ло
об этом известно, пока нотариус не зачитал его.
   - Забудь об этом, - сказал я, кивая в сторону Мэри, которая наблюдала  за
мной несколько обеспокоенно. - Мы, образованные люди, не думаем все время  о
деньгах. Есть вещи поважнее.
   Он рассмеялся:
   - Вы, образованные люди! Все, чему ты научился за четыре года в колледже,
сводится к тому, как вывернуть руку какому-нибудь бедняге, а  затем  сделать
ему еще больнее, если тебе кажется, что никто не видит.
   Мы проговорили до полуночи, и я отправился наверх  спать,  преисполненный
счастьем оттого, что снова дома. Я радовался их  налаживающейся  супружеской
жизни. Хотя, конечно, они были женаты менее года. Но  я  всегда  сомневался,
что  Ли  вообще  когда-нибудь  женится  или,  если  это  произойдет,  сумеет
сохранить брак. Он как-то не был создан  для  домашней  жизни,  хотя  больше
всего в ней нуждался. Ему нужна была жена, которая  обеспечила  бы  надежный
тыл, ему нужна была именно Мэри.
   Но нужно ли это Мэри? Бесспорно, она давно ждала предложения Ли. Для  нее
никогда не существовало никого другого. У Ли были дюжины девчонок, и все  же
почему-то он всегда возвращался к ней. Она была его прибежищем, его гаванью,
той, что всегда выручала его из любых трудных ситуаций. И хотя я сам никогда
не был по-настоящему влюблен в Мэри, я считал ее самой хорошенькой  девушкой
в городе. И кроме того, самой лучшей. Я всегда гордился знакомством с ней.
   В детстве Мэри пережила несчастье, которое могло бы сломать многих других
девушек, но она вышла из этой беды с честью.
   Когда ей было двенадцать  лет,  ее  отец  покончил  с  собой.  Некрасивая
история, одна из тех, что  частенько  происходят  в  маленьких  городах.  Не
раскрытая до конца, она вечно у всех на слуху.
   Джон Истерли был одним из самых уважаемых людей в городе, почти со  всеми
дружен. Не весельчак и  не  фамильярный  человек,  а,  наоборот,  спокойный,
трезвый, надежный и честный. Говорил он всегда  разумно  и  взвешенно.  Джон
Истерли был, по нашим масштабам, довольно богат. То есть владел своим  делом
и домом, и его семья ни в чем не нуждалась. Его жена  вызывала  симпатию,  и
все знали, что она предана семье. Он регулярно посещал  церковь  и  принимал
активное участие в церковных делах. Вел  размеренную,  отнюдь  не  блестящую
жизнь, которую ведут миллионы подобных ему людей, но, по-видимому,  ему  это
нравилось. И тем не менее он тихо вышел под сень деревьев  за  домом,  когда
жена и дочь легли спать, и  повесился.  Это  случилось  весенней  ночью.  Ни
записки, ни объяснения он не оставил. Никто не знал причины происшедшего.
   Конечно, город был в ужасе. А затем  начался  шепот.  Эти  его  "деловые"
поездки в Даллас. Не слишком ли он зачастил  туда  в  последнее  время?  Вот
увидите, похороны не обойдутся без "незнакомки в черном".  И  действительно,
женщина появилась. Правда, не в черном. Ли, я и Майор разглядели ее в задних
рядах. Молодая, очень бледная, а в глазах  читалась  горькая  безнадежность.
Сидя во время службы в последнем  ряду,  она  смотрела  прямо  перед  собой,
игнорируя шепот и осторожные повороты голов  в  свою  сторону  и  враждебные
взгляды. Она была не в трауре и ушла сразу после отпевания. И никто  никогда
так и не узнал, откуда она пришла и куда отправилась.
