та. Однако сейчас я повержен,
в то время как решающая битва может разразиться в любой час, любую минуту.
По всему миру с оружия снимают чехлы. Между тем Сила Скрижалей должна быть
выпущена в мир "не позднее, чем через три дня после того как вождь  страны
гуннов двинется  в  великий  и  кровавый  поход".  Так  сказано  в  дотоле
неизвестном тебе фрагменте тамплиерского  апокрифа.  (Жаль,  что  тебе  не
довелось прочитать этот документ до конца, в чем, естественно,  нет  твоей
вины.)
     Три дня, Инди, всего три дня  после  начала  великой  войны  -  таков
последний срок, чтобы освободить Свет, сокрытый в Ковчеге. Поэтому я  хочу
(как ни больно мне это писать), чтобы мою работу исполнил ты, сын,  причем
с максимальной скоростью."
     - Значит, изменить ход истории я должен на тысячу долларов? - всерьез
поинтересовался доктор Джонс у сержанта Питерса.
     - Моисей поднялся на вершину горы Синай, чтобы получить инструкции  у
Господа Бога, не взяв у своего племени ни  одного  доллара,  -  совершенно
справедливо произнес Чак Питерс, хотя и пошутил. А  затем  продолжил  безо
всякой иронии, сочувственным голосом психиатра:  -  Вот  ты  и  заразился,
Индиана, очередной блажью. Надеешься,  что  выудишь  из  танисского  песка
Ковчег Господа Бога и заодно встретишь в  солнечном  Египте  распрекрасную
Лилиан? Сам-то старый профессор,  небось,  никуда  не  помчится...  Да,  я
согласен, есть у  нас  сведения,  что  нацисты  вовсю  ведут  изыскания  в
Танисе...
     -  Уже?!  -   Индиана   встрепенулся   так,   будто   его   приласкал
скат-хвостокол.
     - Вот именно "уже". Закогтили здоровенный кусок  территории,  обнесли
колючей  проволокой,   оформили   это   вполне   законным   образом,   как
археологические работы. Да только не Ковчег они там выкапывают,  наверняка
проводят рекогносцировку местности, чтобы строить во время  будущей  войны
аэродромы.
     - И как, американская разведка навострила в Танис свои лыжи?
     - Скорее британская контрразведка.  А  у  меня  вот  что,  -  сержант
помахал  какой-то  бумажкой.  -  Только-только  прилетела,   шифровка   из
Вашингтона. Группа "Сигма" РАСФОРМИРОВАНА из-за нехватки средств  и  малой
эффективности работы. Всем домой. Поэтому я тебе и отдал медальон. Незачем
ему в архиве пылиться, пусть работает.
     После горьких этих слов  сержант  съежился  как  проколотый  шарик  и
понуро скользнул из комнаты.
     Майор Питерс геройски пал, "Сигма" расформирована, - обиженно подумал
Индиана. - Сержант ушел... Честные, благоразумные, очень трезвые  люди  из
Вашингтона не разобрались с тем, что клубится в гнилых мозгах  нацистов  и
оставили доктора Джонса один на один с немецкой  археологической  машиной.
Теперь он воин-одиночка...
     Воин несколько  раз  подпрыгнул  на  койке.  Потом,  словно  подкачав
откуда-то силу, бодро тронулся к шкафу. Куртка, ботинки и даже верный кнут
оказались на месте.
     Когда  доктор  Джонс  был  настолько  одет,  что  оставалось   только
поправить шляпу, дверь приотворилась и в щели показалась голова Клопика.
     - А как же я, мистер Джонс?



                           3. ЗАВТРАК В КАИРЕ

     На причале в Искендероне их  провожал  ветер  из  Сирийской  пустыни,
который подметал  грязные-грязные  припортовые  улочки  большой-пребольшой
метлой. В Порт-Саиде  встречал  ветер  из  Аравийской  пустыни,  такой  же
тяжелый и грязный. Путь до Каира вился по усыпанной щебенкой дороге  между
мрачноватых гранитных скал, а потом  через  плато  -  иссеченное  ущельями
будто резаными ранами. Когда-то, в благословенные времена фараонов,  здесь
зеленели платаны, дубы и сикоморы; и, полные ила, мягко текли  плодородные
воды многочисленных рек; сейчас же оставалась только игра света и тени. За
бортом грузовичка мертвые каменистые  равнины  помаленьку  превращались  в
орошаемые хлопковые поля, от белизны которых быстро уставали глаза. Там  и
сям с водосточными канавками и  водоподъемными  журавлями-шадуфами  упорно
возились пыльные крестьяне. Все говорило о приближении Нила.
