Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
Джози ЛЛОЙД и Эмлин РИЗ
ДАВАЙ ВМЕСТЕ
ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru
Анонс
Хорошо известно, что мужчины и женщины - существа с разных планет, и
должно произойти чудо, чтобы они сумели понять и принять друг друга.
Джози Ллойд и Эмлин Риз в своем первом совместном романе решили
разобраться с любовью, выяснить, из какого сора она вырастает и куда
заводит. Два автора, два героя, два голоса, два разных чувства юмора,
две точки зрения на жизнь, любовь и секс, мужчин и женщин. "Давай
вместе!" - это колючая и непричесанная любовная история на два голоса,
рассказанная в цинично-романтической манере, предельно реалистичная,
смешная и трогательная.
Джеку 27 лет, он художник и прожигатель жизни: выпивка с друзьями,
ночные развлечения в клубах и толпы подружек, имен которых он упомнить
не в силах. О любви Джек даже не помышляет, поскольку не верит в нее.
Эми 25 лет, себя она считает человеком конченым: мечты о карьере
дизайнера обернулись карьерой временной секретарши, секса у нее не было
уже шесть месяцев, а в любви Эми разочаровалась давно и прочно. Словом,
оба - безнадежные и циничные одиночки. Но однажды вечером они
встречаются на разгульной вечеринке, и все их убеждения летят под откос,
как и вся прежняя жизнь...
Нашим сестрам, Кэтрин и Кристи, - с любовью.
1
ДЖЕК
ИДЕАЛ
Допустим, ты - девушка. Допустим, что ты - девушка, и ты сейчас на
вечеринке, в клубе или в пабе. Допустим, что ты - девушка, и ты сейчас
на вечеринке, в клубе или в пабе, и вот я к тебе подхожу.
Допустим, раньше ты меня не видела.
Кое-что тебе станет понятно сразу. Ты увидишь, что ростом я почти
метр восемьдесят, среднего телосложения. Если мы пожмем друг другу руки,
ты заметишь, что у меня крепкое пожатие и чистые ногти. Ты обратишь
внимание, что мои карие глаза вполне гармонируют с темно-русыми
волосами. И еще ты заметишь шрам, рассекающий левую бровь посередине. Ты
сможешь догадаться, что мне не меньше двадцати пяти и не больше тридцати
лет.
Допустим, то, что ты увидела, тебе понравилось и ты не прочь со мной
заговорить.
Мы поболтаем и, если все пойдет нормально, познакомимся получше. Я
сообщу тебе, что зовут меня Джек Росситер. А если ты спросишь, откуда У
меня шрам, я расскажу, что мой лучший друг Мэтт Дэвис подстрелил меня из
пневматического пистолета, когда мне было двенадцать лет. Еще я скажу,
что мне тогда очень повезло, и я не лишился глаза, но моя мать после
этого целый год не пускала Мэтта к нам на порог. И добавлю, что сейчас
Мэтт намного спокойней и теперь вполне безопасно обитать с ним под одной
крышей. Я расскажу тебе, что Мэтт работает в юридической фирме в Сити,
но умолчу о том, что дом, в котором мы живем, принадлежит ему, а я плачу
за жилье. Ты спросишь, что наше обиталище из себя представляет, а я
отвечу, что это здание бывшего паба в западной части Лондона, которое мы
переделали под жилье. Да - мы не тронули бильярдный стол, доску для
дартса и барную стойку, и нет - мы отказали в посещении заведения буйным
алкоголикам, которые раньше угрюмо сидели в углу бара. И еще я скажу
тебе, что у нас большой и заросший сад.
Ты спросишь меня, кто я по профессии и чем зарабатываю на жизнь.
Отвечу, что я - художник, и это будет чистая правда, и что на жизнь
зарабатываю своим ремеслом, а вот тут я совру. Не стану я тебе говорить,
что три дня в неделю горбачусь в небольшой художественной галерее в
Мэйфейр и моих заработков едва хватает на то, чтобы свести концы с
концами. Ты посмотришь на мою одежду, которую я наверняка позаимствовал
у Мэтта, и подумаешь, что я богат, и ошибешься. А поскольку за все время
нашего разговора я не упомяну о своей девушке, ты подумаешь, что подруги
у меня нет и я холостяк, и будешь абсолютно права. Я не стану
интересоваться, есть ли у тебя парень, но присмотрюсь к безымянному
пальцу, чтобы убедиться в отсутствии обручального кольца.
