говорится, засечь, где он есть. Всего-то навсего.
     Мистер Томпсон перестал делать вид, что  готовится  встать,  расстегнул
еще одну пуговку на рубахе и сказал:
     - В общем, здесь он, и не знаю, какие у вас с ним дела,  только  он  не
захочет откладывать их в долгий  ящик,  не  такой  он  человек.  Что-что,  а
валандаться понапрасну он не любит.
     Мистер Хэтч как будто слегка надулся при этих  словах.  Он  вытер  лицо
платком, открыл рот,  собираясь  заговорить,  и  в  эту  минуту  из-за  дома
донеслись звуки мистерхелтоновой гармошки. Мистер Томпсон поднял палец.
     - Это он, - сказал мистер Томпсон. - Самая для вас подходящая минута.
     Мистер Хэтч встрепенулся,  наставив  ухо  на  восточный  угол  дома,  и
прислушался, с очень странным выражением лица.
     - Я эту музыку выучил как свои пять пальцев, - сказал мистер Томпсон, -
хотя мистер Хелтон никогда не рассказывал, что это такое.
     - Это такая скандалавская песенка, - сказал мистер Хэтч.  -  У  нас  ее
распевают и стар и млад. В Северной то бишь Дакоте. Поется  в  ней  примерно
вот про что - дескать, выйдешь поутру из дому, и такая  благодать  на  душе,
прямо невтерпеж, и от этого ты всю выпивку, какую взял с собой,  употребишь,
не дожидаясь полудня. Которую, понимаете, припасал к полднику. Слова в ней -
ничего особенного, а мотивчик приятный. Вроде как бы застольная песня.
     - Насколько я знаю, - сказал мистер Томпсон, - у него капли не было  во
рту спиртного за все время, покуда он здесь, а тому  сравняется  в  сентябре
девять лет. Да, сударь,  девять  годков,  и  хоть  бы  раз  промочил  горло.
Насколько я знаю. Про себя такое сказать не могу, -  прибавил  он  покаянно,
однако не без самодовольства.
     - Застольная песня, да, - продолжал мистер Хэтч. -  Я  сам  игрывал  на
скрипке "Кружку пива", но то  -  когда  был  помоложе,  а  Хелтон  этот,  он
пристрастился намертво. Сядет один-одинешенек и давай выводить.
     - Девять лет играет ее, с первого дня,  как  пришел,  -  сказал  мистер
Томпсон, со скромной гордостью обладателя.
     - А за пятнадцать лет до того, в Северной Дакоте,  еще  и  распевал  ее
бывало, - подхватил мистер Хэтч. - Сидит это прямо, с позволения сказать,  в
смирительной рубашке, когда заберут в сумасшедший дом...
     - Что-что? - сказал мистер Томпсон. - Что вы такое сказали?
     - Эхма, ведь не хотел  говорить,  -  крякнул  мистер  Хэтч,  как  бы  с
оттенком досады в косом взгляде, брошенном из-под нависших бровей.  -  Эхма,
ненароком вырвалось. Незадача какая, твердо решил, не скажу ни словечка,  не
для чего баламутить людей, я ведь как рассуждаю, прожил человек  девять  лет
тихо-мирно, безвредно, и даже если он сумасшедший, что за  важность,  верно?
Жил бы лишь и дальше тихо-мирно, никого не задевая.
     - Его что же, держали в смирительной рубашке? - спросил мистер  Томпсон
с неприятным чувством. - В сумасшедшем доме?
     - А как же, - подтвердил мистер Хэтч. - Там и держали время от времени,
где же еще.
     - На мою тетку Аиду надевали  такую  фиговину  в  местной  больнице,  -
сказал мистер Томпсон. - Как впала в буйство, нацепили на  нее  хламидину  с
длиннющими рукавами и привязали к железному кольцу в стене, а тетка Аида  от
этого совсем взбесилась, и лопнула в ней жила, приходят, глядят - а  она  не
дышит. Думается, небезопасное это средствие.
