ния будка,  а  двор  своим собственным  геометрическим
расположением  образовывали  те  же  самые  дома,  стоя  втроем  буквой  "П"
правильной  конфигурации, и  эта  туалетная  будка  обслуживала одним  своим
посадочным местом все поголовно народонаселение трех этих домов как мужского
пола, так и женского. И невзирая на возрастные отличия. И была она, будка то
есть. туалетная, деревянная. Из досок. А вокруг везде двадцатый век на дворе
- то есть  стекло и бетон. Ну  и кирпич тоже,  конечно.  И поэтому  доски от
будки,  бывало, отрывали. Когда драка какая-нибудь молодежная случалась или,
чтоб костер  сложить для развеселения  души  и тела, допустим, на снегу  под
Новый  год.  И  кончилось все это тем,  что  будка  осталась без  дверей как
таковых вообще. И  как хочешь - так  ею  и пользуйся. Ремонтировать же будку
никто не  обязан.  У жэка  досок не  предусматривается  планом капремонта  и
сметой для таких незначительных нужд населения  - ну вот, выходит,  и все. А
Финогенов,  он  какой  путь  из  положения   изыскал   и  предложил  на  суд
заинтересованных  соседских жильцов -  он  говорит:  а давайте мы прибьем  к
будке рейку подлиньше под названием флагшток и к ней флаг какой-либо  поярче
прицепим  на  веревке.  Поднятый флаг - значит,  занято,  издалека видно,  и
нечего  туда свой нос совать, а спущен флаг - пожалуйста,  свободно. и можно
посещать всем  желающим  и  нуждающимся, милости  просим, и  все  соседи эту
простую идею  одобрили  и поддержали, сказали, ну, ты,  дед, башка  с ушами,
юморист, и,  не отходя, отодрали  одну  слабую доску от будки, и  прибили ее
гвоздями как  возможно  выше,  и  флаг  к ней в соответствии с  предложением
Финогенова приспособили - тот, который по праздникам  на доме  вывешивали, и
пользуются этой будкой с праздничной символикой и по сей сегодняшний день.
     Ну, да все это - отсутствие достойного туалета подразумевается в виду -
не  самое  основное в  том, что  Финогенов  плохо  жил.  Хотя и это одна  из
характерного вида черт его жизни. А самое основное, конечно, и главное - это
то,  что  жил  он, Финогенов, одиноким холостяком, и никто за него  замуж не
выходил.  Как  развелся  он  с  первой  женой  по  существенной  причине  ее
бездетности (тридцать  шесть лет тому  назад  это  произошло), так и жил сам
себе  в  указанном  старом  доме на последнем,  третьем, этаже, имея,  между
прочим, отдельную от всех квартиру, которая  отошла ему при разводе, так как
он в  ней был  рожден и жил с тех пор коренным  жителем. А в квартире, кроме
его  самого, жило еще очень большое число тараканов  и мышей,  правда, они в
основной  массе в пределах  кухни находились, а  не в  комнате, и Финогенов,
поэтому за электросвет крупные суммы выплачивал ежемесячно.  Он свет в кухне
на ночь  постоянно не выключал - чтоб они не выползали из своих нор и щелей.
Они  же - тараканы в частности и мыши  -  они  яркого  света биологически не
переносят и панически избегают. А лампочка в  кухне у Финогенова  сто свечей
вкручена, потому что, если меньше  вкрутить, то не поможет ни черта. Конечно
же, она, лампочка эта мощная, наматывала избыточные неоправданные киловатты.
Но  тушить ее все  равно никаким  образом нельзя было  себе позволить. Из-за
того, что тогда под слоем тараканов ни пола видно  не было бы, ни клеенки на
столе, ничего - столько, значит, их наплодилось и размножилось за долгие дни
и годы жизни. Ну, и жил, значит вот, Финогенов в этом доме, состоя на полном
пенсионном  обеспечении  по старости,  и жизнь его  текла  приблизительно  в
следующем  русле.  Просыпался  Финогенов часа в  четыре  утра от наступления
бессонницы  и  часов до  полседьмого  лежал  на  спине и  смотрел раскрытыми
глазами в серый, с дождевыми затеками потолок своего  жилья. И прислушивался
к  шуршанию и  писку,  который доходил до его  ушей через дверь. Это значит,
мыши  и тараканы в  кухне боялись ходить  из-за  яркости света  лампы, а  по
коридору все  ж  таки рысачили,  гадости,  отыскивая, что бы им употребить и
сожрать. Потом, в семь часов, Финогенов из постели  вылезал и шел на  кухню.
