ной.
Ей  как  нельзя  более  приятны  все  промахи  Нади,  все ее ошибки и плохое
воспитание,  особенно  резко  подчеркнутое  нынче.  Она терпеть не может эту
"выскочку  из  мещанок",  как давно уже окрестила про себя Надю Софи. И если
она  втайне  и  завидовала  ее  теперешней жизни и окружающей Надю роскоши и
богатству,  то  видя  в  таком  смешном  и  глупом положении эту напыщенную,
зазнавшуюся  мещаночку,  Софи  удовлетворена  вполне.  "Богатство глупому не
впрок", - решает она, поглядывая на Надю насмешливыми глазами.
     К  счастью,  Надя  не  замечает  ничего...  Весь сыр с тарелки перешел,
наконец,  в  зоб Коко. Сытый, наевшийся до отвала, попка теперь почувствовал
приятную  сонливость  и  завел  глаза, вполне довольный угощением. Как раз в
это  время  детей  позвали  к  столу. За столом Надя старалась выказать себя
самой  гостеприимной  хозяйкой. Анны Ивановны не было; она решила дать детям
полную свободу действий и велела подать обедать к себе в комнату.
     И   опять   Надя,   почувствовав  себя  полновластной  хозяйкой,  опять
командовала   Лизанькой   и  Кленушкой,  хлопотавшими  тут  же  у  стола,  и
покрикивала на прислугу.
     Лакеи  и горничные с удивлением посматривали на разошедшуюся "маленькую
барышню", никогда не проявлявшую до сих пор такого странного задора.
     К  концу  обеда,  когда  был  подан  десерт,  в столовую неслышно вошла
Ненила Васильевна.
     - Королевна   наша,   красавица-душенька,   -  своим  быстрым  шепотком
заговорила  она,  наклоняясь  к  Надиному уху, - сестрица ваша там пришли из
дома, вас спрашивают.
     - Какая сестрица? - нетерпеливо передернула плечами Надя.
     - Да ваша родная сестрица. Шурочкой звать.
     О!  Вся  кровь  бросилась  в  лицо  Нади,  и  она  густо  покраснела от
неожиданности  и  смущения.  Покраснели  даже  лоб, шея, даже маленькие уши,
окруженные завитками белокурых волос.
     Как  посмела она прийти сюда, эта Шурка, вопреки ее, Надиному, желанию!
Ведь,  кажется,  русским  языком  наказывала  Надя  ей  и  всем  домашним не
приходить поздравлять ее в этот день!
     Бросив  пытливый  взгляд на гостей (слышали или не слышали?), Надя тоже
шепотом отвечает Нениле Васильевне:
     - Скажите  ей, что сейчас мне некогда, сейчас я занята с моими гостями.
Пусть  завтра  придет...  Завтра  утром  часов  в  одиннадцать... Тогда уже,
наверное, не будет никого.
     - Ахти,  красавица,  а ведь я не знаючи-то впустила сестрицу в комнаты.
Неловко  как-то  отказывать  ей  теперь,  -  сокрушенно качая головою, снова
шепчет Ненила Васильевна.
     Гримаса  нетерпения  морщит лицо Нади. Она бросает мимолетный взгляд на
дверь...  Так  и  есть.  Этого  еще недоставало! Из залы ей умильно кивает с
улыбкой во всю ширину рта сияющая Шурка.
     Надя  вскакивает,  как  ужаленная,  со своего места и, забыв извиниться
перед сидящим за столом юным обществом, несется, как на крыльях, в залу.
     - Ты   зачем   пришла  без  разрешения?  Кто  тебе  позволил?  -  сразу
накидывается она на Шурку.
     Та,  вся  сиявшая улыбкой удовольствия за минуту до этого, сразу как-то
потускнела при первых же словах сестры.
     - Наденька,  - жалобно тянет девочка, складывая губы трубочкой, готовая
заплакать от смущения и испуга.
