ид птица, но когда  принялись  ее  готовить,
загадка прояснилась: мясо оказалось чрезвычайно жирным и горчило, и только
с большого голода можно было отважиться отведать его. Джода объяснил,  что
даже рашасы нападают на них  только  в  случае  крайней  нужды,  причем  в
основном это делают старые и беззубые,  которые  больше  ничего  не  могут
поймать.
   Но все же такая пища была лучше, чем сырой жук,  и  они  даже  положили
часть мяса в рюкзаки на крайний случай, подкоптив его у костра. Обнаружили
они и яйца этих птиц. Джода пил их  сырыми,  а  Дэйн  и  Райэнна  зажарили
яичницу на плоском камне.
   А перед ними, поднимаясь все  выше  и  выше,  закрывала  небо  каменная
стена, черная  и  серая  у  подножия.  Закинув  головы,  они  разглядывали
кристаллические и стекловидные прожилки, бледно-водянистые,  пастельные  в
лучах солнца.
   В стене виднелся разлом, превращающийся затем  в  глубокое  ущелье,  по
которому, подпрыгивая на порогах, бежали серебристые брызжущие потоки  под
зелеными кронами нависающих деревьев.
   Дэйн  осмотрел  ущелье  в  телескоп  и  подумал  об  Аратаке.  Если   и
существовал проход, по которому к дальнему каньону мог  пройти  гигантский
ящер, то только  здесь,  хотя  из-за  густой  растительности  трудно  было
разобрать, насколько тяжелым окажется подъем к расщелине, а  русло  потока
плотно закрывали деревья. Наверняка в них  могли  прятаться  рашасы.  Зато
будет хоть защита от солнца. Марш уже не обгорал под  жаркими  лучами,  но
постоянное их сверкание доводило его до  головной  боли,  и  он  радовался
возможности побыть в тени.
   Оказавшись у подножия  Великого  каньона,  они  наткнулись  на  другого
представителя кошачьих - животное с  лиловатым  мехом,  похожее  на  льва,
которое, впрочем,  не  проявило  к  ним  ни  малейшего  интереса,  занятое
поеданием только что  убитого  им  быка.  Приподняв  голову,  хищник  лишь
угрожающе взревел, но нападать не стал. Джода знал,  как  называется  этот
хищник, и сообщил, что он не нападает на людей без причины. Очевидно,  ему
хватало другой добычи.
   Здесь от подножия водопада к Маханге неторопливо растекались  несколько
потоков по травянистым лугам. Аратак решил было половить свежей рыбки,  но
нашел  лишь  небольших  млекопитающих,  наподобие  маленьких   тюленей   и
шестидюймовых китов, которых он не употреблял в пищу. Вид крови вызывал  у
него примерно такое  же  отвращение,  как  у  Дэйна  и  Райэнны  вид  мух,
предложенных на  обед.  Его  чуть  ли  не  начинало  тошнить,  когда  люди
разделывали птицу, и он отворачивался, как от неприличного зрелища,  когда
при нем поедали яйца.  Дэйн  полагал,  что,  как  яйцекладущее,  Аратак  к
процессу уничтожения яиц относился с тем же отвращением, с  каким  он  сам
взирал бы на освежевание детеныша гориллы.
   Оставь непохожим их непохожесть... По крайней мере, Аратак не  возражал
против того, чтобы они ели яйца, хотя Дэйн и подозревал, что если бы  пищи
было вдоволь, то ящер сильно бы запротестовал против подобного варварства.
   На лугах Дэйн заметил  небольшое  стадо  из  шести  или  восьми  особей
маленьких антилоп, харликов, пасущихся совершенно спокойно.
   - Смотрите, - шепотом сказал Джода, показывая рукой, -  одного  из  них
хватило бы нам на несколько дней. Я пойду  туда  и  спрячусь  в  кустах  с
копьем. А ты, госпожа, обойди вокруг, - он описал рукой дугу, - и  загоняй
их в том направлении.
   Она кивнула, но когда Дэйн пошел следом, парень покачал головой:
   - Нет. При виде двоих они бросятся врассыпную. Оставайся с почтенным.
   Джода принялся осторожно подкрадываться, производя шума не больше,  чем
охотящийся рашас, и Дэйн наблюдал за ним со странным чувством раздражения.
