подобно   некоторым  другим   предметам  меблировки,   было
совершеннейшей развалюхой: обшивка порвана и испачкана, ножки и подлокотники
сломаны, а из прорех  торчат  огромные  пучки пожелтевшей набивки.  Эскаргот
нажал на сиденье, вероятно заподозрив, что  оно набито не только ватой, но и
сокровищами,  но  единственным  результатом этого  эксперимента было  облако
древней, выдохшейся пыли.  Здесь, внизу, не было никаких чуланов, в  которых
могли бы быть спрятаны золото и драгоценности.  Начинало походить на то, что
их  всех  обвели вокруг  пальца, -  или же  сокровище  было  где-то наверху,
возможно  на  чердаке.  Но  это  было  очень  маловероятно,  поскольку,  как
Профессор  указал еще в  Высокой Башне, сокровище  почти  всегда зарывают  в
землю, а не таскают вверх по ступенькам.
     Джонатан нагнулся и поскреб глинобитный пол. Он был твердым как камень,
и его  было бы  практически невозможно  продолбить. Потом внезапно Джонатану
пришла в голову  одна мысль, и он дернул на себя длинный  стол с обвешанными
паутиной канделябрами, стаскивая его с ковра, на котором он стоял.  Эскаргот
и Профессор, сообразив, что он затеял,  сорвали ковер с пола и смятой  кучей
бросили  в  угол.  Под  ним  в  глинобитном полу  обнаружилась крышка  люка,
опирающаяся на деревянную раму.
     В  каждом  углу деревянной  крышки были проделаны  отверстия для рук, и
друзьям  не  составило  особого  труда поднять  ее из  углубления  в земле и
оттащить в сторону. Под ней показалась очень темная яма.
     Профессор вставил  в оплетенные паутиной подсвечники несколько свечей и
опустил  их  в темноту. Большая часть  света, казалось, устремилась  обратно
наружу, словно не желала иметь ничего  общего с тем,  что  находилось внизу.
Где-то в  шести  или восьми  футах ниже края ямы смутно  виднелась последняя
пара ступеней упавшей приставной лестницы.
     Яма в земле и  мерцающий свет свечей слишком  живо напомнили  Джонатану
другую  яму,  которую  его  недавно  уговорили исследовать. Ему  не очень-то
хотелось  соскочить  вниз  и  вновь  наткнуться   на  какого-нибудь   синего
безглазого спрута. Но время уже близилось к девяти,  а они обещали вернуться
в трактир к полудню. А данная конкретная яма была далеко не такой глубокой и
таинственной, как  подвалы под замком Высокой Башни. Так что он сказал своим
друзьям:
     - Будьте готовы вытащить меня оттуда, -  и, держась за край  деревянной
рамы, на которой раньше лежала крышка люка, прыгнул вниз.
     Едва  начав падать  в темноту, он услышал  треск прогнившего дерева. Та
планка, за  которую он  держался,  оторвалась  и  осталась  у  него в руках,
пролетев вместе с  ним несколько футов,  отделявших его от пола  внизу. Этот
путь показался ему ужасно долгим.
     Когда он приземлился, его правая нога с  хрустом провалилась  во что-то
хрупкое. Чем бы это ни  было, оно вцепилось ему в щиколотку  и  держало, как
капкан. Профессор опять опустил в яму свечи, и Джонатан  увидел, что  на его
ногу,  словно  какой-то невероятный башмак,  надета  грудная клетка.  Вокруг
валялись  остальные  куски  скелета, и вновь  возле одной из  его рук  лежал
кинжал.  Неподалеку  виднелись треуголка  и покрытая  плесенью куча  темного
тряпья, которая некогда была курткой с обшлагами. Тусклый свет дюжины свечей
бросал  розовато-желтый   круг   света  на   уходящий  вверх   склон  холма,
образованного сверкающими  красноватыми  монетами, которых здесь были груды,
вздымающиеся, точно песчаные барханы в пустыне.
     Джонатан изумленно  присвистнул и  сделал в их сторону большой шаг, при
котором почувствовал на правой  ноге какую-то тяжесть.  Тут  он вспомнил про
скелет и дернул  ногой в воздухе, чтобы  избавиться от его грудной клетки. У
него  за спиной, на полу, лежала грубая деревянная лестница. Он поднял ее за
один  конец  и, прислонив к краю люка, у которого  ждали  остальные,  потряс
ступеньки, чтобы убедиться, что они  достаточно прочны и могут выдержать вес
каждого  из их компании. Его  друзей  состояние лестницы, похоже,  волновало
очень мало, поскольку, едва она коснулась края  ямы,  Буфо  начал спускаться
вниз,  а Гамп  завопил  сверху, что он движется слишком медленно.  Мгновение
спустя все, включая Ахава, толпой стояли в подвале, глазея на золотые монеты
и на груды лежащих  за  ними драгоценностей. Этот подвал показался Джонатану
таким же огромным, как то помещение,  что располагалось наверху, и  весь  он
был одним сплошным сундуком, где в беспорядке лежали сокровища.
