го успеха.
     К этому времени отец нашел Сура и убил его.
     - Я  же предупреждал  тебя,  -  говорил  мой  отец,  всаживая  штык  в
сборщика, - что когда-нибудь я сыграю с тобой шутку. Этот день настал.
     Затем  кто-то   приволок  спрятавшегося  Гофмейера  и  люди  буквально
разорвали его на куски. Снова началась кутерьма. Раздались крики:
     - На казармы! Смерть Каш Гвард!
     И вся  толпа двинулась  вперед, к казармам. Наше войско увеличилось по
пути, так  как к  нам выходили  из домов женщины и дети. Уже много кольев с
головами Калькаров  было в руках людей. И во главе этой безумной толпы ехал
со Знаменем в руках я.
     Я пытался  навести порядок.  Но это было невозможно. Люди обезумели от
убийств. Они хохотали, кричали, требовали еще крови. Особенно сходили с ума
женщины. Они жаждали убивать. Может быть такова их натура, а может от того,
что они  больше всех страдали в этом мире: женщинами руководила жена Птава.
Я видел  женщин, которые  одной рукой  несли младенца,  сосущего грудь, а в
другой руке  держали отрубленную  голову Калькара  или шпиона.  Я не  знаю,
можно ли осуждать этих несчастных за такую жестокость.
     Мы перешли  реку по  новому мосту  и тут  из засады  на нас напали Каш
Гвард. Они  были плохими солдатами, но хорошо вооружены. Мы же были плохими
солдатами  и   плохо  вооружены.   Мы  были  всего  лишь  толпой,  яростной
обезумевшей толпой.
     Мужчины, женщины,  дети падали  на  землю,  обливаясь  кровью,  многие
побежали назад.  Но были  и те,  кто рвался вперед, кто сошелся с Каш Гвард
лицом к  лицу и  вступил в  битву. Я  был среди  них. Прежде всего я сорвал
знамя с шеста и спрятал его на себе, а затем ринулся в бой.
     О, Бог наших отцов! Что это была за битва! Если бы я знал, что погибну
в следующую  минуту, я не пожалел бы об этом - так была велика моя радость.
Я крушил  врагов направо  и налево,  я ломал  им кости,  разбивал черепа...
всех, кого  я мог  достать своей винтовкой, как дубинкой, погибали. В конце
концов моя  винтовка превратилась  в изогнутую  окровавленную металлическую
трубу.
     Так я  и горстка  людей со  мной пробились  через ряды  Каш Гвард.  Мы
въехали на груду старых обломков, чтобы взглянуть, что же происходит внизу.
Комок подкатил у меня к горлу. Все было кончено. Внизу уже была не битва, а
резня.  Моя   несчастная  толпа   разбегалась  в   беспорядке,  а   солдаты
хладнокровно расстреливали бегущих.
     Двадцать пять  всадников окружали  меня. Это было все, что осталось от
моей армии.  По меньшей  мере две  тысячи солдат  отделяли нас от реки, где
гибли люди.  Даже если  мы сможем пробиться обратно им на помощь, мы никого
не сможем  спасти, но  погибнем сами.  Мы уже  решили погибнуть,  но хотели
принести Калькарам  как можно  больше вреда  прежде, чем  мы  отдадим  свои
жизни.
     У меня  перед глазами  стояла жуткая  картина: Хуана в руках Ортиса. Я
сказал своим  товарищам, что поеду в штаб-квартиру Ортиса, чтобы найти свою
жену. Они  решили поехать  со мной, так как это был хороший шанс напасть на
штаб-квартиру. Ведь  мои солдаты  были здесь. Мы потеряли все надежды. Наши
мечты растаяли  как дым.  Каш Гвард  не перешли  на нашу  сторону,  как  мы
надеялись. Может они и перешли если бы у нас были шансы на успех. Но против
регулярной хорошо вооруженной армии у толпы никаких шансов не могло быть.
     Я слишком  поздно  понял,  что  мы  не  сделали  все  необходимое.  Мы
позволили кому-то  ускользнуть и  предупредить войска.  Так что  в  ловушку
попали не  они, а  мы. Наше главное оружие - внезапность, обратилось против
нас. Да иначе и не могло быть.
     Я посмотрел на тех, кто ехал рядом со мной. Джим был здесь. Но отца не
было. Видимо  он погиб в той битве у моста. Оррин Колб, кузнец и священник,
тоже ехал  рядом, весь  забрызганный  кровью,  чужой  и  своей.  И  Денниса
Корриган.
     Мы въехали  прямо во  двор штаб-квартиры,  так как  были уверены,  что
здесь почти  не осталось солдат. Тех, немногих, что были здесь, мы перебили
без особого  труда. А от одного из солдат, которого я взял в плен, я узнал,
где находятся апартаменты Ортиса.
     После этого  я собрал людей и сказал им, что они сделали свое дело , и
теперь им нужно скрываться. Однако никто из них не изъявил желания покинуть
меня. Тогда  я попросил  их освободить  заключенных, а  я пойду делать свое
дело один. Я буду искать свою жену Хуану.
     Апартаменты Ортиса находились на втором этаже восточного крыла здания,
так что  я без  труда нашел  их. Подойдя  к двери, я услышал сердитый голос
