что там у них произошло с Пандемом. И Пандем не говорит.
Вероятно, они оба считают, что мне вовсе незачем об этом знать.

***

   Лерка Каманина с  детства  ненавидела  униформу.  Любую;  собственная
школьная форма была знаком унижения и рабства, и  еще  совсем  маленькой
девочкой она дала себе клятвы никогда не влюбляться ни в военных,  ни  в
милиционеров. Даже одинаковые врачебные халаты  внушали  ей  отвращение.
Вернувшись домой с последнего школьного экзамена,  она  сняла  шерстяное
платье, аккуратно надела его на "плечики" и  долго  разглядывала,  будто
увидев впервые - разглядывала, прежде чем повесить прежнюю вещь  в  шкаф
(кто-нибудь другой, может быть, ритуально  сжег  бы  свою  форму,  облив
бензином, но Лерка брезгливо сторонилась эффектов,  демонстративности  и
ажитации. Она сняла с себя форму, этого было достаточно).
   После прихода Пандема  формы  стало  гораздо  меньше.  Военные  сняли
форму; милиционеры  сняли  форму,  врачей  больше  не  было,  и  Валерии
показалось, что это изменение сделало мир немножечко лучше.
   Тем неприятнее была ей эта последняя мода - униформа  кланов,  цехов,
команд, униформа, которую никто  не  насаждал.  В  лингвоунивере  стаями
ходили студенты, гордые тем, что вступили кто в исторический клуб, кто в
спортивную команду, кто в объединение  собаководов,  а  кто  и  в  "союз
рыжих"; все они носили какие-то шевроны,  знаки  отличия,  знаки  особых
заслуг и возросшего мастерства.
   Форма их еще не была собственно формой, но некоторые признаки  вполне
угадывались: схожий покрой, одинаковые  кепочки,  одинаковые  значки  на
одинаковых лацканах...
   "Это игра. Многим людям хочется ощущать свою принадлежность к чему-то
большому и значительному. Особенно молодым".
   - Я понимаю...
   Сейчас,  сидя  на  покачивающейся  скамейке  рядом  с  пустым  местом
(Александра минуту назад отправилась исполнять утомительные  обязанности
матери жениха), Лерка разглядывала костюмы танцующих на площадке людей и
ловила то здесь, то там значок, погончик, нашивку...
   Из полутьмы явилась Даша. Лерке не хотелось бы с ней разговаривать  -
именно сейчас; Даша  несла  свою  драму,  готовая  поделиться  с  каждым
встречным,  Лерке  казалось,  что  она  испытывает   удовольствие   быть
обиженной. Быть обманутой.
   Быть преданной, если на то пошло.
   - А где Иванна? - спросила  Лерка,  несколько  поспешно  предупреждая
первую Дашину жалобу. Даша безнадежно махнула рукой:
   - Уйди и не следи за мной, на то есть Пандем. Я понимаю, теперь вовсе
не обязательно быть матерью. Теперь мать живет своей жизнью,  а  ребенок
играет с Пандемом, учится с Пандемом, слушает Пандема и  перед  Пандемом
отчитывается.   Я   понимаю,   очень   многим   это   удобно.    Никакой
ответственности.  Никаких  усилий.  Твое  дело  родить,  а  там  -  само
вырастет. Посмотри на этих ребятишек, у них у самих через пару лет будут
дети... Они им будут уделять внимание?  Вот  ты,  Лера,  будешь  уделять
внимание внукам? Внукам, подумала Валерия и вдруг затосковала. Ни с того
ни с сего, среди веселья, да еще перед необходимостью как-то отвечать на
Дашины реплики. - Двоюродным внукам, - поправила она через силу.
   - Знаешь, - продолжала тем временем Даша, -  эти  молодые  вообще  не
знают жизни. Мы-то еще помним время, когда можно  было  просто  идти  по
улице и вдруг попасть под машину. Вполне.  Или  пойти  сдать  анализы  и
обнаружить рак. А эти выросли, как принцы, ни о чем не заботятся, все за
них сделается и так...
