узырящуюся
воду целую пачку спагетти. В начале первого позвонил дядя Базиль.

     - Ты куда, барбос, исчез? - спросил он уныло.- БМП тобой интересовался.
Меня, грешного, выспрашивал, а  заодно предложил за  две  недели  найти себе
новое место... Понял?
     - Понял... У тебя есть что-нибудь на примете?
     -  Есть.  Начальник  отдела  кадров  управления ритуальных  услуг.  Все
кладбища мои будут! Соглашаться?
     - Соглашайся,- улыбнулся. Чистяков.- Хоть похоронишь меня по- людски...
     - Новодевичье не обещаю, а Ваганьково гарантирую! - успокоил Мушковец.-
А куда ты все-таки делся?
     - Да та-ак...
     - Ну, и что тебе это "да та-ак" по фамилии Иванушкин напело?
     - Предлагало на бюро горкома плюнуть в БМП.
     -  Плюнь,  Валерочка, Христом богом тебя прошу, плюнь!  Хочешь, я  тебе
своих слюней подбавлю?
     - Я подумаю,- ответил Чистяков.

     Спагетти разварились и лежали  на тарелке вроде солитсра.  Есть Валерию
Павловичу  расхотелось. Он побрел  в спальную, прямо в  одежде  плюхнулся на
"сексодром",  и ему показалось, что кровать  -  это  мягкий  плот,  медленно
плывущий куда-то и тихо покачивающийся на волнах.
     ..."Товарищ,  ты   меня  уважаешь?"-  спросила  Надя,  открывая  глаза.
Чистяков хотел объяснить, что не просто уважает - любит ее, но не успел, ибо
снаружи раздался душераздирающий младенческий вопль: очевидно, два гундевших
кота  все-таки решились на  большую  драку. Почти  сразу же донесся  топот и
громкие,  заинтересованные  крики первокурсников:  "Куси его,  серый, куси!"
Чтобы  лучше  видеть  потасовку,  студенты, грохоча,  взбежали  на  крылечко
Надиного "бунгало". И на занавеске, как в театре теней,  сгрудились их живые
силуэты.  Счастливые  обладатели  друг  друга  опасливо  косились  на  окно,
страшились пошевелиться и оставались  лежать все так же  совокупно и все так
же неподвижно обнявшись. Но исподволь сознание того,  что буквально  в метре
от   них,  за  тонкой  стеночкой  шумно  толпятся  ничего  не  подозревающие
первокурсники,  постепенно  наполняло их  тела боязливым  и потому  особенно
острым желанием...
     Эпилог
     1.  В  понедельник бюро городского комитета  партии, заслушав и обсудив
отчет  первого секретаря Краснопролетарского РК КПСС  тов. Бусыгина  М.  П.,
рекомендовало  освободить  его от занимаемой  должности за  развал  работы в
районе. Состоявшийся на  следующий  день  пленум райкома  партии  рассмотрел
организационные вопросы: единодушно  освободил тов. Бусыгина М. П. и  так же
единодушно  избрал  на освободившийся  высокий  пост тов.  Чистякова В.  П.,
работавшего ранее секретарем того же райкома...
     2.  Поговаривали,  что  выбор  остановили  на  нем  по  двум  причинам:
во-первых,  его  терпеть  не мог  свергнутый  Бусыгин (впрочем, таких  людей
насчитывалось  немало),  а во-вторых  (и  это  главное!),  Чистяков  проявил
необычайную  дальновидность  и оказался  единственным, кто  не стал  швырять
камни в БМП на том беспощадном  заседании  бюро горкома.  Вернувшись домой с
пленума  райкома  партии  уже в новом  качестве, на вопрос жены: "Как  дела,
Валерпа-лыч?" - он только вымолвил: "Полный апофегей!"
     3. В  среду, войдя в  свой новый кабинет, где  письменный стол уже  был
передвинут на  другое место, а с полок убраны  образцы  народного творчества
города Волчешкурска, откуда в свое время  прибыл  и куда теперь снова убывал
товарищ Бусыгин, Валерий Павлович первым делом вызвал  свою новую секретаршу
Аллочку Ашукину, заказал себе крепкого чая с сушками и распорядился:
     -  Алла  Викторовна,   ко  мне  сегодня  будет  дозваниваться   Надежда
Александровна  Печерникова.  Запишите: Пе-чер-ни-ко-ва...  Если  я  буду  на
активе,  скажите  ей,  что  вопрос  решается...  Пусть  наберется  терпения.
Товарищи  из  Нефроцентра ее сами известят... И прошу вас, Алла  Викторовна,
будьте с ней  поласковее.  У  Печерниковой  серьезно болен ребенок...  Очень
серьезно! Понимаете?
     - Понимаю,- кивнула  Ашукина и  уточнила:- Если вы будете на месте, вас
соединять с ней?
     - А зачем?- вздохнул Чистяков  и ободряющей улыбкой выпроводил  Аллочку
из кабинета.