одружки,  стиснутые широкими боками мужчин, выглядят маленькими
детишками, которых родители забыли вовремя уложить спать.
     Внимание Кемаля и Сомкит привлекла забавная картинка. Перепивший немец,
с переполненным пивом пузом, зажатым в кожаные  короткие штанишки, явно ищет
глазами  туалет, неуверенно покачиваясь на толстых волосатых ногах. Выручает
его  странный официант  -  специально обученный большой  шимпанзе, в красной
каскетке  набекрень  и  укрытый  красной  раздувающейся пелериной от  шеи до
колен.
     Шимпанзе,  обнаружив  пребывающего  на  грани  детского  греха клиента,
подает ему серую  лапу и ведет, раскачиваясь с ним в такт и для устойчивости
опираясь о землю  свободной  лапой. Так они  и бредут, держась за руки  и  в
одном ритме покачиваясь. Пока не дошли до
     туалета. Человек  ввалился в помещение, а обезьяна осталась  дожидаться
его снаружи.
     Стоило немцу  вывалиться оттуда, неловко  застегивая короткие  замшевые
штаны, как шимпанзе возник перед ним и протянул  ему из-под красной пелерины
лапу,  собранную  в  горсть  -  без  всяких слов  понятный  жест,  требующий
вознаграждения  за  труд.  Получив деньги,  животное  беспечно  удалилось  в
предвкушении очередного клиента,  налитого  до  ушей пивом, а  брошенный  им
огромный   немец,   одетый   как  мальчик,  недоуменно   озирается,  пытаясь
сообразить, где же его стол и вся компания, гремящая тяжелыми кружками.
     Кемаль и Сомкит развеселились.
     С о м к и т. Хотите посидеть?
     Кемаль. Нет.
     Сомкит. Понимаю. Вам и так надоели ваши приятели?
     Кемаль. Какие у меня тут приятели, моя девочка? Я им - чужой, а они мне
-  и подавно. Я  в  их стране - иностранный рабочий. Тебе  это  о чем-нибудь
говорит? Мой народ, Сомкит,  как и твой, продает  своих детей на сторону  от
бедности, нищеты.  Одна лишь  разница:  турки избавляются от  своих сыновей,
отправляя их в чужие края на  фабрики и  заводы.  А  Таиланд торгует  своими
дочерьми прямо здесь, дома.
     С о м к и т, Я впервые встречаю бедного европей-
     ца.
     Кемаль. Я даже  и не европеец. Я - турок. Я делаю самую черную работу в
Германии. Работу, которой немец не станет марать свои  руки. А сюда  я попал
совершенно случайно... По воле Аллаха... Где бы я смог наскрести денег, чтоб
отправиться в такой дальний вояж? Чтоб быть откровенным  с тобой, признаюсь:
у меня даже нет денег, чтоб пригласить тебя в ресторан поужинать.
     Петер. Тогда отдай свою даму тому, у кого на это хватает денег.
     Петер возник перед ними с пенной шапкой пива в кружке. Узнав Сомкит, он
расплылся в интимной улыбке.
     Петер.  Фрейлейн,  если  я  не  ошибаюсь, это  вы...  которая  стреляла
бананами  из  известного места, пардон...  и  попала мне, шалунья,  прямо  в
лицо... хе-хе... Сочту за честь пригласить вас со мной отужинать.
     С о м к и т. Но вы видите... я же не одна.
     Петер. Ну, что ж... Мы можем накормить и его... заодно.
     С  о м к и т. Я не  уверена, что мой кавалер пылает  желанием составить
вам компанию.
     П  е  т  е  р.  А  мы  можем  спросить  его  прямо  сейчас...  если  вы
настаиваете... Каков будет ваш ответ, господин турок?
     Кемаль взял из его руки кружку с пивом, осторож-
     но  поставил ее  на  ближайший столик  и  со всего размаху влепил немцу
затрещину, чуть не сбив его с ног.