   - Они учатся, - сказала Лерка, безуспешно давя в себе раздражение.  -
Шурка сидит за учебой по восемь часов каждый день. И два  часа  пашет  в
тренажерном зале.
   - Разве это учеба? Я смотрю в Иванкины тетради - не  понимаю  ничего.
Ни задач, ни примеров, ни диктантов. Картиночки,  рисуночки,  стрелочки.
Ни полей в тетрадке, ни оценок в дневнике.
   Лерка сжала кулаки. Короткие ногти впились в ладони;  Лерке  хотелось
сказать  что-то  обидное,  может   быть,   даже   ударить   эту   глупую
самоуверенную Дашу, и прав Костя, тысячу раз прав, что сбежал от  нее  к
какой-то девке...
   "Что с тобой, Лерка, дружочек?"
   Она прекрасно понимала, что Даша не  сказала  и  не  сделала  ничего,
способного породить в душе эту мутную бурю. Вероятно, не в Даше дело?
   "В.от такой у тебя милый характерец..."
   Даша вдруг поднялась, вглядываясь в мерцающую цветную полутьму:
   - Вот, для родственников времени нет... Извини, Лерочка, я сейчас...
   И потерялась в ночи где-то на полдороге к большому  видеоэкрану,  где
крутили на радость гостям семейные хроники, где незнакомая  девочка  лет
семи купала в ванне игрушечного котенка.
   Лерка перевела дыхание. Ей было стыдно перед Пандемом.
   "Пойдем погуляем? Туда, где потише".
   Она  послушно  поднялась  и  отправилась  в  парк,  где   в   темноте
покачивались опустевшие карусели,  поблескивали  ручейки  в  траве  и  в
отдалении звучал водопад.
   - У меня скоро будут внуки, Пандем.
   "Древний стереотип. Появление внуков как сигнал наступившей старости.
Как отмашка финишного флажка; а  теперь  предъявите  обществу  жизненные
успехи и личное счастье как высшее достижение..."
   Лерка улыбнулась:
   - Ты так трещишь... Прямо как сорока...
   "Стыдно признаться?"
   - Отстань, ради бога...
   "А вот подожди, пока твои собственные дети подрастут..."
   - Не смей меня сватать! - она  хлопнула  ладонью  по  стволу  темного
дерева.
   Рука заболела.
   "Ты такая забавная... Тридцать пять  лет,  глубокая  старость,  конец
жизни, конец надеждам... Лерка, девочка, не смеши. У  тебя  впереди  еще
много интересного".
   - Ничего у меня нет впереди... такого особенного.
   "Почему ты отталкиваешь человека, который тебе приятен  и  интересен?
Почему ты с таким энтузиазмом его прогоняешь?"
   - Густаво? Он мне не нужен. Мне не нужен никто.
   "Нужен, Лерка. Очень нужен".
   - Не нужен... Если ты, конечно, не влезешь  ко  мне  в  голову  и  не
свернешь там какой-нибудь винт...
   "Не дождешься..."
   - С чего ты взял, что я несчастна?
   "Ты?! Ты одна из счастливейших на свете Лерок, а что?"
   Она усмехнулась. Опустилась на колени, зачерпнула  воды  из  ручейка,
выпила, проливая на блузку. Мокрой ладонью провела по лицу:
   - Я всегда люблю то, до чего нельзя дотронуться, до чего  никогда  не
дотянуться... Как я, дура,  купилась  на  Игорька...  стыдно  вспомнить.
Знаешь, я, наверное, просто ленюсь быть  счастливой...  Только  не  надо
меня сватать, ладно?
   - Нет уж... К счастью - пинками...
   Валерия  вздрогнула  и  обернулась.  Человек  стоял  в  пяти   шагах,
прислонившись плечом к стволу; в первую минуту она не поняла,  кто  это.
Он подошел неслышно, он стал свидетелем ее  последних  слов,  почему  же
Пандем не предупредил...
