воей продукцией, - ответила Лиза. - Он может продавать ее когда угодно и где угодно, где ему дадут более высокую цену.
     Мужчины переглянулись, в их глазах мелькнул огонек недоверия, и один из них спросил:
     - А что, если ты не сможешь продать ее?
     - Я читал, что они скорее убьют свою скотину, чем продадут за копейки, - вставил другой.
     - А что бывает, если пропал урожай? Как тогда живет семья?
     - Что, если свиньи или коровы падут от какой-нибудь болезни? Можно получить помощь от государства?
     В этот вечер Холлис понял, чего русские боялись больше всего: беспорядка, хаоса, государства без вождя, без царя-батюшки. Наследственная память всех времен смуты, голода, гражданской войны и национальной раздробленности была крепка. Они охотно бы променяли свободу на защищенность. Отсюда и вера в то, что внушало государство: рабство и есть подлинная свобода.
     И Холлис наклонился к Лизе:
     - У нас было бы больше взаимопонимания, если бы мы говорили о капитализме на Марсе.
     - Мы ведем себя правильно. Только будьте с ними честным.
     - Может, мне предложить им бастовать? - улыбнулся Сэм.
     - После водки все сойдет.
     Девочка лет пятнадцати спросила Лизу:
     - Миссис, а сколько вам лет?
     - Почти тридцать, - ответила та.
     - А почему вы такая молодая?
     Лиза пожала плечами, а девочка показала на женщину, сидевшую рядом. На вид ей было лет сорок пять.
     - Это моя мама, и ей тридцать два года. Почему же вы выглядите такой молодой?
     Лиза почувствовала себя неловко.
     - Иди домой, Лидия! - крикнул один из мужчин.
     Девочка направилась было к двери, но вдруг остановилась и вернулась к Лизе. Та встала из-за стола, взяла девочку за руку, наклонилась и прошептала в ухо:
     - Мы слишком мало знаем друг о друге, Лидия. Возможно, завтра, если будет время...
     Лидия крепко сжала Лизе руку, улыбнулась и побежала к двери.
     Взглянув на часы, Холлис увидел, что почти полночь. Он бы не возражал, чтобы все это продолжалось хоть до рассвета, однако все время помнил о преследовавшей их "волге". Поэтому он сказал Павлу:
     - Моя жена беременна, и ей пора спать. Мы и так вас слишком задержали. - Сэм встал. - Спасибо за ваше гостеприимство и особенно за водку.
     Все рассмеялись. Люди начали уходить также, как и пришли, семьями, и каждый мужчина на прощанье пожимал Холлису руку и желал Лизе спокойной ночи. Женщины уходили молча.
     Павел с Идой провели гостей в комнату. Это была спальня хозяев.
     - Вот ваша постель, - сказал Павел.
     Эта комната, как и кухня, освещалась единственной лампочкой на потолке, а обогревалась электрическим камином у кровати. Почти всю комнату занимали двуспальная кровать и два деревянных сундука, а пол покрывал потертый ковер. В стене торчали огромные железные костыли, служившие вешалками для одежды. На одном висели грязные брюки. В спальне было всего одно окно, выходящее на огород.
     Лиза сказала Павлу и Иде:
     - Прекрасно, спасибо вам. Мы увидели сегодня настоящую Россию. Мне до смерти надоели москвичи.
     Павел улыбнулся в ответ и обратился к Холлису:
     - Не знаю я, что вы за туристы, но как бы там ни было, вы - честные люди и можете спать здесь спокойно.
     - Если жители Яблони никому ничего не расскажут о нас, то не будет никаких неприятностей, - сказал Сэм.
     - Да с кем нам разговаривать после уборки урожая? До весеннего сева мы для них как умерли.
     Ида протянула Лизе рулон сморщенной туалетной бумаги.
     - Это на случай, если вам придется выйти. Спокойной ночи.
     Хозяева вышли. Лиза потрогала постель.
     - Настоящая перина - пуховый матрас, - объяснила она Холлису.
     - У меня аллергия на перья и пух, - сказал он, сунув руки в карманы. - Я предпочел бы тракторную станцию.
     - Да хватит ворчать.
     Холлис подошел к кровати и, приподняв уголок стеганого одеяла, посмотрел, нет ли клопов.
     - Чего вы там разглядываете?
     - Ищу под подушкой шоколадку.
     Она рассмеялась.