Охотничье мастерство парня спасало их не раз. Ясно было, что  существующее
табу на  бросание  копья,  распространяющееся  даже  на  охоту,  заставило
аборигенов достичь высокого мастерства в преследовании дичи.  Дэйн  видел,
как парень прокрался по густой траве, а затем залег, да так  искусно,  что
даже зоркие глаза землянина не  могли  обнаружить  Джоду.  Райэнна  обошла
стадо, не скрываясь; вожак учуял  ее  запах,  вскинул  рогатую  голову,  и
животные неторопливо стали отходить по ветру к тому  месту,  где  прятался
Джода. Райэнна завопила и замахала руками, и животные бросились вскачь. Из
травы неожиданно выскочил Джода,  на  солнце  сверкнул  наконечник  копья.
Пронзенный копьем, упал крупный харлик, остальные бросились бежать.  Джода
подскочил к агонизирующему животному и перерезал ему горло  одним  ударом.
Он восторженно обратился к Райэнне с просьбой помочь нести тушу до лагеря;
она, смеясь, подбежала к нему, и Джода, раскинув руки, крепко обнял ее.
   Наблюдавший за этой сценой Дэйн хмуро отметил, что объятие  было  более
чем  товарищеским,  с  его  точки  зрения.  Джода  не  выпускал   Райэнну,
прижимаясь к ней всем телом, а она, смеясь и поддразнивая,  позволяла  ему
эти вольности. Не прекращая обниматься, она подняла голову и  повелительно
крикнула:
   - Дэйн! Иди же и помоги нам! - А когда Марш махнул рукой, она добавила:
- В конце концов, мы выполнили основную работу!
   Разозленный и разобиженный Дэйн, стараясь совладать  с  охватившим  его
гневом, пошел к ним.
   "Ну уж это чересчур!  Далеко  она  зашла  в  завоевании  доверия  этого
парня", - подумал он.
   Почва под ногами была мягкой и неровной, и Дэйн пару раз чуть не  упал.
А один раз  чуть  не  наступил  на  гнездо  тех  самых  птиц,  похожих  на
куропаток,  одной  из  которых  они  однажды  лакомились  на  ужин.  Птицы
вспорхнули, Дэйн попытался ухватить одну, но та выскользнула прямо из рук.
Не раздумывая, Дэйн нагнулся, схватил камень и швырнул  ей  вслед.  Бросок
оказался точным: птица тут же упала на землю. Дэйн быстро свернул ей  шею,
чувствуя, что хоть как-то спас свою репутацию.
   - Вот. - Он продемонстрировал свою добычу. - И я  внес  лепту  в  общее
дело; птицу поджарим на ужин, а  мясо  харлика  завялим,  чтобы  было  чем
питаться в пути. Дальше нам может не повезти.
   Джода изумленно смотрел на него, раскрыв рот. Наконец он вымолвил:
   - А я... я думал, вы цивилизованные люди! А ты бросил в птицу камнем! -
В голосе его звучали испуг и ошеломление, и он даже отшатнулся от  Райэнны
и посмотрел на нее так, словно и она  была  повинна  в  этом  зверстве.  И
только сейчас Дэйн вспомнил, что на  этой  планете  существует  строжайшее
табу на бросание копья, на стрельбу из лука... и даже на бросание камня!
   - Дэйн! - резко сказала Райэнна. - Как ты мог! - И на своем собственном
языке, слов которого Джода слышать не мог, поскольку они  звучали  лишь  в
диске-переводчике Дэйна, она быстро заговорила: "Неужели ты не  понимаешь,
что своим поступком разрушил все то доверие, которое я успела внушить ему?
Неужели ты забыл, что нарушил самое серьезное табу в их культуре?"
   Дэйн, оправдываясь, сказал вслух:
   - Но тут же нет людей, которые бы следили за  соблюдением  этого  табу,
Райэнна. И Джода знает, что мы не из его народа; ты ему уже рассказала.  У
него должно хватить ума понять, что во вселенной множество миров, где люди
живут по различным законам, и эта планета не является нашей родиной. -  И,
посмотрев на Джоду, он заговорил примирительно: - Я просто  забыл,  что  у
вас такой закон, я постараюсь придерживаться его. Но неужели это настолько
важно, когда вокруг никого из ваших нет, кроме тебя, который нас понимает?
Что ты так обиделся?
   Видя, как Джода старается разобраться в ситуации, он сказал себе:  "Да,
конечно, я сделал глупейшую ошибку, но парень умен  настолько,  что  может
понять!"
   Джода заговорил, голос его дрожал от волнения:
   - Я думал... естественное поведение... Я  не  думал,  что  вы  человек,
который способен метнуть копье! - Избегая смотреть им в глаза, испуганный,
он отвернулся и пошел прочь.
   Дэйн нагнулся, поднял харлика и взвалил на плечо. Райэнна повернулась к
нему, расстроенная и разгневанная:
   - Дэйн, как ты мог? Как ты мог?
