ез
предупреждения - сыграл "в стенку";  мяч  отскочил  от  Кимовых  ног  по
невысокой дуге, и Пандем красиво, с лету, забил его  в  кирпичную  стену
гаража. Мяч отпечатал кляксу на желтом кирпиче и вернулся к Пандему  под
грязный ботинок.
   - Значит, ты всеведущ? - Ким попытался отобрать мяч, но Пандем  легко
отступил:
   - Нет. Но я многоведущ. И мое знание возрастает ежесекундно.
   - И когда же ты достигнешь всеведения?
   - Никогда. Всегда останется малость, отделяющая меня  от  абсолютного
знания. Она будет сокращаться и сокращаться, но никогда не исчезнет.
   - Откуда ты знаешь?
   Уводя мяч от Кима, Пандем снова ударил по  стене,  но  промазал.  Мяч
укатился в щель между гаражами.
   - Откуда ты знаешь? - повторил Ким. Пандем виновато пожал плечами.
   - Ты знал, что машина  навернется  на  двадцатом  километре?  -  тихо
спросил Ким.
   - Да. Но если бы твои пациенты не выздоравливали, а болели и умирали,
как положено, - ты был бы  внимательнее  за  рулем  и  не  гонял  бы  по
скользкой трассе.
   Я тоже виноват... Хотя все равно бы тебя вытащил.
   Ким вытер лоб тыльной стороной ладони. В горле саднило  -  то  ли  от
сырости, то ли от нервного смеха.
   - Скажи... А машина перевернулась не по твоей ли  воле?  Может  быть,
без твоей воли и волос не упадет, нет?
   - Нет, - сказал Пандем почти испуганно. - Машина  перевернулась  сама
по себе.
   - Что значит "сама по себе"?
   - Согласно физическим законам...
   - Извини, - Ким обхватил руками плечи. - Я принимаю тебя  за  кого-то
другого... Так ты не всемогущ?
   - Нет. Но мои возможности возрастают...
   - ...ежесекундно.
   - Да. Ваша клиника уже не уникальна, Ким.  Так  называемая  "методика
Верхнехацкого" работает по  всему  городу,  в  десятках  городов,  врачи
сходят с ума... Знаешь, я ведь захотел говорить с тобой  еще  и  потому,
что ты способен соотносить ценность своей карьеры и человеческой жизни.
   - Не понял, - сказал Ким.
   - Неважно, - мальчик махнул рукой. - Потом поймешь.
   Ким долго смотрел на него. Пандем отвечал ясным, безмятежным,  слегка
ироничным взглядом.
   - Я не верю тебе, - сказал Ким. "Очень жаль", -  сказал  мальчик,  не
разжимая губ. Кима передернуло.
   - Извини, - пробормотал Пандем. - Это этап. Это не сразу. Я  понимаю,
конечно.

***

   - Да, - сказал могильщик, глядя на купюру в руках Кима.  -  Обычно  в
день по десятку, а сейчас - хрен ли! На прошлой  неделе  старикашка  лет
под сто, на позапрошлой . - старуха... А так... Не мрут. Гробовщики лапу
сосут. Прогорают.
   Оркестр простаивает. Блин. У меня курево закончилось...  Хоть  работу
кидай. Хоть сам иди и кого-нибудь пристукни, - он засмеялся, приглашая и
Кима порадоваться шутке, но тот молча протянул деньги и пошел прочь.
   Пандем ждал его на узкой скамеечке под  жестяным  флажком  автобусной
остановки. Сидел, спрятав ладони в  рукава.  Не  говоря  ни  слова,  Ким
подошел и уселся рядом.
   - Пока нет возможности устроить полное бессмертие, -  сказал  Пандем,
будто извиняясь. - Потом. Когда выйдем на звезды.
   - Мы выйдем на звезды?
   - Разумеется. Мы заселим  весь  космос.  Еще  при  твоей  жизни,  Ким
Андреевич.