     - Мистер Хелтон в смирительной рубашке распевал свою застольную  песню,
- сказал мистер Хэтч.  -  Так-то  его  ничем  было  не  пронять,  разве  что
попробуешь вызвать на разговор. Этим его пронять  ничего  не  стоило,  и  он
впадал в буйство, не хуже вашей тетушки Айды. А впадет в  буйство,  на  него
наденут рубашку, бросят его и уйдут, а он полеживает и, по всему  видать,  в
ус не дует, знай распевает застольную песню.  Ну,  а  потом,  как-то  ночью,
возьми да сгинь. Ушел и, как говорится, точно сквозь  землю  провалился,  ни
слуху больше, ни духу. И вот приезжаю я к вам,  и  что  же  вижу,  -  сказал
мистер Хэтч, - тут как тут он, распрекрасно прижился  и  играет  все  ту  же
песенку.
     - Не замечал я, чтобы  он  вел  себя  как  тронутый,  -  сказал  мистер
Томпсон. - А замечал, что во всем ведет сам себя как разумный человек.  Одно
уже то, что не женится, и притом работает как вол, и, спорю, что по сей день
целехонек у него первый  цент,  который  я  заплатил  ему,  когда  он  здесь
объявился, да к тому же не пьет, словечка никогда  не  проронит,  тем  более
бранного, никуда не шляется зазря по субботним  вечерам,  и  если  он  после
этого тронутый, - сказал мистер Томпсон, - тогда, знаете, я и сам,  пожалуй,
не прочь тронуться умом.
     - Ха-хаа, - произнес мистер Хэтч, - хе-хее, вот  это  мысль!  Ха-ха-ха,
мне такое не приходило в голову. Ну, правильно! Давайте все тронемся, жен  -
побоку, денежки - в сундук, так, что ли? - Он нехорошо усмехнулся, показывая
мелкие кроличьи зубы.
     Мистер Томпсон почувствовал, что его не хотят понять.  Он  оглянулся  и
кивнул на окошко за шпалерой жимолости.
     - Давайте-ка перейдем отсюдова, - сказал он. - Как  это  я  не  подумал
раньше. - Мистеру Томпсону было не по себе с приезжим. Тот умел подхватывать
мистертомпсоновы слова на лету, вертеть, крутить, переиначивать, пока мистер
Томпсон уже и сам не знал, так он говорил или не так. - У  супруги  моей  не
шибко крепкое здоровье, - сказал мистер Томпсон. - Вот уже четырнадцатый год
не вылезает из болезней. Большая это тягость для небогатого человека,  когда
в семействе заведется хворь.  Четыре  операции  перенесла,  -  сказал  он  с
гордостью, - кряду одну за другой, и все одно не помогло.  Битых  пять  лет,
что ни выручу, все до гроша уходило на  врачей.  Короче,  очень  деликатного
здоровья женщина.
     - У меня старуха, - сказал мистер  Гомер  Т.  Хэтч,  -  железный  имела
хребет, мул бы позавидовал, ей-ей. Этой бабе нипочем  было  сарай  своротить
голыми руками, если бы пришла такая фантазия. Спасибо еще, иной раз скажешь,
сама не знала  меру  своей  могутности.  Да  померла  вот.  Такие-то  скорей
изнашиваются, чем нежели мозглячки. Не терплю я, когда баба вечно ноет. Я бы
отделался  от  такой  в  два  счета,  верьте  слову,  в  два  счета.   Такую
кормить-поить - один чистый убыток, это вы очень хорошо сказали.
     Мистер Томпсон и не помышлял говорить ничего  подобного,  он  клонил  к
тому, что когда у мужчины такая дорогая жена, это, напротив, к его чести.
