т долгая. Что ж, по кирпичику дом строится. Сегодня, может быть, удастся положить два-три... Он прочистил горло, готовясь к долгому спору.

II

     В древности король проводил в Священном лесу все время. Туда к нему по очереди являлись высшие жрицы и приглашенные им мужчины. Постепенно он стал появляться в городе, чтобы возглавлять религиозные церемонии, и визиты эти со временем становились все продолжительнее. Солдат Юлия Цезаря, завоевав корону, отказался сидеть, зевая, в древнем Доме. В сущности, он просто окончательно закрепил давно назревавшую перемену. С тех пор король получил право свободного передвижения и жил в особом королевском дворце.
     Но хотя Таранис допустил послабление в законе, отменить его совсем было невозможно. Король должен был возвращаться в Священный лес, чтобы принять вызов нового претендента, а кроме того, если ритуал не отменялся по случаю войны или важной поездки, проводить в Лесу три ночи каждого полнолуния. Обязательным было только присутствие короля, но большинство правителей брали с собой двух-трех жен, приглашали друзей и весело проводили время.
     Дахилис лес внушал ужас. Под этим тенистым дубом Колконор убил ее отца и едва не убил Грациллония, чья кровь тоже рано или поздно оросит древние корни. Она призналась в этом после его первого полнолуния, и тогда Грациллоний поцеловал ее и в дальнейшем проводил лунные ночи в одиночестве.
     Впрочем, он не скучал. Пользуясь тем, что никто не отвлекает, изучал архивные документы, упражнялся в языке, подолгу беседовал с приглашенными советниками, обдумывал предстоящие дела и умудрялся еще выкроить время для ежедневной гимнастики. О том, чем все это кончится, не задумывался. В ближайшее время Грациллоний не ожидал появления соперников. Новые претенденты появлялись, как правило, раз в несколько лет, к тому же он чувствовал себя в состоянии справиться с любым бойцом. С возрастом сила и реакция ослабеют, но жить в этом городе до старости он не собирался, хотя пока об отъезде думать было рано.
     Утром третьего полнолуния было жарко еще до восхода солнца. На востоке сгрудились облака, громоздились с каждым часом все выше, а синеву неба затянуло тусклой дымкой. Ни ветерка в душном воздухе. Сорен и жрец, официально сопровождавшие Грациллония, вспотели так, что от них несло. Важность и достоинство не помешали им откровенно возликовать, когда король предложил холодного пива.
     Сам он, привычный к походам и сражениям в доспехах, страдал меньше, но все же, как только гости удалились, с наслаждением скинул тунику.
     Слуги заранее приготовили перья, чернила и пергамент. Сей дорогостоящий материал предназначался для писем к представителям Империи в соседних областях - не из уважения к адресатам, а потому, что запасы папируса в городе иссякли. Война прервала торговые связи, писать же на деревянных дощечках было недостойно римского префекта. Ну что ж, подумал он, неплохо подчеркнуть богатство Иса, а кстати, и легче будет исправить недочеты его стиля и правописание. Надо будет попросить Бодилис проверить написанное.
     Он устроился в большом зале - там было прохладнее - и взялся за работу. Дело шло туго. Вскоре у него заныли спина и челюсти. С чего бы? Может, стоит прогуляться в роще? Он вышел из Дома около полудня.
     И сразу его окружило одиночество. Старые деревья угрожающе нависали над головой корявыми ветвями. Под густыми кронами царил полумрак, сквозь который порой пробивался зловещий бронзовый свет предгрозового дня. Над миром стояла тишина, даже опавшие листья отсырели и не шуршали под ногами. Ни щебета птиц, ни стрекотания белки, ни ворчания дикого вепря, чья кровь должна омыть труп короля. На земле поблескивали, как тусклые глаза, шляпки ядовитых грибов. Он вышел к каналу, но и его вода казалась безжизненной, бессильной утолить жажду.
     Грациллоний поморщился. Что это с ним? Он ведь не суеверный варвар, в конце концов, он римлянин!.. Но римлянам не по душе дикие леса. В такой глуши можно встретить Пана - и, обезумев, бежать в ужасе, в слепой панике, под хохот всемогущего божества... Здесь чувствовалось Присутствие. Сердце сжалось. Демон Аримана? Лучше возвратиться.
     Подходя к дому, он услышал первое бормотание грома.
