ального бокала. Она ответила ему изучающим взглядом.
     -- Наверное,  нам все-таки  имеет смысл познакомиться... --  предложила
она, и, не успев ее остановить, Андрей услышал ее имя:
     -- Татьяна...
     -- Андрей, -- вынужден был представиться и он.
     Она протянула ему руку. Он на секунду замешкался, не зная, что  сделать
-- пожать  или поцеловать ее, а потом взяв ее руку в свою,  склонил голову и
прикоснулся губами к  ее прохладным  пальцам. Ее рука  утонула в его широкой
теплой ладони.  Он поднял голову  и  посмотрел на  Татьяну  долгим ожидающим
взглядом.  Она опустила  глаза  и  мягко  выпростав свою руку, откинулась  в
кресле, снова устремляя взгляд на огонь.
     -- За что вы его убили? -- осторожно спросил ее Андрей.
     Она нахмурилась и нехотя ответила:
     -- Это долгая история...
     -- Ну, так расскажите, у нас целая ночь впереди...
     Она серьезно посмотрела на него:
     -- Вы собирались эту ночь посвятить разговорам?
     --  На другое  я  и не  смел надеяться,  --  чуть улыбнувшись,  ответил
Андрей.
     Она усмехнулась и, помолчав, печально сказала:
     -- Да... Вы  даже представить себе не можете, каким смелым  нужно быть,
чтобы получить это "другое"... -- и пояснила, увидев его недоуменный взгляд:
-- Я -- больна, у меня -- СПИД...
     Андрей в шоке отшатнулся:
     -- Откуда?!
     --  А  это  ваш Босс постарался...  -- зло ответила  она,  заметив  его
недвумысленную реакцию.
     -- Вы были... близки с Боссом?! -- сдавленно спросил Андрей, не в силах
в это поверить.
     -- Нет, он был близок с моим мужем.
     -- Что?!  --  все больше  поражаясь, воскликнул Андрей. -- Я, наверное,
что-то не так понял?
     -- Нет, Босс  не спал с моим мужем, конечно... Он просто  на  одной  из
пьянок  в  Калининграде,  напоил  его и  подложил ему  проститутку,  больную
СПИДом. А когда мой муж умер, Босс получил в свое  собственное  распоряжение
их общее дело... Это уже потом он перебазировался в Питер.
     -- Ваш муж умер от СПИДа? И давно? -- тихо спросил Андрей.
     -- Пять  лет  назад... А мне...  Мне пришлось  прервать беременность на
большом сроке, чтобы не рожать больного ребенка... Он всех нас приговорил...
     Переваривая  информацию, Андрей  в смятении молчал. "Что  ж ты натворил
Босс, мать твою!" -- думал он, вспоминая погибшего хозяина,  а  потом, вдруг
засомневавшись, спросил Татьяну:
     -- Почему вы так уверены, что в этом замешан Босс?
     --  А он этого особенно и не  скрывал, -- усмехнулась она. --  У нас, в
Калининграде, он вообще известная личность на всякие пакости...
     -- Почему же он вас не узнал в клубе?
     -- А мы с ним до этого ни разу лично не встречались.
     -- Но я помню, что он как-то сказал, будто ваше лицо ему знакомо.
     -- Может быть, фотографию видел?.. -- равнодушно предположила она.
     Они замолчали. Андрей вздрогнул, когда в  камине от  соснового полена с
пистолетным выстрелом отскочила искра.
     --  И  теперь  нет  никакой надежды? --  спросил  Андрей, чувствуя, как
сердце его сжимается от жалости к ней.
     Она печально покачала головой:
     --  Лекарств перепробовала  уйму, но это все...  --  и  она  безнадежно
махнула рукой.
     Не смотря  на  близость  живого  огня,  Андрея  охватил озноб  -- опять
смерть... "Пять  видов смерти  есть у человека, неужели  я у  каждой  должен
постоять? -- с ужасом подумал он. -- Валя убила себя собственной рукой, маму
убила  болезнь,  Босса убила  рука чужая,  -- он покосился  на изящную  руку
Татьяны. -- Есть еще смерть от стихии и  несчастного  случая. Да, и  еще  от
старости.  Дожить  бы   до  последней,  она,   пожалуй,  самая  логичная   и
справедливая".
     -- Ну, что вы притихли? -- прервала молчание Татьяна. -- И почему вы не
пьете вино? Это  очень  хороший сорт,  и вкусно,  и полезно,  --  она  взяла
бутылку, долила себе, а потом, наполнив второй бокал, подала его Андрею.
     "Да,  сейчас самое  время думать о  полезности", -- невесело усмехнулся
про себя Андрей, принимая бокал из ее рук.