   Мать Мэри умерла менее чем через год после этого. Магазин и  большой  дом
были проданы. И Мэри стала жить с бабушкой в небольшом белом домике на улице
Чероки, недалеко от средней школы. Денег хватало на вполне сносную жизнь,  и
после школы Мэри поступила в колледж, а затем еще два года изучала музыку.
   В ней она не чаяла души. Музыка была такой же неотъемлемой ее частью, как
рыжие волосы и холодные серо-зеленые  глаза,  все  время  будто  над  чем-то
посмеивающиеся.
   Я слегка ухмыльнулся, представив себе, что она, при ее любви и  понимании
музыки, могла думать о семье, в которую вошла, выйдя замуж.  По  ее  словам,
Крейны были в музыкальном смысле совершенно безграмотны. После  смерти  моей
матери в семье не осталось никого, кто знал бы и любил музыку. Ни я,  ни  Ли
не могли отличить хорошую от плохой, а Майор  вообще  не  испытывал  ничего,
кроме безграничного  презрения,  к  любым  музыкантам.  "Длинногривая  шайка
сосунков" - вот как он определял их.
   Надев пижаму и выключив свет, я долго лежал, вспоминая те дни, когда Ли и
я росли в этом старом доме. Будучи старше и  мягче,  чем  я,  он  много  раз
сглаживал последствия моего упрямого бунтарства  и  жестокой  авторитарности
Майора. Почему-то Майор, обычно весьма подозрительный,  безгранично  доверял
Ли и часто смотрел на события его глазами.
   Я помню случай, когда в тринадцать лет вместе со  сверстником  отправился
на целый день за город охотиться на кроликов. С собой я взял ружье  двадцать
второго калибра и недавно приобретенную Майором суку сеттера.  Мы  совершили
два непростительных проступка, но были слишком малы и слишком легкомысленны,
чтобы понимать это.
   Я вернулся домой на закате, и Майор ждал меня у черного входа.  Лицо  его
потемнело от ярости. Ли вышел из кухни в тот момент, когда Майор ударил меня
наотмашь  раскрытой  ладонью.  Удар  оказался  таким  сильным,  что  у  меня
зазвенело в ушах, а на глазах выступили слезы. Я покачнулся и зажмурился  от
боли.
   - Кто тебе разрешил охотиться на  кроликов  с  этой  сукой?!  -  проревел
Майор. - И как ты думаешь, дьявол тебя побери, почему я запер ее  на  заднем
дворе, ты, маленький болван? Ты что, не знаешь, что у нее течка и  ее  может
покрыть любой ублюдок! Если у нее  будут  нечистокровные  щенки,  весь  этот
чертов приплод я повешу тебе на шею!
   Онемев от страха и беспричинной злобы, которые у меня всегда вызывали его
нападки, я лишь пятился, пытаясь отойти от него подальше. Но Ли  пришел  мне
на выручку.
   - Думаю, здесь нет большой беды, -  заметил  он  с  присущим  ему  редким
хладнокровием, хотя ему было всего семнадцать лет. - У этой  суки  не  очень
хороший нюх.
   Майор немедленно переключил свое внимание на Ли.
   - Кто это сказал? - свирепо потребовал он ответа.
   - Я дважды брал ее на охоту, и оба раза она прозевала птиц. С ней не  все
в порядке.
   - Ты уверен?
   - А как же, старый пойнтер Билли Гордона оба раза находил  птиц,  которых
она не замечала. Я знаю еще три таких  случая...  -  Ли  пожал  плечами,  не
считая нужным ставить точки над "i".
   Майор что-то подозрительно пробурчал. Мол, надо будет,  в  таком  случае,
избавиться от нее. Затем еще раз гневно окинул меня взглядом и вошел в  дом,
хлопнув дверью.
   Ли улыбнулся мне и потрепал по плечу. Я прекрасно знал, что он никогда не
охотился с этой собакой. Просто, когда пахло жареным, он быстро соображал.
