ел к нему. Ася встала и удалилась.


   XII

   Она вернулась  через час,  остановилась в дверях и подозвала меня ру-
кою.
   - Послушайте,  - сказала она, - если б я умерла, вам было бы жаль ме-
ня?
   - Что у вас за мысли сегодня! - воскликнул я.
   - Я воображаю,  что я скоро умру;  мне иногда кажется, что все вокруг
меня со мной прощается.  Умереть лучше,  чем жить так...  Ах! не глядите
так на меня; я, право, не притворяюсь. А то я вас опять бояться буду.
   - Разве вы меня боялись?
   - Если я такая странная,  я,  право,  не виновата, - возразила она. -
Видите, я уж и смеяться не могу...
   Она осталась печальной и озабоченной до самого вечера.  Что-то проис-
ходило  в ней,  чего я не понимал.  Ее взор часто останавливался на мне;
сердце мое тихо сжималось под этим загадочным взором.  Она казалась спо-
койною,  а мне, глядя на нее, все хотелось сказать ей, чтобы она не вол-
новалась.  Я любовался ею,  я находил трогательную прелесть в ее поблед-
невших  чертах,  в ее нерешительных,  замедленных движениях - а ей поче-
му-то воображалось, что я не в духе.
   - Послушайте,  - сказала она мне незадолго до прощанья,  - меня мучит
мысль,  что  вы меня считаете легкомысленной...  Вы вперед всегда верьте
тому,  что я вам говорить буду, только и вы будьте со мной откровенны; а
я вам всегда буду говорить правду, даю вам честное слово...
   Это "честное слово" опять заставило меня засмеяться.
   - Ах,  не смейтесь,  - проговорила она с живостью, - а то я вам скажу
сегодня то, что вы мне сказали вчера: "Зачем вы смеетесь?" - и, помолчав
немного,  она  прибавила:  -  Помните,  вы  вчера говорили о крыльях?...
Крылья у меня выросли - да лететь некуда.
   - Помилуйте, - промолвил я, - перед вами все пути открыты.
   Ася посмотрела мне прямо и пристально в глаза.
   - Вы сегодня дурного мнения обо мне, - сказала она, нахмурив брови.
   - Я? дурного мнения? о вас!...
   - Что вы точно в воду опущенные,  - перебил меня Гагин,  - хотите, я,
по-вчерашнему, сыграю вам вальс?
   - Нет, нет, - возразила Ася и стиснула руки, - сегодня ни за что!
   - Я тебя не принуждаю, успокойся...
   - Ни за что, - повторила она, бледнея.
   "Неужели она меня любит?" - думал я, подходя к Рейну, быстро кативше-
му темные волны.


   XIII

   "Неужели она меня любит?" - спрашивал я себя на другой  день,  только
что проснувшись. Я не хотел заглядывать в самого себя. Я чувствовал, что
ее образ, образ "девушки с натянутым смехом", втеснился мне в душу и что
мне от него не скоро отделаться.  Я пошел в Л. и остался там целый день,
но Асю видел только мельком.  Ей нездоровилось, у ней голова болела. Она
сошла вниз,  на минутку,  с повязанным лбом, бледная, худенькая, с почти
закрытыми глазами;  слабо улыбнулась, сказала: "Это пройдет, это ничего,
все пройдет,  не правда ли?" - и ушла.  Мне стало скучно и как-то груст-
но-пусто; я, однако, долго не хотел уходить и вернулся поздно, не увидав
ее более.
   Следующее утро прошло в каком-то полусне сознания.  Я хотел приняться
за работу - не мог;  хотел ничего не делать и не думать... и это не уда-
лось. Я бродил по городу; возвращался домой, выходил снова.
   - Вы ли господин Н.?  - раздался вдруг за мной детский голос. Я огля-
нулся;  передо мною стоял мальчик. - Это вам от фрейлейн Annette, - при-
бавил он, подавая мне записку.
   Я развернул ее - и узнал неправильный и быстрый почерк Аси. "Я непре-
менно должна вас видеть,  - писала мне она, - приходите сегодня в четыре
часа  к  каменной  часовне на дороге возле развалины.  Я сделала сегодня
большую неосторожность... Приходите, ради бога, вы все узнаете... Скажи-
те посланному: да".
   - Будет ответ? - спросил меня мальчик.
   - Скажи, что да, - отвечал я.
   Мальчик убежал.