Там, на кухне, он  умывал  лицо и руки под  краном, нагревал  чайник  воды и
толково пил чай, и завтракал тем, что у него содержалось в холодильнике - то
ли колбасой, то ли же иногда просто хлебом с маслом, и чаем запивал горячим,
чтоб  облегчить  прохождение в  глубь пищеварительного  тракта  пережеванной
пищи. А после окончания завтрака Финогенов ополаскивал чашку и нож кипяченой
водой,  складывал еду в холодильник, чтоб она была недостижима для тараканов
и мышей, брал сумку из ткани "болонья", газету тоже брал старую, и спускался
во двор, в  туалет,  а  из  туалета  уже  прямиком на остановку  троллейбуса
шестидесятого  маршрута. А выходил  он  из  троллейбуса  через одну -  возле
универсама No8, который как раз и открывался ровно  в восемь часов утра. А в
универсаме  Финогенов  не кидался к полкам,  а спокойными шагами  подходил к
женщине Зине на входе, получал у нее во  временное распоряжение трехколесную
тележку и ехал с этой тележкой в торговый зал. И там, в зале, ожидал нужного
часа. Ожидал  он обыкновенно, находясь в непосредственной близи от выезда из
служебного, развесочно-фасовочного  помещения,  потому что из  этого  именно
помещения и  выкатывали  контейнеры с пищевыми  продуктами питания в течение
всего рабочего дня  без  перерыва  на обед. И Финогенов, когда  контейнер из
служебного помещения  показывался, в числе других таких же людей бросался на
него  всем корпусом  тела  и хватал  -  что  там было  положено,  и  обратно
вытискивался, и там уже, на воле, разглядывал внимательно ухваченное. И если
оно  ему было не надо  или, может, дорого стоило, то  он, Финогенов, значит,
возвращал  это  на свое прежнее  место  в  контейнер, сразу после  того, как
контейнер становился опустевшим  до дна, и народ от  него  расходился.  А те
покупатели,  кому  с  первого  раза  не  досталось  ничего  схватить, увидев
произведенный возврат, подбегали и ухватывали это, возвращенное  Финогеновым
или  кем-то  еще  - неважно. И таким  испытанным  способом -  раз несколько.
Скупится Финогенов, перепроверит общую цену продуктов в тележке и становится
в  очередь  к одной  из касс, которых  в универсаме No8  насчитывалось целых
семнадцать штук. Правда,  столько их, касс, в одно  время вместе никогда еще
не работало, но штук по пять-шесть участвовали в работе часто и густо. Ну, и
становился  пенсионер  Финогенов  в очередь для того, чтоб  рассчитаться  за
купленные товары, рассчитывался, перекладывал все из тележки в свою сумку на
столике, специально для этого  и  предназначенном  по  замыслу администрации
универсама, затем он  отдавал тележку и уходил домой. А дома Финогенов, само
собой, обедал, потом ходил  во  двор  гулять, а когда нагуливался достаточно
для здоровья, он возвращался опять домой, где ужинал. А перед отходом ко сну
Финогенов  посещал  туалет под  флагом,  смотрел  передачи первой  программы
центрального телевидения  и ложился  до  завтрашнего утра спать. А  завтра -
опять приблизительно в том же самом духе и таким же манером с  малозначащими
отклонениями  от сути жизненного процесса. Ну  и послезавтра -  так же,  и в
последующие дни - тоже. Конечно, плохо он жил, Финогенов.  Хотя он и обвыкся
со всем на свете и даже считал, что живет  он  не плохо, а нормально, потому
что имеет, для примера,  возможность в  силу своего пенсионного положения  в
обществе ездить в универсам по утрам - когда практически весь трудоспособный
народ  занят на своих рабочих и служебных местах. Вот так вот, по накатанной
дороге, и жил старик-пенсионер Финогенев довольно длительное время подряд. А
тут сравнительно не очень давно поперся он чего-то в универсам не с  утра, а
часов туда, наверно, в пять. Нарушил, выходит,  привычную цепь событий. Ну и
попал в неприятную ситуацию: там, в универсаме, тетка какая-то, пожилых тоже
лет от роду, беззастенчиво раздебоширилась и  стала  позволять  себе лишнее.