   Только однажды Майор действительно разозлился на Ли - когда в том же году
он сбежал в Новый Орлеан с Шарон Рэнкин, замужней женщиной.
   Этой женщине было всего двадцать три года, и скорее всего она  сама  была
довольно сумасбродной. Ее муж служил кассиром в банке,  вместе  они  прожили
всего около года.
   Она была из тех миниатюрных блондинок, что выглядят такими эфемерными,  с
невинными глазами,  нежной  прозрачной  кожей  и  изящной  комплекцией.  Они
способны довести обычного мужчину до глухоты, немоты и слепоты, а на  другое
утро выглядеть по-прежнему свежими, как бутон лилии.
   Я никогда, впрочем как и остальные, не мог понять, почему  ей  захотелось
убежать с семнадцатилетним мальчишкой. Но полагаю, она знала, что делает. Во
всяком случае, она подняла большой скандал, когда их поймали и увели от  нее
Ли.
   Полиция  схватила  их  в  Новом  Орлеане,  где  они  жили   в   гостинице
"Сент-Чарльз", ежедневно посещая скачки. Ни Рэнкин, ни она никогда больше не
возвращались в наш город. Да и Ли никогда не вспоминал о  ней.  Только  один
раз, будучи очень пьяным, он обмолвился:
   - Шарон любила лошадей!
   Мы сидели вдвоем в глубине кафе Билли Гордона, и  я  пытался  увести  его
оттуда, пока так называемая хлебная водка Билли не прикончила его.
   - Она говорила, что лошади самые прекрасные животные в мире.
   После этой истории кончилось его обучение в средней  школе.  Майор  сунул
его в первое попавшееся военное училище посреди семестра, а затем  в  разные
другие. Ли умудрялся выскользнуть из них быстро,  как  ртуть  из  соломенной
шляпы, оказываясь в самых непредсказуемых местах.
   Я вспомнил холодную декабрьскую ночь во время моего второго года обучения
в средней школе, когда я, проснувшись, увидел его. Он склонялся надо мной  в
темной комнате, с зажженной спичкой в руке, тряс меня за плечо  и  улыбался.
Когда я окончательно проснулся и сел, он сделал знак, чтобы я молчал. Он был
в форме военного училища, весь в грязи и  угольной  пыли  от  вагонетки,  на
которой ехал. Он хотел занять денег и  забрал  весь  мой  Капитал  -  десять
долларов. Затем собрал несколько пар бриджей и сапог, тяжелый дождевик, взял
из своей комнаты винтовку тридцать второго калибра, револьвер  и  исчез.  Он
взял с меня обещание, что я никому не скажу, куда он отправился. Я не  сразу
сообразил, что никак не могу его выдать, ведь он не сообщил, куда  пошел.  А
Ли уже скрылся под порывами черного северного ветра и хлещущим дождем.
   На этот раз  его  нашли  через  две  недели.  Он  жил  с  полусумасшедшим
охотником, который ставил капканы в низовьях реки Сабины.  Старик  напоминал
вечно пьяную болотную крысу. Он отсидел пятнадцать лет за  то,  что  убил  в
драке фермера из-за гребной лодки.
   Через несколько лет я встретился с помощником шерифа, отправившимся тогда
за Ли. На старика Эпса властей навел какой-то мальчишка.
   Помощник шерифа, воевавший в Первую  мировую  войну,  сравнивал  поход  к
полуразвалившейся хижине старика со второй битвой на Марне.
   Ему  пришлось  оставить  машину  в  нескольких  милях   из-за   опасности
провалиться на болотистой дороге. При подходе к лачуге он совсем  ошалел  от
страха. Его оглушил грохот ружейных выстрелов, и он увидел, как с крыши  под
дождем слетают куски гнилых дубовых досок.