   XIV

   Я пришел к себе в комнату,  сел и задумался. Сердце во мне сильно би-
лось.  Несколько раз перечел я записку Аси.  Я посмотрел на часы: и две-
надцати еще не было.
   Дверь отворилась - вошел Гагин.
   Лицо его  было пасмурным.  Он схватил меня за руку и крепко пожал ее.
Он казался очень взволнованным.
   - Что с вами? - спросил я.
   Гагин взял стул и сел против меня.
   - Четвертого дня,  - начал он с принужденной улыбкой и запинаясь, - я
удивил вас своим рассказом;  сегодня удивлю еще более. С другим я, веро-
ятно,  не решился бы...  так прямо...  Но вы благородный человек, вы мне
друг, не так ли? Послушайте: моя сестра, Ася, в вас влюблена.
   Я вздрогнул и приподнялся...
   - Ваша сестра, говорите вы...
   - Да, да, - перебил меня Гагин. - Я вам говорю, она сумасшедшая и ме-
ня с ума сведет. Но, к счастью, она не умеет лгать - и доверяет мне. Ах,
что за душа у этой девочки... но она себя погубит, непременно.
   - Да вы ошибаетесь, - начал я.
   - Нет, не ошибаюсь. Вчера, вы знаете, она почти целый день пролежала,
ничего не ела,  впрочем не жаловалась...  Она никогда не жалуется.  Я не
беспокоился,  хотя к вечеру у нее сделался небольшой жар. Сегодня, в два
часа ночи,  меня разбудила наша хозяйка:  "Ступайте,  говорит,  к  вашей
сестре: с ней что-то худо". Я побежал к Асе и нашел ее нераздетою, в ли-
хорадке,  в слезах;  голова у нее горела,  зубы стучали. "Что с тобой? -
спросил я,  - ты больна?" Она бросилась мне на шею и начала умолять меня
увезти ее как можно скорее, если я хочу, чтобы она осталась в живых... Я
ничего не понимаю,  стараюсь ее успокоить... Рыдания ее усиливаются... и
вдруг сквозь эти рыдания услышал я... Ну, словом, я услышал, что она вас
любит.  Уверяю вас, мы с вами, благоразумные люди, и представить себе не
можем,  как она глубоко чувствует и с какой невероятной силой высказыва-
ются  в  ней эти чувства;  это находит на нее так же неожиданно и так же
неотразимо,  как гроза.  Вы очень милый человек, - продолжал Гагин, - но
почему она вас так полюбила,  этого я,  признаюсь, не понимаю. Она гово-
рит,  что привязалась к вам с первого взгляда.  Оттого она и плакала  на
днях,  когда уверяла меня,  что, кроме меня, никого любить не хочет. Она
воображает, что вы ее презираете, что вы, вероятно, знаете, кто она; она
спрашивала меня, не рассказал ли я вам ее историю, - я, разумеется, ска-
зал,  что нет;  но чуткость ее - просто страшна.  Она желает одного: уе-
хать,  уехать тотчас.  Я просидел с ней до утра; она взяла с меня слово,
что нас завтра же здесь не будет,  - и тогда только она заснула. Я поду-
мал,  подумал и решился - поговорить с вами.  По-моему, Ася права: самое
лучшее - уехать нам обоим отсюда.  И я сегодня же бы увез ее,  если б не
пришла мне в голову мысль,  которая меня остановила.  Может быть...  как
знать?  - вам сестра моя нравится? Если так, с какой стати я увезу ее? Я
вот и решился, отбросив в сторону всякий стыд... Притом же я сам кое-что
заметил...  Я решился... узнать от вас... - Бедный Гагин смутился. - Из-
вините меня,  пожалуйста,  - прибавил он, - я не привык к таким передря-
гам.
   Я взял его за руку.
   - Вы хотите знать,  - произнес я твердым голосом,  - нравится ли  мне
ваша сестра? Да, она мне нравится...
   Гагин взглянул на меня.
   - Но, - проговорил он, запинаясь, - ведь вы не женитесь на ней?
   - Как вы хотите, чтобы я отвечал на такой вопрос? Посудите сами, могу
ли я теперь...
   - Знаю, знаю, - перебил меня Гагин. - Я не имею никакого права требо-
вать от вас ответа,  и вопрос мой - верх неприличия...  Но что прикажете
делать?  С огнем шутить нельзя.  Вы не знаете Асю; она в состоянии зане-
мочь,  убежать,  свиданье вам назначить...  Другая умела бы все скрыть и
выждать - но не она.  С нею это в первый раз - вот что беда!  Если бы вы
видели, как она сегодня рыдала у ног моих, вы бы поняли мои опасения.
   Я задумался.  Слова  Гагина  "свиданье вам назначить" кольнули меня в
сердце. Мне показалось постыдным не отвечать откровенностью на его чест-
ную откровенность.
   - Да, - сказал я наконец, - вы правы. Час тому назад я получил от ва-
шей сестры записку. Вот она.
   Гагин взял записку, быстро пробежал ее и уронил руки на колени. Выра-
жение изумления на его лице было очень забавным,  но мне было не до сме-
ху.
   - Вы, повторяю, благородный человек, - проговорил он, - но что же те-
перь делать?  Как? она сама хочет уехать, и пишет к вам, и упрекает себя
в неосторожности... и когда это она успела написать? Чего ж она хочет от
вас?
   Я успокоил его, и мы принялись толковать хладнокровно по мере возмож-
ности о том, что нам следовало предпринять.
   Вот что мы остановились, наконец: во избежание беды я должен был идти
на свидание и честно объясниться с Асей; Гагин обязался сидеть дома и не
подать вида,  что ему известна ее записка; а вечером мы положили сойтись
опять.
   - Я твердо надеюсь на вас, - сказал Гагин и стиснул мне руку, - поща-
дите и ее и меня.  А уезжаем мы все-таки завтра,  - - прибавил он, вста-
вая, - потому что ведь вы на Асе не женитесь.
   - Дайте мне сроку до вечера, - возразил я.
   - Пожалуй, но вы не женитесь.
   Он ушел,  а я бросился на диван и закрыл глаза.  Голова у меня ходила
кругом:  слишком много впечатлений в нее нахлынуло разом. Я досадовал на
откровенность  Гагина,  я досадовал на Асю,  ее любовь меня и радовала и
смущала. Я не мог понять, что заставило ее все высказать брату; неизбеж-
ность скорого, почти мгновенного решения терзала меня...
   "Жениться на семнадцатилетней девочке, с ее нравом, как это можно!" -
сказал я, вставая.