     Петер. Полиция!
     Из-за его спины на крик вынырнул шимпанзе в красной пелерине.
     Петер. Здесь в полиции служат обезьяны?
     К е м а л ь. Слушай, ты! Мы сейчас не в Германии, где ты - немец, а я -
никто, грязный турок. Понял? Тут полиция нас обоих считает европейцами.
     Петер  все  же попытался  ударить  его  в ответ, но  между  ними встала
Сомкит, раскинув руки.
     С о м к и т. Эй! Слушай, Европа! Давайте обойдемся без полиции.  Каждый
пойдет своей дорогой. Я, например, с ним.
     Она прижалась к Кемалю и повела его, взяв за руку.
     Сомкит. Если я вам не надоела, мы можем поужинать у меня.
     Вокруг  них  кипит  полуночный  Бангкок.  В  небе  выплясывают  пестрые
рекламные  щиты,  написанные на  разных языках  - по-немецки,  по-английски,
по-французски,  по-японски. Зазывалы, в  униформе,  стоя  у входа в  злачные
места,  хватают прохожих за  руки, умоляют заглянуть, суля невиданные утехи.
Таиландские девочки, раздетые почти донага, улыбаются  туристам из окон. Они
прелестны. И улыбки их не вульгарны, а невинны, как у детей.
     Сомкит и Кемаль  свернули в переулок  и сразу окунулись в  густую тьму.
Без ярких витрин и буйства неона.
     Здесь тянулись пустыри с кучами песка  и  штабелями  цемента в бумажных
мешках, силуэты бетономешалок, с разинутыми и умолкшими на ночь ртами.
     Они  подошли к высоченной конструкции возводимого  здания,  еще пустой,
без стен, лишь с бетонными перекрытиями этажей, напоминавших ребра скелета -
скелета небоскреба. Каждая комната дома открыта внешнему миру и отделена  от
соседней  только  тонкими  перегородками  будущих стен.  Все  это напоминало
пчелиные соты огромного улья, устремленного к самым звездам в темном небе.
     Но соты  лишь поначалу казались необитаемыми. Приглядевшись, можно было
различить  слабые  огоньки в каждой  из  комнат и  передвигающиеся  тени  их
обитателей. Здесь теплилась жизнь. Тихая жизнь, почти незаметная со стороны,
для постороннего глаза. Словно боящаяся привлечь к себе внимание.
     В каждой открытой, без наружных стен, ячейке  шла своя жизнь. Кипело  в
кастрюлях на электроплитках варево.  Кто-то  стирал в пластмассовых тазиках,
кто-то подводил уже засыпающих  в  этот  поздний  час  детей  к  самому краю
жилища, и дети с разных этажей мочились наружу, направляя тоненькие струйки,
как легкий
     дождь, вниз, прямо на улицу, на бушующие огни города.
     Грузовым лифтом, перепачканным строительным  мусором,  Кемаль  и Сомкит
поднялись куда-то к звездам и  через отсутствующую стену вылезли на бетонное
перекрытие этажа.
     Сомкит.  Вот мы и дома. В этой, еще  не построенной комнате, я  и живу.
Бесплатно.  Получается экономия.  А когда  строительство  будет  закончено -
придется убираться. Здесь поселят туристов. С большими кошельками. А я поищу
другую стройку. В Бангкоке, слава богу, с этим нет проблем.
     Кемаль. Кто все эти люди, что живут здесь?
     Сомкит. Это те,  кто строит отель. Рабочие. Днем здесь кипит  работа, а
ночью  они  тут  спят...  Со  своими  семьями. С рассветом  их  родственники
исчезают,  забрав  свои  пожитки,  только мужчины  остаются, чтоб продолжить
работу.
     Кемаль. Куда же уходят их семьи на день?