     Гамп  и  Буфо немедленно  оказались  по колено погруженными  в  монеты:
странные  восьмиугольные  монеты и  круглые  золотые  пластины  величиной  с
человеческую  ладонь.  Джонатан видел  золотые шары  с  вырезанными  на  них
необычными  рунами  эльфов  и  овальные  монеты  с  дырками  в  центре.  Там
попадались и  квадратные  монеты,  круглые  монеты и  монеты,  нанизанные на
золотые цепи, и  все  это было,  без  сомнения, награблено в  дальних землях
пиратами с островов Флеппедж.
     За  грудами  монет стояли дубовые  сундуки. Некоторые  были  закрыты, а
многие открывали взору бриллианты,  изумруды,  рубины  и огромные жемчужины,
играющие  в   свете  свечей   всеми   цветами   радуги.   Там  были   океаны
драгоценностей, золотых  колец,  украшенных  дорогими  камнями, и  ожерелий,
настолько  тяжелых  от самоцветов, что никто  просто  не  смог бы их носить.
Рядом лежали мечи с рукоятками, инкрустированными сапфирами, лунными камнями
и аметистами.
     Другие  сундуки  были  до краев  полны  дамастом  и  шелками, расшитыми
бриллиантами  и изумрудами, а  также кружевом  с  узорами из золотой  нити и
нашитых  рубинов  -  богатствами  тысяч  королей  и дворцов.  Дули, не теряя
времени  даром,  облачился с  просторную бархатную мантию и пару  чудовищных
сапог. Потом  он нашел  золотую корону, надвинул ее себе на голову по  самые
уши и принялся отбиваться от  окружающих его невидимых  врагов, делая выпады
какой-то чудной кривой турецкой  саблей -  почти такой же длинной,  как и он
сам.
     - Вперед! Вперед! - кричал он, угрожая кучам монет.
     При  виде  этих  безумных  прыжков  все воспрянули  духом. Не  прошло и
нескольких минут, как Буфо и Гамп вырядились ему под стать в самые необычные
заморские наряды  и  принялись с охами и ахами скакать по  грудам  сокровищ.
Джонатан набирал  в горсти драгоценные  камни и пропускал их между пальцами,
словно жидкий огонь. Он набил карманы монетами, потом высыпал  их и заполнил
карманы бриллиантами. Потом он выбросил бриллианты, решив  отказаться от них
в пользу изумрудов,  которые в любом  случае всегда  привлекали его  больше.
Потом,  войдя во вкус, нашел шляпу, наполнил ее самоцветами и опрокинул себе
на голову; сверкающие камни посыпались ему на уши и за шиворот.
     Эскаргот  подошел  ко  всему  этому  более серьезно и  начал  методично
складывать  драгоценности  в  небольшие  ларцы.  Он  совершенно  не  обращал
внимания  на золото, которое по сравнению со  всем остальным все равно  было
мелочью.  Профессор  был  среди  них  единственным,  кто  казался  абсолютно
равнодушным как  к безумной стоимости сокровищ, так и к тому,  что они нашли
их  здесь  сваленными в такие груды  и  в таком замечательном изобилии. Едва
заметив  круглые  монеты  с  рунами,  он перестал обращать  внимание на  все
остальное. Он показал Джонатану,  что ни одна монета не похожа на  другую  и
что  на каждой выгравированы  руны, очень похожие  на  те,  что использовали
Солнечные эльфы в Белых Горах. Джонатана не особенно волновало происхождение
этих монет, хотя он признал, что это  странно - видеть монеты с  Белых Гор в
подвале старого дома в Бэламнии. Но такие вещи были по части Профессора, так
что Джонатан с радостью  предоставил возможность старине  Вурцлу ломать  над
ними голову.  Профессор  бродил  по  подвалу,  откапывая  маленькие  тяжелые
золотые шарики и  по очереди разглядывая их сощуренными глазами, прежде  чем
опустить в карман.  Скоро  его брюки раздулись и  безнадежно  обвисли  от их
тяжести.