     -- Может быть, вы скажете тост? --  спросила Татьяна.  -- За что же  мы
выпьем?
     Единственным  подходящим  к  данной  ситуации  был  тост,  произносимый
почему-то  только  одним, самым  гонимым,  народом  в  мире.  Вот  его-то  и
предложил Андрей:
     -- За жизнь...
     Татьяна подняла на Андрея печальный взгляд, и, поколебавшись, спросила:
     -- Вам очень хочется жить?
     -- А вам? -- усмехнулся Андрей.
     -- Мне -- да, но у меня нет будущего.
     --  Будущее есть всегда, -- возразил Андрей, -- у вас  есть эта ночь, и
будет завтрашний день... и еще не один день, и не одна ночь...
     -- Ужасно, когда счет идет на дни. Это так мало...
     -- Все относительно, -- тихо  сказал Андрей, -- есть дни, которые стоят
всей жизни. И есть жизни, тянущиеся как один беспросветный серый день.
     -- Да вы философ... -- грустно улыбнулась Татьяна. -- Вы даже не корите
меня  за  то,  что  я отнимаю  у  вас  ваше завтра...  Ну  что же,  давайте,
действительно, выпьем за жизнь, -- и протянув руку, она осторожно потянулась
своим бокалом к нему.
     Они чокнулись, и хрустальный звон бокалов  вдруг наполнил затаившуюся в
сумраке   комнату   каким-то   тихим,  праздничным  очарованием.   Они   оба
почувствовали это и по-новому  взглянули друг на друга. И снова ожили глаза,
и  отошли  куда-то в сторону  последние события,  как будто время  повернуло
вспять и вновь возвратились те, прошлогодние летние дни. Андрей замер, перед
ним опять сидела его Незнакомка.
     -- Вы так на меня смотрите... -- тихо сказала она.
     -- Как?
     --  Совсем, как тогда...в первый раз,  в клубе, --  и она улыбнулась, и
вновь ее улыбка преобразила ее черты, явив Андрею ее юное лицо. Она смущенно
опустила глаза.
     -- Как давно у тебя не было мужчины? -- тихо спросил Андрей,  незаметно
для самого себя перейдя на "ты".
     --  Легче  спросить, сколько времени у меня был мужчина... -- с горечью
сказала  она.  -- Два  коротких  года...  Я вышла замуж  в  двадцать  лет...
девственницей,   --   она  вздохнула  и  пламя  свечей  тревожно  дернулось,
всколыхнув  тени  на стенах. -- А когда узнала, что больна, пришлось забыть,
что я женщина... Уже почти восемь лет...
     Он представил, чего стоили для  нее  эти годы,  и  ему стало жутко. Как
жить  человеку, у которого весь мир разрушен  и отнято  все? Она  осталась в
одиночестве без права  на детей, без права на любовь, без права  на жизнь...
Утешившись  только  местью,  она  жила, похоже,  исключительно  ею,  истекая
кровью, обламываясь чувствами и крошась эмоциями.
     --  Бедная  моя,  что  же они с  тобой сделали!  -- с  болью  в голосе,
произнес Андрей и, протянув руку, погладил Татьяну по щеке.
     Она  испуганно  взглянула  на  него  широко  открытыми  глазами,  и  на
мгновение  замерла,  прижавшись  щекой  к  его  ладони.  Потом  вдруг  резко
отстранилась, и стремительно поднявшись, отошла к окну.
     Андрей  немного  выждал,   а  потом  тоже  встал  и   подошел   к  ней.
Остановившись позади нее, он взял ее за плечи и тихонько потянул ее на себя.
Она  покорно  прислонилась спиной  к его груди. Он  обнял  ее и,  прижавшись
губами к ее волосам,  поцеловал темную прядку  над ухом. Она  вздрогнула, но
ничего не сказала. Тогда он решительно развернул ее к себе лицом и попытался
привлечь ее поближе, но она уперлась руками ему в грудь, останавливая его.
     -- Я не могу забрать твою жизнь, -- прошептала она,  и, опустив голову,
закрыла лицо руками.
     -- Я тебе ее сам готов отдать, -- тихо сказал он.
     --  Ты,  наверное,  не  понял,  --  вскинулась  она,  --  я  больна! Ты
заразишься и умрешь!
     -- Не  успею, -- улыбнулся он, и, преодолевая ее  сопротивление, крепко
прижал ее к себе.
     Она забилась в его объятиях.
     -- Ты что, хочешь  сказать,  что, действительно, готов  завтра умереть,
поэтому и не боишься близости со мной?