     Сомкит. Кого это интересует? Они все  бездомные. Перебрались в  столицу
из провинции, с гор. Половина жителей Бангкока не имеют крыши над головой.
     К е м а л ь. А ты-то как сюда попала?
     Сомкит. Хоть я и  устроилась на хорошую работу, но денег, чтобы  купить
квартиру,  не  накопила.  Пока... у меня  бесплатная  крыша.  Брат мой здесь
работает. Я
     ночую с его семьей.
     Кемаль. Постой. Скажем, через месяц-другой отель достроят. Что тогда?
     Сомкит.  Этот достроят-начнут  другой. И  брат, надеюсь, без работы  не
останется. И снова будет ночлег. Ты почему так загрустил? Все это  не так уж
плохо. Ночью дует прохладный ветерок - отлично можно выспаться. А  вид какой
отсюда!  Весь  Бангкок под  ногами.  Построят  здесь красавец-отель,  и  вы,
европейцы,  будете  много платить, чтоб полюбоваться отсюда городом,  как мы
сейчас.  Пошли.  Я  познакомлю тебя с  братом.  К сожалению, он  ни на каком
языке, кроме  нашего, не разговаривает,  но кто сказал,  что  гостеприимство
нуждается в словах?
18. Интерьер. Недостроенный небоскреб. Ночь.
     Ступени  из еще не обработанного бетона мелькают одна за другой по мере
того, как две пары ног преодолевают их: мужские - большие и женские - совсем
крохотные.
     Сомкит  и  Кемаль поднимаются  по пролетам лестницы, еще без  перил,  и
перед ними  на каждом  этаже в  клетках  комнат  без  наружных стен и дверей
открывается  незатейливая,  протекающая у  всех  на  виду  жизнь  обитателей
недостроенного небоскреба.
     Голый мужчина - отец семейства - с намыленной головой стоит на шершавом
бетонном  полу, а женщина, в  каком-то тряпье, поливает его, как из душа, из
кувшина.
     Большая  семья  тесно  сбилась   на  соломенных  циновках.  Глаза  всех
устремлены  на  светящийся  экран  маленького  телевизора.  Никакой  мебели,
ничего... Бетон, соломенные циновки... и телевизор.
     Другая  семья уселась кружком прямо на бетонном  полу. Тусклая лампочка
свисает на электрическом шнуре с потолка.  Пар поднимается над кастрюльками.
Мать разливает какое-то варево детям в тарелки.
     Еще один этаж преодолевают Кемаль и Сомкит.
     Здесь темно. Только  слабый язычок пламени на  свече  озаряет крохотный
"Дом доброго Духа" и лица молящихся вокруг него.
19. Экстерьер. Улицы Бангкока. Раннее утро.
     Краешек  солнца блеснул первым  лучом из-за горизонта, когда  Сомкит  и
Кемаль  покинули  место  своего  ночлега.   По  всем  этажам  недостроенного
небоскреба, как муравьи, спешат  вниз семьи рабочих,  унося на  плечах  весь
свой  нехитрый скарб. И  без всякого  перерыва,  как только женщины  и  дети
покинули здание, в  открытых,  без наружных  стен, комнатах начинают греметь
пневматические молотки, вздымая тучи цементной
     пыли, окутывая серым облаком весь скелет будущего отеля.
20. Экстерьер. Улицы Бангкока. Раннее утро.
     В  саду пивной  "Мюнхен" гаснут огни фонарей,  гирляндами провисших над
неубранными, грязными столиками. Официанты в белых курточках собирают пивные
кружки, снимают мокрые скатерти. Последние посетители в тирольских костюмах,
покачиваясь и цепляясь друг за друга, покидают это ночное заведение, горланя
немецкие песни.
     Только один немец никак не уйдет. Он уснул прямо за столом, уставленном
кружками  и  грязными  тарелками, уронив с головы зеленую тирольскую шляпу с
пером. Его растолкал официант.
     Официант. Вы не дойдете домой.
