вом превосходства глядя  на окружающих,  Кемаль
двинулся по проходу между рядами, неся  в высоко поднятой  руке, как  факел,
полураздавленный  банан. Достигнув  сцены,  он неуклюже отодвинул  в сторону
маленького конферансье  и подошел к  Сомкит, терпеливо ожидавшей, выгнувшись
аркой,  уперевшись пятками  и  ладошками в  пол. Встав  рядом с  ней, Кемаль
отвесил глубокий поклон амфитеатру, затем, помахав рукой, показал, что банан
все еще у него, потом склонился над  животом девушки, левой, свободной рукой
полез  ей в промежность  и деловито, пальцами  расширив  вход,  правой рукой
наотмашь загнал банан внутрь.
     Он  спрыгнул  со сцены  под аплодисменты туристов, и конферансье  снова
начал отсчет.
     Конферансье. Три! Два! Один! Огонь!
     На сей раз банан шмякнулся прямо  в лицо Петеру  и  разлетелся  мокрыми
брызгами вокруг.
     П е т е р (в большом возбуждении). Я поймал!
     Конферансье. Ничего  вы  не поймали.  Я обращаюсь  к  залу: правильно я
сказал?
     Публика (дружно поддержала его). ---Правильно! - Правильно!
     Конферансье. Итак, мы сейчас  вложим  Сом-кит свежий банан и начнем все
сначала.
13. Интерьер. Комната в отеле. Утро.
     Солнечный  зайчик пробился  сквозь узкую  щель на  оконной  занавеске и
прилег на лицо Кемаля.  Он спит  на широкой  кровати, стоящей рядом с другой
такой же, но не разобранной на ночь. Кемаль улыбается во сне, удовлетворенно
причмокивая  губами.  Ему  явно  снится  что-то  очень  приятное.  Возможно,
вчерашний вечер и удача с поимкой банана.
     Таиландский служащий отеля,  в униформе, стараясь не производить  шума,
выносит  из комнаты  большой чемодан и синюю  фирменную  сумку авиакомпании,
которая доставила туристов из Германии в Бангкок.
     Кемаль проснулся.
     Кемаль. Где мой сосед по комнате? Уехал, что ли?
     Служащий. Он перебрался в другую комнату. И попросил меня перенести его
багаж.
     К е м а л ь. Ну что ж... Буду жить один.
     Служащий. Сомневаюсь. Эта комната - на двоих. Вам кого-нибудь подселят.
     К е м  а л ь.  А что, если тот кто-то тоже не захочет делить комнату со
мной? Что тогда?
     Служащий.  У   нас   останавливаются  гости  из  самых   разных  стран.
Администрация подберет вам соседа.
     Он мягко прикрыл за собой дверь.
     Кемаль   легко  вскочил  с  постели,  обернулся  простыней  и,  сдвинув
занавеску, выглянул в окно.
     Внизу,  во дворе отеля, среди  высоких пальм, сухо  шелестящих широкими
листьями,  в  тени  которых  пышно   цветут  многокрасочными  цветами  кусты
бугенвиллий, расположился овальный  бассейн, до краев наполненный прозрачной
голубоватой  водой. В  нем, как рыбки в  аквариуме,  лениво  плещутся стайки
крошечных девочек в ярких бикини  и иногда, как бы  невзначай, бросают взоры
на окна  отеля. Несколько  европейских туристов шумно плавают среди девочек,
как бегемоты в окружении рыбной мелочи.
14. Экстерьер. Купальный бассейн. День.
     На  аккуратном  обрубке  древесного  ствола,  в  окружении  бугенвиллий
притаился  "Дом  доброго Духа" -  вырезанная из  дерева  миниатюрная  модель
буддийского  храма.  Из  его  резных  окошек  струятся   дымки   благовоний,
смешиваясь  с ароматом цветов. Такой  крошечный  макет храма можно  найти  в
каждом таиландском доме.  По поверью, они предохраняют  домочадцев от дурных
духов.
