Другая группа казаков,  обнажив сабли, мчится на помощь попавшим в беду
товарищам.
     И тогда из-за  поворота выехал целый  обоз груженых  сеном возов. Фроим
Грач  правит первой  упряжкой, сидя  высоко на  сене. Услышав лязг сабель  и
выстрелы, он хищно повел вокруг своим единственным глазом.
     Фроим. Сдается мне, это штучки Бени Крика.
     И вынул из-за пазухи револьвер.
     Первая тройка промчалась мимо, отстреливаясь от наседающих казаков.
     Фроим Грач выстрелом в упор снес с седла казака.
     Теперь вторая тройка достигла обоза с сеном. Бе-ня  увидел Фроима Грача
и когда  коляска поравнялась  с возом, кучер на  миг придержал разгоряченных
коней и этого было достаточно, чтобы Беня с Соней, прихватив сумку и корзину
с награбленным, прыгнули  на ходу из коляски за широкую спину Фроима Грача и
зарылись в сено.
     А сама  опустевшая  тройка с  одним лишь кучером  на  передке,  рванула
вперед, уходя от преследующих ее казаков.
     Фроим Грач натянул  вожжи и его битюги с мохнатыми ногами повернули воз
сена с каменной мостовой в пыльный переулок.
23. Экстерьер. Сельский проселок. День
     Груженый сеном воз мягко  катит по пыльным колеям проселочной дороги, с
двух  сторон  зажатой полями цветущего  подсолнечника. Кругом  мирная тишина
сельского ландшафта. С крыльями ветряков у самого горизонта.
     Соня и Беня широко раскинулись рядышком в  сене. На них ложится тень от
широких  плеч  и  картуза  Фроима  Грача.  Размякший  на природе  Беня нежно
дотрагивается до  Сониных  щек и  лба,  снимая  с  них  прилипшие  стебельки
засохшей травы. Соня ловит губами его пальцы, целует их.
     Беня. Не дури. Мы еще, Соня, на работе.
     Фроим (не оборачиваясь). Ты  бы  лучше оставил Одессу, Беня. Дай Одессе
отдохнуть от тебя.
     Соня. Не  дождешься, старый вор.  Одесса-мама  не  переживет разлуки  с
Королем.
     Фроим. А ты не говори за всю Одессу. Да и ты переживешь, дочка. Время -
лучший лекарь. Уходи, Король. Ты слишком далеко зашел.
     Соня. А это, отец, не твоей голове забота.
     Фроим. Из-за его фокусов нам всем голов не сносить.
     Беня. Ты меня выручил, Грач. В нашей добыче и твоя доля.
     Фроим. Сколько моя доля?
     Беня. Треть.
     Фроим. Не много. Дай половину.
     Соня. Ты подавишься.
     Беня. Я дам тебе половину.
     Фроим обернулся. Беня протянул ему сумку. Тот взял и спустил под себя.
     Фроим. А куда денешь остальное? У меня будет сохраннее.
24. Экстерьер. Сожженное пожаром село. День
     Воз въехал в село. Оно  выглядит  мертвым.  На пепелищах торчат  к небу
задымленные кирпичные печи.  Все сгорело. Не  только хаты,  но  и  заборы  и
деревья.  Беня и  Соня,  потрясенные,  с  высокого  воза  глядят  на  черное
пепелище. Только маленькая  церквушка  с  крестом на колокольне  уцелела  от
пожара. На каменной мостовой перед церковью сгрудились на коленях несчастные
обитатели  села,  ставшие  погорельцами.  Бедно   одетые  женщины,  старики,
выскочившие  из  горящих  домов, в чем спали. И голые  ребятишки. Остатки их
скарба,  что  удалось  спасти от  огня,  лежат тут  же  на мостовой  жалкими
кучками.
     На  ступенях  церкви совсем древний  поп  в черной рясе устремил в небо
свою седую бороду, словно прося у Бога защиты.