     - Моя - женщина рассудительная, -  продолжал  мистер  Томпсон,  отчасти
сбитый с толку. -  Но  не  поручусь,  что  может  сказать  и  сделать,  коли
проведает, что столько годов у нас обретается сумасшедший. - К этому времени
они ушли от окна; мистер Томпсон  повел  мистера  Хэтча  передней  дорожкой,
потому что задняя вывела бы их к лачуге мистера Хелтона.  Почему-то  ему  не
хотелось подпускать приезжего близко к мистеру Хелтону. Непонятно отчего, но
не хотелось.
     Мистер Томпсон снова сел, теперь  уже  на  колоду  для  колки  дров,  а
приезжему опять указал на пенек.
     - Когда-то, - сказал мистер Томпсон, - я бы и сам всполохнулся по такой
причине, но теперь перенебрегаю.
     берегу свой покой. - Отхватил себе роговым перочинным ножом преогромный
кус  табаку,  предложил  и   мистеру   Хэтчу,   который,   в   свой   черед,
незамедлительно полез за табаком, раскрыл  тяжелый  охотничий  нож  с  остро
наточенным длинным лезвием, отрезал тоже изрядный кусок и сунул в рот. После
чего они обменялись  соображениями  насчет  жевательного  табаку,  и  каждый
поразился, обнаружив, до чего несхожи у разных  людей  представления  о  его
достоинствах.
     - Мой, к примеру, - говорил мистер Хэтч, - светлей по цвету. А  почему?
Перво-наперво, ничем не подслащено. Я  уважаю  лист  сухой,  натуральный,  и
чтобы средней крепости.
     - Не, подсластить малость, на мой  вкус,  невредно,  -  говорил  мистер
Томпсон, - но только чтобы самую малость.  Я-то,  например,  уважаю  ядреный
лист, чтобы в нос шибало, с позволения сказать. Тут  живет  поблизости  один
Уильямс, мистер Джон Морган Уильямс, - во, сударь, табак жует - черный,  что
ваша шляпа, мягкий,  что  расплавленный  вар.  Буквально  истекает  патокой,
представьте, жуешь его, как лакрицу. По моему понятию, это не табак.
     - Что одному здорово, - заметил мистер Хэтч, - то другому -  смерть.  Я
бы от такой жвачки вообще подавился. В рот бы ее не взял.
     - Да и я, можно сказать, едва попробовал, - чуть виновато сказал мистер
Томпсон. - Взял махонький кусочек и сразу выплюнул.
     - А я бы даже и на это не пошел, ручаюсь, - сказал  мистер  Хэтч.  -  Я
признаю табачок сухой, натуральный, без никаких посторонних примесей.
     Кажется, мистер Хэтч мнил себя докой по  табачной  части  и  готов  был
спорить, покамест не докажет это. Кажется, этот брюхан начинал не  на  шутку
раздражать мистера Томпсона. Кто он такой, в конце концов, и откуда  взялся?
Кто такой, чтобы ходить и поучать  людей  направо-налево,  какой  им  жевать
табак?
     - Посторонние примеси, - упрямо бубнил свое мистер  Хэтч,  -  добавляют
лишь только затем, чтобы перебить привкус дешевого листа, внушить тебе,  что
ты жуешь на доллар, когда ты жуешь на цент. Если  хоть  малость  подслащено,
это признак, что лист дешевый, попомните мое слово.
     - Я платил и плачу за  табак  хорошие  деньги,  -  сухо  сказал  мистер
Томпсон. - Человек я небогатый, и богачом ни перед кем  себя  не  выставляю,
но, однако же, скажу прямо - что касаемо до таких вещей, как табак,  покупаю
наилучший, какой только есть на рынке.
     - Если подслащено, пускай хотя бы самую малость, - завел  опять  мистер
Хэтч, перегоняя жвачку за другую щеку и обдавая табачным  соком  изнуренного
вида  розовый  кустик,  которому  и  без  того-то  несладко   было   торчать
день-деньской на солнцепеке,  застряв  корнями  в  спекшейся  земле,  -  это
признак, что...