     - Что  Наденька?  Что  Наденька?  Я  тебе  толком  говорила:  не  сметь
приходить.  Ума  хватило  пустить  тебя  у  наших. У меня гости-аристократы:
княжны  Ратмировы,  Ртищевы,  Стеблинские,  а  ты такой ободрашкой пришла. В
ситцевом платье. Как тебя отпустили только, как отпустили?
     - Да  меня...  меня  и  не пускали, Наденька. Я сама пришла. Захотелось
поздравить,  вот  и  пришла...  Думаю,  вызову  тишком  Наденьку, никто и не
увидит.  Я  тебе  рябиновой  пастилы  принесла, Наденька, твоей любимой... -
заикаясь от волнения, бормотала Шурка, протягивая Наде коробку с пастилой.
     - Сама  пришла?  Без  спросу?  Так убирайся вон! Сию же минуту уходи. И
дрянь  эту  уноси  скорее.  Не хочу я твоей пастилы. Сейчас гости перейдут в
залу. Беда, если застанут тебя здесь. Ну же, уходи, уходи скорее!
     И Надя без церемонии подталкивала сестру к двери.
     - Ухожу,   Наденька,  ухожу...  -  роняя  слезы,  совсем  огорченная  и
несчастная лепетала Шурка.
     Еще  минуту,  и  ее  жалкая  маленькая  фигурка  скрылась  за дверью...
Маленькая  фигурка  в  чистеньком  ситцевом  платье и холстинковом фартучке,
тщательно  вымытом  и  выутюженном собственными проворными руками специально
для  дня  Надиного  рождения,  для  нынешнего  дня!  И  вот надо же было так
случиться!..
     Совсем  уничтоженная  Шурка  с  поникшей  головой  сходит  с лестницы и
выходит  на  улицу.  Как тяжело, как гадко все это произошло! А виновата она
сама.  Никто  другой, как сама Шурка. Убежала без спроса, не посоветовавшись
со  старшими,  вот  и  поделом  тебе,  глупая,  несмышленая  девчонка, - уже
негодуя  на  самое  себя, мысленно укоряет себя девочка. Где-то в глубине ее
души,  в  самых  тайниках, закипает негодование и на Надю. Но это мимолетное
чувство.  Надя  права.  Куда  же  ей,  Шурке, такой простушке, знакомиться с
важными  барами,  только Надю срамить своим затрапезным ситцевым платьишком.
Ну,  конечно,  осрамила бы только. И очень хорошо, что Надя не приняла ее. А
какой  дом-то у Поярцевой, какие комнаты! Дворец, сущий дворец! А швейцар-то
какой  важнеющий.  Шурка книксен ему сделала по нечаянности, когда он открыл
дверь  перед нею. А теперь домой торопиться надо, а то хватятся. Попросилась
к подруге сходить у тети Таши, а сама сюда... Бежать надо бегом.
     И  Шурка, машинально прижимая к груди коробку с злополучною пастилою, о
существовании  которой  она  совсем  позабыла  в  этот  миг,  быстрым  ходом
направляется вдоль Каменноостровского проспекта.


                                  Глава IV

                            Знаменательный вечер

     - Что   это   вы   нас  покинули,  Надин?  Кто  похитил  вас  на  такой
продолжительный  срок  из  нашего  общества?  Я  решительно протестую против
такого злодейства.
     И  Ванечка  при  этих  словах так грозно и сурово сдвинул брови, придав
комическое   выражение   своему   детскому  лицу,  что  все  остальные  дети
покатились со смеху.
     - У  тебя,  кажется,  была  сейчас твоя младшая сестренка? - с невинным
видом, скрывая насмешливую улыбку, обратилась к Наде с вопросом Софи.
     Надя,   менее   всего   ожидавшая   такого   вопроса,   вздрогнула   от
неожиданности.  Не  удалось ей-таки скрыть прихода Шурки, эта противная Софи
успела  разглядеть  маленькую  фигурку  в  ситцевом  платьице. Какая досада,
право.  Что  же,  однако,  отвечать ей? Нельзя же сказать, что это неправда,
что это ложь, что Шуркиного духа не было здесь даже.