     И во дворе этого отеля-небоскреба, рядом с плавательным бассейном, "Дом
доброго Духа" выполняет функцию защитника, и не только  таиландских девочек,
плещущихся в бассейне, но и массивных европейцев,
     еще не загорелых, непривычно белотелых в  этой  многоцветной  красочной
обстановке.
     Кемаль  появился  у  бассейна,  сразу  выделившись  своим  видом  среди
остальных туристов -  он был в трусах. Немцы же - абсолютно нагие, нисколько
не стесняясь окружающих их девчонок, трясут мокрыми телами, хохоча и громко,
как  хозяева,  перекликаясь.  Только  несколько  довольно  пожилых  туристов
подремывают в тени пальм в шезлонгах, прикрыв колени купальными простынями.
     Девочки,  в  бикини,  по  трое,  по  пятеро  дружно  облепляют  каждого
прилегшего  на  траву туриста, как муравьи, ползают по их  обширным телесам,
массируя мягкими прикосновениями  крошечных  пальчиков,  локотков и коленок.
Туристы,  изнемогая от  наслаждения,  раскинули  руки  и  ноги, отдавшись во
власть этим маленьким неутомимым волшебницам.
     А тем туристам, что укрылись в шезлонгах под пальмами, такие же,  почти
нагие,  девочки доставляют  радость  по-другому.  Стоя  на коленях по  бокам
шезлонга, они,  щебеча,  кормят  своих  клиентов,  сокрушая  щипцами красные
панцири больших крабов, и, обмакнув их мясо в фарфоровые чашечки с  пахучими
диковинными специями, своими пальчиками просовывают деликатес  в жующие  рты
пожилых европейцев.
     Голые мужчины с усевшимися к ним на колени
     голенькими  девочками играют  в карты, свесив ноги в прохладу бассейна.
Они иронично поглядывают  на Ке-маля,  облаченного в  трусы, и  обмениваются
саркастическими замечаниями. Петер не удержался громко съязвить.
     П е т е р. Да вы знаете, почему он прикрывается? Нечего показать!
     Кемаль. Вы  крупно  ошибаетесь,  милейший.  Если сброшу трусы  - вы  не
будете  знать, что  делать. Сравнение окажется  не в вашу пользу. На все сто
процентов. А я добрый, не  хочу вам доставить мужские страдания. Одному  бог
дал, другого - обделил.
     Петер. Вы слышали?  Он бросает  нам вызов! А ну-ка, девочки, сорвите  с
него трусы, посмотрим, что этот турок прячет от нас!
     Две девчушки выбрались из воды, зайдя в тыл Ке-малю, и под хохот немцев
рванули с него трусы. Он еле успел подхватить их на коленях, но, запутавпшсь
в них, оступился и рухнул в бассейн, подняв фонтан брызг.
     Одна  из  девчонок двинулась  за ним,  плывшим  на  спине. И, догнав, с
хохотом вскарабкалась ему на живот, усевшись верхом, как на коня. Кемаль  не
стал злиться и тоже расхохотался.
     Кемаль. Эй, как тебя зовут?
     Девчонка (все еще хихикая). Кампонг.
     Кемаль. Кампонг... Хорошее имя. Послушай,
     милая, сколько тебе лет?
     К а м п о н г. Одиннадцать.
     К е м а л ь. Да ты что? Ты же еще совсем ребенок.
     К  а  м п о  н г. Нет, не ребенок.  У нас здесь девочки созревают очень
рано. Я уже могу родить ребенка.
     К е м а л ь. Как же ты можешь родить, если у тебя и грудей-то нет?
     Кампонг. А для чего  мне груди?  Я не собираюсь кормить  ребенка. А для
того, чтобы спать с мужчиной, они ни к чему.  Смотри, вот она моложе меня, а
как работает!
     Кемаль глянул туда, куда она показывала пальцем.