   - Я забылся, Райэнна, - угрюмо произнес  Марш.  -  Это  правда,  увидел
птицу - и мгновенно сработал инстинкт. Вот ты говоришь о его культуре,  но
не забывай, она у меня тоже есть. - Он вновь разозлился. Черт, он чуть  ли
не на коленях стоял перед этим  пацаном!  -  Я  же  извинился  перед  ним,
попытался объяснить. Но рано или поздно он  должен  понять,  что  люди  во
вселенной живут вовсе не по тупым законам табу его маленькой деревушки,  и
если он настолько смышлен, что в состоянии воспринять концепцию галактики,
то он это поймет!
   - И тем не менее я бы не  хотела  форсировать  события!  А  ты  взял  и
выкинул такую глупость! - Она посмотрела на него с  гневом,  который,  как
показывал опыт их совместной жизни, охватывал ее не часто. -  Ты  разрушил
всю проделанную мною работу!
   - Будь проклята эта работа. - Он развернулся к ней, чуть не задев ее по
лицу тушей харлика. Она отшатнулась и сказала с ненавистью:
   - Что толку объяснять тебе! Ты же не ученый. Ты не можешь понять самого
главного - никогда, ни в коем  случае  нельзя  ничего  менять  насильно  в
сознании аборигена! Но я  никак  не  ожидала,  что  ты  ничего,  абсолютно
ничего, - гневно повторила она, - не смыслишь в работе ученых!
   - Так что же,  оставаться  голодными?  Я-то  думал,  что  сделал  нечто
полезное!
   - Если бы ты действительно ничего не  ел  несколько  дней  и  умирал  с
голоду, - огрызнулась она в ответ, - я бы  тебя  поняла.  Но  ведь  ты  не
будешь отрицать, что сделал это только потому, что Джода умеет  охотиться,
а ты - нет, и ты лишь хотел доказать ему, что ничем не хуже?
   "Проклятие, но  это  же  удар  ниже  пояса!  Я  не  собирался  затевать
дискуссию на эту тему, она сама начала!"
   - И за всеми этими разговорами о научных принципах, думаешь, я не вижу,
как  этот  парень  действует,  да  и  ты   тоже?   Тут   обниметесь,   там
поцелуетесь...
   - И что же? - яростно, с горящими глазами ощетинилась  она.  -  Или  ты
считаешь, что я теперь твоя собственность? И уже не  могу  поступать  так,
как  мне  хочется?  Впрочем,  ты  ошибаешься,  если   смотришь   на   наши
взаимоотношения с ним так, -  добавила  она  уже  более  рассудительно.  -
Посуди сам, в его-то возрасте, после того как он провел всю жизнь в полной
изоляции, нося позорную кличку  труса,  теперь  он  ощущает,  что  добился
успеха, он убил гранта, он оценен и даже нравится, он вдруг осознал, что я
не только его наставник, но еще и женщина. Просто глупо сердиться на  него
за это. Он только еще становится мужчиной. Для меня эти  отношения  ничего
не значат, Дэйн; и с чего ты вдруг решил ревновать и переживать?
   Они приближались к лагерю, и Аратак, заслышав их  раздраженные  голоса,
поднял голову, укоризненно посмотрел на  них,  философски  пожал  плечами,
повернулся и тактично удалился ловить мух. Дэйн по  опыту  общения  с  ним
понял, что Божественное Яйцо, должно быть, высказалось  насчет  того,  что
бессмысленно  вмешиваться  в  ссору  между  обезьяноподобными  мужского  и
женского пола. Эта мысль заставила Дэйна расслабиться.
   Но он тут же вспомнил о том, как Райэнна бросилась в объятия  Джоды,  и
злость вновь овладела им. Он сердито буркнул:
   - Ты просто скрываешь правду под болтовней о науке. И если тебе так  уж
хочется закрутить романчик с парнем, я не могу  препятствовать,  но  знай,
что я  разочарован  твоим  вкусом!  Выбрать  дикаря  с  планеты,  где  нас
принимают за Звездных Демонов!
   - Да сам-то ты кто такой, - рявкнула она, бледнея  от  гнева,  -  чтобы
рассуждать о варварах и дикарях? - Но тут же,  осознав  смысл  собственных
слов, она замолчала и застыла с раскрытым ртом. Однако Дэйн не обратил  на
это внимания. Сбросив тушу на землю, он  опустился  рядом  с  карликом  на
колени и сказал:
   - Надо его освежевать. Если есть желание,  займись  ощипыванием  птицы;
если нет - костром, чтобы по крайней мере завялить мясо за ночь.