     С  минуту  Надя  колеблется,  думает упорно... В голове ее бродят самые
упорные  мысли...  Она  ищет,  измышляет  способ  выйти  из неловкого, по ее
мнению, положения...
     А  обе  княжны  Ратмировы,  Маня  Стеблинская  и Наточка смотрят на нее
удивленными глазами.
     - Почему  вы  не  позвали сюда вашу сестру, Надя? Нам бы очень хотелось
познакомиться с нею, - говорит Ася со своей обычной улыбкой.
     Знакомиться   с   Шуркой?   И   кому   же?   Этой   изящной,  нарядной,
изысканно-светской  княжне? О нет, не так уж глупа она, Надя, чтобы показать
такому  избранному  обществу свою одетую в полинявший ситец и лишенную самых
примитивных манер и выдержки сестру-мещанку.
     И  Надя  глубоко  смущается от одной такой мысли. Вдруг счастливая идея
приходит  ей  в  голову. Благодаря ей Надя может выйти из глупого положения,
может   вернуть   себе   нарушенное  приходом  Шурки  спокойствие.  Поистине
счастливая мысль! И не совсем естественно девочка начинает смеяться.
     - Ха,  ха,  ха!  Как  это  забавно,  господа!  Вот  потеха-то!  - так и
заливается   деланным   смехом  Надя.  -  Здесь  приняли  посланную  ко  мне
прислугу-девочку  за  мою  сестру.  Как  вам нравится это? Моя тетя и сестра
прислали  мне  поздравление  с  маленькой служанкой, нашей подгорничной. Как
это забавно, не правда ли? Ха, ха, ха!
     Однако  Софи  Голубеву не так легко провести, как это кажется на первый
взгляд.  Она несколько секунд глядит в лицо Наде внимательными, насмешливыми
глазами,  потом, отчеканивая каждое слово, произносит веско и громко на весь
стол:
     - Как  странно.  Действительно, странно, потому что, насколько я помню,
в  институт  на  прием  к  тебе приходила именно эта девочка или удивительно
похожая на нее и все говорили, что она твоя младшая сестра Шура.
     Если  бы  у Нади была возможность зажать рукою этот противный рот Софи,
уличающий  ее,  Надю,  с такой удивительной последовательностью, если бы она
могла  заставить  молчать  Софи  и  вывести ее из-за стола! Но увы! Это было
невозможно,  и  Надя принуждена молчать и выслушивать до конца эту противную
девчонку.  Какое  счастье  еще,  что  Наточка и Митя Карташевский пришли так
вовремя в эти минуты на помощь.
     - Мне  жаль,  что  и  сегодня  не  удастся  познакомиться с вашим милым
братом,  -  говорит  догадливый  Митя,  чтобы перевести на что-нибудь другое
внимание детей.
     - Надя,  ты  разрешаешь,  в качестве хозяйки, встать нам из-за стола? -
спрашивает  в  свою  очередь Наточка, с шутливой почтительностью обращаясь к
Наде.
     - Конечно, конечно! - спешит ответить та.
     Она  сама  рада-радехонька,  что  можно отвлечь внимание юных гостей от
только  что случившегося "недоразумения". Приказав прислуге перенести десерт
в залу, снова ожившая и успокоившаяся Надя уводит туда своих гостей.
     - Mesdames  et  messieurs! - поднимает голос Никс, - я предлагаю играть
в мнения. Кто согласен со мной?
     - Отлично,  отлично!  Блестящая  идея!  -  звучат  несколько оживленных
голосов.
     - Игра  во мнение... Гм... Гм... Не привела бы она всех нас в сомнение,
- пробует острить Ванечка.
     - Ха, ха, ха! - заливается самым звонким смехом Лоло.