     На  траве,  возле  самого  края  бассейна,  укрывшись  от  солнца,  под
усеянными  цветами  ветвями  бугенвиллий,  раскинулся  белым  телом, лежа на
спине, широко расставив ноги,  голый мужчина. На нем, поднимаясь и опускаясь
ритмично, как при верховой езде, ерзает на его  члене совсем крошечная,  как
дитя, девочка. Подобравшая под себя ножки  и пластично шевелящая раскинутыми
в стороны ручками,  она  напоминала одну из статуэток многорукого танцующего
бога Шивы, которыми был усеян двор отеля. Безглазые каменные Шивы, казалось,
оценивающе  следили  за девчушкой,  имитировавшей  их  танец на  белом  теле
заморского туриста.
     Кемаль,   скосив  взгляд,  обнаружил   еще  одну   пару  под   пальмой,
занимавшейся тем же делом и в той же
     позе.
     Кампонг. Хочешь, я тебе сделаю то же самое?..  И не  хуже их...  Я ведь
старше.
     Кемаль. Ну-ка, еще раз... Сколько тебе лет?
     Кампонг. Я же сказала... Одиннадцать исполнилось.
     Кемаль. Врешь ты все.
     Он поднялся, упершись ногами в плитки дна  бассейна так,  что над водой
высилась лишь его усатая голова. Кампонг, как обезьянка, ловко вскарабкалась
ему на плечи, сцепив ладошки на его лбу.
     Кампонг (назидательно, заглядывая ему в глаза). Запомни, белый человек,
таиландские  женщины  никогда  не  лгут. Мы  рано созреваем,  но зато и рано
старимся.
     Кемаль. Ладно, ладно... Не обижайся... А где твои родители?
     Кампонг. Далеко. В горах.
     Кемаль. Они знают, чем ты тут занимаешься?
     Кампонг.  Думаю, да.  Хотя они ни разу меня не навестили.  Да они  и не
знают, где я обитаю.
     К е м а л ь. Не верю. Как это может быть?
     Кампонг. Все  нормально.  Они продали меня. Привезли в Бангкок -  самый
большой  город у  нас - и  продали  за  семьдесят долларов...  и мою младшую
сестру... моложе меня...
     К е м а л ь. Кому вас продали?
     К а м п о н г. Отелю. Нам здесь хорошо. Всегда сыты. Красивая одежда. А
в горах мы голодали. А  здесь еще и  деньги  копим.  Выйдем  замуж  -  будет
приданое.
     К е м а л ь. Все! Хватит! Молчи. Мне расхотелось купаться. Прощай.
     Кампонг. И  я с  вами.  Если  вам не нравится здесь,  то  пойдем в вашу
комнату.
     К е м а л ь. А это совсем не обязательно. Одиннадцать лет... Расскажешь
- не поверят. Убирайся!
     К а м п о н г. Не сердитесь. Вы останетесь довольны.
     К е м  а л  ь. Ладно, ладно. Давай  спрыгни  с меня.  И оставь  меня  в
покое... Одиннадцать лет... Что же это делается на белом свете?
     Кампонг. Неужели  вам не нравится  у нас,  в Таиланде? Это  же рай  для
мужчин!  Вернетесь  в  Европу  и  долго  будете  вспоминать  нас,  "сиамских
кошечек". Скучать будете... и захочется снова вернуться сюда. Вот увидите!
     Кампонг встала на его плечах  во весь свой маленький рост, как дочка, а
вернее даже внучка, и ласточкой прыгнула в бассейн, сразу затерявшись  среди
других крошечных купальщиц.
     Две  маленькие обезьянки на вершине пальмы переглянулись, словно дивясь
тому, что творят их сороди-
     чи  - люди, и  обе  уставились  вниз,  на воду бассейна, кишевшую,  как
рыбками в аквариуме, прелестными девочками в разноцветных бикини, чей смех и
визги слышны были очень далеко.
15. Интерьер. Комната отеля. Утро.