   Он стоял, не шевелясь. В темноте она не видела его лица.
   - Э-э-э... - позвала она неуверенно. Незнакомец  тихонько  хмыкнул  в
ответ.
   - Пан?!
   Лерка выпрямилась. Шагнула вперед, остановилась в нерешительности.
   Боялась, что он не позволит приблизиться к себе. Исчезнет.
   - Пан... Ну... ты даешь.
   Он оттолкнулся от ствола. Двинулся ей навстречу;  она  стояла,  будто
пришитая к траве, к земле, к опавшим листьям.
   - Счастливейшая из Лерок... Глупейшая из Лерок. Это лесть?
   Она зажмурилась:
   - Ты знаешь, Пан... Собственно, зачем говорить. Знаешь.

***

   - Я обнаружил, что у Пандема есть кнут,  -  сказал  Алекс.  -  Причем
такой эффективный, что я всерьез подумываю: не бросить ли мне  к  чертям
всю мою  бодягу  и  не  заняться  ли  разведением  бабочек,  свободно  и
творчески.
   "Пандем?"
   "Да?" "Что он имеет в виду?"
   "Не беги впереди лошади. Тебе человек рассказывает - выслушай".
   - Посоветовался? - усмехнулся Алекс.
   Он выглядел изможденным, но  оттого  ничуть  не  менее  упрямым.  Ким
вспомнил,    как    на     Алекса,     тогда     молоденького,     тогда
курсанта-первокурсника, бросались  девушки.  И  как  Александра,  всегда
обретавшаяся где-нибудь поблизости, сшибала и  срезала  их,  как  умелый
ковбой, художник кнута, срезает муху в полете: вжик... вжик... вжик...
   Итак, кнут.
   - И что же тебя напугало до такой степени, что ты подумал о свободных
и творческих бабочках?
   - Сны, - сказал Алекс. - Он хозяйничает в моих снах, я чуть  было  не
рехнулся, потому что он виртуоз. Он знает, чем меня взять.
   "Пандем?"
   "Задавай ему любые вопросы".
   - То есть, - медленно  начал  Ким,  -  он  наказывает  тебя  за  твои
программы?
   Что, есть прямая связь между программой - и кошмаром?
   - Нет, - сказал Алекс, помолчав. - Он делает вид, что  мои  программы
не волнуют его нисколько. Так это или не  так...  хрен  теперь  узнаешь.
Наверное, он все-таки врет: пусть булавочным уколом, но я его достал.
   - А почему...
   -  Он,  с  понтом  дела,  пытался  переубедить  меня.   Хуже   всего.
Переубедить.
   Если бы просто дать по голове... Нет. Был сюжет про  бандитов...  Ты,
наверное,  помнишь,  это  было  громкое  дело,  взяли  банду,  убивавшую
таксистов, было много шума, но дали пожизненное, в том числе  главарю...
потому что уже тогда были козлы навроде Пандема, только  из  людей.  Вот
этот зверь отсидел годика два, пришел Пандем  и  его  выпустил  на  фиг,
живи, ешь яблочки, все такое. Понимаешь?
   - Да, - сказал Ким.
   - Врешь, ни хрена  не  понимаешь.  Кажется,  я  достал  Пандема  этим
сюжетом. Он сказал: "Хочешь эксперимент?" В ту же ночь... Если бы я хоть
понимал, что сплю!
   Я во сне был этим самым убийцей... Ч-черт. Это ад кромешный, я с  тех
пор трясусь при одном виде постели... А я все-таки не совсем трус,  если
ты заметил.
   Вот так... И тогда я сразу понял, куда делись  все  эти  агрессивные,
жадные,  злые  дяди  и  тети  и  каким  образом  твой  друг  Пан  научил
человечество жить в мире и не лезть в чужой  карман.  Если  ты  напрямую
спросишь его - он, конечно, не  признается.  Расскажет  о  том,  что  он
собеседник, милый друг и прочая.
