стин. - Много лет русские уничтожали тех из нас, кто отказывался сотрудничать с ними, другие совершали самоубийства, активно или пассивно, неважно. И те, кого вы видите здесь, полковник Холлис и мисс Родз, - предатели. Вот почему мы остались живы. И вот почему Эрни Симмз погиб вместе с остальными. Верно, полковник?
     - Верно, генерал.
     Пул поднялся и сказал:
     - Полковник, позвольте я процитирую вам некоторые правила относительно военнопленных. Первое: "Даже попав в плен, вы продолжаете считаться гражданами Соединенных Штатов, и вы не будете забыты". Второе: "Будут использованы все возможные способы установить с вами контакт, чтобы поддержать вас и добиться вашего освобождения". Глядя мне в глаза, полковник, - продолжал Пул, - подтвердите, что правительство выполняет свой долг по отношению к нам. Подтвердите, что мы не забыты и не брошены на произвол судьбы. Подтвердите, что они просто не знают, где мы находимся.
     Холлис, глядя Пулу прямо в глаза, ответил:
     - Если бы там знали, что вы здесь, коммандер, они бы что-нибудь предприняли, чтобы вызволить вас отсюда.
     Пул пристально посмотрел на Холлиса и глубоко вздохнул.
     - Тогда позвольте я расскажу вам, чем мы тут занимаемся вместо того, чтобы бежать. У нас есть оправдание того, что мы еще остаемся в живых. Если мы сможем прожить достаточно долго, чтобы дать возможность выбраться отсюда хоть одному из нас, то сможем предупредить нашу страну о существовании этого места. И в этом есть доля правды, полковник. Поскольку, как видите, здесь не просто лагерь военнопленных и действуют иные правила. Мы стараемся сохранить нашу офицерскую честь и достоинство. Для примера могу сообщить вам, что среди нас не было ни одного доносчика. Мы можем доверять друг другу, и никогда, ни разу мы не вступали в дружеские отношения ни с одним русским. Разумеется, ситуация сложилась весьма и весьма необычная, и мы стараемся действовать по мере ее развития. С этой целью генерал Остин основал офицерский комитет. - Пул посмотрел на Лизу и Холлиса. - Надеюсь, что вы не пробудете здесь двадцать лет, но если это случится, думаю, вам удастся сохранить чувство долга и чести.
     - Вы хотите сказать, что было бы неплохо, если бы я взял свои слова обратно, - проговорил Холлис.
     - Совершенно верно, - твердо ответил Пул.
     - Что ж, возможно, я сделаю это, - сказал Холлис, вставая.
     Лиза тоже поднялась и обратилась к Пулу и Остину:
     - Судя по тому, что я видела и слышала, я... я считаю, вы делаете все, что от вас зависит.
     - Ну, мы-то знаем, что это не совсем так, - вздохнул генерал. - И ваш друг это тоже понимает. - Он взглянул на Холлиса и добавил: - Крах во Вьетнаме, позор Уотергейта, иранские контрас, постыдные эпизоды с заложниками в Иране, Ливане и много еще чего. Почти два десятка лет мы были удаленными свидетелями бедствий и унижений Америки. Однако мы не воспользовались этим, чтобы оправдать свой собственный позор и слабость.
     Генерал поднялся с кресла и направился к двери, давая понять, что разговор закончен.
     - Вам не надо оправдываться передо мной или перед кем-либо еще, кроме специального и в должное время назначенного конституционного расследования, которое состоится, если вы когда-нибудь вернетесь домой.
     Мысли Остина, казалось, где-то блуждали, и Холлис подумал, а слышал ли он его вообще. Наконец генерал задумчиво произнес:
     - Домой... знаете, мы все смотрели пленку, как военнопленные возвращались из Вьетнама. Мы видели знакомые лица. Некоторые из нас увидели даже своих жен и детей. Люди бескорыстно делились радостью с семьями тех, с кем они переживали общее горе. Не думаю, что русские смогли бы изобрести более жестокую пытку для нас, чем показать это.
     Лиза повернулась и быстро вышла. Холлис направился к двери.