     - Потому  что начнутся счеты и обиды, - подхватывает его сестра Маня. -
Лучше  давайте  играть  в  комнатный  крокет.  У  вас,  наверное, есть такой
крокет, Надя?
     Крокет  есть,  но  желания  играть в него находится у немногих. Большая
часть  молодежи  стоит  за  petits jeux. Большинством голосов принято первое
предложение.  Бросают  жребий,  и  Ванечка  уходит  из комнаты, потому что в
первую голову мнения будут собираться про него.
     - Господа,  пожалуйста, щадите мое самолюбие, - прижимая руки к сердцу,
молящим тоном посылает он с порога.
     - Иди  уж, иди! Будь покоен, под орех разделаем, - утешает брата Никс и
делает ему вдогонку зловещие глаза.
     Ванечка   юркает   за   портьеру,   притворяясь  испуганным.  Когда  он
возвращается  в залу, где комфортабельно устроилось все молодое общество, на
него  нельзя  смотреть  без  смеха. Скрестив по-наполеоновски руки на груди,
сдвинув   брови   и  поджав  губы,  с  мрачным  видом  и  размеренным  шагом
приближается он к играющим.
     Княжна Ася, едва удерживая улыбку, выступает вперед.
     - Про  вас  сказали  ваши добрые приятели, - начинает она торжественным
тоном, - и очень просили не обижаться, во-первых, что вы прелесть...
     - Благодарю   покорно.  Чувствительно  тронут  такою  любезностью...  -
склоняется чуть ли не до пола Ванечка.
     - Во-вторых,   что  вы  -  шалун,  каких  мало.  В-третьих,  что  вы  -
сорви-голова.
     - Сорви-голова,  это  Маня  сказала,  она всегда меня называет так... -
неожиданно  прерывает  Асю  Ванечка и с тем же зловещим видом грозит пальцем
сестре,  которая  отрицательно  трясет  головой  и  лукаво  смеется  в  свою
очередь.
     - Pardon!*   я  еще  не  кончила...  -  останавливает  Ванечку  Ася.  -
В-четвертых,  что  вы  -  хорошенький  и  пригоженький.  В-пятых,  что  вы -
сказочный принц.
     ______________
     * Извините (фр.).

     - Ого!  -  знаменательно роняет Ванечка, поднимая палец кверху, - прошу
почтительно обращаться с его высочеством.
     - В-седьмых, что вы - рубаха-парень. В-восьмых, что вы - башибузук.
     - Протестую.   Я   питомец   моего   родного  корпуса,  где  нет  места
башибузукам, и я православный, - дурачится Ванечка.
     Еще  целый ряд эпитетов сыплется на его голову. Он и милый, и добрый, и
веселый, и красавчик алебастровый.
     Последнее  вызывает  взрыв  смеха  всего  юного  общества,  а  Лизанька
смущается  и  краснеет. Это она "книжным" и "мудреным", по ее мнению, словом
наградила Ванечку.
     Лизанька  и  Кленушка,  по  настоянию  Наточки Ртищевой и обеих княжен,
тоже приглашены участвовать в играх.
     - А  ведь  я  знаю  каждого  автора  отдельного  мнения,  -  неожиданно
изрекает  Ванечка  и,  ударив  себя  пальцем  по  лбу, действительно, совсем
неожиданно для детей, угадывает кто что про него сказал:
     - Сказочный  принц  - это вы изволили сказать, Надя, потому что вы сами
похожи  на  принцессу...  - смеется он. - Бова Королевич - Кленушка сказала.
Лизанька  -  конечно,  "красавчик  алебастровый". (Пожалуйста, не краснейте,
Лизанька,  мне  очень лестно быть таковым.) А бранил меня свой брат-мужчина:
Никс   башибузуком,   Митя  разбойником,  Маня  (pardon,  но  мою  дражайшую
сестричку   я,  к  ее  полному  удовольствию,  впрочем,  считаю  тоже  своим
братом-мальчуганом) и так братец-Маня, повторяю, назвал меня сорви-головой.
