шиваясь: он боялся,  что гном  или,  скорее  всего,  ведьма
почуют  его   приближение,  заметят  его  собственную  тень,   ползущую   по
заколдованной земле.
     Запах   дыма  теперь  почти  не  слышался  в  воздухе.   Ветер  поменял
направление и дул в сторону реки. Но Эскаргот по-прежнему видел дым, который
поднимался над холмами и рассеивался  на  ветру, подобно пару. И  он  слышал
теперь  где-то  впереди напевное  бормотание,  одинокий голос, звучавший  то
громче,  то  тише, а  порой смолкавший.  Эскаргот обернулся и  с  удивлением
обнаружил, что находится на высоте нескольких сот футов над рекой. Он увидел
"Зарю Норы", стоящую на якоре, и темную  полосу  леса на зелени лугов.  Тело
тролля  лежало на  прежнем  месте, и  над  ним  медленно  кружили  в небе  с
полдюжины крупных птиц.
     Перед   Эскарготом   возвышалась   похожая   на  замок  скала,  которая
заваливалась  набок, словно некогда  решила упасть,  а потом передумала. Она
была расколота почти пополам, и сквозь  трещину виднелось яркое голубое небо
и далекие горы. У подножия скалы  сгущался  мрак,  и  Эскаргот протиснулся в
расщелину и прислушался  к  напевному бормотанию, доносившемуся  явно  из-за
скалы. Он  тихо  двинулся вперед,  стараясь не  наступать на камни и  плотно
прижимаясь спиной к  темной каменной стене, круто уходившей ввысь. Достигнув
конца  расселины,  он  остановился и,  затаив  дыхание,  осторожно  выглянул
наружу.
     Внизу  стоял  гном  -  Эбнер  Хелстром,  или   как  там  его  звали,  -
производивший  некие манипуляции  над костром, горевшим  на  большом  блюде.
Рядом с ним лежала  куча  костей.  Эскаргот увидел свою корзину, по-прежнему
наполненную водорослями, но, похоже, не лилейными, а свежими водорослями  из
реки. Гном бубнил заклинания, размахивая посохом над костром, от которого по
спирали поднимался дым, а потом наклонился, вытащил из корзины горсть мокрых
грязных водорослей и опустил один болтающийся стебель в пламя.
     Свою  лошадь с телегой гном оставил на  привязи на крохотной  лужайке у
подножия скалы, и  лошадь уныло щипала там траву, время  от времени поднимая
голову и  пугливо озираясь  по сторонам, словно чувствуя надвигающуюся бурю.
Похоже, запах дыма нравился животному  еще меньше, чем Эскарготу, ибо всякий
раз,  когда гном  опускал водоросли в пламя  и  над костром взлетало плотное
темное облачко, оно вздрагивало, словно увидев парящего в воздухе призрака.
     Футах в  десяти  от Эскаргота  лежали сваленные  в  кучу кожаные сумки,
несомненно  набитые волшебными травами, зельями и,  возможно, парой запасных
брюк. Однако добраться до них, не обнаружив своего присутствия, возможным не
представлялось.  Если бы  Эскаргот имел при себе один из пистолетов капитана
Перри, он попытался бы пристрелить гнома на  месте. Но оба пистолета перешли
во владение гоблинов, и даже если бы  у него были пистолеты, цель находилась
не настолько близко  и он  стрелял  не настолько метко,  чтобы такая попытка
увенчалась успехом.  С камнем у него получится лучше, хотя камень, в отличие
от  пули, только приведет гнома в бешенство. Он может неожиданно наброситься
на  Хелстрома  и попробовать  размозжить  ему  череп  действительно  большим
камнем,  но  по некотором  размышлении  Эскаргот  решил, что  подобный  план
обречен на провал.  Гном увернется от удара,  а потом  превратит Эскаргота в
жабу или еще какое-нибудь мерзкое существо, и ему придется прыгать обратно к
субмарине  и  униженно  извиняться  перед  Летой  за то,  что он  снова  все
испортил.  Он  будет  наблюдать  и  ждать,  вот что  он сделает.  В  прошлом
необдуманные поступки никогда не приносили ему особой пользы.
     Посему  Эскаргот  продолжал  сидеть  на корточках в  тени,  наблюдая за
лошадью, которая беспокойно  перебирала  ногами  и  тихо ржала. Клубы  дыма,
поднимающиеся  к  небу и  гонимые ветром, принимали странные и  малоприятные
очертания;  время  от  времени  один из  них  вдруг взвихрялся,  сгущался  и
превращался в туманного  призрака с распростертыми руками и с разодранным  в
беззвучном вопле ртом.  Лошадь  тоже видела  призраков.  Эскарготу ничего не
мерещилось.  Но  если Эскаргот мог  хотя  бы  отчасти объяснить сей  ужасный
феномен,  то  лошадь  не  могла  - и несчастное  животное билось на привязи,
придавленной тяжелым валуном.