     Примерно в  это  время Ахав, в  золотой короне, которую нашел  для него
Дули, пробежал мимо, скользя по осыпающимся  монетам  и волоча за  костлявую
ладонь половину увешанного драгоценностями скелета. Дули, все еще  прыгающий
со  своей  саблей,  увидел  ухмыляющийся  череп  и  изгибающиеся  белые, как
слоновая кость,  ребра, швырнул саблю на кучу монет и, хватая ртом  воздух и
вопя, натянул себе на  голову  бархатную  мантию. Заслышав его крики, Буфо и
Гамп прекратили орать и прыгать. Скелет задребезжал, подпрыгивая на монетах.
Ахав бросил его и начал обнюхивать. Как следует рассмотрев пустые глазницы и
длинные, лишенные десен зубы, он с выражением растущего отвращения на  морде
отступил на шаг назад. В конце концов пес, похоже,  пришел к выводу, что это
совсем не собачье сокровище, как легко можно было бы подумать, а что-то, что
ему ни с какой стати не  было  нужно. Поэтому он оставил скелет лежать там с
ухмыляющимся черепом и одной желтой клешней на упавшей сабле Дули.
     Дули, чувствуя себя  несколько более  храбрым, выглянул из-под  складок
своей накидки. Он избегал смотреть на скелет и вместо этого  слабо улыбнулся
Эскарготу.
     Профессор указал, что их  свечи уже  догорают. Четыре  из них  были  не
более  чем  крошечными  горками  мягкого  воска,  а  еще несколько  шипели и
потрескивали, грозя вот-вот погаснуть. Ни одна из них не была длиннее дюйма.
Мысль о  том,  чтобы  остаться  в наполненном скелетами  подвале  без света,
слегка отрезвила всех. Так что  друзья, следуя примеру  Эскаргота, затолкали
драгоценности в небольшие ларцы, которые вполне можно было унести с собой, и
поставили  их  поблизости  от лестницы.  Джонатан выбрался  наружу  и  помог
вытащить ларцы  и Ахава на верхний  этаж. За ним один  за другим вылезли все
остальные, напоследок установив крышку люка на прежнем месте и заново накрыв
ее ковром.
     Профессор вынул из кармана часы и взглянул на них.
     - Почти  десять тридцать, - заметил он. - Нам лучше доставить эти ларцы
обратно в трактир. Майлз должен вот-вот вернуться.
     Эскаргот был как громом поражен.
     - В трактир? Не выйдет,  приятель.  Эти сокровища  не будут стоять ни в
каком трактире. Они отправятся  на  подводную лодку, и отправятся туда прямо
сейчас. Майлз может подождать. Планы изменились. Если вы, ребята, чувствуете
к этому склонность, поезжайте без меня. Мы с Дули можем взять на себя заботу
об этих  сокровищах. Я собираюсь  нанять лошадей  с  телегой и  загрузить их
прямо здесь -  до последнего гроша. Думаю, раньше чем через  два дня мне  не
управиться.
     Профессору явно не понравился тон Эскаргота. У него было лицо человека,
который с самого начала был прав. Джонатану это тоже не очень нравилось.  Не
то чтобы он очень страдал из-за необходимости оставить сокровища: если бы он
захотел, то всегда мог бы взять с собой целый карман изумрудов. И если уж на
то пошло, то  он верил, что Эскаргот не сбежит  с его  долей. Но Джонатан, в
общем-то, рассчитывал, что Эскаргот поможет им спасти Сквайра. Он чувствовал
себя в эту минуту  как генерал, который  узнал, что подкрепления, на которые
он так рассчитывал, оставили армию, чтобы стать фермерами. Эскаргот, однако,
был неумолим. Он не  стал стоять и доказывать, что он прав, а просто взвалил
один  из  ларцов  себе  на плечо и  поднялся по  лестнице навстречу дневному
свету. Другим ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
     -  Что ж, -  сказал Профессор,  опуская  свой  ларец  на  пол в комнате
первого этажа, - этот сундучок с золотыми шариками отправится  со мной.  Они
слишком важны в историческом плане,  чтобы отдавать  их первому авантюристу,
который проплывет мимо на подводной лодке.
     -  Я дам  вам расписку, -  вспылил  Эскаргот. -  Мы можем заверить ее у
нотариуса.
     Дули, Гамп  и Буфо  тоже  поставили  свои ларцы на пол,  и Буфо, словно
что-то  припомнив, вновь сбежал вниз по лестнице, чтобы взять с собой череп,
вывалившийся  из чулана.  Мгновение  спустя он,  отдуваясь,  выбрался с  ним
наверх и положил его в свой рюкзак.