     - Браво,  Ванечка,  браво!  Всех  разгадал,  - под взрыв веселого смеха
восклицают дети.
     - Вот  маг  и волшебник, действительно, угадал! - разводила Ася руками.
- Надин, теперь ваша очередь, прошу удалиться.
     - Ну,  мы  же  и  зададим  вам!  -  смеясь,  послала вдогонку Наде Маня
Стеблинская.
     - Чур,  не  обижаться!  -  предупредил  Митя, собиравший мнения на этот
раз.   -  Пожалуйста!  -  крикнул  он  через  три  минуты,  предупредительно
раздвигая перед Надей полосы портьеры.
     Надя впорхнула легко и грациозно, как птичка, в залу.
     - Про  вас говорят ваши друзья с покорною просьбою не обижаться, что вы
чрезвычайно  милая,  что  вы любезная хозяйка, что вы очень хорошенькая, что
вы  удивительно  изящная...  -  вызывая  на губы Нади самую приятную улыбку,
перечислял  собиравший  теперь  мнения Митя, - но что вы легковерная и часто
принимаете  комплименты  и  лесть за истинную правду, что вы очаровательны и
что  вы,  простите,  иногда немножко бываете вороною в павлиньих перьях. Еще
раз просим не обижаться, ведь это шутка, игра.
     Увы,  последнее предостережение опоздало. Лицо Нади, улыбавшееся до сих
пор  самой  очаровательной  улыбкой,  сейчас  искривилось неприятной, кислой
гримасой злобы и негодования.
     - Как  вы  смеете передавать мне это? - топнув ногою, накинулась она на
Митю.
     Тот  недоумевающе поднял глаза. В первое мгновение мальчик подумал, что
Надя  шутит,  нарочно  представившись рассерженной. Но нет, это уже не шутка
эти пылающие гневом глаза и красная сердитая физиономия.
     - Вы  не  смеете  так говорить про меня... Я не позволю... - совершенно
забывшись,  лепечет  она,  топая  ногами  с тем же красным, как вареный рак,
лицом.
     - Но  ведь это же шутка, игра, поймите! Здесь никто не может обижаться.
Ведь  это же глупо в конце концов... - пробуют разубедить расходившуюся Надю
Никс, Маня, Ванечка, Ася и Лоло.
     - Конечно,   нельзя  обижаться,  -  решается  поднять  голос  в  защиту
"мнений" даже и тихая Зоинька.
     - Нельзя  быть  такой  обидчивой, Надюша, - шепчет ей Наточка, приникая
губами к Надиному ушку.
     - Перестаньте!   Это  же  право  смешно,  Надя!  Неужели  тебе  хочется
обязательно  выставить себя в таком смешном виде?.. - напоминает ей с другой
стороны Софи тихим, чуть слышным шепотом.
     Этот  шепот,  казалось,  переполнил Надино сердце обидой и гневом. Она,
как ужаленная, отскакивает от Софи.
     - Это  ты  про  меня  сказала!  Ты  сказала!  Я  узнала сразу тебя! - в
запальчивости кричит ей Надя.
     Софи  теряется.  Все  смущены.  Проходит  добрая  минута  времени, пока
Голубева находит в себе возможность ответить.
     - Во-первых,  это  сказала не я; а во-вторых, я не позволю тебе кричать
на  меня,  -  говорит  она сдержанно, - и лучше уеду домой. Прощай, до более
удачной   встречи,  Надя,  -  насмешливо  добавляет  она  и,  обратившись  к
Лизаньке, просит девушку узнать, не прислали ли из дому горничную за нею.
     Следом  за Софи собираются по домам и остальные гости. У каждого из них
находится  вдруг  какое-нибудь  оправдание  для такого быстрого и внезапного
ухода,  тем  более,  что  коляска  Ратмировых  давно  стоит у подъезда, а от
Ртищевых  и  Стеблинских  уже прислали прислугу. А Зоиньку Лоренц давно ждет
ее англичанка в комнате Ненилы Васильевны.