Обыкновенная, главное дело, на вид тетка. В коричневой шубе и в шапке такого
же  похожего типа. А  дебоширить она начала прямо посреди очереди к  третьей
кассе. Почему эта хулиганствующая тетка остановила свой выбор именно на этой
очереди, к именно этому  кассовому аппарату, понятно, неизвестно. Может,  ей
примерещилось,  что   эта  длина   очереди  короче  остальных  или   быстрее
продвигается вперед к цели, да, а раздебоширилась тетка из-за  того, что  по
ее   представлениям  и  понятиям  Финогенов  лез  без  строгого   соблюдения
установленной  очередности. И она стала обзывать его алканом и приезжим и из
очереди выпихивать вбок совместно с груженой тележкой. Так вот, она нападала
на Финогенова и продолжала его выпихивать на протяжении всей  длины очереди,
а он, Финогенов, не давался голыми руками и занятых позиций врагу не сдавал.
И  к  кассе,  таким  образом действий, приблизился первым  и  рассчитался  с
кассиром-контролером.  И  хотел  он  уже  приступить  вплотную к  перекладке
произведенных покупок из тележки в собственную, принадлежащую ему сумку, как
эта  злобная, озверевшая тетка до  последнего предела потеряла  человеческий
облик и вцепилась  ему в пальто, и с криком  и  воем  начала на нем висеть и
тащиться, волоча  зад  и  ноги  в его, Финогенова, направлении движения, что
было,  конечно,  очень смешно  и  противно,  если наблюдать  за  этим  ЧП со
стороны.  И  Финоге-нов не  вынес всего позора  сложившейся  обстановки.  Он
бросил свои кровные покупки  на пол, под  ноги  движущейся толпе  народа,  а
тетку  швырнул на  стол  - тот,  что  служил для  перекладывания  продуктов,
швырнул  он ее  грудью  на  этот  стол,  заломал руку за  спину  и предъявил
требования  к общественности, чтоб она вызвала ему  на помощь представителей
органов  защиты  правопорядка.  А  общественности, что  характерно,  до  его
требований ни малейшего личного  дела  нету. Она  проходит мимо, приобретает
пищепродукты  и  уходит.  А  Финогенов  с  этой  теткой  так  и  остаются  в
мучительных  заскорузлых  позах,  отталкивающих  своим   вопиюще  некрасивым
уродством.  То есть значит, если с  детальными  подробностями  говорить,  то
происходит следующее действие:  универсам работает в своем регулярном ритме,
люди  покупают имеющиеся в продаже  покупки, строятся в  очередь  к  кассам,
пробивают чеки, запаковываются и покидают магазин сквозь вращающийся по ходу
часовой  стрелки  турникет.  А покупатель  Финогенов  удерживает  на болевом
приеме самбо руку заразытетки, уперев ее, как бы это сказать, мордой в стол.
Шапка с тетки, само собой разумеется, спала в лужу фруктового кефира, волосы
на   прическе  растрепались  и  слиплись,  а  сама   тетка   лежит  красная,
претерпевает  боль в  плечевом суставе руки и  в  груди, но не  капитулирует
безоговорочно,  а  только кряхтит  и  капризничает.  Фи-ногенов на этом фоне
призывает милицию, а милиции  как раз под рукой  и  не оказывается кстати. И
так  весь  этот пейзаж  застывает и в статическом смысле  успокаивается.  Ну
разве  что  в  редком  случае  поглядит  кто-либо  на  Финогенова  и нарушит
успокоение, говоря, посодют тебя,  дед. за  оскорбление женского достоинства
личности и рукоприкладство в общественном месте, но положительной реакции по
существу  происходящего  вопроса никакой не следует.  И,  в общем, конец был
такого содержания и формы: держал Финогенов эту тетку мордой в столе до того
самого момента, пока технический работник магазина - уборщица - не подошла к
ним с мокрой  тряпкой, не  замахнулась ею и не сказала, расставляя все точки
над и по своим местам. Закрывается, сказала, и освободите проход и помещение
к свиньям. И  Финогенов отпустил эту тетку на свободу с радостью, потому что
сильно устал ее держать.  Он даже  ей оказал моральную  помощь  в приведении
себя в надлежащий женщине порядок и вид. И шапку ей сам подобрал  и отряхнул
от  кефира о свое колено. И они - Финогенов и тетка - один за одним вышли на
улицу  имени  пламенного  революционера  Косиора,  и   пошли  к  троллейбусу
шестидесятого  маршрута следования, и  ехали вместе.  Только Финогенов через
одну  из троллейбуса вышел,  потому что  доехал,  а тетка осталась и  дальше
поехала.