     Дядюшка  Хелстром поворошил  угли,  а потом  аккуратно положил в костер
кисть скелета.  Эскаргот  в  ужасе  смотрел, как  костяная  рука  дернулась,
подпрыгнула  и скрючила пальцы, словно желая  растереть угли в  порошок. Над
костром поднялось огромное темное  облако,  которое  клубилось, корчилось  и
походило на  сотканный  из  дыма череп  с оскаленными  зубами, который через
несколько мгновений ветер разорвал в клочья.
     Лошадь  заржала.  Эскаргот прицелился и бросил в нее  камень размером с
лимон,  попав  в круп.  Лошадь завизжала,  дернулась и галопом  понеслась  к
широкому лугу, вырвав привязь из-под валуна.
     Гном  бросил в огонь следующую горсть водорослей, закричал и пустился в
погоню, свистя, вопя и глухо  постукивая по  земле посохом. Еще  прежде, чем
оба они скрылись за  скалами,  Эскаргот  прыгнул к сумкам гнома. Затаптывать
костер и разбрасывать водоросли скорее  всего  не имело  смысла. Гном просто
разожжет огонь снова. Но возможно, в сумках есть что-нибудь такое...
     Эскаргот рывком открыл  первую, но не нашел там ничего, кроме очередной
порции костей. В другой лежали сушеные травы и полусгнившая голова сазана. В
третьей, помимо  пары  старых книг и расплющенной в блин  шляпы,  находилась
деревянная шкатулка  с  закрывающейся на крючок  крышкой. В ней  лежали  его
шарики  - то  есть  шарики Эскаргота. Он быстро переложил шарики  в карман и
высыпал  в  шкатулку ровно такое  же количество  икринок,  а  потом запихнул
шкатулку обратно в  сумку, рывком закрыл ее и  метнулся прочь,  скрывшись  в
расселине   буквально  за  секунду  до  того,  как  из-за  скалы   показался
запыхавшийся гном, очевидно так и не догнавший свою лошадь.
     Гном несколько  раз ударил по земле посохом, громко бормоча заклинания,
а потом наклонился  и дул на угли, покуда костяная рука,  теперь сжавшаяся в
кулак, не засияла красным светом. Эскаргот потихоньку отступал назад, шаг за
шагом.  Сердце  выпрыгивало  у него  из груди,  и  внезапно  он почувствовал
желание с воплем выскочить из  расселины,  дико расхохотаться, осыпать гнома
издевками. Но он понимал, что такое желание порождено своего рода истерикой,
и потому заставил себя сохранять спокойствие и осторожность, покуда не вышел
на луг,  где круто развернулся и опрометью бросился, с развевающимися полами
куртки, к далекому дубовому лесу.
     Эскаргота не волновало,  кто  может увидеть  его сейчас -  гном, эльфы,
человечки-невелички; это не имело никакого значения. У него были шарики, и у
него была Лета, а у  гнома не было  ничего,  кроме дурацкого  дыма. Теперь у
дядюшки Хелстрома не было даже лошади.  Ему не только не удастся осуществить
свои дьявольские  замыслы, но вдобавок ко  всему придется возвращаться домой
пешком.  Эскаргот  подавил смех,  продолжая  бежать на  прежней скорости. Он
оглянулся через  плечо.  По  всей  видимости,  гном  ничего не увидел  и  не
услышал, ибо сотканные из дыма призраки по-прежнему  поднимались над скалами
один за другим, когда гном подкармливал свой огонь водорослями, еще не зная,
что Эскаргот нанес ему сокрушительный удар.
     Похищение шариков  было  лучше, чем  удар  камнем по голове,  - гораздо
лучше.  Перед ним меркли  все подмигивания  и корзина с водорослями в пещере
гоблинов.  Возможно, в более  благоприятной  ситуации Эскарготу следовало бы
просто-напросто украсть все три сумки  и затоптать огонь. Тогда он заполучил
бы  в свое владение кости,  травы и все прочее. Но это был бы не очень умный
ход,  не очень тонкий. Тонкие ходы  -  вот  что  превращало все  это  дело в
искусство. Гном понимал  это  и  потому  вызывал  у  Эскаргота уважение. Вот
почему  было так приятно перехитрить  Хелстрома. Однако капитан Эплбай этого
не понимал; похитить девушку и убежать - вот метод Эплбая.