     Надя  робко  и смущенно просит их остаться, подождать. Но ни у кого нет
охоты  видеть  сердито-взволнованную и неосновательно будирующую именинницу.
Гостьи разъезжаются. Сконфуженная девочка остается одна.


x x x

     Как прекрасно начался и как печально кончился этот вечер!
     И  подумав  об  этом,  Надя чувствует себя в самом деле несчастной. Она
бродит  по  комнатам  унылая  и печальная и в душе бранит уехавших детей. О,
какие  противные!  Оставить  ее  одну в день ангела. Этого она никогда им не
простит! Никогда в жизни!
     Анны  Ивановны нет дома. Чтобы дать полную свободу детям, она уехала на
лекцию в Соляной Городок.
     Если  бы  она знала, что сейчас переживает ее любимица! Бедная Надя так
одинока  сейчас...  И  всячески  стараясь  разжалобить  себя такими мыслями,
девочка  направляется  в  зеленую  комнату. Здесь ей, однако, тоже невесело.
Канарейки  затихли,  собираясь  на  покой.  Но  пестрый Коко еще с открытыми
глазами  сидит на жердочке. Но какой у него странный, нахохлившийся вид! Что
это?  Получается  такое  впечатление,  как  будто Коко чем-то подавился. Как
неровно дышит его грудка; как усиленно движется зоб.
     Тут  Надя  вспоминает  внезапно:  да  ведь он объелся! Неужели же этому
причина сыр? Неужели она перекормила его сегодня?
     Девочка  холодеет  при  одной  этой  мысли. Недоставало еще того, чтобы
заболел  Коко! Он - любимец Анны Ивановны, подарен ей еще покойной матерью и
уже  пятнадцать лет живет у нее в доме. Его болезнь будет большим ударом для
старухи.  А  если  еще  Лизанька откроет истинную причину ее, то, Бог знает,
как  рассердится  тогда  Анна  Ивановна  на Надю. Надо во что бы то ни стало
бежать за Лизанькой, привести ее сюда, предупредить опасность.
     И  быстрыми,  легкими  шагами  Надя  мчится  по лестнице в мезонин, где
живет Ненила Васильевна с дочерью.
     Еще  на  первом  повороте  круглой лестницы Надя слышит громкие голоса.
Через  открытую  дверь  комнаты эти голоса доносятся особенно отчетливо, тем
более,  что  собеседницы  не стесняются и говорят громко. Надя замирает, как
вкопанная, при первых же услышанных ею словах.
     - Нечего    сказать,    хороша!    Всех   гостей   повыгнала!   А   еще
барышня-институтка  бывшая,  благодетельницына любимица, - сердито, слово за
словом  роняет  Лизанька. - А кабы вы послушали, мамаша, как она командовала
нами  нынче!  -  То  принеси, это унеси. То подай да это. Да как еще - все с
покриком,  будто  и век здесь жила. Кокошку обкормила сыром. Я останавливать
было  сунулась,  так  она-то как закричит: "Молчите, мол, не ваше дело, сама
знаю".  По  правде сказать, не стерпела я и как играть-то сели, стали мнения
собирать  про  фрю  эту,  выскочку, так, думаю, отплачу ей, отведу душу. Ну,
вороной  в  павлиньих  перьях  ее  и  обозвала.  А  она-то как зайдется, как
зайдется...
     - А  будто  и  не ворона? И то ворона, - подхватила слова дочери Ненила
Васильевна.  -  Неужто  ж  и  впрямь  королевна  она?  Да  не  люби  ее  так
благодетельница  наша,  ужели  бы  возились  мы  с  нею все так? Королевна -
подумаешь  тоже!  Судомойкой  ей  впору  быть,  а  не королевной! Глупа она,
видно,  что  вообразила  себя  не  Бог  весть  чем. Правда, взлюбила ее Анна
Иван