     На священной земле дышалось легче, мощеный, чисто выметенный двор был открыт небу и распахнут на Дорогу Шествий, с него открывался вид на холмы и домики предместий, на пастбища мыса Ванис, где нес свою долгую вахту Эпилл. Но и здесь ощущалось невнятное предвестие. Облака совсем скрыли небо, зелень лета потускнела, словно налилась темной кровью. Дуб Вызова нависал над двором, поблескивая медью, в которую из раза в раз ударял Молот. Сквозь багровую краску, покрывавшую стены Дома, угрожающе просвечивали древние бревна. Город маячил вдали, словно пригрезившееся видение.
     Внезапно, словно при вспышке молнии, он увидел три фигуры на дороге. Как не заметил раньше? Они уже подходили к Дому. Он заставил себя спокойно ожидать их приближения. Налетел ветер. Молот качнулся на цепи, задел медный щит. Послышался приглушенный гул. Вдали сверкнула молния, громче прозвучал раскат грома.
     Перед королем встали три женские фигуры. Грациллоний узнал под покрывалами Форсквилис, Виндилис и Малдунилис - и не смог подавить дрожь.
     - Привет тебе, повелитель, - произнесла Форсквилис. - Мы пришли позаботиться о тебе.
     Грациллоний попытался смочить губы, но и язык оказался сухим.
     - Благодарю... однако я не искал... вашего общества.
     На сухом лице Виндилис вспыхнули глаза.
     - Не искал, - признала она. Не презрение ли прозвучало в ее голосе? - Из всех Девятерых ты меньше всего хотел бы видеть здесь нас троих.
     Форсквилис подняла ладонь.
     - Мир, - серые глаза Афины перехватили взгляд Грациллония и не отпускали его. - Да, - сказала она. - Именно мы удерживали здесь Колконора, пока не настал час его рока. Это было неизбежное зло. Пришло время оправдать его.
     Малдунилис подобралась поближе и потянула мужчину за рукав.
     - Тебе с нами будет хорошо, милый, очень хорошо, - и хихикнула.
     Ярко сверкнула молния, ударил гром, гулом отозвался щит. Будто с порывом ветра на Грациллония налетел обжигающий гнев.
     - Слушайте, вы, - рявкнул он. - Я верю, что у вас добрые намерения, и, возможно, я пренебрег своими обязанностями, но я предпочел бы спокойно и разумно уладить все в свое время.
     - А мы - нет, - отвечала Форсквилис. Она говорила спокойно, но при этом отпустила складки своего плаща, и он взметнулся у нее за плечами, как огромные крылья. - Мы делаем, что должно, дабы поток времени не покинул доброе русло невозвратно. Я посылала свой дух. Он не достиг богов, это не в моих силах, но приблизился так, что расслышал Их шепот. Следуй за мной, - она шагнула к дому.
     Грациллоний молча повиновался. По бокам его шли Виндилис и Малдунилис.
     Дверь в Дом зияла как ход в пещеру. Слуги зажгли факелы, но их мрачный свет лишь углублял колеблющиеся тени. Колонны, истертые знамена давних сражений, казалось, шевелятся в полумраке. Дым раздражал ноздри, мешал видеть. Завывающий снаружи ветер почти заглушал потрескивание горящего дерева.
     - Уходите, - приказала Форсквилис собравшимся слугам. - Идите в город, да поторопитесь, чтобы вас не застал ливень. Не возвращайтесь, пока луна не пойдет на убыль.
     Грациллоний сухим кивком подтвердил ее слова. А что еще ему оставалось?
     - Мы позаботимся о тебе, - шепнула ему в ухо Малдунилис. - Отлично позаботимся. - От ее прикосновения у него по коже побежали мурашки.
     Оставшись с ним наедине, все трое сбросили плащи. Под ними оказались королевские одеяния. Королевы выстроились перед ним в ряд.
     - Король, мой повелитель, - серьезно сказала Форсквилис. - В нас - в тебе и в твоих королевах - земной облик богов. Мы - почва и семя, вода и воздух, круговорот времен года и морских приливов, движение звезд и веков. Мы оплодотворяем, мы даем рождение, мы питаем, засыпаем, и умираем, и снова возрождаемся в детях каждой весны, и снова умираем с каждой осенней жатвой. Если мы не исполним свой долг, Ис погибнет, ибо мы - это Ис. А потому - пусть то, что было содеяно в ненависти, повторится ныне с любовью. Пусть откроются лона, что были замкнуты. Таранис, приди к Белисаме!