     А  завтра  Финогенов  снова  по  какой-то  своей  необъяснимой  причине
потащился в универсам под закрытие  и опять  эту  тетку  там  повстречал,  и
подошел к ней, и говорит, значит:
     - Здрасьте.
     -  Да уж  и здрасьте, - тетка ему отвечает сосредоточенно.  А Финогенов
говорит:
     -  Вы,  -  говорит, - кефиру  взяли фруктового? Сегодня есть. Очень,  -
говорит,  -  ценный  и  питательный  продукт  питания  для  нашего  пожилого
возраста.
     А тетка говорит:
     -  Не, - говорит, - я ряженку всему без исключения предпочитаю,  а если
ее нету, я тогда совсем ничего не беру из молочнокислого.
     А Финогенов говорит:
     - Нет,  ряженка -  это совершенное не  то. Фруктовый  кефир  несравнимо
полезнее на ночь принимать в пищу.
     - Вот  и пей свой кефир,  - тетка ему  рекомендует, - а  я  ряженку как
предпочитала, так и буду предпочитать в дальнейшем и впредь.
     И,  это,  поспорили они  так мирно  и  опять  вместе,  как  и вчера,  к
троллейбусу пошли друг с другом и опять ехали в одном и том же троллейбусе и
все на темы полезности различных молочнокислых товаров, выпускаемых  местной
пищевой  индустрией,  беседовали. И Финоге-нов пропустил  свою  остановку  и
вышел вместе с теткой на следующей, и проводил ее до  самого дома,  где  она
занимала комнату в молодежно-холостяцком общежитии - ее еще тогда, когда она
не была пенсионеркой. а работала на бумфабрике, этим жильем обеспечили. Там,
в общежитии, все по  нескольку человек в  комнате  жили, а она  с учетом  ее
заслуженного возраста и трудовых достижений в прошлом - сама. Как барыня.
     Ну  вот  и,  одним словом,  поменял  Финогенов  график своей предыдущей
жизнедеятельности  и  каждый  день  стал  в  универсаме вместо утра  вечером
объявляться  и  тетку  эту,  которая  Валентиной  Евгеньевной  оказалась  по
имени-отчеству, стал до дому  провожать. А  потом  он  к  себе  ее пригласил
официально.  Вина  закупил  в  специализированном,  комнату  прибрал,   стол
составил  праздничного подобия,  а Валентина Евгеньевна приоделась  тоже  по
праздничному образцу и пришла к нему в назначенный день и время суток, и они
сидели и ужинали, и разговаривали между  собой.  И Финогенов даже уговорил и
убедил ее, Валентину Евгеньевну, попробовать фруктовый  кефир на вкус, и она
ему  уступила и справедливо призналась,  что да, это  тоже можно принимать в
пищу в случае,  если ряженки не имеется в продаже. А  после Финогенов взял и
объявил ей, что просит, дескать это, у нее  руки и сердца, вот. И  Валентина
Евгеньевна дала ответ,  что она обязана серьезно подумать и,  наверно, после
этого согласится, тем  более что он,  Финогенов,  вызывает  в  ней  взаимную
симпатию  и обладает условиями  для совместной  жизни, а  отсутствие  у него
элементарных бытовых удобств и  благ  ее не страшит. Ну,  и стала  Валентина
Евгеньевна домой к себе собираться, а Финогенов сказал, что, конечно, пойдет
ее  провожать. Ну, и вышли они из комнаты  в коридор.  А свет-то Финогенов в
кухне  забыл включить  вовремя  из-за  визита,  нанесенного  ему  Валентиной
Евгеньевной - замотался, и, конечно, в темноте без света все тараканы и мыши
повылазили  и  стали  по  кухне  и  по  коридору свободно разгуливать. И как
увидела их Валентина Евгеньевна в полном объеме, когда Финогенов выключатель
включил, так и взяла свои слова обратно назад.
     - Нет, - говорит, - нету у меня согласия на  брак, потому что я брезгую
среди такого антисанитарного ужаса жить.
     И  выбежала  она, раздавливая  зазевавшихся тараканов  подошвами зимних
сапог, и  побежала вниз  бегом,  не беря во внимание свой преклонный пожилой
возраст, и больше  ее Финогенов  не встречал нигде -  ни в универсаме, ни  в
троллейбусе  шестидесятого  маршрута, ни  около  общежития,  где  она  имела
постоянное  место  проживания.  Как  будто бы  она,  Валентина  Евгеньевна в
смысле,  пропала без вести, или  ушла  из  жизни,  или  же совсем  под землю
провалилась.