     - Мы читали о постоянных попытках частных лиц и семей обнаружить местонахождение военнопленных. И заметьте, не правительства, - остановил его Пул. - Вы понимаете, как это мучило нас? И почему никто не оказался достаточно умен, чтобы провести некоторые сопоставления? Ракеты класса "земля-воздух", сбивавшие американских летчиков... Господи, да русские и северные вьетнамцы были союзниками. Насколько надо быть тупым, чтобы не понимать этого? Почему ни у кого даже мысли не возникло, что мы можем оказаться здесь? В России? - Пул испытующе разглядывал лицо Холлиса. - Или они все-таки догадались об этом? И Вашингтон слишком обеспокоен тем, что это может вызвать нежелательный резонанс? И поэтому ничего не предпринимает? Так? А, полковник?
     - Я не могу ответить ни на один из этих вопросов, - сказал Холлис и добавил: - Но даю вам мое личное честное слово, что сделаю все, что в моих силах, чтобы возвратить всех вас домой. Спокойной ночи, генерал, спокойной ночи, коммандер. - Холлис взял фонарик и вышел из избы вслед за Лизой.
     Она плакала. Сэм взял ее за руку, и они отыскали в темноте тропинку. Вернувшись на главную дорогу, они зашагали к своему коттеджу.
     Успокоившись и взяв себя в руки, Лиза проговорила:
     - Ты был жесток.
     - Знаю.
     - Но почему... как ты мог быть настолько жестоким с людьми, претерпевшими столько несчастий?!
     - Я не могу одобрить их действия.
     - Не понимаю тебя. Не понимаю твоего кодекса и твоего...
     - Тебе не нужно этого понимать. Это мой мир, а не твой.
     - Иди ты к черту! Из-за твоего мира я угодила сюда.
     - Нет. Ты угодила сюда из-за КГБ, - возразил Холлис. - Здесь творится огромная несправедливость, которую необходимо исправить, Лиза. Я не судья и не жюри присяжных, а просто чертовски беспристрастный свидетель. Я прекрасно разбираюсь в том, что вижу, и твердо знаю, что я - не один из тех преступников, которые находятся здесь. И заруби себе это на носу.
     Она посмотрела на него, и до нее наконец дошло, что Сэм очень расстроен этой встречей.
     - Ты поставил себя на их место? - спросила она. - Когда-то они были твоими согражданами. И ты не испытываешь к ним гнева или презрения. Только жалость, настолько глубокую, что она не вмещается в тебе. Ведь так?
     Он кивнул.
     - Да, это так. - Сэм обнял ее за плечи. - Я не могу подать им надежду, Лиза. Это было бы более жестоко, чем любые мои обвинения. И они прекрасно все понимают.
     Она прижалась к нему.
     - Эрни Симмз погиб и похоронен, Сэм. Теперь ты обретешь мир.

Глава 35

     Хэллоуин встретил их холодным и морозным рассветом. Холлис вылез из постели и прошел в ванную. Вода казалась едва теплой, значит, газовая колонка опять барахлила.
     Лиза проснулась и, накинув на ночную рубашку халат, пошла разжигать камин и готовить кофе.
     Холлис побрился, принял душ и надел спортивный костюм. Они взяли кружки кофе в гостиную и уселись возле камина.
     - Завтра твоя очередь готовить кофе и разжигать камин, - сказала Лиза.
     - Я знаю.
     - Ты хорошо спал?
     - По-моему, да.
     - Ничего, что мы спали вместе и не занимались любовью?
     - Нет. Правда, у тебя были очень холодные ноги.
     - Я тут подумала, что как бы ни было примитивно это жилище, это дворец по сравнению с избой генерала Остина. У нас есть электрокофеварка, тостер, электроплитка, холодильник, туалет внутри, горячая вода...
     - Ты, наверное, хотела сказать - теплая.
     - Опять?
     - Я разберусь с ней попозже.
     - Хорошо, когда в доме есть мужчина.
     - Для ремонтных работ.
     - Мне очень жаль, что так получается с сексом...
     - Мне тоже. Но честно говоря, у меня тоже нет настроения заниматься любовью. По-моему, это место подавляет мое либидо.
     Она обеспокоенно посмотрела на него.
     - Ты серьезно?
     - Да. Я больше не чувствую, что мне это нравится.
     - Ты уверен? - спросила она, ставя кружку на стол.
     - Совершенно.
     Лиза задумалась.
     - Ну... они не в состоянии сотворить подобное с нами.
     - Верно.
     - Нет, неверно. - Она положила руку ему на плечо. - Почему бы нам не пойти... не вернуться в постель?
     - Не уверен, что у меня все получится, как надо.