   Когда он наконец собрался с духом и решился заглянуть в окно, то  увидел,
что Ли и старый Эпс лежат бок о бок на двух парусиновых койках. Эпс был пьян
как свинья. Они оба стреляли: Ли - из револьвера тридцать второго калибра, а
Эпс - из армейского ружья сорок  пятого  калибра,  по  бешено  мечущейся  по
стропилам крысе.
   После каждого выстрела в крыше появлялась новая дыра и хижину все сильнее
заливало дождем. Старик Эпс грязно ругался, а Ли хохотал.
   Когда помощник шерифа уводил Ли, старик так и лез на рожон:
   - Только слово скажи, Бак, и я разбросаю вонючие кишки этого законника по
дну Сабины. Ты не должен возвращаться в проклятое училище,  если  не  хочешь
этого!
   Я улыбнулся в темноте, вспоминая про все это. Люди любили Ли! От  похожей
на цветок Шарон и до этого старого козла. Он был шальной и  независимый,  но
он знал, как нравиться людям.

Глава 4

   Спидометр большого "родстера"  показывал  в  момент,  когда  переваливали
хребет  холма  Пяти  миль,  шестьдесят.  Потом  его  стрелка   доползла   до
шестидесяти пяти, потом - до семидесяти и наконец остановилась на семидесяти
пяти. Ли сидел за рулем развалясь, в своем  широком  охотничьем  пальто.  Он
поискал в кармане сигарету, щелкнул зажигалкой,  и  на  мгновение  маленькое
пламя осветило его склоненное индейское лицо  и  гладко  причесанные  темные
волосы. Он улыбнулся мне поверх сигареты:
   - Мы перестреляем их всех, сынок.
   Затем он начал напевать "Милашку из Сигма Чи". Так же как и я, он не  мог
правильно напеть ни одной мелодии.
   В холодном полусвете зари, с расширяющейся на востоке  розовой  полоской,
"бьюик"  казался  единственным  живым  существом.  Вокруг  все  было   тихо,
призрачно и морозно. Боковые стекла машины были  подняты,  но  я  все  равно
держал руки в карманах, чтобы они не мерзли. Когда  мы  пересекли  маленький
ручеек ниже владения Эйлеров, повсюду виднелись лоскутья тумана,  низкого  и
похожего на пелену. Мы разрывали его, поднимая облака красной пыли.
   В  тихом  утреннем  воздухе  под  нашими   шинами   жалобно   пощелкивали
расшатанные доски очередного деревянного мостика.  И  вот  уже  мы  бесшумно
поднялись на холм, где я встретил Сэма Харли.  Причем  машина  поедала  мили
глинистой и песчаной дороги, как краснохвостый снаряд.
   Перед тем как отправиться в путь, у нас возник спор. Я хотел  поехать  на
старую  ферму  Крейнов,  чтобы  поохотиться  и  одновременно  взглянуть   на
постройки и на землю. Ферма была теперь моей, и я хотел  выяснить,  в  каком
она сейчас состоянии. Однако Ли настоял, чтобы мы выбрали именно этот  путь.
Не понимая почему, я все  же  уступил.  Только  позднее  я  понял,  что  его
привлекало.
   Майк сидел между  нами,  с  интересом  глядя  сквозь  лобовое  стекло  на
мелькавшие за ним картины. Думаю, эта собака была бы сильно  удивлена,  если
бы ей пришлось ехать с кем-нибудь другим и она обнаружила, что машины  могут
двигаться со скоростью тридцать или сорок миль в час. Он повернулся и лизнул
Ли в лицо. Тот похлопал его по голове. В этот момент мы  как  раз  совершали
длинный объезд по крутой кривой и шины под нами жалобно завизжали.
   - Ах ты, старый негодяй с холодным носом! Вот сейчас выброшу из машины  и
пойдешь пешком! - воскликнул он ласково.
   На вершине холма Ли съехал с  дороги  и  развернул  машину.  Я  вылез  на
обочину, а старый Майк, выскочив, начал энергично рыскать вокруг.