     - Так вот насчет мистера Хелтона, - решительно сказал мистер Томпсон. -
Не вижу никакой причины ставить человеку в  вину,  если  он  разок-другой  в
жизни свихнулся,  и  никакими  на  это  шагами  отвечать  не  собираюсь.  Ни
полшагом. Ничего не имею против него,  ничего,  помимо  добра,  от  него  не
видел. Нынче такие творятся дела, такие водятся люди, - продолжал он, -  что
кто  хочешь  свихнется.  Такое  сегодняшний  день  творится  на  свете,  что
приходится удивляться, как это  еще  маловато  народу  кончает  смирительной
рубашкой.
     - Вот именно, - подхватил мистер Хэтч с живостью - и какой-то  излишней
живостью, будто бы только и ждал  минуты  вывернуть  мистертомпсоновы  слова
наизнанку. - Это самое я и хотел сказать, да вы меня обогнали. Не каждый еще
сидит в смирительной рубашке, кому бы следовало. Ха-ха, это вы верно,  очень
верно. Правильно мыслите.
     Мистер Томпсон промолчал, размеренно жуя, уставив взгляд в  одну  точку
шагах в пяти от себя,  чувствуя,  как  откуда-то  изнутри  в  нем  понемногу
нарастает глухая вражда - нарастает и заполняет его  без  остатка.  Куда  он
клонит, этот хмырь? К  чему  ведет  разговор?  Ладно  бы  только  слова,  но
поведение, но эти ужимки - бегающие глаза, обидный голос, - он точно норовил
уколоть мистера Томпсона побольнее, а за что? Все это не  нравилось  мистеру
Томпсону и повергало его в недоумение. Развернуться бы и спихнуть  незваного
гостя с пенька, да вроде не резон. Не ровен  час,  приключится  с  ним  что,
когда полетит на землю, к примеру заденет топор и поранится, спросят мистера
Томпсона, зачем пихнул - что тогда говорить? Дескать,  разминулись  маленько
по части жевательного табаку?  Довольно  дико.  Довольно-таки  подозрительно
будет выглядеть. Можно бы все равно спихнуть, а людям объяснить, что мужчина
рыхлый, непривычный к жаре, сомлел за беседой и свалился самостоятельно, - в
таком духе, и опять это будет вранье, ни при чем  тут  жара  и  ни  при  чем
жевательный табак. Мистер Томпсон решил не показывать виду, а поскорей спро-
вадить приезжего с фермы, да глаз с него не спускать, покуда не скроется  на
дороге. Себе дороже привечать нездешних, пришлых из чужих мест.  Обязательно
они замышляют что-нибудь, а иначе сидели бы по домам как порядочные.
     - Есть люди, - продолжал мистер Хэтч, - которые  держат  сумасшедших  у
себя в дому и бровью не ведут, для  них  что  сумасшедший,  что  нет  -  без
разницы. И по-моему, если кто держится такого понятия, то и пусть, и пускай,
это ихняя забота, не моя. У нас дома, в  Северной  Дакоте,  правда,  понятия
другие. Хотел бы  я  видеть,  как  у  нас  возьмут  внаймы  сумасшедшего,  в
особенности после того, что он отмочил.
     - Я думал, вы родом-то не из Северной Дакоты, - сказал мистер  Томпсон.
- Вы, кажется, говорили, что якобы из Джорджии.
     - У меня сестра замужем в Северной Дакоте, - сказал мистер Хэтч.  -  За
шведа вышла, но малый золото, я лучше не встречал. Я потому  говорю  у  нас,
потому что у нас там  запущено  с  ним  совместно  небольшое  дельце.  Ну  и
сроднился я вроде как с теми местами.
     - Что же он отмочил? - спросил мистер Томпсон, снова с очень неприятным
чувством.