Допустим, в конце вечера мы решим пойти домой - к тебе или ко мне.
Там мы займемся сексом, и, если повезет, нам это даже понравится. А
если понравится, то, быть может, мы даже займемся этим еще раз. А потом
заснем. На следующее утро - если мы у тебя дома - я наверняка тихонько
уйду, пока ты еще спишь. И не оставлю свой телефонный номер. А если мы у
меня дома, то ты поступишь так же. И ты не поцелуешь меня на прощанье. В
любом случае тот, кто спит в своей постели, утром проснется и обнаружит,
что остался один. И это хорошо, потому что так и было задумано.
***
Чистосердечное признание № 1:
Контрацепция
Место действия: туалет между вагонами В и С, электричка
Бристоль-Лондон, следующая в 14.45 с вокзала Паркуэй до вокзала
Пэддингтон.
Время действия: 15 мая 1988 года, 15.45.
В туалете юнец семнадцати лет стоит перед зеркалом, со спущенными до
щиколоток штанами, и держит в одной руке презерватив "новинка: с
ароматом карри", а в другой - эрегированный пенис - свой пенис.
Эту сцену я могу описать очень подробно. Не потому, что я в это время
торчал у туалета в вагоне С, пялясь на табличку "занято" и размышляя,
сколько еще протянет мой мочевой пузырь, прежде чем взорвется, и пытаясь
понять, каким же нужно быть эгоистом, чтобы оккупировать общественный
толчок на двадцать минут. И не потому, что на подъезде к Редингу вагон
так затрясло, что я не выдержал и пинком открыл дверь туалета, самолично
увидев, что происходит внутри. А потому, что этим юнцом в сортире был я.
Ладно, теперь можно предположить, что я:
А) извращенец;
Б) любитель карри;
В) псих.
Или же все сразу.
Исходя из приведенной выше информации, все эти предположения вполне
логичны. И любой суд наверняка признал бы меня виновным по всем трем
пунктам. Хотя обвинение в пристрастии к индийской специи можно было бы
оспорить - если учесть, что я с трудом могу дотянуться ртом до колена,
не говоря уже о других частях моего тела.
Так что ведите адвоката.
Семнадцатилетние юнцы - странные существа. Это может подтвердить
любой мужчина, с радостью оставивший позади эту стадию своего развития.
Застрявшие между пубертатностью и зрелостью, обуреваемые потоком
гормонов, в этом возрасте они познают себя, мучаются множеством
вопросов, на которые необходимо найти ответы, а процесс самопознания у
них сопровождается бесконечной мастурбацией. Я в этом возрасте ничем от
них не отличался. Меня занимали обычные вопросы. Есть ли Бог на свете?
Возможен ли мир во всем мире? Почему волосы на лобке не растут до
бесконечности и не поддаются фигурной стрижке, как деревья? Почему
"высокопоставленный член" означает вовсе не то, что сразу приходит в
голову? Я тщетно ждал ответов. А в ожидании их - мастурбировал.
Много.
Вряд ли даже в племенном стаде нашлись бы рекордсменки, чьи надои
превышали мои (но, учитывая тот факт, что коров доят только дважды в
день, это не удивительно). В среднем-то есть исключая пожары, потопы,
землетрясения и прочие форс-мажорные обстоятельства - я занимался этим
делом трижды в день. Действо всякий раз отличалось только остротой
ощущений - в зависимости от декораций. Над раковиной в ванной; на заднем
сиденье автобуса; под пуховым одеялом; в церкви, когда вся паства пела
гимны, - я все время дрочил, рукоблудничал, тянул кожух, гонял шкурку,
тер морковку.
Но за весь период своих онанистских экспериментов я так и не
попробовал "отгяг с шиком".
Для тех, кому этот термин не знаком, объясняю, что "оттяг с шиком" -
это акт мастурбации с надетым презервативом. Не уверен, что мне
доподлинно известно, почему именно эта разновидность считается шикарной.
Могу только предположить, что так развлекались люди, отягощенные
избытком свободного времени (или избытком чего-то еще). Однако мне 15
мая 1988 года в обстановке, лишенной всякого эротизма, а именно в
туалете между вагонами В и С Британской железной дороги, сей предмет
нужен был для совершенно других целей. Меня интересовал сам презерватив,
а не то, что он должен был в себя вмещать по окончании акта.