     А теперь он разберется с ведьмой, вот что он сделает; хотя Эскаргот еще
не знал, каким образом он с ней разберется. Он снова понадеется на удачу,  и
что-нибудь да получится. Потом, когда он покончит с ними  раз и навсегда, он
переплывет через реку, найдет на другом берегу какое-нибудь кафе и закажет с
дюжину  пирогов  -  целых  пирогов,  скажет он  изумленному  официанту  и  с
удовольствием посмотрит, как мужчина вытаращит глаза.  Потом он съест все до
единого пироги ложкой; он даже не станет нарезать их на кусочки. Он начнет с
середины  и будет  двигаться к краю, время  от времени  наполняя выеденную в
пироге  дыру  густыми  сливками.  А  корочку  он оставит. Эскаргот  довольно
ухмыльнулся,  представив,  какое выражение появится  на лице  Леты при  виде
возвращенных  шариков.  "Это  было проще простого, - пробормотал он себе под
нос, легко тряся головой. - Я просто напугал его лошадь,  а потом стянул его
вещи". Он подмигнул и кивнул. Это заставит Лету отвлечься от книги.
     Неожиданно  для  себя Эскаргот  вышел из  тенистого  леса  на  открытое
пространство.  На всем пути через лес он едва ли сознавал, где находится. Он
опять грезил наяву. Эскаргот огляделся по сторонам, остановился на мгновение
и  прислушался.  Потом   прислушался  повнимательнее   и  вроде  бы  услышал
приглушенные  расстоянием  крики и вопли где-то на дороге, выше  по реке. Он
крупным  шагом двинулся в  том  направлении, напрягая слух, а потом пустился
бегом, различив  кудахчущий смех  гоблинов, почти сразу потонувший в грохоте
пушечного выстрела.
     "Заря Норы" стояла ярдах в ста от  берега.  Жерла корабельных пушек все
еще дымились, а когда Эскаргот прыжками стал спускаться с откоса к песчаному
берегу,  из  дул обоих орудий снова одновременно вырвались языки  пламени  и
снопы  искр,  и раздался гулкий  металлический  звон,  звон  пушечного ядра,
отскочившего от корпуса субмарины - его субмарины! Лодка лежала  на  отмели,
похожая на умирающего  кита,  а вокруг ее  кормы обвивалось огромное  речное
существо  -  черное,  чешуйчатое  и древнее. У него  были  щупальца,  как  у
кальмара, и оно ворочало субмарину с боку на бок,  словно пытаясь вытряхнуть
из   нее   что-то.  Чудовище   судорожно   корчилось,  поднимая   над  водой
резиноподобную голову, слишком тяжелую, чтобы держать ее прямо.
     У него был  крючковатый клюв  вроде попугайского,  которым  оно било по
корпусу  субмарины,  словно  желая расколоть ее  пополам,  и оно  с хрипом и
бульканьем выпускало через дыхала воздух.
     Пушки на борту эльфийского корабля дали еще  один залп, и одно из  ядер
упало  в реку,  подняв  фонтан брызг,  а  другое  попало в  спину крапчатому
существу и исчезло,  словно камень в пудинге.  Чудовище дернулось в сторону,
выбросив  мощную волну на берег  бухты,  и, казалось, на  мгновение ослабило
хватку.
     Крышка люка  резко откинулась, и из него выбралась Лета, которая тут же
покатилась по круто наклоненной  палубе. Она на мгновение зацепилась за один
из  спинных плавников  субмарины, а потом соскользнула с  медного корпуса  и
упала в  мелкую  воду,  вне досягаемости  речного  чудовища. Похоже,  оно не
обратило  внимания на  девушку, но еще раз яростно дернуло субмарину, подняв
корму высоко в воздух. Потоки  воды схлынули с  гребного винта, плавников  и
бортов лодки, и оранжево-коричневый металлический корпус, местами зеленеющий
ярью-медянкой и блестящий  серебряными кольцами иллюминаторов, ярко сверкнул
на мгновение  в  солнечных  лучах,  а потом  упал  обратно в  реку и  исчез.
Субмарина, медленно  разворачиваясь, поплыла по течению, и Эскаргот бросился
вслед за ней по берегу,  испугавшись, что  сейчас окончательно потеряет свою
лодку,  что  она уплывет  на середину  реки,  наполнится водой  и упокоится,
мертвая и безмолвная, на дне глубокой  речной ложбины. Но вместо этого она с
хрустом врезалась в  отмель, проползла  по инерции  к самому  берегу и легла
там, завалившись набок.