   Твои дети, возможно, будут первыми бессмертными.
   - Ты - сумасшедшая компьютерная программа? - неуверенно спросил Ким.
   Пандем рассмеялся - веселый школьник, обаятельный  девятиклассник  из
хорошей семьи:
   - Я - паровая  машина  нового  поколения.  Искусственный  мальчик  на
диодах  и  транзисторах.  Материализовавшаяся   ноосфера.   Взбесившаяся
программа, разумный вирус, да как угодно меня называй, я соглашусь и  не
обижусь... Послушай, Ким.
   Тебе  осталось  пройти  совсем  немного.  Ты  поверишь  мне  и...   и
успокоишься.
   - Зачем тебе нужно, чтобы я поверил?
   - Затем, что я хочу посоветоваться.
   - Со мной?!
   -  Не  только...  За  последние  несколько  дней  я  огорошил   своим
присутствием пару-тройку миллионов по всему миру.  Разных  людей,  но  в
основном скептиков. Все они сейчас проходят  свой  путь,  некоторые  уже
прошли... Они - островки, семена, вокруг них нарастет  знание  обо  мне,
как нарастает новая кожа вокруг подсаженных на рану лоскутков.  Двадцать
девятое февраля не повторится, нет, теперь-то я стал умнее...
   - Сколько тебе лет? - спросил Ким, содрогаясь от внезапной догадки.
   - Я взрослею, - тихо отозвался Пандем.
   - Скажи, - Ким облизнул губы, - ты бы мог... просто  отменить  взрыв?
Или пусть бы машина вообще не перевернулась? Мог?
   - Мог. - Пандем помрачнел. - Но ты уж меня прости... У  тебя  слишком
здоровая психика, слишком уверенные представления о том,  что  бывает  и
чего не бывает. А после аварии твоя уверенность  поплыла,  картина  мира
ненадолго размылась, и в эту картину смог пролезть  я,  и  ты  не  успел
объяснить себе, что меня не бывает... Понимаешь?
   Ким долго смотрел на него. Потом протянул руку; в сантиметре от плеча
Пандема рука дрогнула, замерла. Киму пришлось сделать над собой  усилие,
прежде чем он коснулся сидящего рядом подростка.
   - Это форма, - мягко  сказал  Пандем.  -  Мне  не  обязательно  иметь
человеческое тело, как ты понимаешь. Просто так - удобнее.
   - Тебе? - Тебе, - Пандем глядел на Кима по-прежнему весело и открыто.
- Человек говорит с человеком. Это естественно.

***

   Клиника была пуста. Перед  телевизором  скучали  медсестры,  уборщица
лениво водила тряпкой по подоконнику. Двери в палаты стояли настежь - во
все, кроме пары-тройки последних, где сохранилось еще несколько больных,
либо  слишком  недоверчивых,  либо  намеренно  спекулирующих   вниманием
сиделок и родственников.
   Драгоценная аппаратура молчала. Лаборатория  бездействовала.  Большая
часть персонала прохлаждалась в отпусках, меньшая  сидела  в  кабинетах,
бесцельно перекладывая бумажки.
   Один только заведующий был приделе. Он заканчивал монографию и  дикую
-.  ненормальную  -  скорость  создания  столь  фундаментального   труда
объяснил без кокетства:
   - Гонки, мой  мальчик.  Кто  первый  опубликует  исследование  -  тот
получит все.
   Ким глядел на стопку распечаток с диаграммами и графиками. Кто-кто, а
шеф оставался в своем уме. Шеф был настоящим,  обыкновенным,  привычным,
как вода, которая  ищет  дорогу  вниз.  Шеф  переваривал  чудо,  подобно
большому ходячему желудку, усваивал, превращая в источник благ; шеф  был
косвенным доказательством реальности Пандема. Одним из доказательств.