     Ослепительная вспышка, и сразу - могучий удар грома. Град ударил по крыше, земля побелела, щит отозвался раскатистым звоном - и потоком хлынул дождь.
     Грациллоний словно со стороны видел, как мужчина оказался в объятиях Форсквилис. Не стало ни мужчины, ни женщины, а было то, что было, и более ничего.
     ...Свет лампы озарял спальню, глаза Форсквилис в этом свете светились желтым, как глаза коршуна, лицо стало ликом Медузы, локоны змеями расползлись по подушке, она цепко обхватила его тело руками и ногами и встречала каждое движение приглушенным криком.
     - ...Напрасно я прогнала тебя, - тихо шептала в темноте Виндилис. - Дай мне новую дочь, новое дитя, которое я могла бы полюбить.
     - Но ты сказала, что тебе неприятно...!
     - Я должна была научить тебя, как сделать, чтобы было приятно. Хоэль не мог понять, но Бодилис и Дахилис уверяют, что ты готов слушать.
     - Готов. Потому что мне нужна ты, а не просто покорное тело...
     - Попробуем, может быть... Позволь мне направлять твою руку.
     ...Сонное полуденное солнце согревало пышные формы Малдунилис.
     - Мы, знаешь ли, собираемся выдоить тебя досуха, - засмеялась она, и это не прозвучало кощунством - боги тоже понимают шутки; и в любви, и в смерти есть место смеху, приносящему свежесть душе. Рядом резвились Виндилис и Форсквилис, и Грациллоний видел, что Малдунилис в самом деле желает его. В нем вспыхнул жар...
     ...Бык был в нем. И он был быком среди своих коров, а иногда, в мгновенных проблесках озарения, сознавал себя самцом тюленя на горбатых рифах Сена.
     ...Последняя ночь была на исходе. Заходящая луна побледнела в лучах рассвета. Все четверо устали так, что едва сумели подняться на ноги. Но все же Грациллоний и Виндилис - да, Виндилис - вышли на росистую траву на опушке.
     - Теперь веришь? - тихо спросила она.
     - Стараюсь, - ответил он.
     В ее черных волосах воинским султаном блестела белая прядь.
     - Мы были - боги. Едва ли такое может повториться. Плоть выгорит дотла. Нет, мы снова станем, кем были, может, чуть мудрее, немного сильнее, чем прежде, но смертными. И все же мы были богами!
     Поднялось солнце, возвещая славу Митры Непобедимого. Грациллоний задохнулся.
     Он молча позволил Оратору и жрецам проводить его и королев обратно в Ис. Дахилис встретила его во дворце, поцеловала, нежно пошутила, заметив, что он заслужил хороший отдых, проводила в покои с занавешенными окнами и оставила одного.
     Сквозь шторы пробился луч света. Грациллоний подошел к окну, отворил его и подставил лоб и ладони солнцу.
     - Нет, не понимаю! - воскликнул он. - Что это было? Что на меня нашло? - он осекся, осознав, что кричит на языке Иса, и перешел на латынь. - Tene, Mithra, etiam miles, fidos nostris votis nos!

Глава двадцатая

I

     Админий стал новым наместником Грациллония. Если кому и казалось, что ставить командиром этого тощего щербатого выпивоху неразумно, то он быстро разубедил сомневавшихся, твердо взяв в руки оставшийся отряд из двадцати трех легионеров. Он держал парней в постоянной готовности, наладил взаимодействие с исанскими военными и пользовался любовью гражданского населения.
     Городской театр располагался на форуме в течение четырех летних месяцев, когда дневного света хватало на все представление. Ставили представления, выступали музыканты и декламаторы; танцы, гимнастика и спортивные состязания проводились в амфитеатре за городской чертой. Месяц после празднества Середины Лета Грациллоний гонял своих людей, укрепляя оборону и отрабатывая совместные маневры с моряками.
     Наконец Админий объявил, что предстоит свободный день, который будет отдан посещению театра.