     -- Я не боюсь близости с тобой. Больше того, я хочу этой близости. И не
имеет значения, убьют  ли меня завтра  твои ребята, или я заболею  и умру от
СПИДа. Все мы рано или поздно умрем,  я к этому готов, единственно чего бы я
не хотел, так это потерять эту ночь.  Таня, я готов ради этой ночи  умереть,
потому что ради такой ночи стоит жить.
     Она  изумленно  подняла  на  него  глаза,  в  которых  билось  отчаяние
вперемешку с надеждой.
     -- Почему? -- почти неслышно, одними губами, спросила она.
     --  Не почему,  просто так  оно  есть, -- и, стиснув  ее лицо  в руках,
Андрей порывисто припал к ее губам.
     Сминая  ее  застывшие  губы,  он  словно  пытался выпить  из  нее  этот
мертвящий холод предстояния  смерти, царивший в ней все эти годы, и влить на
его  место огонь жизни, пробуждая в ней забытые чувства и желания и согревая
ее сломленную душу своей любовью.
     --  Перед  смертью  не  надышишься,  --  простонала  она,  вырываясь  и
отворачивая от него лицо.
     -- Не  умирай раньше  смерти, -- выдохнул он ей в губы и опять впился в
них обжигающим поцелуем.
     И она покорилась, всем телом  подавшись к нему и почти уже захлебываясь
в потоке  освобожденной нежности и  желания, неистово хлынувших из-подо льда
многолетнего одиночества.
     Это  было  больше  страсти, больше любви, это была сама  жизнь, тонкими
стежками счастья начавшая сшивать расползающиеся края ее истерзанной души.
     А  за  окном,  в мягких  объятиях  ночи  догорающего лета  едва  слышно
трепетал листвою лес,  обступивший тихий  дом и  кружащий  вокруг  него свой
недвижимый обережный хоровод под мягким светом мерцающих звезд.
     Через  месяц  из "Пулково-2"  по  маршруту "Россия  -- Италия" вылетала
супружеская  пара. Улыбающиеся, оба в темных очках, что  выглядело несколько
странно  в  такой  хмурый  дождливый  день,  они  шли,   держась   за  руки,
сосредоточенные друг на  друге и не  замечающие людей вокруг.  Багажа у  них
было мало, несмотря на то, что покидали они эту страну навсегда.
     Разобравшись  с таможней, пара  прошла  в  отсек паспортного  контроля.
Пограничник в  капитанских погонах, сидящий за стеклом, попросил  даму снять
очки и  внимательно взглянул  на фото  в  паспорте. Дама спокойным движением
сняла очки и подняла глаза.  Капитан изумленно воззрился на нее -- казалось,
от ее глаз исходит такое сияние, что если ее выпустить в  темную ночь,  то и
тогда бы путь был светел... Капитан замахал рукой.
     -- Что? -- недоумевающе улыбнулась дама.
     -- Наденьте, наденьте, -- попросил он. С грохотом поставив в ее паспорт
печать, он торопливо вернул ей документы.
     Дама, еще раз улыбнувшись ему,  вышла  из отсека паспортного контроля к
своему нетерпеливо  ожидающему  спутнику. Взявшись за  руки и  глядя друг на
друга, они вслепую  шагнули на эскалатор, ведущий  к посадочным терминалам и
новой жизни.
     А за  их  спиной остался  офицер-пограничник, который  сидел  за  своей
стеклянной перегородкой прикрыв глаза, ослепленные  светом чужого счастья, и
не  обращая внимания на нетерпеливые взгляды  ожидающих  пассажиров, думал о
том, что вот  также сияли глаза у его жены, когда он встречал ее из роддома.
"Пора второго  заводить", -- принял он  твердое решение, и,  повернувшись  к
очередному пассажиру, широко улыбнулся ему...

     Санкт-Петербург, 15 августа -- 2 сентября 1999 г.

ЗДРАВСТВУЙ, МАШЕНЬКА!

                         Иллюстрации Долгор Санжмятав

     Ты прости меня, что не писала так долго - закрутилась, завертелась, как
веретено, а толку чуть, и время ушло...
     Ты помнишь пустыню Сахару, какую во  мне оставил  мой бывший  муж после
развода? Ты знаешь, не  хотела тебе писать об этом раньше, но видно придется
признаться: твоя подруга  все возненавидела и иссохшейся,  древней  старухой
бредет по жизни. Вот такой "поэтический" образ...