     Лета  стояла  на  берегу одна. От  "Зари  Норы" отошел  баркас,  полный
эльфов, которые яростно  гребли к  берегу,  желая  разобраться  с  девушкой,
прежде  чем она  снова ускользнет от  них, и  избежать встречи с  чудовищем,
столь  ловко  совладавшим с субмариной. Однако, опередив всех, из прибрежной
рощицы выскочила свора гоблинов и бросилась к Лете.
     Эскаргот закричал, забыв о своей  субмарине.  Один из  эльфов встал  во
весь  рост  на носу  баркаса  и  указал  рукой на  девушку,  призывая  своих
товарищей налечь на весла. Лета резко развернулась и  одновременным  взмахом
обеих  рук отшвырнула  в  стороны двух  гоблинов,  но  потом  все  остальные
набросились на нее, вереща, гогоча и копошась, словно крысы в подвале, и она
упала  навзничь,   погребенная  под  кучей  маленьких   человечков,  которые
судорожно дергались,  и скатывались  к воде, и истошно  орали, и  вцеплялись
друг в друга, словно сумасшедшие.
     Эскаргот  принялся  хватать гоблинов  и швырять  в  реку,  еще не успев
толком ни о чем подумать. Похоже, ничего другого не оставалось. Бить мерзких
тварей по головам было бесполезно: они только гоготали еще громче. На дороге
показалась еще  одна толпа  гоблинов, которые  устремились к  ним,  скрежеща
острыми зубами; жидкие взлохмаченные волосы маленьких человечков развевались
на ветру.
     Внезапно с  реки донесся  оглушительный  плеск,  словно  в  воде билась
дюжина огромных змей. Окутанное облаками брызг и розового пара,  окрашенного
кровью,  речное  чудовище хватало  плывущих  гоблинов и подбрасывало  вверх,
одних швыряя на глубину, а других ударяя плашмя о вспененную воду.
     Эльфы в баркасе гребли еще лихорадочнее, но  теперь вниз по реке, прочь
от  чудовища,  яростно  молотящего щупальцами.  "Заря Норы"  подняла якорь и
плыла по течению, разворачивая паруса.  Капитан Эплбай благоразумно старался
держаться  подальше  от места  кровавой  бойни.  Чудовище  отправило  одного
гоблина в ужасную пасть, разверстую под крючковатым клювом, и проглотило. За
ним  последовал  следующий, похожий  на  тряпичную  куклу.  Толпа  гоблинов,
которая  во  весь   дух  мчалась  к  Эскарготу  и   Лете,  замедлила  бег  и
остановилась.  С  минуту  они  стояли,  тараторя  приглушенными  голосами  и
изумленно  хлопая глазами, а  потом  разом  сорвались с места и бросились  к
лугу. Эскаргот швырнул двух  последних их собратьев в  том  же направлении и
открыл рот, собираясь прокричать  на  всякий случай  грозное предостережение
вслед отступающей толпе.
     Но  тут он  увидел  старуху,  которая  неподвижно стояла  под мшистыми,
нависающими над землей ветвями сухого корявого дуба, слегка склонив голову к
плечу, - словно прислушиваясь к шуму ветра.
     Крик замер на губах Эскаргота.  Он сразу понял, почему получасом раньше
ведьмы не было с ее хозяином. Гном послал старуху за  Летой. Речное чудовище
выполняло приказ  ведьмы: притащило  к берегу  лодку,  в  которой находилась
девушка.  Никакого  хитроумного  расчета  здесь не  потребовалось:  существо
просто взяло субмарину, словно солонку, и вытряхнуло из нее Лету.
     Эскаргот схватил девушку за руку  и  потащил к  субмарине.  Внезапно он
осознал,  что  солнце  скрылось  за  горизонтом  и  серые  туманные  сумерки
неумолимо наползают на  берег. Он стиснул руку Леты, словно надеясь, что она
не исчезнет без следа, не растворится в  воздухе, если держать  ее крепко; и
он коротко взглянул ей в лицо, на  котором, казалось,  были написаны  ужас и
смирение.
     Потом  Эскаргот вдруг  понял, что сжимает в руке лишь  горсть тумана, -
так костяная рука,  брошенная гномом в  огонь,  сжимала в скрюченных пальцах
горсть пылевидного пепла. Лета снова исчезла, и Эскарготу показалось,  будто
он услышал  слабое эхо ее крика, принесенное издалека ветром, но слов  он не
разобрал.