   XV

   В условленный час я переправился через Рейн, и первое лицо, встретив-
шее меня на противоположном берегу,  был тот самый мальчик, который при-
ходил ко мне поутру. Он, по-видимому, ждал меня.
   - От фрейлейн Annette,  - сказал он шепотом и подал мне другую запис-
ку.
   Ася извещала  меня  о  перемене  места нашего свидания.  Я должен был
прийти через полтора часа не к часовне, а в дом к фрау Луизе, постучать-
ся внизу и войти в третий этаж.
   - Опять: да? - спросил меня мальчик.
   - Да, - повторил я и пошел по берегу Рейна.
   Вернуться домой  было некогда,  я не хотел бродить по улицам.  За го-
родской стеною находился маленький сад с навесом для  кеглей  и  столами
для любителей пива.  Я вошел туда. Несколько уже пожилых немцев играли в
кегли;  со стуком катились деревянные шары,  изредка раздавались одобри-
тельные восклицания. Хорошенькая служанка с заплаканными глазами принес-
ла мне кружку пива;  я взглянул в ее лицо.  Она  быстро  отворотилась  и
отошла прочь.
   - Да,  - промолвил тут же сидевший толстый и краснощекий гражданин, -
Ганхен наша сегодня очень огорчена: жених ее пошел в солдаты.
   Я посмотрел на нее;  она прижалась в уголок и  подперла  рукой  щеку;
слезы капали одна за другой по ее пальцам. Кто-то спросил пива; она при-
несла ему кружку и опять вернулась на свое место.  Ее горе подействовало
на меня; я начал думать об ожидавшем меня свидании, но мои думы были за-
ботливые,  невеселые думы. Не с легким сердцем шел я на это свидание, не
предаваться радостям взаимной любви предстояло мне; мне предстояло сдер-
жать данное слово,  исполнить трудную обязанность. "С ней шутить нельзя"
- эти слова Гагина, как стрелы, впились в мою душу. А еще четвертого дня
в этой лодке,  не томился ли я жаждой счастья? Оно стало возможным - и я
колебался,  я отталкивал,  я должен был оттолкнуть его прочь... Его вне-
запность меня смущала.  Сама Ася, с ее огненной головой, с ее прошедшим,
с ее воспитанием, это привлекательное, но странное существо - признаюсь,
она меня пугала. Долго боролись во мне чувства. Назначенный срок прибли-
жался.  "Я не могу на ней жениться, - решил я, наконец, - она не узнает,
что и я полюбил ее".
   Я встал - и, положив талер в руку бедной Ганхен (она даже не поблаго-
дарила меня),  направился к дому фрау Луизе.  Вечерние тени уже разлива-
лись в воздухе,  и узкая полоса неба, над темной улицей, алела отблеском
зари. Я слабо стукнул в дверь; она тотчас отворилась. Я переступил порог
и очутился в совершенной темноте.
   - Сюда! - послышался я старушечий голос. - Вас ждут.
   Я шагнул раза два ощупью, чья-то костлявая рука взяла мою руку.
   - Вы это, фрау Луизе? - спросил я.
   - Я, - отвечал мне тот же голос, - я, мой прекрасный молодой человек.
   Старуха повела меня опять вверх,  по крутой лестнице,  и остановилась
на  площадке  третьего этажа.  При слабом свете,  падавшем из крошечного
окошка,  я увидал морщинистое лицо вдовы  бургомистра.  Приторно-лукавая
улыбка растягивала ее ввалившиеся губы, ежила тусклые глазки. Она указа-
ла мне на маленькую дверь. Судорожным движением руки отворил я ее и зах-
лопнул за собой.