     Холлис подошел к окну, проверил запертую щеколду и удостоверился, что в случае необходимости раму можно будет открыть.
     Лиза подошла к нему и посмотрела в окно.
     - Это - их личный участок. Каждой деревенской семье разрешается иметь только один акр. Все, как рассказывала моя бабушка. И все это по-прежнему идеализируют ленинградские и московские интеллектуалы. Русская безгрешность и непорочность земли.
     Все осталось по-прежнему. Почему бы им как-нибудь не приехать и не взглянуть на все это?
     - Потому что тут уборная на улице, - ответил Холлис. - Наплевать всем на деревенское захолустье и на этих людей! Разве вы не видите, как здесь все обветшало, разрушилось? Каждый мужчина, женщина, ребенок в этой деревне мечтают об одном: о билете в один конец - в город.
     Она уселась на кровать, уставилась в пол и кивнула.
     - И кроме того, все равно это собственность государства! Единственное, что есть своего у этих людей, - грязная поношенная одежда да кухонная утварь. А что касается их домов и так называемых "личных" участков, то правительство ни черта о них не заботится.
     - Вы, конечно, правы, Сэм. Эти люди оторваны от земли, и эта земля - сирота. Прошлое умерло. Крестьянская культура тоже.
     - Ну, уже слишком позднее время для разговоров, - заметил Холлис. - Надеюсь, что ваше доверие этим людям оправдается, и нас не разбудят стуком в дверь в три часа ночи.
     Наступила тягостная тишина. Холлис взглянул на Лизу. Она стянула сапожки и носки и теперь растирала на ногах кончики пальцев.
     - Что-то холодно здесь, - проговорила Лиза. Она легла на стеганое одеяло, а еще два одеяла натянула на себя до подбородка. - Очень холодно, - повторила она и зевнула.
     Холлис снял кожаную куртку и повесил ее на гвоздь, воткнул свой нож в сундук, стоящий рядом с кроватью, снял сапоги.
     - Может, вам будет удобнее, если я посплю на полу?
     - Да нет. А вам?
     Поколебавшись, он стянул с себя свитер и джинсы и бросил их на сундук, выключил свет и улегся рядом с Лизой. Холлис откашлялся и сказал:
     - Я бы не хотел разрушать ваши иллюзии о России, крестьянах и тому подобном. Мне это даже нравится. Издержки юности...
     - Вы храпите?
     - Иногда. А вы?
     - Спросите у кого-нибудь еще. Я не легла на вашу любимую сторону кровати?
     - Да мне все равно.
     - С вами будет легко спать. Почему на вас синие трусы? Военно-воздушные силы?
     Холлис откатился от нее и отвернулся к окну.
     - Спокойной ночи, - сказал он.
     - Вы устали?
     - Наверное, должен был бы устать, - отозвался он.
     - А я скорее перевозбуждена. Такой день...
     - Вы - желанный гость.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - Я сказал достаточно.
     - Вы рассердились на что-то? Вы говорите сердитым тоном.
     - Я просто устал. По-моему, это вы сердитесь на меня.
     - Вы сердитесь потому, что я одета?
     - Это ваша одежда. Если хотите измять ее, это ваше дело.
     - До того, как остаться здесь, я имела три долгих связи, затем три коротких, одну интрижку с женатым мужчиной и два романчика на ночь. Когда я приехала сюда, у меня была связь с одним человеком до тех пор, пока он не уехал. Потом был Сэз, и вот...
     - Потише... Я не чувствую ни рук, ни ног, - хрипло сказал Холлис.
     Лиза склонилась над ним и положила руку ему на плечо. Он обернулся к ней.
     - Вы пристрелили двоих кагэбэшников и ни разу не вздрогнули, а вот сейчас дрожите.
     - Просто холодно.
     - Я тоже нервничаю. Но я хочу тебя, - прошептала она. - Возможно, никакого завтра у нас с тобой не будет.
     - Ты говоришь, как один из моих истребителей: "А существует ли вообще завтра?"
     - Мы войдем в него одновременно.
     - Верно. А Сэз? Как он воспримет это?
     Лиза замолчала. Холлис погладил ее по щеке и поцеловал.
     Они разделись и крепко сжали друг друга в объятиях. Она гладила его спину и кончиками пальцев провела по гладким, упругим узелкам на его теле.
     - Шрамы, - объяснил Сэм.
     Он накрыл ее собой и стал нежно и долго ласкать.
     - О, Сэм, как приятно... тепло...