     И вот начались узкие кривые улочки, запутанные, как кишки  в  желудке
барана, толчея немытых тел, ругань злых и голодных людей. Значит, это  уже
Каир.
     Индиана направился прямиком к  единственному  человеку,  которому  он
доверял в Египте.  Салех  был  бородатым  пузатым  дядькой  и  к  тому  же
коптом-христианином, прямым потомком самых древних  обитателей  египетской
земли.
     Снаружи дом Салеха выглядел, как и тысячи  других  домов  в  Каире  -
глухие выжженные солнцем стены и все. Но внутри...
     Внутри имелся  маленький  уютный  дворик,  парочка  финиковых  пальм,
деревцо с апельсинами,  деревцо  с  мандаринами.  Завтракали  на  террасе,
увитой цветами, потому  что  солнце  еще  не  распалилось.  Бойкий  Клопик
потешал многочисленных детишек Салеха. Каирский воздух был чист и свеж.
     - Сейчас город похож на земной рай, - Индиана положил в рот  финик  и
зажмурился. - Меня совершенно не тянет на  кровавый  бифштекс  и  даже  на
стаканчик "Джонни Уокера".
     - Откуда взялось эта тварюшка? - хохотнул Клопик,  хватая  за  шкирку
невесть откуда взявшуюся обезьянку в красных "революционных" шароварах.
     Животное, слегка цапнув мальчика, перебралось на Индиану, и  покрутив
ему уши, попыталось нахлобучить на себя его шляпу.
     - Это не "тварюшка", а обезьяна по имени макака магот.  Вообще-то  ее
собратья и сосестры обитают западнее, вплоть  до  Гибралтара.  Он  нанесла
сюда визит, наверное, чтобы посоперничать  с  тобой  в  шутовстве,  мистер
Лопсанг.
     - А почему тогда она так похожа  на  вас,  доктор  Джонс?  -  успешно
отразил выпад Клопик.
     - Да, да, когда она в шляпе доктора Джонса, то просто  одно  лицо,  -
бесхитростно подтвердила упитанная жена Салеха. - Поэтому мы  приветствуем
это создание в своем доме.
     - Не надо ее приветствовать только из-за меня,  -  скромно  отозвался
Индиана, забирая главную деталь своего туалета у назойливого примата.
     Потом мужчины, то есть Индиана Джонс и Салех, уселись за стол,  в  то
время как женщины, животные и дети, к которым был  отнесен  агент  Клопик,
удалились во двор.
     И потекла неспешная беседа, под кофе, фрукты и шербет, как принято  в
здешних краях.
     - Итак, Салех, немцы разыскали  и  наняли  тебя.  Что  и  можно  было
ожидать. Ты ведь лучший специалист в Египте.
     - Да что ты, Инди, мои услуги им совершенно не обязательны. Учитывая,
что они завербовали в Каире всех, кого можно и кого нельзя тоже. В  Танисе
немцы затеяли раскопки с очень большим размахом.
     - Салех, они ищут наугад или по плану?
     - Скорее наугад. Ты знаешь,  в  немецкой  команде  ни  одного  умного
человека нет. Впрочем, есть один приличный археолог. Кажется, француз.
     - И как зовут этого француза? -  спросил  Индиана,  уже  предчувствуя
ответ.
     - Ренуар вроде. По-моему, дурацкая фамилия.
     Индиана хмыкнул. Он хмыкнул дважды.
     - Не Ренуар, а Ренар. Но этот парень не  так  умен,  как  кажется  на
первый взгляд. По-крайней мере,  умный  с  нацистами  не  свяжется.  Хотя,
может, он несколько облагораживает  этот  немецкий  десант.  А  очкарик  в
черном пальто там есть?
     - Нет, такого чудища я не видел.
     - Значит, Хорхер пока отсутствует. Наверное, повышает квалификацию  в
Берлине, - Индиану передернуло из-за весьма физиологических воспоминаний.
     - Инди, немцы обладают одним  несомненным  преимуществом.  Пер-Рамзес
занимает  не  такую  уж  большую  территорию.  Нацисты  рано  или   поздно
перекопают ее целиком и найдут Ковчег. Я думаю, месяца им хватит за глаза.
     - Я найду раньше их...  -  Индиана  накрыл  шляпой  стакан  с  легким
греческим вином. - Что ты скажешь по поводу этих знаков?
     И он протянул "медальон", до поры хранившийся  в  большом  внутреннем
кармане кожаной куртки.