   XVI

   В небольшой комнате, куда я вошел, было довольно темно, и я не тотчас
увидел Асю.  Закутанная в длинную шаль,  она сидела на стуле возле окна,
отвернув и почти спрятав голову, как испуганная птичка. Она дышала быст-
ро и вся дрожала.  Мне стало несказанно жалко ее.  Я подошел к ней.  Она
еще больше отвернула голову...
   - Анна Николаевна, - сказал я.
   Она вдруг вся выпрямилась,  хотела взглянуть на меня - и не могла.  Я
схватил ее руку, она была холодна и лежала, как мертвая, на моей ладони.
   - Я желала...  - начала Ася,  стараясь улыбнуться, но ее бледные губы
не слушались ее,  - я хотела... Нет, не могу, - проговорила она и умолк-
ла. Действительно, голос ее прерывался на каждом слове.
   Я сел подле нее.
   - Анна Николаевна, - повторил я и тоже не мог ничего прибавить.
   Настало молчание.  Я продолжал держать ее руку и глядел на  нее.  Она
по-прежнему вся сжималась,  дышала с трудом и тихонько покусывала нижнюю
губу, чтобы не заплакать, чтобы удержать накипавшие слезы... Я глядел на
нее; было что-то трогательно-беспомощное в ее робкой неподвижности: точ-
но она от усталости едва добралась до стула и так и упала на него. Серд-
це во мне растаяло...
   - Ася, - сказал я чуть слышно...
   Она медленно подняла на меня свои глаза... О, взгляд женщины, которая
полюбила, - кто тебя опишет? Они молили, эти глаза, они доверялись, воп-
рошали, отдавались... Я не мог противиться их обаянию. Тонкий огонь про-
бежал по мне жгучими иглами, я нагнулся и приник к ее руке...
   Послышался трепетный звук,  похожий на прерывистый вздох, и я почувс-
твовал на моих волосах прикосновение слабой,  как лист дрожавшей руки. Я
поднял голову и увидел ее лицо.  Как оно вдруг преобразилось!  Выражение
страха исчезло с него, взор ушел куда-то далеко и увлекал меня за собою,
губы слегка раскрылись,  лоб побледнел как мрамор,  и кудри отодвинулись
назад,  как будто ветер их откинул.  Я забыл все,  я потянул ее к себе -
покорно повиновалась ее рука,  все тело ее повлеклось  вслед  за  рукою,
шаль покатилась с плеч,  и голова ее тихо легла на мою грудь,  легла под
мои загоревшиеся губы...
   - Ваша... - прошептала она чуть слышно.
   Уже руки мои скользили вокруг ее стана... Но вдруг воспоминание о Га-
гине, как молния, меня озарило.
   - Что  мы делаем!..  - воскликнул я и судорожно отодвинулся назад.  -
Ваш брат... ведь он все знает... Он знает, что я вижусь с вами.
   Ася опустилась на стул.
   - Да,  - продолжал я,  вставая и отходя в другой угол комнаты.  - Ваш
брат все знает... Я должен был ему все сказать.
   - Должны? - проговорила она невнятно. Она, видимо, не могла еще прий-
ти в себя и плохо меня понимала.
   - Да,  да,  - повторил я с каким-то ожесточением,  - и в этом вы одни
виноваты,  вы одни.  Зачем вы сами выдали вашу тайну?  Кто заставлял вас