     - Тепло... да. - Он вошел в нее глубже и почувствовал, как ее бедра утонули в мягкой пуховой перине, а затем ее тело с удивительной силой выгнулось вверх...
     Потом они отдыхали, крепко обнявшись.
     - Я слышу, как бьется твое сердце, - шепнула она.
     - А я чувствую твое дыхание.
     - Теперь я засну, - она поцеловала его.
     Холлис лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к ночным звукам. Он чувствовал запах сигарет, доносящийся из соседней комнаты, чей-то кашель. Окошко чуть дребезжало от ветра.
     Потом он услышал гул автомобиля на дороге.
     Он ожидал услышать звук шагов и стук в дверь. Однако шум мотора постепенно стих вдалеке. В этой стране было очень мало граждан, местонахождение которых оставалось незафиксированным. А уж иностранцы, болтающиеся неведомо где, были грубейшей недоработкой этой системы.
     Холлис закрыл глаза и поплыл куда-то. Он слышал, как Лиза что-то тихо бормочет во сне:
     - Машина застряла!.. Я на дежурстве!.. Он и твой друг, Сэз...
     Это была первая женщина из всех, кого он знал, во сне говорившая по-русски.
     Холлис провалился в чуткий, беспокойный сон, и ему приснился он сам.

Глава 12

     Лиза проснулась от каких-то звуков на заднем дворе. Тишину рассвета прорезал крик петуха.
     - Снаружи кто-то есть, Сэм.
     Холлис открыл глаза и услышал скрип двери.
     - У них там уборная и умывальник.
     - О!
     С кухни доносился шум.
     - Изо рта идет пар, - сказала Лиза. - Видишь? - Она выдохнула воздух. - Воскресное утро, - проговорила Лиза. - Мне бы хотелось снова услышать церковный колокол. Тебе нравится утро?
     - Что?
     - Мне бы очень не хотелось считать это интрижкой на одну ночь, так что давай проделаем это еще раз.
     - О'кей.
     Через час за окном совсем рассвело.
     Лиза обняла Сэма и нежно провела кончиками пальцев по его ноге.
     - Перевернись.
     Холлис лег на живот, а она скинула на пол одеяла. Вся спина его была в красно-розовых шрамах.
     - Ты весь изранен. Это больно?
     - Сейчас нет.
     - Ты горел?
     - Нет, это от осколков.
     - А самолет взорвался?
     - Ну, не сам по себе. Ему в задницу попала ракета "земля-воздух".
     - Расскажи.
     Холлис перевернулся на спину.
     - Ладно. Это было двадцать девятого декабря 1972 года. По иронии судьбы все произошло как раз в последнюю американскую операцию над Северным Вьетнамом. Бомбежка под Рождество. Помнишь?
     - Нет.
     - Я находился над Хайфоном и возвращался в Южный Вьетнам. Вдруг мой второй пилот Эрни Симмз говорит так спокойно со своего заднего сиденья: "Они выпулили ракету". И дает мне какие-то советы, как от нее уклониться. Но "земля-воздух" уже летела в нас, и увернуться было невозможно. Последнее, что произнес Эрни: "О нет!" Следующее, что я помню - взрыв, приборная доска почернела, и самолет потерял управление. Все вокруг забрызгало кровью, даже парашют оказался весь в крови. Я думал, что это моя кровь, но это была кровь Эрни. Наш "F-4" вошел в крутой штопор и падал в Южно-Китайское море. Я выбросился с парашютом вместе с Симмзом прямо из открытой кабины. Какое-то время я плавал вокруг парашюта. Вьетнамские канонерки приближались к нам.
     Холлис сел на кровати и уставился в окно.
     - Симмз был метрах в ста от меня. Канонерка настигла его первым. Он заорал: "Сэм, они достали меня!" Я плыл к нему, а он махнул мне, чтобы я убирался к черту. Я не мог ему ничем помочь. Вьетнамцы втащили его к себе на борт и направились ко мне. Но вдруг появились спасательные вертолеты морской пехоты и открыли огонь по канонеркам. Канонерка, на которой находился Симмз, резко повернула под прикрытие береговых батарей, и наши вертолеты прекратили преследование... Потом меня отправили в плавучий госпиталь. Потом я узнал, что оказался последним пилотом, сбитым над Северным Вьетнамом. Весьма сомнительная слава. Симмз был последним пропавшим без вести.