Все просто - до этого я ни разу не надевал эту штуку. Раньше мое
знакомство с резиновыми изделиями ограничивалось восторженным
наблюдением за одноклассником Кейтом Ролингсом, когда тот показывал на
вечеринках свой легендарный трюк. Он натягивал презерватив себе на
голову и носом надувал его до тех пор, пока тот не увеличивался до
размеров дирижабля и не повторял судьбу "Гинденбурга" , взрываясь под
гром восторженных аплодисментов. Хотя я понимал, насколько впечатляет
подобное представление, в тот день я не собирался изумлять своим умением
благородное собрание очередной вечеринки. Нет, я намеревался покорить
Мэри Райнер, девушку, с которой познакомился в выходные на тусовке у
Мэтта. Она жила в Лондоне и пригласила меня погостить у нее, пока
родители отдыхают на Майорке. Иначе говоря, это была девушка, которая,
как я надеялся, окажется достаточно милосердна, чтобы избавить меня от
девственности. Отсюда и презерватив с ароматом карри. В туалете. В
электричке.
Менее чем через два часа меня могли всерьез попросить воспользоваться
резинкой.
И вот момент, к которому я готовился морально и физически, заодно
разработав и укрепив мускулатуру правой руки, почти настал. И что же я
сделал? Я сделал то, что и положено нормальному, уверенному в себе
семнадцатилетнему юноше, - испугался. Не на шутку. Я сидел в вагоне С,
барабанил пальцами по своему бумажнику и думал о трех презервативах,
которые поспешно купил в автомате в пабе. А что, если они мне не
подойдут? А вдруг они малы или, что еще хуже, велики? А вдруг они
порвутся или спадут, что тогда? Тогда я буду лежать рядом с Мэри, дико
извиняясь, - вот что тогда! И если такое произойдет, вряд ли Мэри даст
мне еще один шанс. И я останусь девственником. Боже правый, я могу даже
умереть девственником! Я заерзал на сиденье, представляя эпитафию на
своей могиле: ОН УМЕР В ВОЗРАСТЕ СТА ЛЕТ, ТАК И НЕ СУМЕВ ТРАХНУТЬСЯ.
ПОКОЙСЯ ВЕЧНЫМ ДЕВСТВЕННЫМ СНОМ.
Поэтому я взял свой бумажник и прошел в туалет, дабы устроить
репетицию перед премьерой.
Вот и все мое оправдание. Адвокат отдыхает.
Мэри тем не менее, и мне приятно об этом говорить, не отдыхала - она
была неутомима. С того момента, как мы дошли до спальни, споткнулись и
рухнули на кровать, об отдыхе она и не помышляла. Тогда я впервые
испытал чувство, которое позже стал называть "погружение". Я погрузился.
Сначала мы погрузились в постель, и вскоре я погрузился в нее. Чувство
погружения наполняло меня до тех пор, пока не излилось наружу.
НАЧАЛО
Утро, пятница, июнь 1998 года. У меня проблема.
Нет, у меня большая проблема - я не помню, как ее зовут.
Она вздыхает, бормочет что-то во сне, поворачивается лицом ко мне,
обнимает меня за талию, и я чувствую жар ее руки. Смотрю на будильник:
7.31. Потом смотрю на нее: густые пряди темно-русых волос закрывают все
лицо, виден только нос. Вполне симпатичный носик. Я снова устремляю
взгляд в потолок, обуреваемый противоречивыми мыслями.
С одной стороны, ситуация выглядит совсем неплохо. Я, молодой
неженатый гетеросексуал, лежу в постели рядом с обнаженной девушкой,
которая - судя по моим пьяным воспоминаниям и форме ее носа - весьма
недурна в постели и хороша собой. Насколько я помню, ничего слишком
странного или неприятного вчера не произошло: никаких наручников,
истерик или признаний в вечной любви. Мы познакомились в клубе,
танцевали, флиртовали, а под утро приехали сюда на такси.
Секс удался. По полной программе - со вздохами и стонами. Двигались
мы вполне ритмично, особенно если учесть, что вместе делали это впервые.