все высказать вашему брату?  Он сегодня был сам у меня и передал мне ваш
разговор  с ним.  - Я старался не глядеть на Асю и ходил большими шагами
по комнате. - Теперь все пропало, все, все.
   Ася поднялась было со стула.
   - Останьтесь, - воскликнул я, - останьтесь, прошу вас. Вы имеете дело
с  честным человеком,  - да,  с честным человеком.  Но,  ради бога,  что
взволновало вас?  Разве вы заметили во мне какую перемену?  А я  не  мог
скрываться перед вашим братом, когда он пришел сегодня ко мне.
   "Что я  такое говорю?" - думал я про себя,  и мысль,  что я безнравс-
твенный обманщик,  что Гагин знает о нашем свидании,  что все  искажено,
обнаружено, - так и звенела у меня в голове.
   - Я  не звала брата,  - послышался испуганный шепот Аси,  - он пришел
сам.
   - Посмотрите же,  что вы наделали,  - продолжал я. - Теперь вы хотите
уехать...
   - Да, я должна уехать, - так же тихо проговорила она, - я и попросила
вас сюда для того только, чтобы проститься с вами.
   - И вы думаете, - возразил я, - мне будет легко с вами расстаться?
   - Но зачем же вы сказали брату? - с недоумением повторила Ася.
   - Я вам говорю - я не мог поступить иначе.  Если бы вы сами не выдали
себя...
   - Я заперлась в моей комнате,  - возразила она простодушно,  - - я не
знала, что у моей хозяйки был другой ключ...
   Это невинное извинение,  в ее устах, в такую минуту - меня тогда чуть
не рассердило...  а теперь я без умиления не могу его вспомнить. Бедное,
честное, искреннее дитя!
   - И вот теперь все кончено! - начал я снова. - Все. Теперь нам должно
расстаться. - Я украдкой взглянул на Асю... лицо ее быстро краснело. Ей,
я это чувствовал,  и стыдно становилось и страшно. Я сам ходил и говорил
как в лихорадке. - Вы не дали развиться чувству, которое начинало созре-
вать, вы сами разорвали нашу связь, вы не имели ко мне доверия, вы усом-
нились во мне...
   Пока я говорил,  Ася все больше и больше наклонялась вперед - и вдруг
упала на колени,  уронила голову на руки и зарыдала.  Я подбежал к  ней,
пытался  поднять ее,  но она мне не давалась.  Я не выношу женских слез:
при виде их я тотчас теряюсь.
   - Анна Николаевна,  Ася,  - твердил я, - пожалуйста, умоляю вас, ради
бога, перестаньте... - Я снова взял ее за руку...
   Но, к  величайшему моему изумлению,  она вдруг вскочила - с быстротою
молнии бросилась к двери и исчезла...
   Когда несколько минут спустя фрау Луизе вошла в комнату - я  все  еще
стоял по самой середине ее,  уж точно как громом пораженный.  Я не пони-
мал, как могло это свидание так быстро, так глупо кончиться - кончиться,
когда я и сотой доли не сказал того,  что хотел, что должен был сказать,
когда я еще сам не знал, чем оно разрешиться...
   - Фрейлейн ушла?  - спросила меня фрау Луизе,  приподняв свои  желтые
брови до самой накладки.
   Я посмотрел на нее как дурак - и вышел вон.