     - Боже... что тебе пришлось пережить! - воскликнула Лиза. - А ты не думаешь, что... Симмз... я хочу спросить, он никогда не объявлялся?
     - Нет. Пропал без вести во время боя.
     - А... а ты не думаешь... тебя что-то беспокоит во всем происшедшем?
     Холлис ответил на ее незаданный вопрос:
     - Не знаю, что бы я смог для него сделать. Однако он был моим вторым пилотом, и я несу ответственность. Может быть... Я, наверное, в чем-то ошибся, может быть, неправильно определил расстояние в воде между нами, не рассчитал время, когда подлетели наши вертолеты... У меня тогда все помутилось в голове, и я полностью отключился. Не знаю, чем бы я мог ему помочь. Конечно, я мог подплыть к нему и попасть вместе с ним в плен. Может быть, как командир самолета, именно это я и обязан был сделать.
     - Но ты ведь тоже был ранен.
     - Тогда я даже не понял этого.
     - Значит, ты находился в шоке.
     Холлис пожал плечами.
     - Дело сделано. Все в прошлом.
     Лиза погладила его по плечу.
     - Эрни Симмз никогда не значился в северо-вьетнамских списках погибших в бою или военнопленных, так что он официально пропал без вести, - говорил Сэм. - Но я видел, как они затащили его на борт живым. И вот сейчас, в связи с делом майора Додсона, я снова об этом задумался. Об этих парнях, некогда выпрыгнувших с парашютом, о которых с тех пор ничего неизвестно. Теперь я думаю, а не угодил ли Эрни Симмз, как и еще тысячи наших парней, в Россию.
     - Это ошеломляет, Сэм.
     Холлис взглянул на нее.
     - Ошеломляет?.. Пожалуй... Послушай, нам пора идти.
     Холлис резко встал с кровати и подошел к сундуку, на котором лежала одежда.
     - Ты очень красивый, - улыбнулась Лиза.
     - Да брось ты!
     Они оделись и вышли на кухню поздороваться с хозяевами. Ида дала им таз с горячей водой, полотенце и кусок мыла.
     Холлис вышел из дома и решил прогуляться по дороге. Протекторы "волги" оставили следы на промерзшей глине. Почему они не остановились и не обыскали деревню - непонятно. "Повезло. Судьба, - подумал Сэм и мысленно добавил: - И лень". Хотя, может быть, кто-нибудь и искал их.
     Холлис по тропинке вернулся в дом.
     - Ну как, ничего интересного? - спросила Лиза.
     - Ничего.
     Ида пригласила их завтракать. Она поставила на стол тарелки с кашей, вареными яйцами и чай. Ее дети здесь же, за столом, готовили уроки.
     - Какой у вас любимый предмет? - спросил их Холлис.
     - English, - ответил мальчик.
     Сэм улыбнулся и сказал по-английски:
     - Мне известно, что в Москве учат английский студенты, но не знал, что его изучают и в деревне.
     - Какой ваш любимый американский писатель? - спросила Лиза.
     - Мы знаем Джека Лондона и Джеймса Болдуина . The Fire Next Time печатали в Америке? - спросила Зина.
     - О да, я читала, - ответила Лиза.
     - Автора посадили в тюрьму?
     - Нет. Ему заплатили большой гонорар.
     - А наш учитель говорил, что его посадили в тюрьму, - удивился Михаил.
     - Да нет же.
     - Американцы знают русский? - спросила девочка.
     - Нет, - ответила Лиза. - Очень немногие.
     - Вы говорите по-русски очень хорошо. Но с каким-то акцентом.
     - Так говорила моя русская бабушка, - объяснила Лиза. - Она была с Волги.
     Холлис посмотрел на часы. Было уже начало восьмого.
     - Нам пора, - сказал он и встал.
     Зина помогала матери убирать посуду. Лиза попыталась помочь им, но Ида предложила ей выпить еще чашку чая.
     Холлис вышел за Павлом на улицу. Хозяин направился на задний двор, где в закутке возились три свиньи.
     - Кормушка старая, вода все время просачивается, и я просто измучился таскать ведра из колонки, - говорил он Холлису.
     - А можно починить кормушку?
     - Нужно немного смолы или дегтя. Но я не могу ничего выпросить у этих болванов.
     - Каких болванов?
     - Да из конторы колхоза. Для своих участков всегда трудно что-нибудь достать.
     - Для кормушки сгодится колода. По-моему, даже лучше.
     Павел почесал затылок.