   - Давай ищи, Майк! - крикнул Ли и шутливо ткнул пса в ребра.
   Майк посмотрел на него с явным обожанием и, перескочив через канаву возле
дороги, исчез внизу среди стеблей кукурузы и сухих  плетей  гороха.  Зарядив
ружья, мы последовали за ним.
   Солнце только-только поднималось над вершиной далекого гребня на востоке,
но я  чувствовал,  как  оно  начинает  пригревать  мне  спину.  Оно  осыпало
бриллиантами замерзшие ветви кустарников. Его красно-золотые лучи падали  на
холм впереди  нас,  экстравагантно  расцвечивая  деревья  кизила,  гикори  и
красного дуба. В воздухе висела  голубая  октябрьская  дымка,  и  ее  особый
незабываемый запах проникал в наши ноздри.  Пар  от  нашего  дыхания  слегка
шевелил совершенно неподвижный воздух.
   - Он нашел птиц! - обрадовался Ли. И я увидел, что Майк замедлил  бег  и,
крадучись, приближался к кромке поля. Поза его яснее всяких  слов  выражала:
"Они здесь. И близко". Затем он сделал стойку и замер.
   Небольшая стайка вспорхнула из сплетенных  стеблей  гороха  почти  у  нас
из-под ног. Полдюжины или около того маленьких коричневых комочков разорвали
тишину утра, как взрыв. Ли безо всяких  усилий  сбил  одну,  просто  вскинув
ружье. Но я оказался неловок и промахнулся  из  обоих  стволов.  Промахнулся
грубо, не задев даже ни одного перышка, как, впрочем, всегда и бывает, когда
промахиваешься.
   - Я знал одного парня, - изрек Ли, когда Майк  принес  ему  добычу  и  он
засунул ее в ягдташ.
   - Да? Ну и что?
   - Он был, этот парень, настоящим охотником. И что  он  всегда  делал?  Он
стрелял в птиц. Или, по крайней мере, в их направлении.
   - Ну ладно, ладно, - усмехнулся я, - что делать, не попал в одну!
   - В одну? - Он сгреб меня за  воротник  пальто  и  встряхнул.  -  Эх  ты,
большой швед! Ты не попадешь даже в задницу коровы!
   И так продолжалось почти все утро. Майк находил птиц, мы их поднимали, Ли
сбивал одну, а иногда и двух, а я каждый раз  промазывал.  Я  никак  не  мог
приноровиться, и Ли безжалостно надо мной подтрунивал.
   К полудню в моем ягдташе было всего две птицы.
   - Они полетели  вон  туда,  мистер!  -  весело  кричал  Ли,  указывая  на
улетающую стаю, когда я дважды промахнулся при ее взлете.
   У  всех  охотников  бывают  такие  дни  с  пустыми  выстрелами,  даже   у
исключительных стрелков. Вот и со мной случилось то же самое, поэтому  я  не
очень огорчался. Стоял чудесный день, и мне было просто хорошо здесь,  рядом
с Ли, после двухлетней разлуки.
   Ли пребывал в отличном настроении.
   - Черт возьми. Боб, - сказал он, - я, право, рад, что  ты  вернулся.  Нам
тебя не хватало. Я не понимаю, почему ты не  мог  поступить  в  какую-нибудь
школу рядом с домом? Их везде полно, таких, как твоя. И мне всегда хотелось,
чтобы вы с Майором наконец нашли общий язык и договорились.
   - Ну, это как раз одна из причин, почему я уехал.
   - Мне кажется, что в прошлом году его это начало  беспокоить.  Я  имею  в
виду то,  как  вы  расстались.  Он  довольно  часто  спрашивал,  знаю  ли  я
что-нибудь о тебе.
   - Неужели? - Я попытался изобразить хоть малейший интерес, но это у  меня
не очень-то получилось.