     Петер. Отведи меня. Заплачу.
     Официант. Мне  нельзя отлучаться до  конца  смены.  Но  если  заплатите
нашему  шимпанзе,  он доставит вас домой. Только  назовите  отель.  Обезьяна
понимает по-немецки.
     Держась  за руки и покачиваясь, Петер с шимпанзе,  в красной каскетке и
пелерине,  бредут по  пустой  сонной  улице.  У  телеграфного  столба  немец
остановился  и,  вырвав  свою  руку  из  лапы  обезьяны,  сосредоточился  на
растегивании своих коротких штанов. Потом стал
     мочиться.
     Шимпанзе  неодобрительно  покачал  головой   и  смущенно  оглянулся  по
сторонам.  К  ним  уже  спешил  полицейский,  гневно  выкрикивая  что-то  на
таиландском языке. Петер удивленно уставился на полицейского,  затем перевел
мутный взор на обезьяну.
     Петер, Что он говорит? Ты понимаешь его?
     Озадаченный шимпанзе лишь пожал плечами.
21. Экстерьер. Улицы в Бангкоке. Утро.
     По сонной  улице  цепочкой  движутся  бритоголовые  монахи, укутанные в
оранжевые  одеяния,  неся  в руках черные  горшочки с  крышками.  У  каждого
домика,  скрытого  за кустами  бугенвиллий, они останавливаются,  и  хозяйки
выносят им подаяние:  целлофановые мешочки  с  вареным рисом, жареную  рыбу,
что-то  еще. Монахи благодарно кланяются  и складывают продукты  в горшочки.
Затем, опять цепочкой, направляются к следующему дому.
     С о  м к и т.  Вот так каждое утро совершают монахи свой обход, собирая
пропитание для своих  собратьев  в  монастыре.  И не бывает  случая, чтоб им
отказали. Самая  бедная хозяйка сочтет позором  не  вынести  им чего-нибудь,
специально для них приготовленное.
     Сомкит и  Кемаль  завтракают в уличном  ресторане,  расположившемся  на
тротуаре. Весь ресторанчик -
     это тележка уличного торговца, два крохотных детских столика и такие же
миниатюрные складные табуреточки. На тележке, от которой через улицу тянется
к розетке в  стене электрический шнур  со штепселем,  исходят паром котлы со
снедью.
     Монахи по очереди подходят к тележке, и хозяин каждого  подряд наделяет
едой из котлов, ссыпая ее им в горшочки.
     На  столике,  за которым  завтракают Сомкит  и Кемаль,  полно маленьких
фарфоровых пиадочек с различной снедью. Турок с аппетитом опорожняет одну за
другой.
     Сомкит (смеясь). Да ты объешь хозяина! Наши столько не едят.
     К е м а л ь. А мне все это  - на  один зуб. Живи я  здесь-разорился бы.
Кстати, я без денег. Все - в отеле.
     С о  м к и т.  О, не пугай хозяина. С  ним случится удар.  Наши считают
европейцев богатыми. И вдруг ты  - без  гроша! Ладно, я  возьму расхода!  на
себя. Пусть считает, что я тебя, богача, сопровождаю от имени властей.
     Кемаль (тоже смеясь). В  таком  случае, я тебя приглашаю за мой счет...
сегодня у нас по программе экскурсия на лодках по каналам - посмотреть  вашу
сельскую жизнь. Ты будешь моей девушкой.
22. Экстерьер. Река и каналы. День.
     Узкие длинные  лодки  с подвесным  мотором  на корме пересекают широкую
реку, борясь  с сильным течением. На корме, у руля, под конусной  соломенной
шляпкой, застыл, как изваяние, лодочник. Мимо них  течение проносит плавучие
островки яркой и густой зелени, сбившейся в огромные кучи.