     - Ты будешь великолепен, Сэм, поверь.
     - Что ж... хорошо. - Он встал, и они вернулись в спальню. Холлис взглянул на икону, которая теперь висела над двуспальной кроватью. - Разве это подходящее место для религиозной живописи? - спросил он.
     - Ода.
     - Ну, если ты так утверждаешь... - Он взглянул на кровать. Они оба в нерешительности стояли возле нее, чувствуя себя неловко, как будто это происходило с ними впервые. Лиза скинула халат и ночную рубашку. Яркие оранжевые блики от решетки обогревателя играли на ее белой коже.
     Холлис разделся, и они обнялись. Он целовал ее губы, грудь, встав на колени, кончиком языка лаская ее живот, опускаясь все ниже и ниже...
     - О... Боже... - Она тоже опустилась на колени рядом с ним, и они начали нежно ласкать друг друга.
     - Ты в полном порядке, Сэм, - простонала Лиза. - Ты обманным путем выманил меня из одежды!
     - Не я.
     Он взял ее на руки и положил на постель. Она привлекла его к себе и обняла изо всех сил.
     - Сэм... - шептала она... - Какая же я была дура... вот что мне было нужно, а я... мне была нужна твоя любовь!
     - Это все, что нам здесь осталось, Лиза.
     - Сэм, я хочу жить! Нам надо побольше бывать вместе... слишком быстро все кончается...
     - Да, это случится очень быстро. Я люблю тебя, Лиза. Помни это.
     Они двигались медленно, не спеша, как люди, знающие, что в их распоряжении много часов, но не так уж много дней. Так солдат, получивший отпуск с войны, измеряет время минутами, и каждую такую минуту хочет прожить так, чтобы запомнить и сохранить в своей памяти. Они долго ласкали друг друга и оба достигли вершины блаженства.
     Потом они оба лежали, слушая тишину.
     - Это наша победа, - прошептала она, прижимаясь к нему.

***

     Они совершали пробежку трусцой по главной дороге, приветливо улыбаясь пробегавшим мимо обитателям лагеря.
     - Какая тут дружественная обстановка, - заметила Лиза, переводя дыхание. - Прямо как субботним утром в Си Клифф. Но где же женщины?
     - Думаю, что русские женщины не бегают, - ответил Сэм.
     - Верно. Я ни разу не встречала в Москве женщин, бегающих по утрам.
     Они свернули с дороги и несколько сотен метров решили пройти пешком.
     - Куда мы направляемся? - спросила Лиза.
     - Хочу заглянуть к Бурову домой.
     - Иди туда без меня. Я не пойду домой к этому человеку.
     - Он просил нас к нему заглянуть.
     - Меня это совершенно не волнует. Ты что, не понимаешь? Тогда постарайся, пожалуйста, поставить себя на мое место. Ты хочешь, чтобы он на меня пялился? Он и так торчал тогда в камере, когда меня обыскивали.
     - Я понимаю тебя, - кивнул Холлис. - Я скажу ему, что ты неважно себя чувствуешь.
     - Зачем тебе вообще понадобилось туда идти?
     - Это моя работа. Я все должен увидеть.
     - Но зачем?
     - Точно не знаю, но не хочу оказаться неподготовленным, что бы здесь ни произошло.
     - Ладно, - согласилась Лиза. - Иду с тобой. Я тоже не хочу оставаться неподготовленной.
     Они остановились у железной ограды, окружавшей дом Бурова. К ним тут же подошли двое пограничников.
     - Убирайтесь! - приказал один из них. - Вон!
     - У нас назначена встреча с полковником Буровым, - по-русски сказал Сэм. - Я - полковник Холлис.
     - Вы новые американцы, прибывшие сюда?
     - Совершенно верно.
     Охранник смерил его свирепым взглядом, повернулся и подошел к караулке, откуда позвонил по телефону. Затем он сделал Холлису с Лизой знак, и они прошли через ворота, Сэм старался внимательно все рассмотреть. К караульному помещению примыкала огромная псарня из проволочной сетки, за которой, грозно рыча, носились немецкие овчарки. Дача Бурова представляла собой двухэтажный деревянный коттедж. Рядом с домом под навесом стоял "понтиак Транс Ам". Холлис подошел к двери и постучал.
     Дверь отворил пограничник и пропустил их внутрь. Они вошли в просторную прихожую, где стоял стол для дежурного.