   XVII

   Я выбрался из города и пустился прямо в поле. Досада, досада бешеная,
меня грызла.  Я осыпал себя укоризнами. Как я мог не понять причину, ко-
торая  заставила  Асю переменить место нашего свидания,  как не оценить,
чего ей стоило прийти к этой старухе, как я не удержал ее! Наедине с ней
в той глухой,  едва освещенной комнате у меня достало силы, достало духа
- оттолкнуть ее от себя,  даже упрекать ее. А теперь ее образ меня прес-
ледовал,  я просил у нее прощения; воспоминания об этом бледном лице, об
этих влажных и робких глазах, о развитых волосах, о легком прикосновении
ее  головы к моей груди - жгли меня.  "Ваша..." - слышался мне ее шепот.
"Я поступил по совести",  - уверял я себя... Неправда! Разве я точно хо-
тел такой развязки?  Разве я в состоянии с ней расстаться?  Разве я могу
лишиться ее? "Безумец! Безумец!" - повторял я с озлоблением...
   Между тем ночь наступала.  Большими шагами направился я к  дому,  где
жила Ася.


   XVIII

   Гагин вышел мне навстречу.
   - Видели вы сестру? - закричал он мне еще издали.
   - Разве ее нет дома? - спросил я.
   - Нет.
   - Она не возвращалась?
   - Нет. Я виноват, - продолжал Гагин, - не мог утерпеть: против нашего
уговора, ходил к часовне; там ее не было; стало быть, она не приходила?
   - Она не была у часовни.
   - И вы ее не видели?
   Я должен был сознаться, что я ее видел.
   - Где?
   - У фрау Луизе.  Я расстался с ней час тому назад,  - прибавил я, - я
был уверен, что она домой вернулась.
   - Подождем, - сказал Гагин.
   Мы вошли в дом и сели друг подле друга. Мы молчали. Нам очень неловко
было обоим. Мы беспрестанно оглядывались, посматривали на