   ...В тесной комнатушке, отведенной под архив, пахло странно и  тяжело
- как будто весь воздух клиники, прежний  воздух,  пропитанный  болью  и
немочью, собрался теперь здесь, спрессовался вокруг старых шкафов, заняв
последнюю линию обороны.  Папка  под  названием  "Прохоров"  уже  успела
покрыться слоем пыли.
   Ким   уселся   за   канцелярский   стол,   над    которым    нависала
хирургически-яркая лампочка в  белом,  как  колпак  медсестры,  абажуре.
Резкий свет упал на исписанные листы, описания исследований и результаты
анализов; Ким извлек из-под бумаг рентгеновские снимки.
   Вот первый, сделанный полгода назад в районной поликлинике.
   Вот второй - спустя  полмесяца  в  городской  больнице.  Вот  третий,
сделанный при поступлении в клинику; опухоль  разрастается  со  страшной
скоростью, не оставляя надежд.
   Вот два последних - второй был сделан  потому,  что  Ким  не  поверил
первому.
   Ким потянулся, чтобы открыть форточку. Спертый воздух архива давил на
него, как больничная подушка.
   "Систематизированный бред - стройная  логичная  система,  объясняющая
причины и механизмы возникновения того или иного явления.  Проработан  в
мельчайших деталях, поэтому внешне правдоподобен. Как и любой  бред,  не
поддается коррекции, однако благодаря своей строгой логичности  обладает
свойством инфицировать окружающих. Как правило, систематизированный бред
является застарелым и слагается много лет. В отличие от хаотического или
ситуативного бреда, внутренне непротиворечив".

***

   Утром  (пять  ноль  три  на  дисплее  электронного  будильника)   Ким
осторожно выбрался из-под одеяла и нащупал ногами тапочки.
   Арина спала. В последние несколько дней ее депрессия и страхи,  слава
богу, почти совсем улеглись.
   Ким пробрался на кухню и прислонился лбом к темному оконному стеклу.
   Внизу, во дворе, горели желтые фонари. Их отблеск лежал на белом боку
холодильника, на циферблате лунных часов,  тепло  подсвечивал  привычные
очертания и детали дома, каким представлял его  Ким  и  каким  он  нужен
каждому человеку, "Приснилось, - подумал Ким.  -  Сон.  Все  приснилось.
Прочь. Вот и утро..."
   Он открыл холодильник, вытащил пакет с яблочным соком. Взял  с  полки
стакан; сок был холодный, такой холодный, что ломило зубы.
   - Я не сплю, - сказал он вслух.
   - Конечно, - тихо ответил Пандем.
   Ким обернулся. Пандем сидел на стуле у окна, на том самом месте, куда
Ким усадил гостя в его первый - после аварии - визит.
   Ким  осторожно  поставил  стакан  на  край   стола.   Поглядел,   как
скатываются по  стенкам  последние  Капли  сока,  как  образуют  на  дне
маленькое недопитое озеро.
   - Ты реален?
   - Вопрос о реальности окружающего мира,  -  Пандем  улыбнулся,  -  не
решен до сих пор. Ни в психиатрии, ни в философии. Устроим диспут?
   - Если ты реален - где граница твоим возможностям?
   - Уже далеко, - сказал Пандем. -  Кое-какие  тектонические  процессы,
темпоральные явления... есть ли смысл об этом говорить?
   - Что ты можешь делать с людьми? - Ким остановился у окна,  глядя  на
желтые фонари.
   - Ким, - сказал Пандем, - я ведь не исследователь, не дрессировщик  и
не кукловод. Я ничего не собираюсь делать с людьми. Я хочу  -  вместе  с
людьми - покоя и счастья. Взрыва творческой энергии.  Любви.  Прорыва  к
звездам.
   Бессмертия. Того, чего достоин человек.
   - Откуда ты знаешь, чего достоин человек?  Что  ты  вообще  знаешь  о
человеке?
   Что ты сделаешь с теми, кто не хочет покоя и счастья, а хочет крови и
мяса?
