубликована в журнале "Огонек", 1942, Э 13-14.
     Печатается по этому тексту.
     Записки из Заполярья. - Впервые опубликованы в журнале "Огонек",  1942,
Э 21 и Э 23-24. Печатаются по этому тексту.
     Севастополь держится. - Впервые опубликована в газете "Красная звезда",
1942, Э 147, 25 июня. В книгу "Фронтовой дневник", "Советский  писатель",  М
1942, была включена под названием "Двадцать дней".
     Печатается по тексту газеты "Красная звезда".
     Прорыв блокады. - Неоконченный очерк. Впервые опубликован  посмертно  в
газете "Красная звезда", 1942, Э 159, 9 июля, со следующим  предисловием  от
редакции: "За несколько дней до своей безвременной гибели  писатель  Евгений
Петров отправился в  Севастополь  на  лидере  "Ташкент",  который  прорвался
сквозь кольцо вражеской блокады к осажденному городу. Вернувшись на этом  же
корабле на побережье, Евг. Петров приступил к работе над  очерком  о  походе
для "Красной звезды". Гибель на посту  прервала  эту  работу.  Незаконченная
рукопись была доставлена в Москву".
     Печатается по тексту газеты "Красная звезда".