     Перепачканные  сажей ребятишки, худые  женщины  с младенцами  на  руках
окружили воз, плачут. Поп проложил себе дорогу сквозь толпу к возу
     и смотрит с надеждой на хорошо и богато одетых Беню и Соню.
     Поп.  Помоги нам, добрый господин. Чем сможешь. Мы -  погорельцы. Будем
вовек благодарны.
     Беня   мельком   взглянул  на  Соню,  выхватил   из  сена   корзину   с
драгоценностями и протянул попу. Тот не удержал ее и корзина рухнула наземь,
рассыпав вокруг бриллиантовые колье,  золотые браслеты  и цепочки, кулоны  и
перстни.
     Народ ошалело  уставился на  свалившееся  к  их  ногам  богатство.  Поп
потерял дар речи и заплакал. Зарыдали женщины, закричали в испуге ребятишки.
     Беня. Это - ваше! Хватит на хлеб. И на крышу над головой.
     Фроим. Беня,ты - сумасшедший!
     Беня,  молча, вырвал  из-под  Фроима  сумку  и  швырнул  в  толпу.  Она
раскрылась в воздухе и дождь драгоценностей покрыл толпу.
     Фроим. Это моя доля!
     Соня. Заткнись. Король не любит шума.
     Фроим. Здесь твое приданое, дура!
     Поп. Скажи нам твое имя, добрый человек. Мы будем молить Бога за тебя!
     Беня. К чему Богу мое имя? Скажи просто: Король. Бог меня знает.
25. Экстерьер. Двор Фроима Грача. Утро
     Наемные  работники, одетые  как крестьяне, распрягают из возов лошадей,
уводят их парами в конюшню. От коней разбегаются индейки и куры. Фроим Грач,
еще в исподнем, но в сапогах, вышел в закрытую галерею, опоясывающую дом над
двором,  и  единственным,  но цепким глазом  наблюдает работу  своих  людей,
распрягающих  лошадей.  Затем  переводит  взгляд за ворота,  где по тротуару
лениво  прогуливаются  двое одинаково одетых людей, в  одинаковых шляпах и с
тросточками. Они гуляют взад и вперед, не отдаляясь от двора Фроима Грача.
     Старшая дочь Фроима, Бася,  огромная и рыжеволосая, как отец, заглянула
из-за его плеча на улицу и, просияв всеми веснушками, страстно простонала.
     Бася. Папаша, посмотрите! Посмотрите на этих кавалеров!  Они ищут меня.
Я уверена. Какие у них маленькие ножки. Как куколки! Я бы съела эти ножки!
     Фроим. Дура! Это полиция. Они пасут мой дом.
     Томно прикрыв глаза и шумно дыша распирающими кофту большими, как дыни,
грудями, Бася мечтательно пропела.
     Бася. Я бы зацеловала их обоих, таких чудных кавалеров.
     Цудечкес из внутренних покоев дома откликнулся на Васины страсти.
     Цудечкес. Эге, мосье Грач. Слепому видно: дитя просится на травку.
     Фроим, покидая галерею, отмахнулся.
     Фроим.  Это  ее  заботы.  Меня  больше интересуют  эти  два  супчика за
воротами. Полицмейстер установил за моим домом наблюдение.
     Бася,  нервно заплетая  перекинутую через грудь медную косу, не отстает
от отца.
     Бася.  Рыжий  вор!  Мне  уже  двадцать  пять лет! Девушка  должна иметь
какой-нибудь интерес  в ее жизни. Или вы  сделаете что-нибудь для меня или я
сделаю что-нибудь с собой.
     Фроим гаркнул на нее.
     Фроим.  Уймись, корова! Я  куплю тебе мужа! Я сделал  достаточно за мою
жизнь... и еще столько. Так что любой... будет счастлив наложить лапу на мое
богатство.  Цудечкес!  Вы слышите меня?  Я  вас вывел на дорогу... я вам дал
профессию в руки... Вы найдете мне, Цудечкес, зятя.