     Салех, зажмуривая то один, то другой глаз, повертел странный  предмет
в руках.
     -  Это  не  иероглифы,  не   иератика,   не   демотика.   Похоже   на
раннеивритские письмена. Что ж, ничего удивительно, Амарнский  архив  весь
состоит из аккадской клинописи.
     - Это не просто письмена, но еще и шифровка.
     - Есть один человек, реб Элиезер из каирской генизы. Я сведу  тебя  с
ним, он наверняка разберется. Другое обстоятельство тревожит меня, Инди.
     Профессор  Джонс  отогнал  мух,  разрезвившихся  под  плывущим  вверх
солнцем.
     - Интересно, Салех, совпадают ли причины твоего и моего беспокойства?
     - Если Ковчег в Танисе, то люди не должны тревожить  его.  Ковчег  не
принадлежит нашему миру. Господь забрал его у нас.
     - Это не означает, что Господь не может снова дать нам его.  Скрижали
Завета вручены были  нашему  миру,  когда  он  утопал  в  идолопоклонстве,
душегубстве и прочей дряни. По-моему, дряни сейчас выше головы.
     И на этой оптимистической ноте беседа закончилась.
     Минул час, напоенный сытым жужжанием мух. В полдень на  Востоке  либо
спят, либо дремлют, прислонившись к дереву  или  стене.  Доктор  Джонс  не
составлял исключения. Правда, сначала привел в порядок оружие. Свой  новый
Кольт, который он выменял в Порт-Саиде на трофейный "Вальтер",  оставшийся
от похода в Храм Чаши. Араб, заполучивший шикарный немецкий пистолет,  был
уверен, что  обхитрил  простоватого  гяура.  Он  не  знал,  что  настоящие
американцы предпочитают  привычное  оружие...  Один  Клопик  не  унывал  в
компании резвой макаки. Наконец Индиана подвинул шляпу с  носа  в  сторону
лба, вернув себе поле зрения, и позвал мальчугана.
     - Салех пошел договариваться насчет грузовика и команды землекопов, а
мы с тобой, пока суть да дело, отправимся на базар. Посмотрим там курагу и
другие сухофрукты. В экспедиции я всегда питаюсь именно ими.
     - Отлично, я люблю базар,  -  поддержал  задумку  как  всегда  бодрый
Клопик.
     - Только не потворствуй там  своим  нехорошим  привычкам.  Шаловливые
ручонки держи в карманах.
     - Обижаете, доктор Джонс. У меня нет карманов.
     Вопрос был исчерпан и гости Каира двинулись  за  съестным  в  сторону
главной городской достопримечательности - базара.
     - А ее ты звал? - спросил Индиана, показывая на обезьянку  в  красных
шальварах, которая пристроилась на спине у мальчика.
     - Она сама.
     - В таком случае  тебе  придется  следить  за  ней,  чтобы  она  тоже
оставалась в рамках закона.



                           4. БАЗАРНЫЕ СТРАСТИ

     Горы фруктов, ковры, сосуды, кальяны, чеканы, рубахи  до  пят,  туфли
без задников, но с загнутыми носами.  Никто  ничего  не  покупает,  тысячи
мужчин бесцельно слоняются, смотрят в пустоту, лениво почесываются. Иногда
скандалят, пронзительно вереща  и  взмахивая  руками,  на  что  непременно
сбегаются посмотреть другие мужчины.
     Пузатые личности в чалмах степенно попивают чай, лежа на  подстилках;
люди, украшенные орлиными носами и фесками, мелко глотают  кофе,  сидя  на
вышитых вязью подушках.
     Изредка видна работа. Чеканщик  позвякивает  молоточком,  то  и  дело
утомляясь и глядя на облезлую собаку, валяющуюся  в  пыли.  Иногда  гончар
поскрипит своим кругом, но потом застынет,  опустив  руки  в  глину.  Чего
стараться, продукции и так понаделано на десять лет вперед. Жара. Вдобавок
от работы сильнее хочется кушать...
     Имя всему этому - восточный базар.
     Европеец тут вызывает благоговейный интерес, но не оттого, что рыж  и
светлокож, а потому, что может приобрести какую-нибудь подернутую плесенью
штуковину и дать за нее один-два доллара. На эту сумму можно  будет  сытно
кормить целую неделю себя, пару жен и пятерых-семерых ребятишек.
     Раздался мелодичный посвист,  практический  неразличимый  в  базарном
гвалте. Собственно, Индиана с Клопиком обратили на него нуль  внимания.  А
вот обезьянка неожиданно сделала ноги. К которым у нее относились и  руки.