     Ну,  а  Финогенов, он -  что? Он  поразыскивал ее вокруг  да около  без
реального конечного результата некоторый срок времени,  в общежитие - внутрь
- не  пошел,  так  как постеснялся,  и  стал снова в универсам с утра ездить
отовариваться, потому что намного выгоднее ему было  с утра туда ездить. И в
несколько раз привычней.


ДОМ

     Сеня  построил дом. Десять на двенадцать - как  положено. Сам построил.
Своими руками.  Пять комнат,  ванную,  кухню, туалет,  веранду. Все  сам. Из
кирпича  б/у.  Старого  то есть. У  него на  заводе  цех  ломали, который  в
тридцать третьем  году  пущен  был в эксплуатацию, из этого кирпича он  свой
новый  дом и построил. Каждый кирпич от раствора  отскреб и  на  свое  место
уложил.  И строился  не  очень  долго. Семь  лет всего.  Конечно, из старого
кирпича  строить дольше и хуже. Зато нового не достанешь и дорого.  А  б/у -
он, считай, дешевле привозки обошелся. А  что семь лет Сеня строился, так он
бы и быстрее мог.  Если б строителей нанять. Но он же сам  строил, один. Все
своими руками.  Да он и  сам  бы мог быстрее построиться,  так Галка  рожать
начала. За три последних года два раза рожала.  То жили, жили -  и ничего, а
тут  два  раза. Кесарево сечение оба  раза делали  и оба раза удачно. Теперь
есть кому  дом оставить.  Против детей они с Галкой никогда ничего не имели.
Просто болела  Галка  после  Вологодской  области. Они  когда  поженились, в
Вологодскую область ездили, по вербовке на лесоповал. Чтоб денег  заработать
на дом.  Там она и стала болеть. Почками и зобом.  Две операции уже делали -
камни вырезали из почек и зоб тоже вырезали. Но денег они  заработали. И дом
купили. Не этот, а первый. Он тут же и стоял. Маленькая такая  развалюха. За
шесть  тысяч  всего  купили.  Сеня ее  лет пять  потихоньку  достраивал -  в
отпуске, по  выходным, после  работы.  Фундамент  новый  под  стены  подвел,
комнату  пристроил,  крышу  поменял. Высокая  крыша  получилась,  крутая. На
чердаке - хоть конем  гуляй. Летнюю кухню тоже выстроил. Она и сейчас  стоит
вот.  А дома того нет. Дом  сосед  спалил.  Напился  до поросячьего  визгу и
спалил. Сеня только строиться кончил и на неделю с Галкой в Евпаторию уехал.
У него тетка там. Хотел раз в жизни отдохнуть. Ну, они поехали, а  сосед  на
третий день дом  и  спалил. Так что они всего день на море побыли - и назад.
Сосед, правда, повесился к их приезду. Снова, значит, нажрался, поналивал во
все колодцы мазута и повесился. Милиция приехала про пожар его спрашивать, а
он висит. Они его  увезли, экспертизу сделали и в институт сактировали, чтоб
студенты на нем обучались, потому что все равно его никто хоронить не хотел.
А  дом  сгорел.  Собачья будка - и та сгорела.  Все,  короче, сгорело.  Одна
летняя кухня осталась.
     Ну, Сеня  посмотрел на угли и  новый дом начал строить. А жить пошел  к
брату по отцу квартирантом. Там,  у  брата, полуподвал есть.  Сыроватый,  но
жить можно. Жалко, вещи  в нем влажные делаются и плесенью пахнут. Когда дом
горел,  вещи  успели вытащить. И холодильник  вынесли. И шкаф.  Телевизор не
успели, а  это все вынесли. Оно в полуподвал больше б и не влезло ничего,  а
так еще и кровать стала. Сеня с Галкой в этом полуподвале уже жили когда-то.
До Вологодской области. Брат не возражал. Двадцать  рублей в месяц платили -
и жили. Вообще-то в этом доме, который теперь брата, Сеня и родился. А когда
мать под поезд попала - ему четырех лет не  было, - отец заново женился и  к
жене  ушел жить, а он,  Сеня,  с бабушкой в этом доме остался и еще двадцать
пять лет  с ней прожил. Школу закончил  вечернюю отличником, институт. Потом
поехал в  командировку на месяц,  а приехал  -  бабушку хоронят. Дом отцу по
наследству перешел как бабушкиному сыну,  а он, отец, его своему сыну,