     - Отправляемся строем, хотя и в гражданской одежде. Ведем себя прилично, смотрим представление. Да не пугайтесь, это "Двойники", забавная штука, есть и грязные шутки, хотя не знаю, дойдет ли до вас. Я видел это зрелище еще сопляком, в Лондинии. А потом пообедаем в "Зеленом Ките". Кто бывал, знает, какая там кухня! А платит за все город - вроде как награда за помощь в последней переделке. Так что вечером можете спускать свое жалованье в любых притонах - но чтобы к рассвету все были в казарме и готовы к службе, слышите?
     Так что все были страшно разочарованы, когда оратор объявил, что сегодня театр с гордостью представляет "Агамемнона" Эсхила, в переводе на исанский, сделанном светлой королевой Бодилис.
     - Что за сатана! - Сидевший на правом фланге римлян Админий обратился к соседу, важному и богатому суффету. - Простите, почтенный. Разве сегодня дают не Плавта?
     - Нет, Плавт завтра, - снисходительно улыбнулся аристократ. - Вероятно, вас сбил с толку наш обычай считать дни вперед, а не отсчитывать назад от Ид или Нун, как римляне.
     - О, кровь Христова! - Админий перешел на латынь, обращаясь к своим: - Простите, ребята. Я перепутал дни. Сегодня мы увидим... м-м-м... старинную греческую трагедию.
     Легионеры недовольно заворчали. Кинан, сидевший рядом с командиром, поднялся.
     - Ну, пошли, - сказал он. - Не смотреть же...
     Админий сгреб его за руку.
     - Сидим. Это культурная страна, а легионеры обязаны произвести на местных хорошее впечатление. Вот сидите и набирайтесь культуры, не то я вам носы к перилам поприбиваю!
     Легионеры загрустили, но привычка к дисциплине взяла верх. Хорошо, хоть говорить будут по-исански - можно разобрать, о чем речь. По-гречески не понимал ни один.
     Театр был возведен по римскому образцу - полукруг скамей перед сценой под открытым небом, однако в дождливую погоду над местами для зрителей устанавливали навесы. Были и отличия: верхнюю галерею поддерживали стройные колонны с капителями в виде гребней волн, наверху располагалась пустая ложа - места, отведенные богам. Женские роли исполняли женщины, и не проститутки, а уважаемые в обществе артистки. Оркестр из духовых и струнных инструментов располагался ниже сцены. Он исполнял тихую грустную мелодию, когда же златотканый занавес опустился - смолк. Прозвучал одинокий голос трубы.
     Сцена представляла огромный дворец с алтарем на первом плане. Задник изображал ночь, которая постепенно светлела, по мере того как раздвигались тонкие слои темной кисеи. Посреди сцены стоял актер-часовой в старинных доспехах, с копьем и щитом. Шлем закрывал лицо, заменяя маску. Выдержав паузу, он начал:
     - О боги, вот опять ночная вахта! Как пес цепной стою на этом месте, и отдыха мне нет. Всего и радость, что локтем опереться об ограду дворца Атридов. Мне давно знакомы все звезды ночи...
     Кинан разинул рот.
     - Клянусь Митрой, - шепнул он, - все точь-в-точь так и есть!
     - Т-с-с! - цыкнул на него Админий. Но и сам суровый командир радостно вскрикнул, когда загорелся вдали огонь, возвестивший возвращение короля.
     Солдаты сидели, не сводя глаз со сцены, разве что изредка взволнованно вздыхали да колотили друг друга по коленям.
     Когда же, наконец, Клитемнестра, презрев упреки хора, объявила Эгисту, что им предстоит править вдвоем, когда смолкли трубы и зрители аплодисментами приветствовали актеров, Админий коротко вымолвил:
     - Вот это да!
     - Какие женщины, несчастные, храбрые женщины! - Будик не скрывал слез.
     - А дальше что было? - волновался Кинан. - Они говорили о каком-то Оресте. Он так и не появился. Есть еще пьесы?
     - Я слыхал, что у греков все пьесы составлены по три, - пояснил Верика. - Может, королева Бодилис переведет и остальные.
     - Ну, с этой она здорово справилась, - заявил Маклавий. - А еще женщина! Но написать такое мог только мужчина, солдат!
     - Он не только в военном деле понимал, вот что я тебе скажу, - с заносчивостью юности перебил Будик.
     - Пожалуй, к лучшему, что командир спутал дату, - заметил кто-то с общего одобрения.
     Админий рассмеялся.
     - Отлично! Нам еще не раз предстоит здесь побывать.