Молча. Иногда мне даже нравится такой секс. Никакого взаимодействия - ни
словами, ни мыслями. Все просто, как голая правда. Мы оба понимали, что
это всего лишь физическое влечение. А потом мы сидели рядом, пытаясь
отдышаться, и пили сырую воду из больших стаканов. Она по-прежнему была
Идеальной Женщиной. И не сделала ни одного неверного шага, то есть она
НЕ:
А) сжимала мою руку;
Б) смотрела на меня влюбленными глазами;
В) спрашивала меня, как же мне не одиноко жить одному, без девушки;
Г) пыталась подчеркнуть интимность отношений, затягиваясь от моей
сигареты, как будто это наш общий косяк;
Д) предлагала встретиться снова.
Наоборот, она:
А) держала руки при себе;
Б) смотрела в потолок;
В) сказала мне, что самое лучшее в случайных связях - разнообразие, и
все парни ведут себя по-разному;
Г) сама прикурила себе сигарету;
Д) рассказала, что уезжает путешествовать в Австралию на три месяца.
Потом мы затушили свои сигареты, я выключил свет, и мы уснули.
Пока все шло хорошо. Нормальная связь на одну ночь. Несколько минут
назад, проснувшись, я прекрасно себя чувствовал. Лучше сказать, я был
горд собой. Мои "холостяцкие страхи" улетучились. Я еще не разучился
"клеить" и способен затащить девчонку в постель. Значит, не утратил
навыков.
С другой стороны, ничего хорошего в этой ситуации нет. Сегодня
пятница, и - я снова смотрю на будильник и вижу, что двух минут как не
бывало, - у меня есть дела. Эх, поваляться бы рядом еще немного и даже
взять ее за руку, изображая некое подобие интимности... Но уже пора
вставать - труба зовет.
Осторожно, чтобы не разбудить ее, я сажусь на кровати, снимаю с себя
ее тяжелую руку и опускаю на простыню. Так, вот ее одежда - лежит кучкой
рядом с кроватью. Выждав для верности еще пару секунд, я выскальзываю
из-под одеяла и прощупываю ее одежду. Бумажник в кармане жакета. Надеваю
шорты, тихо выхожу из спальни и иду в кухню.
Мэтт уже тут - одет, обут, влажные после душа волосы причесаны, -
склонился над тарелкой сухих завтраков и чашкой кофе. Он открывает рот,
чтобы заговорить, но я прижимаю палец к губам. Сажусь за стол напротив
него и отпиваю из его кружки большой глоток кофе.
- Так она что, еще там? - шепотом спрашивает он.
- Aгa.
- Эта... как ее там... Соседка Хлои?
Хлоя - девушка, с которой мы вместе ходили в школу, но никогда вместе
не "ходили". А поэтому из потенциальной подружки она превратилась в
настоящего друга.
- Да, именно эта Как-ее-там.
Он кивает, приняв информацию к размышлению, а потом спрашивает:
- Хороша?
- Потянет.
- Шумная, - ухмыляется он.
- И не говори, - улыбаюсь я в ответ. - Кстати, с днем рожденья. - Я
салютую его кружкой с кофе.
- О, не забыл? Спасибо, друг.
- Даже подарок приготовил.
- Какой?
- Вечером увидишь.
- То есть ты его еще не купил.
- То есть, может, подождешь до вечера? - Я отдаю ему кружку. - И кто
сегодня придет?
Он зажигает сигарету, затягивается.
- Как обычно плюс еще кое-кто.
- Кое-кто хорошенький и не замужем?
- Возможно.
- А подробнее?
- Может, и ты подождешь до вечера?
- Значит, психи и шлюхи.
Но из Мэтта и слова не вытянешь, если он не захочет.
- Как будто ты из-за них передумаешь и не придешь... Может быть, они
самые. А может, ни те ни другие. Что, амнезия? - спрашивает он, указывая
на бумажник у меня в руках.
Я открываю бумажник и просматриваю документы.
- Нет, уже прошла.
- Ну и?..
- Что "ну и"?
- Ну и как эту Как-ее-там зовут?
- Кэтрин Брэдшоу, - читаю я. - Родилась в Оксфорде шестнадцатого
октября 1969 года.
Я вытаскиваю проездной на метро и внимательно изучаю фотографию.
Потом показываю фото Мэтту:
- Сколько дашь по десятибалльной системе?
- Семь. - Он всматривается в фотографию и меняет оценку:
- Нет, шесть, она вчера лучше выглядела.