     Туристы  сидят  на  скамьях  парами:  европейские мужчины в  обнимку  с
таиландскими  девочками. На  самом  носу лодки - Кемаль и Сомкит, прижавшись
друг к другу, любуются живописными видами, уплывающими назад, за корму.
     Петер тоже на  экскурсии, у него на коленях - "сиамская кошечка", но он
не сводит глаз с Сомкит, запавшей, видать по всему, ему в душу.
     Здесь, как  и  в самолете, есть стюардессы в элегантных  униформах. Они
обносят  пассажиров  фруктами:  красными кусками  арбузов, желтыми  порциями
очищенных от кожуры ананасов, розовыми дольками папайи.
     Река живет  своей  напряженной жизнью, далекой  от  туристской  ленивой
неги. Старый  пароход, пыхтя  и отдуваясь,  таскает от берега к берегу толпы
людей. Баржи, груженные рисовой соломой, напоминают огромные стога, смытые с
берега  рекой.  Лодки,  переполненные  сбившимися  в кучу овцами  и  козами,
оглашают воздух неумолкаемым блеянием. Куры кудахчут в решетча-
     тых клетках.
     Когда  течение  выносит  туристскую  лодку ближе к  берегу, там,  среди
густых зеленых зарослей, вдруг возникает слоновья голова с задранным хоботом
и раздается  его  трубный  низкий  рев. Иногда попадаются и  рабочие  слоны.
Подгоняемые  сидящими у  них  за ушами смуглыми  погонщиками, они переносят,
обхватив хоботом, связки бревен драгоценного красного дерева.
     Купола буддийских храмов отливают золотом среди зелени.
     Туристы  въехали в узкий канал,  протянувшийся прямой линией, зажатый с
обеих сторон плотной стеной тропического леса.
     На канале, прямо  на  воде, раскинулся  базар.  На лодках. Крестьяне  и
крестьянки, в конусных, плетенных из соломы шляпах, передвигаются с места на
место на осевших под грузом  овощей и фруктов лодках,  предлагая покупателям
свой товар. Там же варится в котлах рис, жарится на сковородках мясй и рыба.
Кричат продавцы. От борта к борту передается товар, принимаются деньги.
23. Экстерьер. Деревенская улица. День.
     Маленькая обезьянка,  обхватив  лапками  гладкий  ствол  пальмы,  ловко
взбирается до самой макушки дерева,  где, под веером  широких листьев, висят
гроздья
     крупных зрелых кокосов. Схватив один  из плодов, размером с  ее голову,
она начинает вертеть его, пока ветка, на  которой он  растет, не ломается, и
кокос, как ядро, летит вниз, в толпу туристов, которые с хохотом разбегаются
в стороны, избегая ушибов.
     Владелец обезьяны, старик-крестьянин, разрубает тяжелым ножом один орех
за  другим, в каждую  половинку  засовывает  соломинку  и протягивает  плоды
туристам.  Одни  пьют  кокосовое  молоко через  соломинку,  другие-прямо  из
скорлупы, держа ее как чашку. Именно  так  и  делает Кемаль, перепачкав себе
усы. Сомкит же  тянет молоко через  соломинку. Им весело,  они непринужденно
смеются.
     Таиландский мальчик выпустил  из  плетеной клетки  большую  кобру.  Она
свернулась в траве кольцами, подняв  плоскую  голову,  похожую  на древесный
лист.
     В другой клетке мечется небольшой пушистый зверек с хищной мордочкой.
     Гид.  Сейчас  вы увидите  битву  между опаснейшей  из змей -  коброй  и
мангустой.  Этот  маленький  зверек -  единственный  из животных,  способный
сразиться и победить могущественную королеву джунглей.
     Другой  полуодетый  мальчик  жестами   расставляет  туристов   в  круг,
позванивая  монетами  в  коробке,  давая  таким  образом  понять, что за это
зрелище придется раскошелиться.