     Он в ярости повернулся, забыв о субмарине и речном чудовище, и помчался
к одинокому дубу,  перепрыгнув через прибитое к берегу  бревно и продравшись
сквозь  заросли  ивняка,  а  потом  резко  остановился,  вытаращил  глаза  и
задохнулся от удивления, ибо неожиданно увидел, что теперь под деревом стоит
вовсе не старуха,  прислушивающаяся  к  шуму ветра, а Лета. Тень  от дерева,
расплывчатая  в  вечерних  сумерках, лежала  перед ней  на земле, в точности
похожая   на  огромного   черного  кота  с  выгнутой   спиной  и  напряженно
выпрямленными передними  лапами. Потом,  как  только  Эскаргот оправился  от
потрясения и снова бросился  вперед, Лета или, вернее, ведьма исчезла, а под
деревом  действительно остался сидеть  черный кот.  К  тому  времени,  когда
Эскаргот взбежал на холм, слыша топот  и крики  эльфов позади,  кот скрылся,
растворился в опустившихся на луг сумерках.

     - Что ж, - сказал капитан Эплбай,  медленно затягиваясь трубкой и глядя
прищуренными глазами на Эскаргота, - вы порядком испортили все дело.
     Эскаргот  разозлился,  хотя и сознавал  справедливость  упрека.  Но,  с
другой стороны, чего бы он добился, если бы  остался в субмарине, если бы не
бросил Лету одну и не отправился  за шариками? Его присутствие нисколько  не
смутило бы речное чудовище, и, уж конечно, он не сумел бы вернуть солнце  на
небо и задержать наступление вечера в случае необходимости. Он ничего не мог
сделать. Это было  ясно. Эскаргот уже говорил себе это дюжину раз, и  сейчас
он  пропустил мимо ушей  слова капитана  Эплбая и снова  повторил себе то же
самое, проиграв  в  уме все возможные сценарии развития  событий и  придя  к
выводу, что ни один из них не закончился бы иначе.
     Его  снова перехитрили, вот и все  дела. Он переиграл гнома на лугу, но
тот  имел на руках карты, которые он  не показывал, козыри про запас. Теперь
близился вечер, и они сидели без всякой пользы в капитанской каюте, время от
времени по очереди вставая и выглядывая в один из  иллюминаторов. Над первой
грядой каменистых холмов снова поднимался  дым. Эплбай послал за помощью, но
они могли надеяться лишь на  прибытие еще одного-двух эльфийских галеонов, и
все. Да и это только в лучшем случае.
     - Что они могут сделать без шариков? - спросил Эскаргот.
     - Они могут убить девушку. Для этого им не потребуются шарики.
     - Но зачем им убивать девушку, если у них нет шариков? Вы говорили, что
им нужно и то и другое.
     - Вероятно,  им  нужно и то и другое, чтобы разбить нас наголову, одним
ударом. Но  перевернуть долину вверх дном они смогут и без шариков. Лучше бы
мы удержали у себя девушку,  а  им оставили шарики, которые  в любом  случае
представляют  собой  всего лишь застывшую  кровь, как  я  говорил.  А  крови
девушки им хватит на осуществление любых дьявольских замыслов.
     Эскаргот моргнул:
     - Ваши люди еще не готовы?
     У  них над головами раздавался частый топот ног по палубе, и  слышались
громкие отрывистые команды. Кольер заглянул  в каюту, начал что-то говорить,
а потом сорвался с  места и убежал,  так ничего  и не  сказав.  Стоял темный
ясный вечер;  через час над Городом-на-Заливе взойдет полная  луна. Эскаргот
решил не ждать капитана Эплбая. С эльфами или без эльфов, он отправляется на
помощь к Лете.
     - Мои люди  готовы, - сказал Эплбай. - Я  еще не решил, что нам делать.
Спокойствие  и  выдержка  - вот  мой  девиз, и  вам  стоит  принять  его  на
вооружение, приятель.  Искусство  ведения  войны  похоже на искусство игры в
шахматы. Выпейте еще бутылочку эля.
     -  Нет, спасибо. - Эскаргот  запихал  в  рот  холодные  остатки мясного
пирога и допил последний глоток эля  из кружки. Спокойствие и  выдержка, все
правильно. Он  достаточно  долго  просидел  сложа  руки. Сегодня он проиграл
схватку,  спору нет.  Но  ведь другую  схватку он выиграл, верно? А  капитан
Эплбай до  сих пор не предпринял  никаких решительных действий, разве только
послал пушечное  ядро  в  голову  кальмару. Время выжидать  и строить  планы
прошло. - Я у