   - Ты много потерял. Боб, - продолжал Ли. - Ты знаешь, как много денег  он
давал, когда я отправлялся в Райе! А  вечеринки,  которые  мы  устраивали  в
последние годы перед его смертью! Это было, уже когда я у него работал.  Эта
последняя, в Хьюстоне, Боже мой! Он занимал целый этаж в гостинице "Райе", и
я просто не знаю, сколько там было виски,  настоящего  виски  "Мак-Кой",  не
самогона! А у меня сохранились все телефоны с тех пор, как  я  ходил  там  в
школу.  И  для  человека  старше  пятидесяти  он  был  для  девчонок  вполне
подходящим. Немного вредным, особенно если малость перебирал. Иногда они  не
знали, как следует его воспринимать. Но все же он был вполне славным  малым!
Помнишь, как он, когда перекладывал, вспоминал про Францию,  про  инженерные
войска? Он даже иногда разговаривал с девчонками  по-французски,  а  они  ни
черта не понимали. А потом он пел песню военных инженеров, знаешь, эту:  "О,
инженеры с волосатыми ушами! Они  живут  в  пещерах  и  ямах".  А  когда  он
подходил к третьей строке, им это казалось слишком грубо, если только они не
были тоже навеселе. Но  если  они  начинали  морщиться,  он  издавал  рев  и
говорил: "Ли, забери этих чертовых  девиц,  привыкших  к  бивачному  костру.
Отправь их обратно в их общину. А сам сходи на Конгресс-авеню и приведи  нам
настоящих баб, с кишками!" Ну, тогда мне приходилось всех ублажать.
   - Да, у тебя, похоже, было много дел! - произнес я рассеянно.
   Я следил за Майком, который вертелся возле куста черной смородины.
   - Я тебе об этом и говорю. И знаешь, если обсуждать вопрос о девчонках...
   - Мы обсуждали  этот  вопрос?  -  удивился  я.  -  Ну  и  что  они  собой
представляют?
   - Если говорить о девчонках, дурень, то я хочу в ближайшее время  сводить
тебя к Сэму, чтобы ты увидел Анджелину. Поверь мне, пока ты ее не видел,  ты
еще вообще не жил на свете!
   - Осади, - поморщился я. - Забудь  об  этой  Анджелине.  Ты  знаешь,  что
сделает Сэм Харли, если узнает, что ты крутишь с его девчонкой?
   - Какой ты младенец! Если мне удастся что-нибудь там получить, не думаешь
же ты, что я буду делать это на лужайке перед домом,  раздав  предварительно
приглашения всем вокруг?
   - Ради Христа, Ли, перестань говорить так! Я, кажется, скоро поверю,  что
ты это всерьез!
   - Ладно, ладно, бабуся! Но когда ты увидишь ее, не говори, что я тебя  не
предупреждал. За обтягивающими панталончиками скрыто очень  много  приятного
для парня, только бы это получить!
   - Кстати, о спорте. Ты охотился когда-нибудь на перепелов? Там, откуда  я
приехал, это любимое развлечение. У тебя, видишь ли, есть собака и ружье.  И
эта собака отлично находит птиц...
   - Ну хорошо, хорошо! Давай, пожалуй, лучше пойдем, а то я начну корчиться
и лапать землю, думая о ней! Пошли!
   Мы поохотились на поле и затем съехали на  машине  с  дороги  на  хороший
грунт и прошли по нему. К полудню мы были близко от места,  где  я  накануне
встретил Сэма Харли.
   Мы пересекли пастбище возле дороги, направляясь к  ручейку.  Здесь  можно
было присесть и  съесть  сандвичи,  прихваченные  с  собой.  Майк  обнаружил
большую стаю перепелов в кустах смородины, что росли вдоль старой  изгороди,
и Ли снова поднялся. Выстрелив, я опять промахнулся.
   -  Знаешь  что,  начни-ка  ты  лучше  играть  в  крокет.  Хорошая   игра,
рекоменду