   - He понял, - сказал Ким после паузы.  -  Что  именно  тебе  снилось?
Детали?
   Алекса передернуло:
   - Мне снилось, что я - тот самый отморозок. Теперь. Что я  живу.  Иду
по улице. Вокруг меня люди...
   - И что?
   - Ничего. Я - то есть он -  живу,  когда  надо  бы  сдохнуть.  Просто
выключить свет. Люди смотрят на меня. Обходят стороной. Люди все  знают,
но на это плевать, потому что я сам про себя  все  знаю.  Понимаешь?  Ад
внутри. А снаружи - яблочки, хрум-хрум...
   - То есть внятно объяснить ты не можешь, - сказал Ким.
   Алекс махнул рукой:
   - Не прикидывайся, тебе все понятно... С одной  стороны,  милосерднее
было бы того убийцу прикончить. С другой стороны...  Пандему  так  легко
управлять нами! Кем угодно! Даже мной. Потому что я не могу не спать,  а
он хозяин в моих снах. Одного сознания, что это может повториться... Что
все мы ходим под этим молотом... Суперкошмар,  индивидуально  заточенный
под мою - или твою - психику.
   Суперкошмар-сводящий-с-ума. И ты, и наши дети, и внуки... И Виталька,
и Ромка, и будущие дети Шурки с Викой... А?
   - Это все, что ты хотел мне сказать?
   - Да в общем-то все, - Алекс махнул рукой. - Раньше мне казалось, что
ты тоже мужик. Тоже взрослый, упертый, мужик, одним словом. Когда ты лег
под Пандема - я огорчился, честное слово...
   Ким, почти не размахиваясь, ткнул его костяшками пальцев  в  челюсть.
Алекс поперхнулся и сел, спиной ударившись о ствол; Ким шагнул  к  нему,
чтобы бить дальше - и понял, что мышцы не слушаются. Онемели.
   "Тебе самому будет стыдно  вспомнить.  Ты  человек  с  волей,  Кимка,
стоп..."
   Алекс потрогал лицо руками. Облизнул губы. Ему уже не больно, подумал
Ким с сожалением.
   "Какого черта, Пан?!"
   - Скандалишь, - Алекс,  все  еще  сидя,  усмехнулся.  -  Давай-давай.
Спроси кой о чем своего друга и покровителя.
   - Заткнись, - сказал Ким.
   - Ты еще вспомнишь мои слова, -  Алекс  поднялся.  -  Ты  уже  сейчас
понимаешь, до чего я прав, понимаешь, но боишься признаться себе.  А  ты
не бойся. Только если нас  будет  много,  мы  сможем  с  ним  что-нибудь
сделать.

***

   Светлая щель между неплотно закрытыми шторами - контур раннего утра.
   Виталька Каманин проснулся в полшестого;  кровать  была  двухэтажная,
этажом ниже спал Ромка. Виталька  свесил  голову  -  брат  действительно
спал, беззвучно и как-то  очень  серьезно.  Ромка  все  делал  серьезно.
Виталька привык.
   Он посмотрел на часы и улегся снова. Ничего не  вспоминалось:  он  не
понимал, что его разбудило. Вчера была  свадьба...  Было  весело...  Все
бесились... А в половине одиннадцатого мама  отвезла  их  домой.  И  они
легли спать. А сегодня воскресенье. Вот и все.
   Нет, что-то еще было...
   Он глубоко вздохнул - и  вспомнил.  Была  лошадь.  Он  ездил  на  ней
верхом, как в старом-старом фильме. Это было во сто крат лучше,  чем  на
машине или на  велосипеде.  Солнце  пробивалось  сквозь  ветки  деревьев
такими... полосами. И все вокруг  смазывалось  на  скорости,  во  всяком
случае ему казалось, что он не просто быстро едет -  мчится,  летит.  Он
наклонялся, чтобы ветки деревьев не хлестали по  лицу...  Ему  казалось,
что за ним гонятся, что он откуда-то вырвался, убежал и  теперь  за  ним
никто не может угнаться...