     Ты спрашиваешь  о  поклонниках, признаюсь  - не  обездолена  я  в  этом
вопросе, но стала замечать, что поклонники мои в последнее время  все больше
увлекаются самим процессом поклонения, а  я в  этом процессе как будто уже и
не участвую. Смотрю со стороны на их руки, так трепетно прикасающиеся к моим
пальцам,  и  ничегошеньки, кроме их географического расположения, не ощущаю!
Осознала я это недавно и ужаснулась - неужели старею?!
     А тут пришла осень, странная такая, теплая,  можно сказать, весенняя. И
что-то  во  мне  сдвинулось. Будь  я  деревом,  наверное, вся  бы  покрылась
почками-цветами  и  заблагоухала.  Жар  какой-то заполыхал  в груди, истома,
темные желания  с дразнящими дикими видениями. Сны  стали  сниться.  Помнишь
этот анекдот,  когда доктор  спрашивает  пациента:  "Вас мучают  эротические
сны?", а  тот ему в ответ лукаво:  "Ну почему же,  доктор, мучают?". Ну, так
вот, они, сны, то есть, меня не то чтобы мучают, но одолевают. Причем снятся
не  люди,  а  ощущения и музыка.  Просыпаюсь  и думаю -  сбрендила,  а потом
решила, что все  это неспроста и  стала ждать чего-то неземного.  И вот  это
"неземное" пришло, точнее - подземное.
     Иду как-то по Питеру и вдруг вижу мужчин, оказывается, они тоже живут в
нашем городе! Ты знаешь, меня это вдруг так поразило! И вот такая пораженная
захожу я в  метро, вношусь на  чужих бедрах и  плечах в, как всегда,  битком
забитый  вагон и  припарковываюсь в полувисящем положении на чьей-то мужской
груди. Поднимаю глаза,  Машенька,  и обомлеваю,  потому что то, что я вижу в
десяти сантиметрах от своего лица в метро возить нельзя, это нужно держать в
картинной галерее  какого-нибудь знаменитого  картинного музея. Потому что у
него, Машенька,  есть губы... Нет,  у него еще  есть  глаза,  ах,  какие это
глаза, Машенька! Их взгляд словно ударил меня в грудь. От этого удара что-то
скатилось в  низ живота  и  замерцало-закололо  звездочками-иголочками. А  в
голове будто взрыв полыхнул, залив жаром лицо и шею. Как-то отстраненно,  но
мгновенно я осознала значение слов: "перехватило дыхание". Помнишь, как мы с
тобой в десятом классе ходили с нашими мальчишками  в кино, и Колька Иванов,
вроде  как случайно и незаметно клал свою руку на мою. Я помню, что сердце у
меня  тогда буквально выпрыгивало  из груди и таяло где-то  в вышине,  а его
горячие капли падали сверху и обжигали мне грудь и живот, которых скручивало
спазмами такого наслаждения, какого  мне не доводилось  испытать, даже  став
женщиной. Кому сказать - не поверят, но самым счастливым местом в моей жизни
до недавнего времени  было старое изодранное кресло в  кинотеатре маленького
таежного  поселка.  Так вот,  чувствую, что сердечко мое,  совсем как тогда,
через  солнечное  сплетение  упорхнуло  к  потолку  вагона  и  начинает  там
плавится. И тут моя дурацкая модная челка, как назло, падает на правый глаз.
Стою, как идиотка, руки  к телу  прижаты, поправить  нечем, смотрю  на  него
беспомощно левым глазом  и  не знаю, что делать. И  тогда  он  наклоняется и
своей щекой отводит мою челку в сторону.  Ты знаешь, я  жутко восприимчива к
запахам,  от  него  же повеяло  такой сногсшибательной  смесью  одеколона  и
свежего  здорового  теплого дыхания,  что я тут же умерла, хотя и продолжала
стоять, с ужасом ощущая как предательски наливаются  мои губы. Мужчины, если
они в  широкой одежде, еще  как-то  могут  закомуфлировать  проявление своих
чувств, а вот  припухающие, рдеющие губы не скроешь,  они  всегда выдают мои
желания.  Опустила я  лицо,  а стоим-то мы тесно  прижатые друг  к другу,  и
рассматриваю  прямо перед  собой гладкий  ворс его  шерстяной куртки. А  тут
вагон  качнуло, я  носом  уткнулась  ему  в  грудь,  откинулась,  попыталась
отодвинуться,  да не  тут  то было! Вагон, как назло, замотало  из стороны в
сторону, я затравленно взглянула на него и улеглась щекой ему на грудь.
     И тут сверху раздался шепот:
     - Не смущайтесь... Я вас удержу!