     - Не знаю. Возможно, если бы я поговорил со священником, то смог бы вам ответить. А в Америке фермеры ходят в церковь?
     - Да. Я бы сказал, что большинство.
     Павел посмотрел на небо.
     - Дождь будет. А может, снег. Видите эти облака. Когда они становятся светло-серыми, может пойти снег. Зимой снега так много, что дети не могут ходить в школу, а мы - выйти из дома. Когда-то собирались проложить дороги, но не сделали. Одни пустые разговоры. Я много пью. Иногда бью жену и детей просто так. У меня была еще одна дочь, Катя, но она умерла в одну такую зиму от приступа аппендицита. Говорят, что нас переведут в совхоз. Но я не знаю, будет ли там лучше. А что делают зимой американские фермеры?
     - То, что полагается делать зимой. Чистят амбары, охотятся. Да и вообще есть чем заняться. В Америке зимой не так холодно.
     - Да, я знаю.
     - А сколько лет Яблоне?
     - Кто знает. Я приехал сюда с матерью еще ребенком после войны. Отец погиб на фронте. Нас переселили сюда из большого села, которое сожгли немцы. Один человек как-то рассказывал, что Яблоня входила в земли Романовых. Кто-то еще говорил, что ею владел богатый граф, и она была намного больше, чем сейчас. Было два колодца. А не колонки. У нас вот теперь колонка. Здесь была когда-то церковь неподалеку. Но ее сожгли немцы. А вы скучаете по дому? - спросил он Холлиса.
     - У меня нет дома.
     - Нет дома?
     - Я жил во многих местах. Такая работа. Нам пора ехать, Павел. У вас не будет неприятностей из-за нас?
     - Я скажу нашим, чтоб не болтали, - сказал Павел.
     Холлис взял руку Павла и вложил ему в ладонь десятирублевку. Тот сунул ее в карман.
     - Пригоните сюда машину, и я дам вам пять килограммов масла. В Москве за него дадут двадцать рублей.
     - Мы едем в Ленинград. А деньги - за ваше гостеприимство. До свидания. - Холлис повернулся и пошел к дому. Лиза уже была готова к отъезду.
     - Ида дала мне немного меда и груш. - Она показала на сумку из мешковины.
     - Спасибо вам, Ида. До свидания, Зина. - Сэм взял свою спутницу под руку, и они вышли.
     Они подошли к стогу, где стояли их "Жигули", и сели в машину. Сэм завел двигатель.
     - В спальне я оставила десять рублей, - сказала Лиза.
     - Для меня?
     - Ты берешь только свободно конвертируемую валюту, - рассмеялась она. - Абсолютно конвертируемую.
     - Я тоже дал Павлу червонец.
     - Мне они показались очень симпатичными людьми.
     - Он бьет свою жену. - Холлис попробовал переключить передачу, но снова забарахлило сцепление. - Страна с ядерной мощью... Не могу я постичь такого. - Он еще раз выжал сцепление. - О'кей.
     Холлис выехал на грязную дорогу и развернулся в противоположном направлении, туда, откуда они приехали.
     - Так куда мы теперь едем? В Можайск? - спросила Лиза.
     - Мы не поедем в Можайск. Мы отправимся в Гагарин. - Холлис посигналил на прощание, проезжая мимо дома Павла.
     - А почему мы едем в Гагарин?
     - Ну, между Можайском и Москвой гэбэшники ищут майора Додсона, а может быть, и нас. А в Гагарине, надеюсь, не все еще подняты по тревоге на поиски "заблудившихся" американцев. Оставим машину и вернемся в Москву поездом, о'кей?
     - Разве у меня есть выбор?
     - Можешь ехать на заднем сиденье. С левой или с правой стороны.
     Лиза закурила сигарету.
     - А ты довольно находчивый парень.
     - Путешествия за границей - вещь познавательная и воспитательная. Еще посмотрим, насколько я находчив.
     - Ты знаешь дорогу? - спросила Лиза.
     - Отсюда примерно пятьдесят километров на запад до старого шоссе Минск - Москва. Да, боюсь, что это...
     - Еще одно нарушение правил маршрута.
     - А что произошло, что наша сладкая девочка стала такой послушной?
     - Я испытала благоговейный страх, - рассмеялась Лиза. - От того, как ты разговаривал со мной в постели. Как ты думаешь, у этих крестьян в Яблоне не будет неприятностей?
     - Не будет, если они сами не начнут бо