   Краем глаза  он  увидел,  как  она  нерешительно  шагнула  к  нему.  Он
намеренно не заметил этого.  Проклятие,  на  сей  раз  она  зашла  слишком
далеко! И когда он, ловко орудуя острым  ножом,  стал  отделять  шкуру  от
мяса, то вдруг остро ощутил свое одиночество и внезапно осознал, насколько
же мало общего у них с Райэнной, разве что воспоминания о пережитых вместе
опасностях на охоте на Красной Луне. Он совершенно чужд ей,  и,  возможно,
для нее он такой же варвар и дикарь, как Джода, ничуть не лучше!
   В самом деле, что у них общего? Любит ли он ее или хотя бы нравится она
ему? Он вспомнил,  как  на  рабовладельческом  корабле  мехаров  они  тоже
ссорились, как и сейчас. Но тем не менее там, на Красной  Луне,  они  были
вместе. Он вспомнил, как впервые овладел ею там, в Охотничьем заповеднике,
и осознание того, что их должны убить, лишь усиливало  ощущение  близости,
обостряло наслаждение перед лицом смерти...
   Но было ли это любовью? Достаточно ли общих приключений и  сексуального
влечения для последующих прочных отношений? Погруженный в  депрессию  Дэйн
ощущал, что этого мало. После той охоты, где  они  единственные  из  людей
остались в живых, память о совместно пережитом, включая  и  страх  смерти,
скрепила их дружбу. Но любовь? Любовь... Что такое любовь?
   Он любил Даллит, погибшую на Красной Луне... и  со  смертью  Даллит  на
всех планетах Содружества не осталось ни одного человеческого существа,  с
которым его связывали бы такие тесные эмоциональные узы.  Он  стал  самым,
самым, самым одиноким из когда-либо рождавшихся землян, да  и  сама  Земля
потерялась где-то среди множества звезд!
   Бельсар уже давно опустился за западный край каньона, угасали  сумерки;
костер разгорался все ярче, как и звезды на небе. Дэйн наконец-то разрезал
мясо харлика на полоски.  Райэнна  с  холодной  вежливостью  одобрила  его
работу и вместе с Джодой принялась нанизывать их на палочки, заготовленные
ею и Джодой, и развешивать над длинной, выложенной камнями ямой с огнем.
   - Смотри, теперь мы кладем сверху сырые листья, - сказала она Джоде,  -
и в этом дымке сушим мясо так, что можно нести его  несколько  дней.  Нет,
Джода, все не нанизывай, оставь немного на ужин...
   - На ужин у нас есть птица,  -  сказал  Дэйн.  Он  видел,  как  Райэнна
ощипала тушку и  даже  перевязала  для  жарки  крылышки  и  ножки  тонкими
зелеными прутьями.
   - Выбросьте эту птицу, и пусть ее сожрут виреки, - презрительно  сказал
Джода. - Даже с голоду я не буду есть мяса, добытого бесчестным оружием!
   Виреки и были те самые хищники, питавшиеся падалью. Марш пожал плечами.
   - Ты как хочешь, - сказал он. - Я же твоим табу не связан; извини, что,
может быть, оскорбляю тебя, но лишнее мясо  нам  совсем  не  помешает.  И,
кстати, выбрось-ка кости и кожу харлика, пусть полакомятся хищники.
   Джода вспыхнул.
   - Я не собираюсь подчиняться приказам человека, который  может  бросить
копье!
   По тону, которым это было произнесено, Марш понял, что Джода  употребил
самое неприличное здесь ругательство, а Райэнна резко сказала:
   - Джода! Извинись перед Дэйном, и сейчас же!
   Марш подумал, что парень откажется подчиниться.  В  свете  костра  было
видно, как тот напрягся от гнева. Затем Джода опустил глаза и сказал:
   - Моя госпожа права. Мы путешествуем вместе и вместе подвергаемся одной
опасности, и я постараюсь... - Он замялся,  припоминая  фразу  Аратака.  -
Почтенный говорит, что надо оставить непохожим их непохожесть. Я  сожалею,
Дэйн, что оскорбил тебя, и еще больше сожалею, что  оскорбил  _фелиштару_.
Но я не стану есть мяса, добытого бесчестным путем. - Он замолчал,  поднял
шкуру и кости харлика и  понес  их  прочь  от  костра.  Райэнна  проводила
мальчика подчеркнуто нежной  улыбкой,  и  Дэйн,  вновь  охваченный  волной
гнева, подумал: "Да ей просто нравится, как один варвар ссорится с другим,
в то время как она с отстраненностью ученого наблюдает за ними!"