26. Экстерьер. Дом Фроима Грача. День
     Два еврея пересекают двор, гогочущий гусями, индейками и курами.  Мосье
Боярский,  круглый, упитанный господинчик, одетый с  иголочки,  по последней
моде, и худой  длинный,  с  печальным лицом человек  в черном, от пальто  до
шляпы.
     Боярский. Разве так принято одеваться во все черное будучи  сватом? Как
погребальный служка, прости Господи...
     Сват (простуженным в разгар южного  лета  голосом). Мой  дорогой  мосье
Боярский, вы и я, мы оба
     живем в Одессе, а в  этом городе, вы знаете, как это бывает... Вы идете
на свадьбу и возвращаетесь с похорон.
     Боярский. Если вы скажете мне, что Молдаванка, куда мы с вами  приехали
на извозчике, не самое  аристократичное место на  земле,  я не стану с  вами
спорить.
     Сват.  Я  буду  спорить.  Самые  знаменитые   воры  Российской  империи
проживают  в Одессе.  И поэтому  этот город  ласково и с уважением  называют
Одесса-мама.  Но  лучшие  из лучших,  элита воровского  мира,  выбрали своим
местом жительства вот этот пригород Одессы -  Молдаванку.  Так что мы идем к
настоящим аристократам. Хоть у них нет титулов. А вы что сами? Барон? Мы все
-  евреи, мосье Боярский.  Положитесь  на  меня.  Я  подберу вам  прекрасную
партию.
27. Интерьер. Дом Фромма Грача. День
     Бася, высунувшись в окно, ест глазами приближающихся свата и жениха.
     Бася. Какой хорошенький господинчик! Я бы съела его!
     Фроим приоделся и причесался для приема гостей.
     Ф р о и  м.  Если бы ты  ела поменьше, кто-нибудь может и взял бы тебя.
Мало охотников иметь такой кусок мяса.
     Бася. Папаша, я вся пошла в вас: и весом, и размером.
     Фроим. Лучше бы ты пошла в меня мозгами, а не весом.
     Бася. Папаша, вы хотите слишком много. Я -скромная женщина.
     Фроим. Вот и жди своего часа. Этот жених не для тебя.
     Бася. Не для меня? Рыжий  вор! Что вы лопочете?  Сколько еще  я  должна
ждать? У меня больше нет терпения!
     Фроим (хлопнув  в ладоши). Эй, люди! Заприте ее в кладовку, пока я буду
иметь разговор со сватом.
     Двое  нечесанных  здоровенных   работника  сгребли  сопротивляющуюся  и
плюющуюся Басю и с превели-
     ким  трудом  затолкали ее  в  кладовку, завалив  дубовую дверь бревном.
Дверь затрещала  под  ее ударами,  словно необъезженный конь бьет копытом по
стене конюшни.
28. Интерьер. Гостиная в доме Фроима Грача. Утро
     Большая гостиная в доме Фроима заставлена  мебелью, похожей на хозяина,
- старой и громоздкой. Как если бы ее не меняли сто лет!
     Над массивным, почерневшим от времени столом, по случаю гостей покрытым
расшитым  украинским рушником,  висит на  кованных  цепях керосиновая лампа,
облепленная  мухами.  Портрет покойной  хозяйки дома,  похожей размерами  на
Басю, а лицом на цыганскую красавицу  Соню, смотрит со  стены  строго, будто
напряженно прислушивается, о чем это болтают с ее  мужем  люди  за столом. А
люди эти - сват и жених мосье Боярский. Да еще Цудечкес, которого к столу не
допустили,  и  он  сидит  на табурете  у  дверей, как  бы  охраняя  вход  от
посторонних. Из дальней кладовки, откуда рвется  запертая невеста, доносятся
шум и удары по дереву.
     Фроим (не  без гордости). Мое добро считается  не худшим в  Одессе. Оно
нажито вот этими трудовыми руками.
     Он показал над столом свои руки-клешни  и сделал движение, как будто он
этими руками кого-то душит.