   Рабов? Власти?
   - Будем пробовать, - кротко отозвался Пандем. -  Видишь  ли,  Ким,  в
моих  ведь  силах  прямо  сейчас,  не  поднимаясь  со  стула,   устроить
всем-всем,  младенцам  и  старикам,  цивилизованным  и  диким  -  полное
удовольствие  от  каждой  прожитой  минуты.  Они  будут   ощущать   себя
счастливыми изо дня в день. Они будут подниматься с улыбкой и с  улыбкой
засыпать...
   Ким обернулся от окна:
   - Ты сказал, что ты не кукловод...
   -  Ты  мне  не  доверяешь,  -  Пандем  улыбнулся.  -  Боишься.  Ждешь
подвоха...
   Почему так нельзя?
   - Потому что это модификация. Запрограммированная личность  перестает
быть человеком.
   - Тогда я верну тебе твой вопрос: что ты вообще  знаешь  о  человеке?
Почему несчастное бездумное существо, живущее от драки  к  совокуплению,
более человек, нежели другое такое же, но счастливое и  не  опасное  для
окружающих?
   Ким молчал. Небо светлело.
   - Ладно, - Пандем вздохнул. - Ты меня прости...  Я  ведь  в  какой-то
степени - ты. Я знаю, как тебе противна эта идея - модификация личности.
   Отвратительна... Но вот, скажем, отобрать у человека его  фобию,  его
навязчивую идею - преступно?
   Ким напрягся.
   - Я не об Арине, - быстро сказал его гость. Знает.
   Через двор по диагональной  дорожке  брел  дворник,  мерно  взмахивая
невидимой в полумраке метлой.
   - Психические заболевания, - тихо продолжал  Пандем.  -  Патологии  и
пограничные состояния. Можно модифицировать? Не отвечай... Ты  спросишь,
где граница между патологией и нормой. Ты  спросишь,  как  далеко  можно
зайти, однажды взявшись за воображаемый скальпель.  Если  корректировать
поступок не убеждением и уж, конечно, не наказанием,  а  вмешиваться  на
уровне мотивации... Погоди! Ты спросишь, с какой радости я вообще берусь
что-либо корректировать. Я отвечу: с той же самой, с которой ты берешься
лечить больного.  Вот  я  вылечил  твоих  пациентов  успешнее,  чем  это
выходило у тебя. Что, я не  нарушил  при  этом  правила,  к  которым  ты
привык? Что, мир, где люди не убивают и не унижают,  слишком  хорош  для
тебя? Что естественно, то неприкосновенно?
   "Хорошо бы все-таки проснуться", - сумрачно подумал Ким.
   - Не отвечай мне, - тихо сказал Пандем. - Я  сейчас  оставлю  тебя  в
покое, ты просто перевари еще и это... И  не  беспокойся  об  Арине.  Ей
больше не угрожают никакие депрессии.
   Он легко поднялся с табуретки.  Ким  увидел,  что  на  ногах  у  него
растоптанные тапочки,  те  самые,  которые  предлагались  родственникам,
зашедшим в гости.
   Выйдя вслед за гостем в прихожую, Ким на всякий случай встал в дверях
комнаты, где спала жена. Мальчик, кажется, не обратил на это внимания  -
стоя на одной ноге и упершись тощим задом в дерматин входной  двери,  он
завязывал шнурки на кроссовке. Шнурки были длинные, толстые и  не  очень
чистые.
   - Только, - сказал мальчик, выпрямляясь, - только, когда окончательно
поверишь  в  мое  существование...  не  ищи  способов  меня  уничтожить.
Потратишь время... Это первейший рефлекс -  убрать  неведомое,  взорвать
чужое, прихлопнуть непознаваемое.  Но  тебе  же  будет  тошно  от  таких
мыслей. Ты врач, а не убийца...
   А кроме того, я сказал тебе честно и совершенно искренне: если  бы  я
выбрал путь модификации - все были  бы  уже  счастливы,  окончательно  и
давным-давно. И Арина, и ты... До свидания.