Ортиса и топот чьих-то маленьких ног по полу. Я сразу узнал голос Ортиса, а
когда вскрикнула женщина, я понял, что это Хуана.
     Дверь была  заперта. Тяжелая,  обитая  железом  дверь,  оставшаяся  со
старых времен. Я сомневался, что мне удастся сломать ее.
     Я  совершенно  обезумел  от  жажды  мести.  Видимо  правда,  что  сила
сумасшедших удваивается.  Я вероятно  полностью сошел с ума, так как отошел
от двери, разбежался и всем телом обрушился на тяжелую дверь. Она затрещала
и сорвалась с петель.
     Передо мною стоял Ортис, сжимая в своих объятиях Хуану. Он уже повалил
ее на стол и своими волосатыми руками срывал с нее платье. Подняв голову на
шум, он  увидел меня,  побледнел и  выпустил Хуану.  Сейчас же  в его  руке
появился пистолет,  направленный на меня. Хуана тоже увидела меня и она все
поняла и прыгнула на руку с пистолетом. Грянул выстрел и пуля ушла в пол.
     Прежде чем  он успел  стряхнуть ее  с себя,  я уже  был рядом и вырвал
пистолет из  его руки. Я держал его одной рукой, как маленького ребенка. Он
был ничто  по сравнению со мной. Я спросил Хуану, сделал ли он что-нибудь с
нею.
     - Еще  нет, -  ответила она.  - Он  только что пришел, после того, как
отослал солдат  куда-то. Что-то  произошло. Могло  произойти сражение  и он
решил спрятаться здесь, чтобы не подвергать себя опасности.
     И тут она заметила, что я с головы до ног покрыт кровью.
     - О, ты принимал участие в сражении! - воскликнула она.
     Я сказал  ей, что  расскажу ей  обо всем после того, как расправлюсь с
Ортисом.  Он   начал  молить   о  пощаде.   Он   обещал   мне   свободу   и
неприкосновенность, если  я оставлю  ему жизнь.  Он  обещал  нам  помощь  и
защиту. Он  пообещал бы  мне солнце и луну и все планеты, если бы он понял,
что я  хочу иметь  их. Но  я хотел  только одно  - и я сказал ему об этом -
видеть его мертвым.
     - Если  бы причинил  Хуане зло  - сказал  я ему,  - я заставил бы тебя
умереть медленной  мучительной смертью.  Но я  пришел вовремя, чтобы спасти
тебя от этого. Спасти тебя от страданий.
     Когда он  понял, что  ничто его не спасет, колени у него задрожали, он
тяжело повалился  на пол.  Но я  поднял его  одной рукой,  а  другой  нанес
сильнейший удар  между глаз. Удар, который проломил ему череп и сломал шею.
Затем я бросил его на пол и обнял Хуану.
     Мы быстро  пошли к  выходу и  я на  ходу рассказал  ей обо  всем,  что
произошло. Я  сказал, что  сейчас ей  нужно уходить, а я позже найду ее. Мы
договорились  встретиться   на  берегу  старого  канала  в  одном  укромном
местечке,  которое  я  обнаружил,  направляясь  на  шахты.  Она  заплакала,
прижалась ко  мне, умоляя, чтобы я позволил ей остаться. Но я уже слышал во
дворе звуки  боя и  не мог  позволить ей рисковать собой. Это будет великим
счастьем, если  хоть один  из нас  останется жив.  Наконец она  согласилась
уйти, взяв  с меня  обещание немедленно,  как только  появится возможность,
прийти к  ней. Это  я обещал  совершенно спокойно.  Конечно, я приду к ней,
если только будет возможность, в чем я сомневался.
     Красная Молния  стоял там,  где я  оставил его.  Небольшой  отряд  Каш
Гвард, только  что вернувшийся  с битвы.  Мои  люди  медленно  отступали  к
зданию. Если  я хотел,  чтобы Хуана спаслась, времени терять было нельзя. Я
посадил ее на жеребца и с трудом оторвал ее руки со своей шеи.
     - Возвращайся  быстрее, - молила она. - Ты мне очень нужен. А скоро ты
будешь еще одному живому существу.
     Я прижал ее к груди.
     - А  если я  не приду,  - сказал я, - передай моему сыну это. И скажи,
чтобы он  хранил эту  святыню, как  хранили ее  наши предки.  - И  я дал ей
знамя.
     Вокруг свистели  пули и  я выпустил  ее, хлопнув    Красную  Молнию  и
смотрел, как  они пронеслись  через двор  и исчезли  в  развалинах  старого
городка.
     Затем я  ринулся в бой. Из наших осталось всего десять человек. Джим и
еще девять  других. Мы  дрались, как могли, но мы были загнаны в угол. Весь
двор уже был полон солдатами.
     Они обрушились  на нас  - двадцать  человек  на  каждого,  и  хотя  мы
сражались, как львы, они одолели нас. Джим был убит, но меня только оглушил
удар по голове.
     Этой же  ночью меня  судили и  пытали, стараясь  вырвать из  меня моих
сообщников. Все  мои друзья были мертвы, но я даже сейчас не хотел выдавать
их. Я  отказался говорить.  С тех пор, как я прощался с Хуаной, я не сказал
ни единого слова. Рано утром следующего дня меня повели к палачу.
     Я хорошо  помню свое  ощущение, когда  нож коснулся  моего горла - мне
стало чуть-чуть щекотно, а затем... забвение.
     