II

     На земле царило лето. Телята, ягнята, жеребята и ребята росли как на дрожжах. Ветки в садах клонились под тяжестью слив, вишен и яблок. Пахло свежим сеном, над многоцветьем лугов гудели пчелы. Ребятишки бегали исцарапанные, с перемазанными ртами - созрела ежевика. Над головами, готовясь к долгому пути на юг, хлопали крыльями молодые аисты, гуси и утки. В ясные ночи высоко стояли созвездия Лебедя, Орла и Лиры.
     Хотя Грациллоний по-прежнему был сильно занят, без устали изобретая для себя новые дела, у него появились и свободные часы. Исанцы привыкли относиться к нему как к обычному человеку, когда он был свободен от исполнения священных обязанностей. Он мог спокойно бродить по городу, вступать в разговоры, слушать россказни стариков и сам рассказывать сказки малышам, пока готовился обед в доме, где его принимали как гостя. Мог свистнуть свою команду и выйти в море на королевской яхте - верткой маленькой галере; мог ускакать далеко от города на коне, под предлогом охоты или просто гуляя. Мог допоздна засидеться над кубком вина, ведя ученую беседу в Симпозиуме. Мог участвовать в состязаниях, ходить в театр, зарываться в книги или просто лежать на поляне, глядя на переменчивые образы облаков, пока на него не нападала дремота. Мог и работать в своей мастерской.
     Этим последним занятием он особенно дорожил, потому что вернулся к нему после долгого перерыва. Еще мальчишкой полюбив мастерить, в легионе он охотно брался за устройство или ремонт всяких хитрых приспособлений. Но у инженеров своя гордость, и молодому солдату не часто доставалась подобная работа. Теперь же он устроил себе мастерскую за конюшнями и наполнил ее инструментами самого разного рода. Ему неплохо удавалась домашняя мебель, утварь, садовые орудия. Каждый в городе был рад получить из рук короля такой подарок.
     Вскоре после кельтского праздника Луга Грациллоний провозился весь день в мастерской. Когда свечерело, он разложил все по местам и, довольный, вышел на воздух. Солнце уже село, и сгущались сумерки. Ласточки мелькали тенями на лиловом бархате неба. Сладко пахли поздние цветы и листва деревьев. Впереди были ужин вдвоем с Дахилис и вся ночь.
     Половину ночей он теперь делил между пятью галликенами, готовыми принять супруга: Бодилис, Форсквилис, Виндилис, Малдунилис и Ланарвилис. С ними ему было легко, а часто и приятно, и они, по-видимому, не возражали, если он отдавал остальное время Дахилис. Располневший стан делал ее лишь милее в глазах Грациллония.
     Он вошел в заднюю дверь. Улыбкой ответил на приветствия слуги и через освещенный свечами вестибюль прошел в спальню, рядом с которой находилась умывальная, чтобы принять ванну и переодеться в свежую одежду, поярче, в честь хорошего настроения.
     В спальне он нашел Дахилис, одетую для выхода, а рядом с ней сидела Иннилис в шелковом платье, расшитом цветами. Низкий вырез открывал грудь, позволяя увидеть Знак богини. В свете лампы блестели пышные каштановые волосы и зубы между чуть приоткрытыми губами.
     - Э, привет, - выговорил застигнутый врасплох Грациллоний.
     Дахилис приблизилась к нему.
     - Милый, эту ночь я проведу у себя, - сказала она. - Сестра принесла мне сегодня радостную весть, что готова наконец стать воистину твоей королевой.
     Грациллоний через плечо Дахилис кинул взгляд на Сестру.
     - Какая неожиданность! - он сам не заметил, как Дахилис очутилась в его объятиях. - Но мне совсем не хочется никого... принуждать.
     - Я знаю, - Иннилис крепко сцепила пальцы. - Ты был так добр, дав мне время... отыскать богиню в себе.
     - Ей нелегко далось это решение, - шепнула Дахилис. - Помоги ей. Завтра я зайду, но мы, Девятеро, решили, что Иннилис надо дать время - не одну ночь - побыть с тобой. Не обижай мою маленькую Сестру. Но я уверена, ты будешь добрым.
     Странно, - мелькнуло в голове у Грациллония, - странно, что Дахилис зовет ее маленькой, ведь Иннилис старше лет на десять