     -  Я подумал, что возьму его в качестве трофея,  - объяснил  он,  -  и,
когда мы доберемся домой, поставлю на него свечку.
     На минуту Гампу, казалось, стало немного завидно. Но потом он,  похоже,
припомнил, что внезапно стал удивительно  богатым коротышкой - что теперь он
может купить  сколько  угодно  голов гиппопотамов, по  сравнению  с которыми
череп-подсвечник Буфо будет иметь бледный вид.
     Джонатан какое-то мгновение обдумывал все это. В конце концов, хоть его
это  и беспокоило, он согласился  с  Эскарготом, которого вряд ли можно было
поколебать в этом вопросе.
     - Тогда возьми с собой и мой ларец. Мы оставим тебе записку в трактире.
Может быть, тебе удастся последовать за нами.
     - Я буду там... -  начал  Эскаргот,  но  его прервал Профессор, который
издал какой-то свистящий звук. Выглядел он рассерженным.
     Джонатан пожал плечами:
     -  Он прав. У  нас  нет другого способа спасти сокровища.  Мы не  можем
таскать их с собой, а если оставим в  трактире, то их там не будет, когда мы
вернемся - если мы вернемся.
     После минутного раздумья Профессор кивнул и неохотно проговорил:
     - Возможно, это и так. -  Он похлопал себя по карманам,  в которых  все
еще лежало с дюжину золотых шариков.
     На  этой согласительной ноте они вновь подняли свои ларцы и последовали
за Ахавом  через  разрушенное  крыльцо на улицу.  Когда друзья  двинулись  в
сторону аллеи, Эскаргот бросил через плечо:
     - Если мы доставим их по этой  чертовой  аллее до Королевской улицы, то
сможем нанять лошадь с повозкой. Для этой цели мы  даже сможем купить лошадь
с  повозкой.  Две  повозки.  Дули  поведет одну,  а  я другую.  Мы  прикроем
сокровища тем  старым  ковром  и чем-нибудь  из мебели. Все  примут  нас  за
старьевщиков.
     У самого начала аллеи Гамп остановился и опустил свой ларец на землю.
     - Это не мой, - сказал он, трогая потертые кожаные ремни на его крышке.
- Это твой, Буфо. А мой - у тебя.
     -  А вот и  нет. У меня  мой  собственный.  Я  положил туда одни только
кольца. Примерно миллион колец, и все это мое. Это для моей коллекции.
     - "Коллекции"! - закричал  Гамп.  - Ты  взял и  поменял ларцы.  У  тебя
оказались мои  драгоценности, а мне ты отдал  свои дурацкие  вонючие кольца,
которым грош цена. Кому нужен миллион колец? У человека всего две руки.
     - Он может носить их на пальцах ног, - пришел на помощь Дули.
     Эскаргот  остановился в  десяти шагах  от начала  аллеи  и  раздраженно
наблюдал за перепалкой.
     - Откройте эти чертовы ларцы! - приказал он, качая головой.  - Хотя это
и не имеет значения. Они все равно направляются в одно и то же место.
     Профессор опять слегка присвистнул, словно прочел в замечании Эскаргота
нечто большее, чем то, что было видно на поверхности. Гамп и Буфо немедленно
почувствовали себя счастливыми - не столько потому, что они  могли разрешить
вопрос о том, что находилось в ларце Буфо, сколько потому, что могли еще раз
взглянуть  на  чудесные сокровища. Дули поставил  свой  ларец  и  тоже начал
развязывать  стягивающие его  ремни -  просто  чтобы  убедиться, что  все  в
порядке.
     Крышки ларцов одна за другой  откинулись, и  при  этом  произошла очень
загадочная   вещь.  Находившиеся  внутри  бриллианты  и   изумруды,  кольца,
самоцветы  и разрозненные золотые монеты в  лучах солнца словно замерцали  и
заколыхались, как пейзаж, видимый сквозь отдаленное  летнее марево,  а потом
постепенно съежились, опали и трансформировались во  всякий хлам: скрученные
куски проволоки, изогнутые гвозди,  осколки бутылочного стекла и  побелевшие
скелеты странных маленьких рыбок.  В ларце Буфо среди  разного мусора  лежал
дохлый  жук размером  с  мышь.  В  ларце  Гампа валялся  проржавевший  остов
перочинного ножа; его сломанное лезвие  было воткнуто в кусок пробки.  Ларец
Дули,  который за  мгновение  перед этим был заполнен радужными самоцветами,
теперь  был  доверху набит железными  опилками,  перемешанными  с песком.  А
сверху лежала сплющенная ступица старого  колеса от  детской коляски, сквозь
которую были пропущены перекрученные проволочные вешалки для одежды.