     Фроим. И наш товар мы нашли не на помойке. Девка в самом соку. Слышите,
как рвется сюда? Что твоя застоявшаяся кобыла. Но мы ее сюда  не  пустим  до
времени. Совет держат мужчины.
     Сват, согласно кивая, рвется вставить и свое слово.
     Сват.  Мы  высоко  ценим  ваше  семейство,  и у  нас  и  в  мыслях  нет
чего-нибудь дурного про вашу уважаемую дочь...  Басю Фроимовну. Я никогда не
назову белое  черным, как и не скажу, что черное  - это белое, но наш товар,
глубокоуважаемый мосье Грач,
     мы тоже не подобрали на улице. Мы, мосье  Грач, учились  в коммерческом
училище... Но еще важнее  то, что мы имеем дядю в Америке. Как вы понимаете,
это вам не фунт изюму.
     Ф р о и м . Вы своими глазами видели завещание американского дяди?
     Боярский. Позвольте  мне заметить, что мой дядя в Америке еще жив... Но
так как  ему  давно  перевалило за  восемьдесят...  то даже  если  Всевышний
продлит его жизнь до ста двадцати, я все  равно имею  реальный шанс пережить
его.
     Ф  р  о и м.  С  моей  дочерью  вы проживете долгую  жизнь  в окружении
множества  здоровых  и  красивых  детей.  Посмотрите  на  ее  покойную маму.
Неплохой  товар?  Кроме  денег, я  даю за  моей дочерью шестьдесят коров. Не
коровы, а быки! Два ведра молока в  день  получаем от каждой. Вы будете пить
свежие сливки сколько влезет и на завтрак, и на обед. И ваши враги лопнут от
зависти. Если кто бы  то ни было  попробует посмотреть на вас косо, он будет
иметь дело со мной. Сказано ясно?
     Сват. Все ясно, мосье Грач, и нам ни к чему размазывать кашу  по столу.
Покажите ваш товар. И мы приступим к делу.
     Ф  р о  и м  (Цудечкесу).  Покажите  им  наш  товар.  Цудечкес послушно
распахнул  двери и  робко  попятился. На пороге стояла  Соня, еще красивее в
гневе, который сверкал в ее огненных очах. Жених и сват замерли от восторга.
Соня. Который тут жених? Фроим обнял своей  лапой Боярского и слегка привлек
его к себе.
     Фроим. Вот этот молодой человек. Ты будешь иметь мужем не какого-нибудь
вора, а человека из приличной семьи с дипломом коммерческого училища. С о  н
я. А он... не боится?
     Ф р о и м .  Ты же  не  съешь его... как  могла бы сделать  твоя сестра
Бася.
     Соня. Не съем... Мы не людоеды, папаша. Я застрелю его!
     Цудечкес,  молчаливо прижавшийся  к стенке, заломил  руки,  как  старая
еврейка, и застонал. Цудечкес.  Начинается... Соня,  нагнувшись,  приподняла
подол платья до
     колена, извлекла  из-под резинки  револьвер и навела  его на Боярского.
Боярский нервно захихикал и  попятился к  раскрытому окну. Соня наступает на
него,  не  сводя  револьвера, и Боярский,  наткнувшись  задом на подоконник,
безмолвно вывалился в окно спиной вперед.
     Сват ринулся из гостиной и на  пороге  влетел в страстные объятия Баси,
вырвавшейся, наконец, из заточения.
     Бася. Я съем тебя! Твои ручки... и твои ножки. О мой жених!
     Сват забился  в ее медвежьих  объятьях,  задохнувшись между  бугров  ее
грудей.
     Сват. Я - сват.  Никакой я не жених.  У меня  жена! И двенадцать детей!
Помогите! Помогите!
     Соня громко смеется. Фроим косит своим единственным глазом на револьвер
в руках Сони, наведенный теперь на него.
     Фроим. Будешь стрелять  или не будешь -  по-твоему не  выйдет.  Беня на
тебе никогда не женится.