- Да, вечером они всегда симпатичнее, но...
- Фотографии не врут, - заканчивает он мою мысль.
- Точно.
- Если я не ошибаюсь, кажется, сегодня к тебе должна зайти Мечта
Мазохиста?
Мечта Мазохиста - прозвище, которое Мэтт дал Салли Маккаллен. Он
считает, что при ее появлении я теряю волю.
- Да, в десять. Он смотрит на часы, присвистывает:
- А время летит.
Я иду к термостату, ставлю его на максимум.
- План А, - говорю я и, подойдя к холодильнику, наливаю себе стакан
воды из запотевшей бутылки. - Пора выпаривать ее отсюда.
- А если не получится?
- Всегда получается. - Я залпом выпиваю воду и обтираю губы.
Но все в жизни однажды случается в первый раз.
На часах 8.46. Отопление уже больше часа работает на полную мощность.
Единственный вывод, который я могу сделать: документы Кэтрин Брэдшоу
поддельные. Она родилась не в Оксфорде, а в Бомбее. Летом. В сезон
засухи. В полдень. Рядом с раскаленной печью. Мой трюк с холодной водой
не удался. Под палящими лучами солнца, при закрытых окнах и закипающей
воде в батареях комната стала больше напоминать сауну. По лбу стекают
ручьи пота. Подушка под головой превратилась в водяную грелку, а пуховое
одеяло - в большую электрическую грелку. Кэтрин тем временем дышала
холодной невозмутимостью. И бровью не повела. Ни разу не попросила
открыть окно или принести стакан холодной воды. Никаких признаков
дискомфорта - спокойное и ровное дыхание крепко спящего человека.
Снежная королева, да и только.
Ладно, тогда - план Б.
- Кэтрин, - говорю я, присаживаясь на постель. - Кэт? Кэти? - зову
уже громче, пытаясь отгадать, на какое имя она отзовется, и трясу ее за
плечо. Наконец в ответ слышу:
- Мммммм?
- Пора вставать. Тебе пора уходить. Я уже опаздываю.
Она трет кулаками глаза, смотрит на свои часы и жалобно стонет,
натягивает на себя одеяло:
- Еще нет и девяти. Ты же вчера сказал, что сегодня не работаешь... Я
думала, мы устроим выходной... Помнишь, мы же договорились.
Это правда. Под этим предлогом я привел ее сюда из клуба.
- Я помню, - говорю я, а дальше вру напропалую, - но только что
звонили из галереи. Один американский коллекционер заинтересовался моими
работами. Он хочет встретиться со мной. Сегодня утром. Днем улетает
обратно в Лос-Анджелес, так что выбора у меня нет.
- Ну хорошо, - ворчит она и садится на кровати. Когда Кэт Брэдшоу
приняла душ и оделась, часы уже показывали четверть десятого. Она прошла
на кухню. Там сижу я, делая вид, что внимательно рассматриваю кухонный
стол. Он и впрямь достоин внимания. Сделан из вывески паба - придумка
Мэтта. Жаль, что мы не смогли оставить ее висеть над входом. Просто
некоторые из бывших завсегдатаев паба "Войско Черчилля" не отличались
большим умом и приходили к нашим дверям посреди ночи в поисках заснувших
и забытых собутыльников. Я по-прежнему пялюсь на стол. Уинстон Черчилль
смотрит на меня неодобрительно. "Никогда в истории человеческих
взаимоотношений..." Ладно, ладно. Пора действовать.
Я не предлагаю ей:
А) выпить кофе;
Б) подвезти ее домой;
В) поболтать.
Вместо этого отталкиваю свою кружку и встаю:
- Пошли.
По дороге к двери стараюсь вспомнить, что прочитал в ее документах.
Слышу, как она цокает по плиткам у меня за спиной. Так, живет она в
Фулхэме, значит, может доехать на метро.
- Метро отсюда в двух минутах ходьбы, - говорю я, как только мы
выходим из дома.
Я запираю дверь, и мы проходим метров двадцать вниз по улице, где
стоит навороченная тачка Мэтта.
- Твоя? - спрашивает она, видя, как я кладу руку на крышу машины.
- Да, - отвечаю я, быстро проходя дальше. - Короче, в конце улицы
свернешь налево. От поворота еще метров четыреста, и ты на станции.
Вместо того что