       Стук в  дверь.  Кемаль  вскочил, прикрыл простыней свое голое  тело и
пошел открывать. На  пороге стоял тот же самый отельный  служащий, с большим
чемоданом и туристской сумкой, другого цвета, нежели у тех, кто прибыл одним
рейсом с Кемалем. Позади него, сверкая очками и улыбаясь, стоял японец.
     Служащий. Я привел вашего нового соседа.
     Японец. Здравствуйте. Я немножко говорю по-немецки.
     Кемаль. Проходите. Приятно познакомиться. Вы откуда?
     Японец. Час тому назад я прилетел из Токио.
     Кемаль. Токио... Токио... Где это?
     Японец.  Вы  действительно  не  знаете?  Весь мир знает, где  находится
Токио. Даже папуасы на Новой Гвинее. Японские автомобили завоевали  мир.  Мы
даже обогнали вашу Германию.
     Кемаль. Если хотите знать правду, меня это нисколько не огорчает.
     Японец. Как так? Вы не испытываете патрио-
     тических чувств к вашей стране? Насколько я знаю, немцы известны в мире
своей любовью к отечеству.
     К е м а л ь. Считайте, что я - исключение.
     Японец. Не  могу поверить. Вы  просто  очень скромны. И ваша скромность
только подчеркивает национальное величие немецкого  характера. Что, впрочем,
в неменьшей степени характерно и для нас, японцев. Мы -  два великих народа,
и мир с восторгом взирает на нас, дивясь и завидуя нашим успехам.
     Японец,  сверкая стеклами очков, протянул Кема-лю руку  для пожатия, и,
когда турок протянул ему свою,  простыня  соскользнула с его бедер, упала на
пол, полностью обнажив его большое, тучное тело.
     Японец зашелся от восторга.
     Я п  о  н е ц. О,  мой бог! Какое богатство! Какой  подарок женщинам! Я
завидую вам белой завистью. Ну, знаете, не ожидал... С  вашего позволения...
Я бы  сказал вот что...  С  таким инструментом вы можете  запросто завоевать
мир. Вернее, половину мира. Его  лучшую часть. Вам даже не нужно производить
столько автомобилей, сколько мы производим. Только демонстрировать  это... и
вы повергнете мир к своим ногам.
     И наконец, это убеждает меня в том, что ваш гениальный земляк Ницше был
прав, абсолютно прав... Вы, немцы, - сверхчеловеки.
     К е м а л ь. Вы меня растрогали, уважаемый. Но
     если сказать  вам всю правду,  я не хотел бы, чтобы  мои... достоинства
были приписаны немцам. Они незаслуженно возомнят о себе бог знает что... Я -
не немец. Я - турок. Турецкий рабочий в Германии. Знаете такой народ?
     Японец. Турок? Турция? Ваша столица - Багдад?
     К  е м а л ь. Наша столица - Анкара. Нетрудно запомнить. И, пожалуйста,
не удивляйтесь, когда кто-нибудь не знает вашего Токио.
     Раздался робкий стук в дверь.
     Японец. Это, видимо, к вам.
     К е м а л ь. Я никого не жду. Но открыть все равно надо.
     Кемаль,  задрапировавшись  в простыню,  открыл  дверь. Перед ним стояла
Кампонг с другой девочкой.  Обе босиком  и в ярких  купальных бикини, плотно
облегавших их  худенькие  детские  тела. Их  волосы  были еще  мокрыми после
купания, но в них были заплетены многокрасочные цветы бугенвиллии.
     Кампонг. Здравствуйте. Это - моя сестра.
     Я п о н е ц. О, какие чудесные крошки! Сиамские кошечки! Какой сюрприз!
Какое гостеприимство! Нет на свете лучшего уголка, чем Таиланд!
     Кемаль в гневе захлопнул дверь перед девочками.
     Кемаль (японцу). Вы знаете, сколько им лет? Уве-
     рен, ваша внучка старше.