     Соня. Почему ты говоришь за Короля?
     Фроим. Королю полагается королева, а не воровка с Молдаванки.
     Соня. Я - не воровка. Я лишь дочь вора!
     Соня навела револьвер на отца, и он, зная ее характер, стал пятиться от
нее и оказался у стены, как раз под портретом покойной жены.
     Соня. Это мое последнее слово. Или ты  выдаешь меня  за Короля,  или ты
отправишься к моей покойной матери.
     Для убедительности она выстрелила дважды, положив в стену по одной пуле
с  каждой стороны от головы отца. Массивный портрет покойной жены сорвался с
одного гвоздя и повис, качаясь, на последнем гвозде, над серой всклокоченной
головой Фроима Грача.
     Фроим. Соня... сейчас я точно знаю, в кого ты пошла. Ты и твоя покойная
мать - одного поля ягоды.
     Соня. Папа, не действуй мне на нервы. Еще одно слово... и я - сирота.
     Фроим. Ша! Успокойся! Я  сделаю, что  ты хочешь. Но кто  даст гарантию,
что он захочет тебя?
29. Экстерьер. Вход в небольшой отель. День
     Над входом неказистого двухэтажного домика - вывеска:
ОТЕЛЬ ПАРИЖ
     И прямо под ней приписано мелом:
     Здесь  вы можете провести  ночь даже  днем  с самыми шикарными девицами
черноморского  побережья. Их  чистота  и  ваше здоровье гарантируются  мадам
Козак, владелицей.
30. Интерьер. Прихожая отеля. День
     Любка  Козак,  владелица  отеля "Париж"  -  дама  крупных  габаритов  и
неопределенного  возраста,  ничем   не  отличается  от  еврейских  матрон  с
Молдаванки: необъятные  груди,  широченный зад, не  уступающий крупу доброго
коня  молдаванских  биндюжников.  Вывалив из  кофты одну  грудь, она  кормит
своего  годовалого  наследника. Голый упитанный  детеныш, причмокивая, сосет
мамину грудь, а она при этом расхаживает по коридору со множеством дверей по
сторонам и в  голос жалуется Богу. Любка. Боже! У  других людей  дети  в его
годы уже жрут водку,  а  этот босяк будет сосать свою несчастную маму до ста
лет... не сглазить бы. Тебе ничего не достанется  после того, как я  протяну
ноги,  и  пеняй тогда  на себя - твоя мама  не  может  отлучиться и  сделать
честную копейку.
     Держа  пудового младенца у груди,  она достает связку тяжелых ключей из
кармана обширной юбки  и отпирает,  прижимая коленом, одну из многочисленных
дверей.
31. Интерьер. Одна из комнат отеля. День
     На большой кровати под  треснутым зеркалом, наклонно  нависшим над нею,
смутно отражается все, что  творится  под  ним: два  тела, барахтающиеся под
смятой простыней.
     Любка. Я дико извиняюсь, мои сладкие.
     Две возбужденные головы высовываются из-под простыни. Одна  женская, со
всклокоченной светлой прической и  вздернутым носиком, усыпанным веснушками,
другая - мужская, лысая, но с большими усами.
     Любка. Настя! Мосье Беня Крик нанес нам визит.
     Настя (в восторге). Ах, какой сюрприз!
     Любка! А  вы, господин, быстренько одевайтесь  и  сделайте  ноги! Мосье
Крик не любит шутить!
     Лысый пошарил на стуле,  где висели  его рубашка и  штаны, нащупал свое
пенсне, водрузил на нос и лишь тогда выразил свое неудовольствие.
     Лысый.  Простите, я  не  понимаю.  Я  уплатил  три  рубля,  чтоб  иметь
удовольствие, а вы, ужасная женщина, врываетесь без стука в самый интересный
момент и отбираете у меня мою маленькую пупочку.
     Любка швыряет ему на усы смятую ассигнацию.