Побежала по рубахам, по чалмам, по висячим коврам,  по  телам  и  товарам,
обильно представленным на базаре - непринужденно побежала, будто по  земле
- затем свернула за какой-то большой кувшин и исчезла.
     - А если потеряется? - забеспокоился Клопик.
     - Не потеряется, она тут своя.
     Жаль, что доктор Джонс не видел, как трогательный зверек вскарабкался
на спину одноглазого типа и зажестикулировала.
     Знаки были вполне понятными, поэтому тип сразу куда-то заторопился и,
пробежавшись трусцой полквартала, встретился с двумя мужчинами европейской
наружности.  Одноглазый  поприветствовал  их   словами   "зиг   хайль"   и
соответствующим жестом руки, к которому  присоединилась  и  обезьянка.  На
такое приветствие двое мужчин поспешно отозвались, из чего доктору  Джонсу
стало бы ясно, что европейцы были не просто европейцами, но еще немцами  и
даже нацистами.
     Потом одноглазый произнес какие-то невнятные фразы,  на  что  нацисты
удовлетворенно кивнули, и местный житель опять нырнул в базарную гущу. Там
он снова взял под надзор Индиану и Клопика.
     А неподалеку, за невзрачной стеной,  двое  нацистов  проводили  смотр
своих  сил.  Шесть  представителей  национально-освободительного  движения
бегло  прослушали  политинформацию  о  совместной   борьбе   арабского   и
германского народов  с  англо-американо-сионистским  империализмом,  после
чего получили конкретные указания.
     Меж тем Индиана  и  его  напарник,  ничего  такого  не  ведая,  мирно
прогуливались по базару. И доктор Джонс как бы невзначай произнес:
     - Я ведь знаю, малыш, что это  ты  любезно  уложил  под  мою  подушку
камень Шанкары. Чудной способ делать подарки.
     Клопик, вертящий головой по сторонам,  откликнулся  только  полминуты
спустя.
     - Вы что-то сказали, доктор Джонс, или мне послышалось?
     - По правде говоря, ты был не слишком любезен в  один  из  непальских
эпизодов нашей совместной борьбы. Помнишь, в подземелье  Дхангархи,  когда
мне нужно было затормозить вагонетку  собственным  башмаком,  я  дал  тебе
подержать сумку с Шива-лингами. И ты, мистер Лопсанг, спер один камень.
     -  Чего-то  у  меня  живот  стал  побаливать,  -  Клопик   попробовал
переключиться на другую тему, но потом вынужден  был  согласиться.  -  Ну,
взял я один камушек. Всего один из целых трех.
     - Сколько раз  я  тебе  объяснял,  что  "взять"  можно  только  ничье
имущество, например, череп из старинной могилы. А камень принадлежал одной
из окрестных деревень. Крестьяне молились на него.
     - И я на него молился, доктор Джонс. В Стамбуле эту самую  Шива-лингу
в водосточную трубу сразу спрятал. Поэтому он к немцам не попал. Я,  когда
из немецкой резидентуры бежал,  все  пятки  исцарапал.  Потом  камешек  из
тайника достал, к царапинам машинально приложил, через часика три гляжу  -
они у меня ровненько затянулись. А у бедуинов как он меня  выручал!  Ночью
жрать хотелось по-черному, но только положу  камень  на  живот  и  сытость
приходит.
     - Чудодейственный стало быть камень, - подытожил доктор Джонс.
     - Ага, поэтому я вам его под  подушку  и  сунул,  чтобы  вы  поменьше
бредили.
     - Только не говори сейчас, что уволок его в Непале только  для  того,
чтобы полечить меня в Искендероне.
     - Ну, если честно... "Загнать" его хотел. Не сейчас, а позже. И стать
как вы, доктор Джонс. Таким же денежным, как все американцы.
     - Во-первых, отнюдь не все американцы при деньгах. Во-вторых, те наши
парни, которые  падки  на  чужое,  много  времени  проводят  в  тюрьме.  А
в-третьих... я знаю одного американца, он занимается  вещами,  которые  не
приносят ему ни денег, ни степеней, ни должного признания в ученых сферах,
где у него скорее отрицательная известность.
     Клопик  моментально  уловил  личные  мотивы  в  педагогической   речи
Индианы.
     - И почему, доктор Джонс, вы занимаетесь такими вещами?
     -  Очевидно,  я  хочу  по  количеству  и  качеству  всяких  глупостей
превзойти своего странного папашу.