   "Пандем?"
   "Да?"
   Виталька попытался сформулировать вопрос. Пандем  учил  его  этому  -
внятно формулировать. Наверное, будь Виталька лет на  десять  старше,  у
него все равно бы ничего не получилось, поэтому он просто спросил:
   - Почему я проснулся?
   Он едва шевелил губами. Ромка спал этажом ниже.
   "Может быть, ты перегулял вчера на свадьбе? Перебесился?"
   Виталька подумал. Нет, он чувствовал, что дело не в этом. Вернее,  не
только в этом. Недаром Пандем ответил  вопросом  на  вопрос.  Пандем  не
врет.
   - Нет. Мне показалось...
   Виталька снова задумался. Когда ему было пять лет,  он  вдруг  открыл
для себя, что старые люди умирают. Да, они уже очень старые, но они  все
равно хотят жить!  И  он,  Виталька,  когда-нибудь  станет  старым...  А
родители? Ведь мама с папой  постареют  гораздо  раньше!  Ему  сделалось
страшно - вот так же, на рассвете, - он заплакал в подушку и плакал,  не
переставая, пока Пандем ему объяснял, что он не  умрет  почти  точно,  и
даже его родители, может быть, тоже не умрут.  Потому  что  человечество
расселится в космосе, перейдет на новый энергетический уровень, и  тогда
старение и смерть станут ненужным, отжившим законом природы. И  Виталька
заснул счастливый оттого, что смерти нет.
   Почему он вспомнил то утро?
   Ромки тогда не было.  Кровать  у  Витальки  была  другая.  Почему  он
вспомнил то утро?
   Вчера, несясь на лошади, он ни о чем таком не думал. А во сне...  Или
в ту секунду, когда он просыпался... Ему подумалось: а все те люди,  что
скакали на лошадях до него? За ними гнались, чтобы убить... Или они сами
гнались за кем-то... А ведь были  еще  те,  что  шли  в  бой...  Они  не
боялись?
   - Пандем... Они не боялись?
   "Боялись".
   - Тогда почему?
   "Потому что преодолевали страх смерти".
   Виталька прикрыл глаза. Ему увиделось: вот человек летит, склонившись
к белой гриве, а за ним по пятам - всадники, желающие ему смерти. И  еще
он  увидел:  человек  выходит   навстречу   врагу,   а   лицо   у   него
сосредоточенное, как у Ромки. Он поднимает меч...
   Виталька лежал, обхватив себя за плечи, и дышал  часто-часто.  Что-то
внутри у него было... как будто  прищепкой  защемили  где-то  внутри,  в
сердце. Хотелось плакать. Но не грустно.
   - Пандем!
   "Да?"
   - А я бы так мог?
   "Думаю, мог бы. Ты ведь храбрый".
   - Пандем! А... никто ведь не узнает, что я бы так мог.
   "Почему? Вот ты пойдешь в бассейн и прыгнешь с вышки..."
   - Это не то, Пандем,  -  сказал  Виталька,  еще  подумав.  И  добавил
по-взрослому:
   - Видишь ли... Ты, наверное, не поймешь.

***

   "...Потому  что  воспитание  -  это  тоже  модификация.   Ограничение
свободы.
   Выработка желаемых реакций с помощью системы стимулов... А если  речь
идет о взрослом человеке с сильной  волей?  Экстремальное  воспитание...
Или запрограммировать его. Или убить на фиг, а уже детей  его  вырастить
"правильно"... Ким, ты в самом деле  хочешь  слушать  от  меня  все  эти
мозолистые банальности?"
   Ким снова был один,  на  скамейке  посреди  пустого  парка,  скамейка
висела на цепях - и едва-едва покачивалась, хотя  Ким  сидел  совершенно
неподвижно.
   Возможно, ритмичных толчков его крови было достаточно, чтобы нарушить
равновесие.
   - Значит, ты наглядно объяснил Алексу...