     * * *
     Когда он  кончил рассказ,  на улице  был день.  Ночь  пролетела  очень
быстро.  В   ярких  лучах   солнечного  света  я  видел  лицо  рассказчика,
измученное, постаревшее,  как будто  он сам пережил эту горькую безнадежную
жизнь, которую только что рассказал.
     Я поднялся.
     - Это все? - спросил я.
     - Да, - ответил он. - В этом воплощении - все.
     - Но вы помните и другое? - насторожился я.
     Он только улыбнулся и закрыл за собой дверь.
     
     
     К о н е ц
     
     
     
     
     
     



     
     Эдгар Райс Берроуз
     
     Лунная Девушка
     
     /Открытия и приключения на внутренней поверхности Луны/
     
     Перевод с английского
     
     Свердловск 1975
     
     
     
     Вступление
     
     
     Мы встретились  в  Голубой  Каюте  трансокеанского  лайнера  "Хердинг"
вечером в  день Марса - десятого июня 1967 года. До отправления лайнера еще
оставалось время,  и я  несколько часов  бродил по  городу. Куда  бы  я  не
заглядывал, всюду  я видел  одну и  ту же  картину, которая  вряд ли когда-
нибудь снова  повторится -  мир сошел  с ума  от радости.  В Голубой  Каюте
оставалось свободным  только одно  место. Место  за столиком,  за которым в
одиночестве сидел,  он. Я  спросил  разрешения,  и  он,  привстав,  вежливо
попросил меня  присоединиться к  нему. Его  лицо при  этом осветилось такой
улыбкой, что я с первого взгляда почувствовал к нему симпатию.
     Я думал,  что День  Победы, который мы праздновали два месяца назад, с
точки зрения  неистовости национального  энтузиазма, затмевает  все; однако
сообщение, переданное вчера, потрясло умы и сердца людей.
     Более чем  полувековая война, пpодолжавшаяся практически без перерывов
с 1914  года, окончилась, наконец, полной победой англо-саксонской расы над
всеми остальными народами мира.
     И  практически   впервые   со   времени   возникновения   человечества
создавались условия  для прочного  мира. С  войною  было  покончено  раз  и
навсегда. Оружие  и амуниция  были сброшены  в  пять  океанов.  Грандиозные
воздушные  армады   были  частью   пущены  на   лом,  частью  превращены  в
транспортные самолеты, служащие миру и торговле.
     Праздновали все  нации -  и побежденные, и победители, - все устали от
войны. По крайней мере, они думали, что устали. Однако, устали ли они? Что,
кроме войны, они вообще знали? Только самые старые из них сохранили крупицы
воспоминаний  о   мирной  жизни,  остальные  знали  только  войну.  Мужчины
рождались, жили и умирали, окруженные внуками - и все это под аккомпанемент
войны, постоянно  звучавший в  их ушах.  Возможно, что  какую-то  маленькую
область деятельности  и не  задевали железные  подковы битв, однако, всегда
где-нибудь да  продолжалась война,  и если  сейчас  она  откатывалась,  как
соленый прибой, то только чтобы снова вернуться назад.
     И все  это до  тех пор,  пока война  не взметнулась  гигантской волной
человеческих страстей  в 1959  году и не завертела весь мир на целых восемь
лет в  кровавом водовороте,  а откатившись  назад, наконец,  оставила  миру
опустошенную и бесплодную землю.
     Прошло два  месяца, когда  казалось, что  мир остановился передохнуть,
перевести дыхание.  А что  дальше? У  нас был мир, но что нам делать с ним?
Те, кто направляли наши мысли и поступки, воспитывались только для одного -
для войны.  Реакцией на  все была  подавленность: наши  нервы, привыкшие  к
постоянному возбуждению,  восставали против  монотонности мира,  и  все  же
никто больше не хотел войны. Мы сами не знали, чего хотели.