     Мангуста  выбежала  из открытой  мальчиком  клетки,  сделала  несколько
прыжков  и  замерла   перед   коброй,   стоя   на  задних   лапках,   словно
загипнотизированная ею.
     Кобра  зашипела, взвилась  листообразной плоской головой  над зверьком,
выжидая  удобный момент для атаки. Но  мангуста  ее опередила. Она совершила
молниеносный  прыжок и впилась  острыми  зубками  в свернутое  кольцами тело
змеи.  А   кобра  обмоталась  спиралью  вокруг   пушистого  зверька  и  ищет
незащищенное место, чтобы вонзить в  него свое ядовитое жало. И тут мангуста
каким-то неуловимым движением маленькой головки впилась в змеиную шею. Кобре
наступил конец.
     Кемаль, как дитя,  сгорая  от  любопытства, протолкался  в  первый  ряд
зрителей, чтобы получше все разглядеть, а  к Сомкит, не проявлявшей интереса
к  надоевшему  ей аттракциону, рассчитанному  на  туристов,  подкатил Петер,
давно выжидавший удобного момента, когда девушка останется одна.
     Петер.  Наконец-то ваш повелитель испарился.  И я  хочу воспользоваться
случаем и похитить вас у него.
     С о  м к и  т. И это  называется у  вас  дружбой?  Уводить у  друга его
подружку?
     Петер. Наши  отношения  никак не назовешь  дружбой. Нас связывает  лишь
арендная плата,  которую он мне  платит за чердак в моем  доме, где он и еще
не-
     сколько таких же бедных турок обитают.
     С о м к и т. Что это означает? Что вы богаты?
     П е т е  р.  Не так уж и  богат... Но, во  всяком случае, мои  средства
позволяют мне потратиться на дорогой подарок для такой прелестной особы, как
вы.
     Вот  так  болтая, они  не  заметили,  как углубились  в банановую рощу,
потеряв  из  виду  свою  группу.  И тогда из-за  кустов  выскочило несколько
таиландцев,  одетых по-крестьянски.  Они  сбили  Петера  с ног,  молниеносно
связав ему руки за спиной. Тоже самое сделали и с Сом-кит.
     Туристы,  после  боя  кобры  с  мангустой,  вернулись   к   лодке.  Гид
пересчитывает их.
     Г и д. У нас не хватает одного туриста. Нужно его подождать.
     К е м а л ь. И моей девушки не видно. Я пойду поищу ее.
     Гид. Смотрите и вы не заблудитесь.
     Кемаль бегом мчится по банановой роще.
     К е м а л ь (кричит, приложив  ладони рупором ко рту).  Сомкит! Сомкит!
Где ты? Мы уезжаем!
     А гид, сверясь со списком, выкрикивает из лодки.
     Гид. Господин  Петер Вейс!  Поспешите! Мы не можем долго ждать!  У  нас
впереди большая программа.
     Туристы в лодке пока еще не встревожены и добродушно посмеиваются.
     Голоса.
     -А зачем этому Петеру Вейсу откликаться? Он слишком занят барышней.
     - Наш гид только портит ему удовольствие.
     - Им там хорошо, дадим им время побаловаться.
     Кемаль задохнулся от быстрого бега. Остановился, озирается по сторонам.
Из  банановых  зарослей не  доносится  ни звука  человеческого голоса.  Лишь
птичий гомон вокруг.
     На лодке туристы уже не смеются, а опасливо переглядываются.
     Гид. Что же нам делать? Пойти всем искать?
     Мимо  них прошмыгнула на большой скорости остроносая лодка с мотором на
корме. За  рулем  -  молодой  крестьянин в  конусной  шляпе.  Еще  несколько
таиландцев - на  скамьях. И не видят туристы, что ногами крестьяне придавили
ко дну лодки связанных Петера и Сомкит, а также Кемаля.
     Лодка с  пленниками ушла вверх  по каналу, исчезнув, как  в  тоннеле, в