   "Если бы ты знал, Кимка. Как трудно иногда  объяснить.  При  том  что
понимаешь человека до дна, когда этот человек - ты сам.  Ну  вот  нет  у
него музыкального слуха. Для него диссонансов не существует, и  гармонии
не существует тоже..."
   - А ты уверен, что гармония и диссонансы существуют даже тогда, когда
нет рядом чьего-нибудь уха?
   "Не уверен - знаю".
   - Стало быть, у тебя есть вкусы, которые ты полагаешь  абсолютными  и
незыблемыми, и ты...
   "Ну что ты снова  стонешь,  Ким...  Пуганая  ворона  в  виду  вечного
куста...  Я  храню  в  себе  наборы  вкусов,  взглядов,  идей,   которые
существуют на  земле  и  существовали  когда-либо.  Я  оперирую  памятью
человечества. И что, я стану навязывать моднице длину юбки?"
   - Я не имел в виду...
   "Я знаю. В  тебе  вдруг  ожил  давний  призрак  -  пугало  Всемирного
Цензора.
   Твое сознание на дух не переносит  Доброго  Учителя  -  тебе  подавай
Хитрое Чудовище, завладевшее миром. В этом ты ничем  не  отличаешься  от
Алекса..."
   Скамейка на цепях качнулась сильнее.  В  отдалении  квакали  лягушки,
заходились, вознося к небу заливистые,  почти  соловьиные  трели.  -  Ты
прав, - сказал Ким.
   "Кимка, ты ведь никогда не был легковерным... Десять лет мы  с  тобой
вместе. А стоило Алексу сыграть тебе забытую, привычную мелодию -  и  ты
готов, как крыса, идти за старыми страхами..."
   - Не преувеличивай.
   "Наследство, которое я получил  десять  лет  назад  -  это  вовсе  не
праздник...
   Ты знаешь. Очень трудно объяснить слепому разницу  между  темнотой  и
светом...
   Между прекрасным и отвратительным. Приходится объяснять разницу между
полезным и вредным; это унизительно для человечества, но я миллионы  раз
поступал именно так.  Потому  что  мне  надо  было,  чтобы  человечество
перестало  убивать  себя,   разрушать   себя,   развращать   себя...   И
воспроизводить себя - без  изменений  -  в.  своих  детях...  Кстати,  я
все-таки сделал Алекса счастливее. Теперь он верит, что я боюсь  его  до
такой степени, что решил наказать..."
   - Ладно, - Ким поморщился. - Теперь расскажи мне,  что  ты  сделал  с
убийцей.
   Птицы в кронах звучали все громче.
   "Убийца... Как тебе сказать. Во-первых,  ввиду  моего  присутствия  в
мире он стал неопасен для окружающих. Во-вторых... мне  небезразличен  и
этот  человек  тоже.  Вечно  мстить  ему,   пусть,   страдая,   искупает
причиненное им страдание?"
   - Нет, пусть гуляет и радуется.
   "Ким, ты не бывал в его шкуре...  Он  пережил  суд,  угрозу  смертной
казни, два года в лагере... он направлен на саморазрушение. Ему хотелось
наказания. Он его получил".
   - То есть ты сделал ему подарок?
   "Да. В какой-то степени. Если раскаяние - подарок..."
   - Он раскаялся?
   "Да... А что, по-твоему, может быть  страшнее...  и  милосерднее  для
убийцы?"
   Светало.
   - Пан... Неужели мы с этим сумасшедшим Алексом сумели вывести тебя из
равновесия? Огорчить?
   "Был момент, когда ты испугался меня".
   - Да, - сказал Ким, помолчав.

***

   Новобрачные  смотрели  на  озеро.  Туман  нависал   длинными   белыми
пеленками, и в просветы между ними видна была вода,  опрокинутые  стволы
сосен и камыши на том берегу.
   - Здорово, - шепотом сказал Шурка, в  то  время  как  Вике  хотелось,
чтобы он молчал.
   Пандем знал, чего хочется Вике. И потому не издал ни з