     А затем  было сделано  заявление, которое, с моей точки зрения, спасло
мир  от  безумия;  оно  дало  пищу  для  размышлений  о  предмете,  намного
превосходящем прозаические  войны, и неменее возбуждающим и мысли и чувства
- была установлена постоянная связь с Марсом.
     Поколения войны  внесли свой  вклад в стимуляцию научных исследований,
призванных  помочь   нам  убивать  друг  друга  еще  быстрее,  еще  быстрее
доставлять своих  юношей к  неглубоким могилам  в чужих песках, секретней и
еще проворней  передавать наши  приказы об уничтожений своих соплеменников.
Однако, всегда,  поколение за  поколением, находились  те немногие, которые
посвещали себя  мыслям не  о разрушении,  а думали  о  грядущих  счастливых
годах. Те,  чей талант  и энергия были направлены на то, чтобы использовать
достижения науки для блага человечества, для возрождения цивилизации.
     Среди этих  людей образовалась тесная группа, над которой смеялись, но
которая упорно  продолжала цепляться  за  свою  идею  -  идею  установления
контакта с  Марсом. Вера, которая существовала уже многие годы и которой не
давали угаснуть,  ее передавали  от учителя  к ученику  со все возрастающим
воодушевлением. Люди  вокруг насмехались  над ними,  как и те, что смеялись
сотни лет  назад над  экспериментами с аппаратами, названными "летательными
аппаратами".
     И вот  в 1940 году пришла первая награда за долгие годы упорного труда
и надежд.  Это произошло благодаря усовершенствованию приборов служащих для
определения расстояния  и направления источника радиоволн. Примерно за семь
лет до этого появившиеся все более чувствительные аппараты зарегистрировали
серию сигналов  из трех  точек и  трех тире.  Они передавались через точные
интервалы в  24 часа  37 минут  и  продолжались  приблизительно  пятнадцать
минут. Новая  аппаратура убедительно   доказала,  что эти сигналы, если это
вообще были  сигналы, всегда  шли на  Землю из  той  части  Вселенной,  где
вращалась планета Марс.
     Только  пять   лет  спустя   удалось  создать  передающую  аппаратуру,
позволявшую послать  сигнал с  Земли на  Марс. Для  начала был  повторен их
сигнал -  три точки и три тире. И хотя еще не истек обычный срок со времени
подачи последнего сигнала, был немедленно получен ответ. Затем мы для пробы
послали сигнал из пяти точек и двух тире. Немедленно к нам пришел сигнал из
пяти точек  и двух  тире, и  мы поняли,  что  установили  связь  с  Красной
Планетой. Однако, потребовалось двадцать два года неимоверных усилий лучших
умов человечества,  чтобы создать  и улучшить систему информативного обмена
между двумя планетами.
     Сегодня, десятого  июня 1967  года, по  всей планете было опубликовано
первое послание  с Марса.  Оно было  из Гелиума Барсума и просто передавало
привет своей сестре-планете. Однако, это было только начало.
     Голубая комната  "Хардинга", я  полагаю, походила  не  любое  подобное
место в  цивилизованном мире.  Мужчины и  женщины  ели,  пили,  смеялись  и
разговаривали. Корабль  летел на  высоте тысачи футов. Его моторы, питаемые
со станций, расположенных в тысячах милях от корабля, бесшумно несли его по
ночному небу в рейсе Чикаго-Париж.
     Я, конечно,  уже много  раз летал  этим маршрутом, однако, сегодня был
особенный день,  связанный с  эпохальным событием,  которое  и  праздновали
пассажиры;   и   вот   я   засиделся   позже   обычного,   наблюдая   своих
соотечественников со  снисходительной, как  мне казалось, улыбкой на губах,
поскольку - я говорю это без лишнего самомнения - мне была дарована высокая