     Охранник повел их через большую красивую гостиную в кабинет Бурова.
     - Доброе утро, - поздоровался он.
     Холлис, не обращая внимания на приветствие, осматривался вокруг. Мебель советского производства 30-х годов - массивная, полированная. На стенах - огромные картины с изображением счастливой советской действительности.
     - Не хватает только портрета Сталина, - заметил Холлис. - Вы ведь сталинист, Буров?
     - Мы не употребляем этого выражения, - сказал он. - Но, безусловно, меня восхищал этот человек и его методы. Садитесь, пожалуйста. - Буров указал им на кресла у русской печи, выложенной фарфоровыми изразцами, сделал знак охраннику, тот вышел.
     - Если бы мне пришлось оценивать ваш вкус, полковник, то я сказала бы, что он у вас есть, - проговорила Лиза.
     Буров недоверчиво улыбнулся. Лиза рассматривала картину, изображавшую колхозников, убирающих пшеницу: красивые и сильные мужчины и женщины со счастливыми улыбающимися лицами.
     - Я ничего подобного ни разу не встречала в сельской местности и подозреваю, что художник тоже, - заметила Лиза.
     - Это то, что мы называем идеалом, - произнес Буров, усаживаясь напротив них на диван, отделанный в тон креслам. - Ну, как поживаете?
     - Мы находимся в тюрьме, - ответил Холлис. - Так как, вы думаете, мы можем поживать?
     - Вы не в тюрьме, - резко возразил Буров. - Все-таки скажите, что вы думаете о нашей школе?
     - Я поражен, - ответил Холлис.
     Буров кивнул с таким видом, словно ожидал подобного ответа.
     - Сначала о деле. Вы избили Сонни Эймза.
     - Почему бы в первую очередь не обсудить то, как вы, Вадим и Виктор избили мисс Родз и меня?
     - Это было не избиением, а официальным делом, и так как это произошло до вашего вхождения в мир нашей школы, то не подлежит обсуждению. За что вы ударили Сонни? Потому что он оскорбил мисс Родз?
     - Нет, это входило в мои служебные обязанности.
     - Здесь правила диктую я, полковник Холлис. И я очень суров во всем, что касается правил и приказов. И очень справедлив. За драки и подобные провинности мы сажаем курсантов в карцер. Заключение в карцере грозит им и за приставание к женщинам, воровство и прочие штучки. Однажды я расстрелял одного курсанта за изнасилование. Чтобы здесь шла нормальная работа, необходимо установить закон и порядок. Тут вам не Америка. Если вы решили остаться, то я проведу тщательное расследование этого инцидента и выясню, кто из вас виновен.
     - Лэндисы тут ни при чем, - вмешалась Лиза. - Из-за нас они попали в сложную ситуацию. Все это касается только меня и Сонни. Этот тип - свинья!
     - Вот как? - ухмыльнулся Буров. - Он был таким милым мальчиком до того, как насмотрелся американских фильмов.
     Лиза встала.
     - Всего хорошего, - сказала она.
     Буров знаком приказал ей сесть.
     - Нет, будьте любезны, сядьте. Хватит болтовни. Я должен кое-что обсудить с вами.
     Лиза неохотно вернулась на место.
     - Я создал здесь лучшую шпионскую школу во всем мире, Холлис. И вы должны знать, что мной руководило. Первое: моя глубокая, неизменная ненависть к Западу. По иронии судьбы с тех пор, как я начал работать с сотнями американцев, возросла моя ненависть к их культуре, их похабным книжонкам и журнальчикам, к их бессмысленным фильмам, к их самолюбивым, эгоистичным людишкам, полному отсутствию чувства истории, к их безудержному потреблению всяких бесполезных товаров, их сервису, и превыше всего - к их откровенно слепой уверенности в том, что им всегда удастся выйти сухими из воды.
     - Да, это перекрывает все остальное, - улыбнулся Холлис. - Но, разумеется, вы научились всему этому не от ваших заключенных?
     - Инструкторов, - сухо поправил Буров. - Нет, западную мерзость я изучил по тому, с чем мне самому пришлось сталкиваться. Эти летчики, возможно, являются лучшими представителями вашего инфантильного общества. Мои же курсанты, приехав в Америку, будут трудиться усерднее, лучше, компетентнее и станут более законопослушными гражданами, чем коренные жители.