     - Э, пустяки, не о чем толковать, - игриво  отозвался  мистер  Хэтч.  -
Копнил в один прекрасный день сено на  лугу,  сбрендил  и  всего-то  навсего
проткнул насквозь вилами родного брата, вдвоем они работали. Собирались  его
казнить, ну а после обнаружилось, что это он,  как  говорится,  сбрендил  от
жары, и посадили в сумасшедший дом. Только-то  и  делов,  больше  он  ничего
такого не позволял. Нет причины всполохнуться, ха-ха-ха! - сказал и, вытащив
свой острый нож, стал отпиливать себе  кусочек  жвачки  так  бережно,  точно
резал сладкий пирог.
     - Хм, - молвил мистер Томпсон. - Это новость, не скрою. Да, знаете  ли,
новость. И все-таки, я скажу, наверняка его  чем-нибудь  довели.  Иной  даже
взглянуть умеет так, что, мнится,  убил  бы  его  до  смерти.  Почем  знать,
возможно, братец его был распоследний ползучий сукин кот.
     - Брат собирался жениться, - сказал мистер Хэтч,  -  ходил  по  вечерам
ухаживать за своей любезной.  Затеял  раз  исполнить  ей  серенаду,  взял  у
мистера Хелтона, не спросясь, губную гармошку - и потерял. Новехонькая  была
гармошка.
     - Страсть как высоко ставит эти свои гармошки, - сказал мистер Томпсон.
- Ни на что больше не тратит деньги, а новую гармошку, глядишь, и  купит.  У
него их в хибарке, надо быть, десятка полтора, всяческих сортов и размеров.
     - Брат не пожелал купить ему новую гармошку, ну а мистер Хелтон, как  я
уже говорил, и пырни брата вилами, недолго думаючи. Ясно, что не в своем был
уме, коли мог эдак взбелениться из-за сущей малости.
     - Похоже, что  так,  -  нехотя  сказал  мистер  Томпсон,  досадуя,  что
приходится хотя бы в чем-то  соглашаться  с  этим  назойливым  и  неприятным
человеком.  Он  просто  не  помнил  случая,  чтобы  кого-нибудь  так  сильно
невзлюбил с первого взгляда.
     - Вам, поди-ка, набило оскомину из года в год  слушать  одну  и  ту  же
песню, - сказал мистер Хэтч.
     - Да приходит изредка в голову, что не вредно бы ему разучить новую,  -
сказал мистер Томпсон. - Но не разучивает, стало быть, ничего  не  попишешь.
Песенка, тем более, славная.
     - Мне один скандалавец объяснил, про что в ней поется, почему я и знаю,
- сказал мистер Хэтч. - То место, особенно, насчет выпивки - что ты ее  всю,
какая есть при себе, прикончил до полудня, столь у тебя расчудесно на  душе.
У них, в шведских странах, никто носу не кажет из дому без бутылки вина,  по
крайности, я так понял. Хотя это такой  народ,  наплетут  тебе...  -  Он  не
договорил и сплюнул.
     От мысли о выпивке в такую жарищу мистера Томпсона замутило. От  мысли,
что кому-либо может быть хорошо в такой денек, как сегодня, к  примеру,  его
сморила усталость. Зной терзал его нестерпимо. Брюхан,  казалось,  прирос  к
пеньку, грузно обмякнув на нем в своем мешковатом, темном, влажном  от  пота
костюме, пузо его обвисло под штанами,  черная  фетровая  шляпа  с  широкими
полями съехала на затылок с узкого лба, багрового от потницы. Эх,  пивка  бы
сейчас холодненького, думал мистер Томпсон, вспоминая, что на погребе  давно
уже остывают в бочажке четыре бутылки,  и  его  пересохший  язык  вожделенно
скорчился во рту. Только этому паршивцу от него ничего  не  дождаться,  даже
глотка воды. С ним даже табак-то за компанию жевать противно. Мистер Томпсон
вдруг выплюнул свою жвачку, отер губы тыльной стороной ладони и  внимательно
пригляделся к голове в черной шляпе. Недобрый человек, и не с добром пришел,
но что он все же замышляет? Мистер Томпсон решил, что даст ему  еще  немного
времени, пускай покончит со своим делом к мистеру Хелтону, - и что  за  дело
такое? - а потом, если сам  не  уберется  подобру-поздорову,  вытолкает  его
взашей.