     Кто  бы  сомневался, только  не я!  Казалось, что уже  ничто  не  может
оторвать  меня от него, будь моя  воля - ехала бы так вечно... Прижимаясь  к
нему, я  ощущала как он  дышит, и изнывала от  желания  прижаться к нему еще
сильнее,  чтобы  почувствовать  как  его  грудь вздрогнет и  заволнуется  от
участившегося дыхания.  Но такой смелости я не набралась, да и Бог его знает
как бы он на это среагировал, мужчины бывают  разные, хотя мне кажется, всем
мужчинам должно быть приятно, что  они волнуют  женщину.  Но  есть и  такие,
которые делают возмущенное лицо, начинают говорить о какой-то черте, которую
не стоит переступать и так далее, по-моему  они просто ханжи. Так или иначе,
но разрушать  момента мне не хотелось. А  самые  сладкие моменты, согласись,
Машенька, это моменты ожидания и начала. Когда его еще не  знаешь, то можешь
только представлять его  реакцию на себя. Тут  уж фантазия расстарается... А
потом,  правда, ходишь с такой дикой болью  в животе  от неудовлетворенности
этих фантазий, которые, впрочем, [Image] как правило, ни один  мужчина и  не
может удовлетворить по причине своего эгоизма. Кое-кто, правда, не советовал
мне обобщать в этом [Image]  вопросе, но сам при этом  не попытался доказать
обратного на деле.
     [Image] Ну да ладно. А  кончилось все, Машенька, довольно быстро. Поезд
подъехал  к центральной станции,  все стали выходить,  нас отлепило  [Image]
друг  от друга, освободились места, я села. А он, даже не взглянув  на меня,
ушел в другой конец вагона, тоже сел, достал из дипломата журнал  и уткнулся
в него. Как  я  ни  старалась пускать [Image]  ему посылы, он  был  броней -
неприступной и такой же холодной.  Я потерла  лоб рукой, от  руки пахло  его
одеколоном, значит мне  [Image]  ничего  не  показалось.  Он вышел  на  моей
станции, как-то странно неся дипломат  перед собой, заторопился к эскалатору
и  скрылся. И только тут  я сообразила  в чем  дело! Куртка у него короткая,
[Image] джинсы  -  в  обтяжку,  ноги, кстати, обалденные.  Скорее всего, наш
эротичный подземный  тур все-таки оставил  следы  в конфигурации его [Image]
тела. Машенька, признаюсь  честно, я пожалела,  что  была в шубе, ослабившей
чувствительность моих бедер... Вот и все.
     [Image]  Три  месяца   ходила  неприкаянная,  думала   только   о  нем.
Просыпалась утром,  еще  глаза не успевала  открыть - и тут же видела  перед
внутренним взором его лицо, глаза, и опять ощущала удар его взгляда. Днем на
работе тоже думала только о нем. Вечером не могла уснуть, до того дошла, что
стала  ощущать прикосновение его губ.  Низ живота болел уже  непрестанно.  Я
даже испугалась,  что могу себе весь свой  тонкий женский организм угробить.
Сразу   вспомнила  Христовых  невест,  которые  до  того  доводили   себя  в
монастырях, что в буквальном смысле ощущали соитие с Богом, даже были случаи
ложной  беременности  с  ростом  живота, в  котором,  как  потом выяснялось,
никакого дитя не было. Недаром Ломоносов говорил, что молодым нельзя уходить
в монастырь,  ибо вместо моления Богу, они тратят  силы, энергию и  время на
укрощение плоти.
     Ты  знаешь,  я  поняла, почему  неразделенное  чувство  так  нестерпимо
мучительно.   Потому  что   в  этот  период  накопление  нежности  растет  в
геометрической прогрессии  по отношению к остальной жизни,  и  эта нежность,
если  она не отдана мужчине, вызвавшему ее,  начинает  разъедать душу. Оскар
Уайльд говорил это о неудовлетворенных желаниях, которые разъедают душу. Мне
кажется,  он сузил  проблему. Душу может разъедать и нежность, и  любовь,  и
любое другое  чувство,  не имеющее  выхода. И  вот недавно произошло со мной
нечто  невыразимое.  Не  пугайся,  Машенька,  начало самое  что ни  на  есть
банальное. Заехал ко мне  мой  давний  поклонник. Желаний у  меня, бедняжки,
истерзанной подземной любовью, как ты  сама  понимаешь, не было никаких.  Но
выпили чего-то  вкусного, потрепались,  по глазам  вижу  - заводится,  а мне
сопротивляться стало  вдруг лень. Провались,  думаю, все  пропадом, да  и  о
здоровье пора подумать. Расстегнула  ему рубашку,  прижалась  губами  к  его
животу, и сдалась.
     Машен