     - Наверное, они и налоги платить собираются, не так ли? - съязвил Холлис.
     - А второе мое побуждение чисто интеллектуального характера. Меня увлекает сама возможность превращения русских в американцев. Не думаю, что когда-либо делалось нечто подобное в таком масштабе. И еще принесет свои плоды в будущем. Вы согласны?
     - Боюсь, что да.
     - Разумеется. Планируется открытие и других подобных школ.
     - А где вы раздобудете инструкторов?
     - Похитим их так же, как вас и тех американских женщин. Возможно, в районе Бермудского треугольника, - усмехнулся он.
     - Как вас может это смешить? - с удивлением спросила Лиза. - Какая жестокость!
     - Это война, - коротко отрезал Буров. - За десять лет мы создадим школы по образцу каждой крупной белой нации в мире. Во все нации Европы, Южной Америки, Канады, Южной Африки, Австралии, Новой Зеландии - в любую страну, где русский сможет сойти за местного уроженца, в каждую из этих национальных структур мы внедрим русских. К концу этого столетия мы заселим земной шар мужчинами и женщинами, вылитыми немцами, французами, англичанами, да кем угодно, только работать все они будут на нас. Ну, что вы думаете об этом? - обратился он к Холлису.
     - Весьма амбициозное стремление для государства, которое семьдесят лет создавало Нового Советского Человека, да так и не смогло.
     В комнату вошла пожилая русская женщина с подносом, на котором стояли чайник и чашки. Она поставила поднос на стол и вышла.
     - Наливайте себе, не стесняйтесь, - предложил Буров.
     - Если эта женщина заключенная, то я даже не притронусь к тому, что было приготовлено рабыней, - проговорила Лиза.
     - Ай-яй-яй, какая же вы, однако, щепетильная! На самом деле эта женщина - моя дорогая матушка. - Он налил всем чаю. - Да, представьте себе, у меня есть мать. И жена тоже, и милая малышка Наталия. Я все думаю, мисс Родз, а не захотите ли вы работать здесь, в этом доме? Научите английскому мою Наташу. Ей сейчас десять лет. Может быть, смогли бы стать кем-то вроде гувернантки.
     - Вы, наверно, шутите, полковник Буров.
     - Ничуть. Хотите я вас с ней познакомлю?
     - Нет.
     - Вы всех нас находите такими отталкивающими?
     - У меня очень много русских друзей. Однако вас нет среди них.
     - Посмотрим, - пожал плечами Буров. - Как говорится, время лечит.
     - Это была единственная причина, по которой вы пригласили нас сюда? - спросил Холлис.
     - Нет, я должен вам сообщить кое-что. Начальство в Москве не согласилось предоставить вам неделю на размышление. Так что вам придется сообщить мне о своем решении прямо сейчас.
     - Мой ответ - нет, - сказал Холлис и поднялся с кресла.
     Буров с сомнением посмотрел на него:
     - Значит, вы не будете работать на нас?
     - Вы слышали мой ответ.
     - В таком случае вас еще раз допросят, а затем расстреляют.
     - Поэтому я ничего не потеряю, если убью вас прямо сейчас.
     Буров поставил чашку и на шаг отступил от Холлиса. Сэм шагнул к Бурову. Лиза тоже встала.
     - Вы что, вооружены?
     - Чтобы убыть вас, мне не понадобится оружия, - ответил Холлис.
     - Неужели? Вы считаете себя настолько сильным? Я тоже не слабак.
     - Вот и прекрасно. Мне будет только интереснее. - С этими словами Холлис еще ближе подошел к Бурову.
     - Оставайтесь на месте! - рявкнул тот.
     - Сэм, ну, пожалуйста, - заговорила Лиза и повернулась к Бурову. - Я буду на вас работать. - Она обратилась к Холлису. - Прошу тебя, Сэм... Мы все обсудим. Это не стоит наших жизней. Скажи ему "да". Пожалуйста. - Она схватила его за руку. - Ну, какая разница, если на двух инструкторов будет больше? - Она снова повернулась к Бурову. - Он согласится. Только дайте мне немного времени.
     Буров, казалось, размышлял.
     - У меня приказ получить от вас ответ сегодня. Если в шесть часов вечера вы не скажете "да", вас тотчас же отправят в камеры. Вам ясно?
     Лиза кивнула. Буров продолжал:
     - У меня сегодня с утра превосходное настроение, и ск