   Когда Джода вернулся, они поели  под  рычание  сбегающихся  к  останкам
харлика хищников. Райэнна тактично убеждала Дэйна и Джоду, что коль  скоро
они вынуждены путешествовать  вместе,  то  открытые  столкновения  друг  с
другом чреваты опасностями для  всех.  Тем  не  менее  землянин  продолжал
ощущать скрытое отчуждение. Расположенность Райэнны к Джоде, поощрение его
ухаживаний заставляли Марша задуматься над тем, что и  он,  Дэйн,  в  свое
время был выбран ею, а не наоборот. Он вглядывался через  пламя  костра  в
знакомые зеленые глаза, единственное, что осталось  прежним  в  ее  облике
после того, как она сменила цвет кожи и волос, но  даже  эти  глаза  и  ее
улыбка не успокаивали его.
   Над костром ярко светили  звезды  Бельсара.  Звезды  демонов-охотников,
звезды, внушающие страх людям, которые  также  страшатся  метать  копье  и
бросать камень! И где среди  этого  множества  звезд  находится  утерянное
землянином солнце? И где среди  этих  миллионов  сияющих  лучей  тот,  что
указывает на маленькую, такую незаметную, но родную его планету? Дэйн, жуя
сочную, поджаристую кожицу птицы, страстно хотел бы оказаться не здесь,  в
Великом каньоне Бельсара-4, а в земном Великом каньоне, смотреть в небо  и
видеть Большую Медведицу, Северную Корону и Андромеду, а  не  эти  звезды,
где обитают демоны. Никогда еще  в  жизни  не  чувствовал  он  себя  таким
одиноким, несмотря на присутствие Аратака, несмотря на дружеские интонации
в голосе Райэнны и ее нарочито любезные улыбки. И тем не менее, забравшись
под одеяло, он ощутил потребность  в  тепле  ее  тела,  как  в  защите  от
одиночества и блеска звезд.
   Внезапно он понял, почему  обитатели  Бельсара  растягивали  тенты  над
собой, и накрылся с головой...
   Может  быть,  Райэнна  все-таки  придет  к  нему.  Ведь  она  частенько
приходила  так,  после  мелких  ссор,   чтобы   близостью   сгладить   все
разногласия, и этот метод никогда не подводил.  Но  ночь  тянулась,  пламя
гасло, костер превращался в  дымное  пепелище,  и  уже  попахивало  слегка
ароматным мясом от  их  импровизированной  коптильни,  а  Райэнна  все  не
приходила.
   Может быть, она лежит в объятиях Джоды, поощряя следующий шаг  парня  к
возмужанию? Дэйн ощутил гнев, злость, ревность, и ему безумно  стало  жаль
себя. Он не мог заснуть, и его охватило ощущение отчужденности от Райэнны.
   В самом деле, что у них общего? Ничего, кроме воспоминаний об охоте  на
Красной Луне... И что еще? Да и насколько сильно их  сексуальное  влечение
друг к другу?
   Но самым скверным и самым унизительным оказалось осознание  того,  что,
кроме нее, во всем Содружестве он не привязан ни  к  одному  человеческому
существу и что он цепляется за нее только  потому,  что  она  единственное
знакомое существо среди этого многообразия чужаков, и неужели она, зная об
этом, может бросить его?
   У него больше никого  нет.  Теперь,  после  гибели  Даллит  и  ссоры  с
Райэнной, он остался совсем один...
   "Да и наши взаимоотношения совсем не те, что с Даллит, - подумал он.  -
Я любил ее, а она любила меня, действительно любила. И у нас бы  до  такой
ситуации не дошло..."
   А затем  он  понял,  что  опять  занимается  самообманом.  Идеализирует
Даллит... Просто она умерла до того,  как  он  в  ней  разочаровался.  Она
делила с ним опасности и любовь на  Красной  Луне  и  трагически  погибла,
когда свобода и победа были у них почти что уже в  руках.  Каждая  минута,
проведенная с Даллит, была окрашена эмоциями, богатыми  переживаниями;  им
не пришлось столкнуться с рутинным, обыденным человеческим существованием.
И потому Даллит осталась навсегда олицетворением утраченной  любви,  самым
совершенным существом во всей  его  жизни,  единственным  немеркнущим  под
напором мелочей воспоминанием, ярчайшим воспоминанием молодости, где  были
любовь и смерть...
   Райэнна  же  являлась  реальностью,  другом,  партнером,  товарищем  по
оружию, оставаясь чужой, чужой  навсегда.  Все  остальное  -  иллюзии.  Но
наконец он задремал, погружаясь в сновидения о звездах,  рашаса