     Мистер Хэтч, словно подслушав мистертомпсоновы мысли,  обратил  к  нему
свои злобные свиные глазки.
     - Тут вот какая история, - сказал он, как бы приняв наконец решение,  -
мне в этом моем дельце может от вас потребоваться подмога, но вы не бойтесь,
вам это не доставит хлопот. Видите, этот самый мистер Хелтон, он, как я  уже
вам докладывал, опасный психический больной, и  к  тому  же,  прямо  скажем,
беглый. А я, понимаете ли, за последние  двенадцать  лет,  или  около  того,
отловил голов  двадцать  беглых  психов,  не  считая  двух-трех  арестантов,
которые подвернулись заодно, по чистой случайности. Занялся  я  этим  не  из
расчета, хотя, если обещано вознаграждение - а оно, большей  частью,  бывает
обещано, -  я,  само  собой,  его  получаю.  Помаленьку  набегают  приличные
деньжишки, но не это главное. Главное, я стою за закон  и  порядок,  мне  не
нравится, когда преступники и сумасшедшие гуляют на  свободе.  Им  здесь  не
место. В этом вопросе,  надо  надеяться,  вы  со  мной  наверняка  согласны,
правда? Мистер Томпсон сказал:
     - Ну,  это  смотря  по  обстоятельствам.  Сколько  я  наблюдаю  мистера
Хелтона, в нем, говорю вам,  ничего  опасного  нету.  -  Надвигалось  что-то
серьезное, это было очевидно. Мистер Томпсон заставил себя думать о  другом.
Пусть этот хмырь выболтается, а там видно будет, как поступить. Не  подумав,
он  вытащил  нож  и  табак,  приготовился  было  отрезать  себе  жвачку,  но
спохватился и сунул то и другое назад в карман.
     - Закон, - сказал мистер Хэтч, - целиком на моей сторона? Этот, знаете,
мистер Хелтон у меня едва не самый заковыристый случай. Кабы не он,  я  имел
бы сто процентов успеха в работе Я знавал его до того, как он свихнулся, и с
семейством  ихним  знаком,  вот  и  вызвался  подсобить  с  отловом.  А  он,
мил-человек, пропал, ровно в воду канул, и неизвестно. Свободно  можно  было
списать в покойники, за сроком давности. Нам, пожалуй, так и  не  настигнуть
бы его вовсе, но тут знаете чего он учинил? Примерно, сударь  мой,  недельки
две назад получает от него старушка мать письмецо, и что бы вы думали, в том
письме находит? Представьте, чек на захудалый банк  в  нашем  городишке,  ни
много ни мало на восемьсот пятьдесят долларов - особо интересного  в  письме
не сказано, дескать, посылает  ей  долю  своих  скромных  сбережений,  может
статься, она в чем  терпит  нужду,  но  на  письме  -  пожалуйста:  почтовый
штемпель,  число,  все  что  надо!  Старуха  просто-напросто  ополоумела  от
радости. Она  уже  впадает  в  детство  и  позабыла,  что  ли,  видимо,  что
единственный сынок, какой у нее остался в  живых,  спятил  и  своими  руками
порешил родного брата. Мистер Хелтон сообщал, что живет хорошо, и  наказывал
ей держать язык за зубами. Ну, а как утаишь, когда за деньгами нужно с чеком
идти в банк и прочее. Почему до меня и дошло. - Мистер Хэтч не мог  сдержать
ликования. - Я буквально так и сел. - Он обменялся сам с собой  рукопожатием
и заколыхался, крутя головой, выталкивая из глотки:  "Хе-хе-хе".  У  мистера
Томпсона невольно поползли вниз углы  рта.  Ах  ты  гнида,  пес  поганый,  -
шнырять вокруг, вынюхивать, лезть не в с