     Любка.  Вот!  Бери  свои  три  рубля  и  подавись  ими.  Нет,  половину
удовольствия  ты  все  же  получил.  Попрошу  полтора  рубля  сдачи!  Настя!
Поторапливайся! Мы  ждем тебя в  гостиной. Не натягивай все шмотки  на себя.
Все равно придется раздеваться.
32. Интерьер. Другая комната. День
     Любка Козак, с младенцем, присосавшимся к груди, отпирает другую дверь.
В этой  комнате,  ничем не отличной от предыдущей, кровать еще не разобрана.
Немолодой господин, по виду чиновник, сидит на  стуле, не сняв шляпы и держа
на коленях сложенный зонтик, и  жадно  разглядывает  сочную девицу в  черном
кружевном белье  и  чулках, томно и сонно  снимающую с  себя  один за другим
предметы туалета.
     Любка.  Простите  меня. Я  дико  извиняюсь. Вам придется  зайти  к  нам
завтра. Наш самый важный  гость только  что  приехал  и  требует к себе всех
наших девушек.
33. Интерьер. Конторка администрации отеля. Вечер
     Фроим Грач в сопровождении Цудечкеса пришел в отель  поговорить с мадам
Козак.  Они  сидят   перед  конторкой,  а  за  конторкой  с  чернильницей  и
пресс-папье, восседает Любка с уснувшим голым младенцем на руках.
     Фроим. Мадам Любка, вы умная женщина. Я пришел к вам, как к собственной
матери.  Я  полагаюсь на вас, мадам Любка. На Бога в первую очередь, а потом
на вас.
     Любка. Говори!
     Цудечкес не  удержался  и вмешался в  разговор. Цудечкес. Мадам! Это  -
деликатное  дело и  должно остаться антр ну, но  между нами. Вы сами знаете,
мадам, что сейчас в Одессе есть два человека: Фроим Грач и Беня Крик. Но они
работают  отдельно. Это стыд!  Один стар, но мудр, другой молод,  но слишком
горячий.  Нет  счета тому, что  они  могли бы сделать вместе. Любка. О таком
чуде можно только мечтать. Фроим. Мадам Любка, я пришел до вас, как к родной
маме...
     Цудечкес.  Мосье Грач имеет товар. У него есть дочь,  известная  на всю
Одессу Сонька-Золотая Ручка. Огонь-девушка. А  Беня,  как вы знаете, все еще
не женат.
     Любка Козак решительно прервала его. Любка. Больше ни слова! Я беру это
дело в свои руки!
     Фроим  (растроганно). Мадам Любка.  Я к вам как к  родной матери. Вы об
этом не пожалеете.
     Любка. Сказано - сделано. Пойду вытащу жениха.
     Любка Козак, не  отняв младенца от  груди, повела  гостей по коридору к
одной из  дверей, знаком  велела  им  сесть и ждать и  своим  ключом отперла
дверь.
34. Интерьер. Еще одна комната в отеле. Вечер
     Эта комната  отличается от других своим размером  и  убранством  и явно
предназначается для состоятель-
     ных визитеров. Здесь кровать самая большая в отеле и множество зеркал в
золоченых рамах по стенам. Пять или шесть абсолютно нагих девиц сформировали
живописную  группу в  постели и в центре  этого  переплетения женских  рук и
ножек восседает хохочущий Беня Крик, очень довольный времяпрепровождением.
     Любка с места в карьер обратилась к нему.
     Любка. Хватит баловства!  Есть дело, Беня. Мосье Фроим Грач пришел сюда
повидать тебя.
     Движением своих крепких плеч Беня стряхнул с себя тела девиц и уселся в
подушках, готовый к разговору. Мадам Козак склонилась к  нему и зашептала на
ухо.
     Беня внимательно слушает, при этом не забывая накрыть обнаженных  девиц
простыней.
     Б  е  н я. Я обдумаю это. Надо подумать, мадам Козак. Скажите  старику:
пусть подождет.
35. Интерьер. Коридор в отеле. Вечер
     Фроим Грач и Цудечкес т