привилегия участвовать  в тех  событиях, которые  породили после  сотни лет
усилий этот  праздничный день.  Я еще  раз огляделся  и затем  посмотрел на
своего соседа.
     Он был  симпатичным малым,  худощавый и  бронзовый от  загара - ему не
нужны были летная форма, адмиральские звезды и якоря, нашивки о ранениях: с
одного взгляда  в нем  был виден  военный; каждый дюйм его роста говорил об
этом, а в нем было полных семьдесят два дюйма.
     Мы немного  поговорили, конечно,  и о  великой победе,  и о послании с
Марса, и  хотя он  часто улыбался,  я заметил  тень грусти  в его глазах, а
когда с  соседнего столика  до нас  донесся особенно громки взрыв смеха, он
покачал головой и заметил:
     - Однако пусть, пусть они радуются жизни, пока еще можно! Я завидую их
наивности.
     - Что вы хотите этим сказать? - спросил я.
     Он смутился, и, улыбнувшись, спросил:
     - Разве я говорил вслух?
     Я повторил  ему то  что  он  сказал:  он  с  минуту  смотрел  на  меня
пристально, прежде чем снова заговорить.
     - О,  бесполезно! -  воскликнул он  почти с  раздражением. -  Вы бы не
поняли и  конечно, не поверили бы. Я сам толком этого не понимаю. Однако, я
должен верить,  потому что  я видел,  видел это собственными глазами. Боже!
Если бы вы только видели то, что пришлось увидеть мне!
     - Расскажите, - попросил я его, но он с сомнением покачал головой.
     - Понимаете  ли вы,  что не  существует такого  понятия, как  Время? -
неожиданно спросил  он и  добавил.  -  Что  человек  выдумал  это  понятие,
потворствуя своему  ограниченному  уму,  точно  так  же  он  назвал  другое
явление, которое не мог ни объяснить, ни понять - Пространство!
     - Я  слышал эту теорию, - ответил я. - но я не верил и не верю в нее -
я просто не знаю.
     Мне показалось,  что это  его удивило. Я замолчал, так как детективные
истории  именно   таким  образом   рекомендуют  вытягивать  из  собеседника
необычайные и странные рассказы. Он глядел сквозь меня, и я представил, что
он погрузился в какие-то свои ужасные воспоминания. Возможно, я был неправ,
хотя  в   действительности  полностью  убедился  в  этом,  когда  он  снова
заговорил.
     -  Если  эта  девушка  не  будет  осторожна,  -  заметил  он,  -  стол
опрокинется, и она больно ударится. Она же стоит совсем на краешке.
     Я повернулся  и увидел  хорошо одетую  и сильно  растрепанную девушку,
которая под  общие одобрительные  крики компании  танцевала на  столе.  Мой
сосед встал.
     - Большое спасибо за компанию. Надеюсь еще раз встретиться с вами. Мне
надо подыскать себе место, где можно было бы отоспаться. Они не смогли дать
мне каюту.  И, кажется, я так и не выспался с тех пор, как они послали меня
назад.
     Он улыбнулся.
     - Вы избежали газовых снарядов и радиобомб я полагаю, - заметил я.
     - Да, согласился он, - выздоравливающий и избежавший оспы...
     - У  меня каюта  с двумя  койками, -  предложил я.  - Мой  секретарь в
последнюю минуту заболел. Я был бы рад предложить вам его место.
     Он поблагодарил  меня и  принял предложение,  переночевать одну ночь у
меня в каюте; наутро мы уже должны были быть в Париже.
     Когда мы проходили меж столиков, он остановился у столика той женщины,
на которую прежде обратил внимание. Их глаза встретились и ее лицо выразило
удивление и  недоверчивое недоумение.  Он дружелюбно улыбнулся и кивнул ей,
затем прошел дальше.
     - Вы что, знаете ее? - поинтересовался я.
     - Да, узнаю... через две сотни лет, - был его загадочный ответ.
     Мы отыска