     Я  п  о  н е ц.  Я  вижу,  вы  - пуританин.  В  таком  случае,  могу  я
полюбопытствовать: что привело вас в Таиланд? Сюда приезжают  чаще всего для
того, чтобы хорошо провести время... с такими вот...  сиамскими кошечками. И
право же, это не самое худшее времяпрепровождение в наш индустриальный век.
16. Экстерьер. Улицы Бангкока. День.
     Перед фронтоном отельного небоскреба толпятся туристы, слушая пояснения
гида.
     Гид.  Таиланд - быстро развивающаяся страна, и  каждый ее день  отмечен
новым шагом на пути прогресса. Например, в одной лишь нашей древней  столице
- Бангкоке  число автомобилей давно перевалило за миллион. Но  при этом, как
элемент нашего экзотического прошлого, мы сохранили... конечно же, в  первую
очередь, для туристов, и наши, уходящие в века,  виды транспорта.  Вы можете
сесть  вот  в такой  экипаж на двух колесах,  но  движимый не  мотором  и не
лошадью,  а че-ловеком,  только его силой.  Это  может  создать вам  иллюзию
возвращения в далекую древность.
     Одним  за  другим  рикши подкатывают свои легкие  коляски к тротуару и,
усадив туриста на мягкое сиденье, уносятся в бурлящий поток улицы.
     Петер сел к рикше, Кемаль, смущенно оглядыва-
     ясь, - к  другому. Грузный турок,  опустившись на сиденье, придавил его
так  низко к  оси  коляски,  что немолодой возница еле  стронул ее с  места.
Догнав  рикшу с Петером, в плетеном тропическом шлеме,  они понеслись рядом,
прижатые бесконечными потоками автомобилей к самой кромке тротуара.
     Увидев, что  Кемаль  оказался рядом, Петер  гневно прикрикнул на своего
рикшу, и тот, прибавив ходу, оставил вторую  коляску позади. Это раззадорило
Кемаля, и он тоже велел своему рикше не отставать. Тот прибавил скорость.
     Оба рикши несутся рядом, колесо-к колесу. Сами они напрягаются изо всех
сил, тяжело дыша и истекая потом.
     Обгоняют   бесчисленные  мотоциклы,   пешеходов,  чьи  лица   размытыми
очертаниями  проносятся  на предельной скорости. Коляски вынеслись на  берег
Меконга   -   полноводной   могучей   реки,   со   множеством   пароходиков,
преодолевающих  бурное  течение, с конусными  башнями  буддийских  храмов на
другом берегу.
     Повозка Петера оторвалась от  Кемалевой.  Рикша последнего, нездорового
вида  старик, рухнул, в оглоблях, на асфальт и  растянулся на  нем, с трудом
хватая пересохшим ртом густой и влажный, сильно загазованный воздух.
     Кемаль выскочил из коляски и, опустившись на
     колени,  склонился  над  ним.  Толпа  зевак  окружила  их. Люди  что-то
лопочут,   кричат.  Турок   беспомощно   озирается  вокруг,  не  зная,   что
предпринять.  И  тут он увидел того еврея-туриста,  с которым рядышком летел
сюда из Франкфурта. Тот быстро протолкался  сквозь толпу и, тоже опустившись
на колени, взял руку рикши и стал прощупывать пульс.
     К е м а л ь. Вы - доктор?
     Еврей. Пожалуйста, не отвлекайте меня. У него очень слабый пульс. Да, я
доктор.  Чему вы удивляетесь? Каждый третий еврей-врач.  А  каждый  второй -
фармацевт. Так вот,  мой  дорогой,  помогите  мне поднять  его  и  уложить в
коляску. У него очень плохое сердце.
     Вдвоем они перенесли неподвижное тело рикши  и осторожно уложили его на
мягкое сиденье коляски.
     К е м а л ь. Чем еще я могу помочь, доктор?