     - Но уж скучно-то вам не бывает, - мальчик как  мог  утешил  старшего
товарища. - Кажется, и сейчас что-то назревает.  -  Клопик  ткнул  куда-то
пальцем.
     И в самом деле, перед двумя  посетителями  базара  выстроилась  цепь,
состоящая из пяти местных жителей и двух лиц  европейского  происхождения.
Цепь достаточно густая для узкой улочки.
     - Мой папаша частенько говорил, что я жлоб и никакого ученого из меня
не получится, - отчего-то вспомнил Индиана. - Но весь фокус заключается  в
том, что я ученый жлоб.
     Перед доктором  Джонсом  возник  человек  в  белом  бурнусе,  который
поливал    всякими    нехорошими    словами    англо-американо-сионистский
империализм. Создавалось впечатление, что у него дурные намерения.
     - Что-то скучно стало, - археолог ударил первым.
     Обличитель империализма перестал  стоять  на  ногах.  Тут  же  другой
деятель национально-освободительного движения нанес косой удар палкой,  но
профессор присел и деревяшка свистнула  над  шляпой.  Продолжая  движение,
Индиана Джонс нырнул головой вперед и поразил  вражеское  мягкое  пузо.  С
помощью инерции он кувыркнулся и,  оставшись  на  спине,  отбросил  ногами
следующего по очереди неприятеля. Лежать  было  рано.  Вскочив,  профессор
встретил кулаком физиономию одного вражеского  бойца  и  локтем  -  печень
другого. Тут Клопик стал путаться  под  ногами,  поэтому  пришлось  спешно
забрасывать его на какую-то арбу.
     Однако враг не только не сдавался,  а  даже  не  унимался.  Следующий
оппонент пустил в ход более  существенные  инструменты.  Сабельное  лезвие
было направлено опытной рукой прямо в живот археолога и  только  природная
уклончивость спасла ему жизнь. Однако другую жизнь  клинок  этот  все-таки
погубил. За спиной Индианы стоял некто,  нацеливая  кастет  на  знаменитую
шляпу. "Некто" изумился сабле, оказавшейся  у  него  в  брюхе,  и  откинул
туфли.
     Многоборство быстро пошло к концу,  когда  профессор  достал  главный
свой козырь по имени  "Пацифист"  и  угомонил  кнутовищем  двоих  наиболее
весомых  противников.  Изувеченные  люди  рухнули  на  лотки,  взорвав  их
наподобие пушечных ядер.
     Одного, впрочем, Индиана не учел -  арба  тронулась,  увозя  Клопика.
Когда  пацан  спрыгнул  с  нее,  вблизи  оказалась  какая-то  сомнительная
личность с большим ножом. Клопик  позаимствовал  сковородку  на  ближайшем
лотке, но понял, что не дотянется до  головы  малосимпатичного  господина,
тогда, не взирая на протесты, прихватил еще и здоровенный  ночной  горшок.
Затем забежал в подъезд со словами "а вот детей обижать не надо".  Человек
с ножом последовал за ним, и секунду спустя его нога вступила в  чашу  для
малых нужд. Когда голова поскользнувшегося злодея опустилась до требуемого
уровня, то получила сковородкой.
     Клопик весело выскочил  из  подъезда,  вернул  счастливому  владельцу
сковородку и горшок. Но, заметив мельтешение на базарной площади, юркнул в
одну  из  множества  плетенных  корзин,  накопленных  непосильным   трудом
бесчисленных поколений ремесленников.
     А через десять секунд табунчик, состоящий  из  немцев  и  их  местных
холуев, оставил на поле боя с американским археологом только павших. Враги
промчались мимо убежища Клопика - вполне благополучно для парнишки. Однако
бегство замыкала шкодливая макака, которая  затормозила  около  корзины  и
заголосила, несмотря на  то,  что  мальчик  всячески  просил  ее  уняться,
шепотом обещая конфеты и шоколад. Обезьяна стала  еще  визгливее.  Тут  уж
весь табун резко развернулся, чтобы прихватить корзину, содержащую в  себе
мистера Лопсанга.
     Теперь пришла очередь самому Клопику испускать отчаянные трели:
     -  Выпустите  меня,  засранцы!..  Полиция,  сюда!..  Я  -   подданный
непальского короля!.. Доктор Джонс, макака нам изменила!..
     Археолог рванул по  базару,  заглядывая  в  каждую  арбу.  Крик  явно
удалялся: "Я - гражданин королевства Непал!.. Именем короля  отстаньте  от
меня!... Вы еще пожалеете!.." Казалось, что возгласы доносятся из корзины,
которую резво тащат два