   И он ушел, деликатно придержав пальцем язычок замка -  чтобы  щелчком
не разбудить Арину.
   Ким остался стоять в прихожей.

Глава 4

   - Привет, brother, - сказал веселый голос в трубке.  -  У  меня  день
рождения, я принимаю поздравления... Итак?
   - Погоди, - сказал Ким, пытаясь разлепить веки (на часах было  восемь
утра, заснуть удалось только час назад). - Погоди... Какой сегодня день?
   - Рабочий, - радостно уверил голос. - Скажешь, только  что  собирался
мне позвонить?
   - Я спал, - признался Ким. И прислушался к шуму воды в ванной:  Арина
уже поднялась.
   - С чего бы это? - удивился голос. - Ах, ты же в отпуске, а я думала,
ты, как всегда, забыл о нашем с Леркой Дне рождения...
   - Когда это я забывал о вашем дне рождения?!
   - Чем орать, лучше поздравь  меня  ласково.  И  Лерке  позвони  прямо
сейчас, а то она на работу уйдет.
   - С днем рождения, Александра, - сказал  Ким,  потирая  свободный  от
трубки висок. - Расти большая и красивая.
   - Во-от, - голос в трубке был доволен. - Прости, brother, я честно не
подумала, что ты еще дрыхнешь. Завтра в шесть у нас party,  приходите  с
Аринкой к маме с папой, будем пить и безобразничать. Завтра в шесть, как
понял, прием?
   ...Ким  отлично  помнил  удивление,  с  которым  отец   сказал   ему,
вернувшись из роддома:
   - Ты знаешь... Не братик и не сестричка.
   - А кто?! - поразился семилетний Ким.
   Отец со значением показал два пальца (как потом оказалось, он,  почти
не пьющий, в тот день опустошил объемистую бутылку коньяка):
   - Две... две сестрички. Вот это номер!..

***

   Арина проснулась в полвосьмого; как только она села на  кровати,  как
только огляделась, протирая глаза,  как  только  Ким  поймал  ее  первый
утренний взгляд - оказалось, что ей лучше. Еще некоторое время он боялся
ошибиться - но Арина поднялась, улыбаясь, свободная от страхов и  полная
энергии: что сделать, чего купить, а не затеять ли пирожки...
   - Пандем.
   Темный экран  телевизора  засветился  сам  по  себе,  проявился,  как
фотография в кювете; с экрана смотрел тот,  кого  назвали  по  имени,  и
столь  эффектное  его  появление  заставило   Кима   ощутить   внезапную
усталость.
   На кухне Арина, напевая, позванивала посудой.
   - Уйди, - одними губами попросил Ким.
   Экран погас. Вместо Пандема Ким увидел свое отражение  -  искаженное,
будто в кривом зеркале.
   Арина вошла, вытирая руки маленьким оранжевым полотенцем:
   - Я вот подумала... Мне к врачу на двенадцать, а  потом  я  могла  бы
зайти в универмаг и купить девочкам подарки.
   - Я сам, - быстро возразил Ким. - Никаких универмагов, лучше пройдись
пешком от поликлиники. А если будет дождь, так и вообще никуда не ходи.
   - Мне снилось, что ты с кем-то на  кухне  разговаривал,  -  помедлив,
сказала Арина.
   - Да? - спросил Ким так удивленно, как мог.
   - Крышку  завинчивай,  -  Алина  взяла  с  книжной  полки  незакрытую
аптечную бутылочку. - Они же испаряются и воняют.
   - Ага, - сказал Ким и отвел глаза.
   "Только время, - думал он, - следуя от витрины к витрине, от отдела к
отделу, от стойки к стойке. Я мыслю ясно, ориентируюсь  уверенно,  помню
себя твердо; существуют две только вероятности, только две, все прочие -
производные от  них.  Либо  Пандем  существует,  либо,  к  сожалению,  я
серьезно болен. Либо я болен, либо... Пандем существует, но он  не  тот,
за кого себя выдает. Например, меня намеренно сводят  с  ума...  ерунда.