     Еврей. Пожалуй, вот чем. Тут  недалеко есть аптека.  Я выпишу рецепт, а
вы  уж  сбегайте  -  принесите  лекарство.   Да,  подождите...   Так  как  у
несчастного,  я уверен, нет  при себе  денег, я  вам  вместе с рецептом  дам
несколько  монет.  Полагаю, этого хватит. Но, но,  не беспокойтесь. Все мы -
люди. И у нас только по  одному сердцу. И очень мало запасных частей к нему.
Этого человека надо доставить домой. Ему, нужен покой и уход.
     К е м а л ь. Как разыскать его дом?
     Кемаль обежал глазами толпу и, к счастью, обна-
     ружил в ней Сомкит, фокусницу, которой он бесстыже загнал в промежность
очищенный банан. Турок смутился и покраснел.
     К е м а л ь. Я узнал вас.
     С  о  м к  и  т. Я не  удивляюсь. Многие  в этом  городе узнают меня. И
особенно туристы. Я могу вам помочь? Я спрошу у него адрес.
     Кемаль. Садитесь в коляску. Мы доставим его домой.
     Сомкит  села в коляску рядом с больным рикшей и  заговорила с ним на их
родном языке. Кемаль впрягся в оглобли и потянул коляску.
     Удивительное зрелище предстало взорам прохожих: пара таиландцев сидит в
коляске  рикши,  а  запряжен в нее  - огромный  европеец, с большими черными
усами, и мчится во весь дух по запруженным улицам Бангкока.
17. Экстерьер. Улицы Бангкока. Вечер.
     Вечер опустился на Бангкок. Как обычно в тропиках, быстро, без перехода
стемнело. Город погрузился в густой, тяжелый мрак. И как по команде, тысячи,
десятки тысяч  огней вспыхнули вдоль улиц, яркими гирляндами  протянувшись в
бесконечность.
     Многокрасочные  линии  неона,  как  радуги,  озарили витрины  роскошных
магазинов, заиграли у гостеп-
     риимно распахнутых  входов  в рестораны; засветились фары  автомобилей:
красные - в одном направлении и  белые -  в  обратном,  потекли нескончаемым
потоком светлячков над жирным асфальтом. Пучки света озарили макушки пальм в
черном небе и длинные, словно лакированные, листья банановых деревьев.
     Сомкит и Кемаль бродят в толпе, заполнившей  тротуар, крепко держа друг
друга за руки, словно  боясь потеряться, быть разлученными в этом чудовищном
людском муравейнике. Вспышки неоновых огней играют на их лицах, окрашивая их
то в зеленый, то в  оранжевый, то в золотой цвета и превращая людские потоки
в карнавальную процессию с ее  удивительным разнообразием костюмов, платьев,
головных уборов,  от индийских тюрбанов и женских сари до  тропических одежд
типа сафари,  в  которые облачились тут, в Бангкоке, тяжеловесные европейцы,
прогуливаясь в обнимку со своими узкоглазыми восточными красотками.
     Они минуют шумный немецкий Бирхаус-огромную пивную под открытым  небом,
вернее,  под  кронами  высоких  деревьев.  Пивные  бочки,  дубовые  столы  с
литровыми  фаянсовыми кружками.  Все так же, как в Мюнхене. И эта гигантская
пивная  так и называется-"Мюнхен", готическими буквами оповещающая  об  этом
Бангкок.
     И уж совсем как в Германии, все столы оккупиро-
     ваны немцами-туристами, в зеленых тирольских шляпах, с игривым пером на
тулье. И чтоб ни у кого не возникло сомнения  в их баварском  происхождении,
почти  все   немцы   натянули  на  свои  раздобревшие  тела  белые  рубашки,
пересеченные шлейками коротких  кожаных штанов из  зеленой замши. Оркестр, в
такой же униформе, играет марши и тирольские польки, а посетители, натягивая
шлейки на мускулистых плечах,  раскачиваются в ритм  этой  музыке  с  высоко
поднятыми  в  руках массивными кружками, покрытыми пенными  шапками пива. Их
таиландские п