     Профессор  Вурцл  сунул  руки в  карманы и  извлек оттуда две пригоршни
золотых шариков,  но, когда он  разжал  ладони и на них упал солнечный свет,
оказалось,  что он держит небольшую  горстку  бутылочных  пробок с  грязными
прокладками. Он с отвращением швырнул их на мостовую.
     -  Золото  гоблинов,  - объявил Эскаргот,  со всего размаху  пиная свой
ларец.  -  Колдовство.  Ничего,  кроме  грязного,  заколдованного  гоблинами
мусора.
     Он наградил свой ларец еще одним пинком и проломил стенку, в результате
чего на булыжники мостовой  хлынул каскад ожерелий  и брошей  с драгоценными
камнями  -  ожерелий,  которые какую-то секунду  сверкали в свете  солнца, а
затем превратились в рыбьи скелеты и еще какие-то кости.
     Профессор поднял  одну  из костей, провел  по  ней  белую черту  ногтем
большого пальца и констатировал:
     - Кальмары. Речные кальмары.  Майлз был прав. На  картах были кальмарьи
чернила, а вовсе не осьминожьи.
     - Разумеется кальмарьи. - Эскаргот громко расхохотался. - И мы попались
на эту удочку.
     -  Я  не совсем  понимаю.  - Джонатан  и  сейчас  знал  о кальмарьих  и
осьминожьих чернилах не больше, чем в Меркл-Холле.
     -  Пираты использовали  бы осьминожьи чернила,  - объяснил Профессор. -
Гоблины в океан не выходят. Поэтому они вычерчивают  свои  карты кальмарьими
чернилами, чтобы вводить в  заблуждение таких простаков, как мы с тобой.  Не
сомневаюсь, что их это здорово развлекает.
     - Да, их и еще кое-кого,  кого я не буду называть, - сказал Эскаргот, -
но кто был так добр, что позволил нам обнаружить эти карты.
     - Нам? - с сомнением переспросил Профессор.
     - Вот именно. Я нашел свою в  замке  Высокой  Башни прошлой зимой, пока
вы, ребята, болтали с Шелзнаком. Мы попались в ловушку, вот что я думаю.
     Профессор покачал головой:
     - Ни на минуту в это не поверю. Ни на минуту. Он не настолько умен. Это
совершенно невозможно.
     Джонатан откинул крышку своего ларца, и у него на глазах лежащие внутри
самоцветы задрожали и превратились  в горку мусора - высохшие рыбьи  глаза и
сияющие  чешуйки, некогда покрывавшие спину огромного речного  окуня. По дну
были разбросаны горсти деталей от  часов: шестеренки,  стеклышки,  крошечные
гайки,  болтики  и винтики.  Среди  всего  этого,  как в  гнездышке,  лежали
латунные  карманные часы  - очень знакомые  на вид латунные  карманные часы.
Джонатан вытащил их из ларца за брелок и покачал в воздухе.
     - Зиппо был лучшим магом, чем мы думали.
     -  Это твои? - спросил Буфо,  который  все  еще  хранил  большие часы с
половинкой доллара, подаренные ему Джонатаном после сеанса магии в деревне у
реки Твит.
     - Они  самые.  -  Джонатан ничего не  мог понять. Он завел часы, и  они
затикали.
     -  Я сказал бы, что тебе просто повезло, - проговорил Профессор, - но я
в  это не верю. По сути, я вдруг начал склоняться к мысли, что все это время
я недооценивал Шелзнака. Мы все его недооценивали. Даже Майлз.  Но, впрочем,
до сих  пор  он  не сделал  ничего,  что было  бы хотя бы вполовину таким же
хитроумным, как это.
     Они оставили ларцы  открытыми и двинулись дальше. Над горами собирались
тучи - судя по всему,  вот-вот  разразится летняя гроза, - и не  успели наши
друзья  дойти до конца аллеи, как небо над  побережьем на  севере осветилось
вспышками молний. Вокруг застучали редкие  капли дождя, и  Буфо с  угрюмым и
разочарованным видом  пробормотал что-то  насчет того, что это унизительно -
вымокнуть после того, как ты нашел поддельные сокровища.
     Джонатан  воспринимал  все  это не  так  мрачно.  Он  предполагал,  что
сокровища, все  еще  лежащие в подземелье под  подвалом старого дома,