Меня  вербуют  куда-то...  еще  большая  ерунда.  Меня  снимают  скрытой
камерой, это новая телепрограмма... а вот это точно разновидность бреда.
Только время и выдержка, черт возьми, у меня нет возможности  проверить,
мой ли мозг выстроил эту систему галлюцинаций.  Если  отмести  с  порога
гипнотизеров, инопланетян, просвечивание  лучами  сквозь  стенку  -  что
останется? Останется двадцать девятое февраля, и если  я  бредил  в  тот
день - значит, весь мир бредил..."
   В универмаге было людно. Ким  бродил,  как  в  джунглях,  то  и  дело
возвращаясь по собственным следам. Натыкался на людей, извинялся,  когда
натыкались на него; все, что годилось в подарок сестрам, было неподъемно
по деньгам, а все доступное в подарок не годилось.
   - Извините, - сказал он в очередной раз, споткнувшись о чью-то ногу.
   И поднял глаза.
   Прохоров Виктор Антонович, учитель химии и биологии, еще месяц  назад
смертник,  а  теперь  круглощекий  и   деловитый,   стоял   у   прилавка
канцтоваров,  и  рядом  с  ним  имелась  маленькая  девочка  в   красном
пальтишке.
   Ким отпрянул.
   Глаза Прохорова изменились - он узнал Кима.
   - Здра-авствуйте, - сказал чуть нараспев. - Рад ви-идеть...
   - Деда, - сказала девочка и нетерпеливо дернула Прохорова за рукав. -
Я выберу синенький и вон тот желтый.
   Ким стоял, не зная, что сказать.
   ...Специалисты, отлично знающие свое  дело.  Для  них  пациенты  были
номинальными людьми, телами, механизмами, записями  в  истории  болезни,
собранием анализов и диаграмм. Соотношение смертей и  ремиссий  зависело
от везения да  от  профессионализма.  "К  этому  нельзя  привыкнуть",  -
когда-то говорил молодой еще, начинающий Ким, и его  коллега,  хирург  -
золотые руки, щурил холодные внимательные глаза: "Можно. Надо".
   - Я тоже рад вас видеть, - сказал Ким. - Я тоже... Извините.
   И поспешил прочь. Малодушно сбежал.
   "Пандем..."
   "Да, Ким", - голос внутри головы.
   "Ах, черт... Будь ты неладен..."
   "Поверни налево в стеклянную дверь, там бутик, примерочная за  желтой
занавеской, возьми любой свитер, спрячься в примерочной, поговорим..."
   Тяжелая ткань закрылась, отрезая кабинку от пустынного отдела дорогой
одежды. В высоком зеркале Ким увидел свое незнакомое лицо -  бледное,  с
очень тонкими белыми губами; опустился на кожаный  табурет,  положил  на
колени синий, как небо, свитер - на три размера меньше, чем  мог  бы  на
себя натянуть.
   ...Мог ли он  знать,  что  за  дверью  налево  -  этот  самый  бутик?
Теоретически - да... Знал, да забыл...
   "Ты нервничаешь. Ты начинаешь в меня  верить.  Твое  представление  о
мире плывет".
   Голос Пандема звучал внутри головы. Ким снова  посмотрел  на  себя  в
зеркало, засмеялся - тихо, чтобы не смущать продавщиц. Боже мой,  и  это
мужчина, хирург...
   "Это нормальная человеческая реакция, Ким. Под слоем твоего страха  и
неверия имеется радость, естественное  чувство  при  мысли  о  том,  что
кто-то должен был умереть - но живет".
   "Пандем..."
   "Хочешь, помогу тебе выбрать подарки сестрам?"
   -  Ты?!  -  спросил  Ким  слишком   громко.   Прод