.
   Снова эта противная дрожь. Снова он ждет, что пред ним  предстанет  Тиар
он ошибался уже дважды, а третья попытка во  всех  сказках  волшебная.  Если
только она здесь... Насмешка судьбы. Илаза, потерявшая невинность на Алтаре,
в обмен на портовую шлюху...
   Он вдруг вспомнил, что давно не спал. Что не ел уже почти сутки и хорошо
бы явиться в дом под раковиной, заказать вина и мяса, а потом  опрокинуть  в
постель эту, с ромбом на спине, и разобраться,  каковы  на  самом  деле  эти
продажные штучки, почему так сладко заикался косой  парнишка,  что  был  его
спутником в лодке...
   Он испуганно замигал. Желание было столь явным,  а  воображаемая  картина
столь яркой, что он поразился сам себе: как?..  Как  только  может  такое  в
голову прийти... И потом, откуда силы?!
   С грохотом распахнулась дверь, и в комнате с подушками сразу стало тесно.
   Двое  из  ввалившихся  служили,  по-видимому,  свитой  третьему   третий
оказался лысым, как колено, и с ног до головы разодетым в тонкий шелк.  Игар
сроду не видел  такого  показного,  такого  безвкусного  богатства  золотых
украшений у лысого не было разве что на заду  -  и  то  потому,  что  иначе,
садясь, он напоролся бы на булавку. Отвлеченный невиданным нарядом, Игар  не
сразу посмотрел лысому в лицо  подняв  наконец  взгляд,  он  встретился  со
слегка пьяными, умными, очень удивленными глазами:
   - Вот так так!
   Лысый  смотрел  на  сидящего  Игара  так,  будто  тот   был   шестиногим,
выставленным на обозрение теленком с некоторым  беспокойством  Игар  увидел
вдруг, что на правом ухе у лысого лежит родимое  пятно  -  черное,  покрытое
редкими толстыми волосинками, занимающее и часть щеки тоже.
   - Вот так та-ак, - протянул Черноухий, оглядываясь  на  свиту.  -  Бывает
же... Если бы Фарти не прирезали вчера в кабаке... А как похож-то!..
   Первый  из  свиты  наклонился  ниже,  ткнул  в  Игара  пальцем,  радостно
захохотал:
   - Точно! В темноте спутал бы! Решил бы, сидит  покойничек,  вот  кто  его
только сюда притащил?!
   Игару сделалось не по себе. Не отрываясь от стены, он поднялся.
   - Тебя как зовут? - поинтересовался  Черноухий.  На  скуле  у  него  тоже
когда-то был вытатуирован треугольник - теперь он был расплывчат,  полустерт
и тщательно замазан пудрой. Сверху недоставало двух зубов, их место занимали
крупные, непонятным  образом  укрепленные  жемчужины  большие  серые  глаза
изучали Игара, и во взгляде их не было злобы, но было  нечто  такое,  отчего
Игаров живот сам собой подтянулся:
   - Игар я...
   Он понял вдруг, с каким выражением изучает его Черноухий. Понял и плотнее
вжался в стену. Святая Птица, а вот это совсем плохо. Совсем плохо -  и  вот
так, неожиданно, на ровном месте...
   - Не бойся, - мягко  сказал  пиратский  капитан.  -  Дружок  у  нас  был,
Ферти...  Здорово  на  тебя   похож.   Жалко   мне   его   вот,   на   тебя
гляжу-вспоминаю...
   Глаза его вдруг ласково прищурились:
   - Хороший  был  парень...  Веселый.  Ты,  вижу,  тоже  веселый  -  только
загрустил чего-то... - и рука  его,  сплошь  унизанная  перстнями,  дружески
легла Игару на талию. - Пойдем?
   Игар растерянно улыбнулся. Неуверенно  кивнул  -  и  тут  же,  болезненно
поморщившись, ожесточенно зачесался, задирая на себе рубаху:
   - Ай... Сейчас только... ага...
   Он драл и драл ногтями собственный живот, и на лице его застыло выражение
свирепого блаженства:
   - Ох... зараза... о-ох... Черноухий убрал руку.
   Еще некоторое время Игар чувствовал на себе  подозрительный,  с  оттенком
жалости взгляд неизвестно, чем кончилось бы дело, но в  этот  самый  момент
распахнулись двери напротив, и уже знакомая  Игарова  старуха  поманила  всю
троицу пальцем:
   - Готово, господа хорошие... Все готово, мой господин, -  Черноухому  она
поклонилась отдельно. - Уж не пожалеете,  это  лилия,  а  не  парень.  Точно
лилия... Прошу пожаловать...
   Не оглядываясь  на  Игара,  Черноухий  проследовал  навстречу  обещанному
наслаждению свита протопала следом, и Игар выдохнул сквозь сжатые зубы.  До
крови исцарапанная кожа жгла немилосердно.
   Старуха вернулась через несколько минут с ней явилась девочка лет  семи,
серьезная, с ленточкой в длинных густых волосах.
   - Нашли тебе, -  старуха  многозначительно  усмехнулась.  -  Вот,  -  она
кивнула на девочку, - проведет тебя. Монетку ей дашь потом... Ступай.
   Корабельная цепь, пришитая к подолу  старухиной  юбки,  тускло  звякнула,
коснувшись дверного косяка.
   Над этой дверью страстно  стонала  раковина  следуя  за  девочкой,  Игар
поднялся  по  винтовой   лестнице,   дождался,   пока   провожатая   шепотом
перемолвится с кем-то в темном коридоре, проследовал  за  ней  через  душную
комнату, где из круглой кадки с  водой  торчали  две  всклокоченные  головы,
через длинный винтообразный переход с окошками в  потолке,  через  еще  один
коридор - и остановился перед закрытой дверью.
   Девочка протянула ладошку:
   - Плати.
   - А где она? - напряженно спросил Игар.
   Девочка кивнула на дверь:
   - Там она... Плати.
   Игар секунду колебался потом посмотрел на серьезное, осунувшееся лицо  и
положил на ладонь монетку:
   - Спасибо... Что привела...
   Не говоря ни слова, девочка исчезла в конце коридора.
   Игар  постоял,  пытаясь  выловить  внутри  себя  хоть  какое-то  чувство,
уместное в отношении Тиар чувства путались. Мешала,  маяча  перед  глазами,
десятилетняя девочка на пороге сельского дома Игар плюнул наконец и  изгнал
все мысли вообще. Постучал в дверь, не получил ответа и вошел.
   Глаза его давно привыкли к полумраку, но здесь, в комнате, царила и вовсе
темнота прямо у двери стояла наполовину  свернутая  ширма,  и  прежде,  чем
разглядеть что-либо, Игар услышал голос:
   - ...а лучше комариная травка. Жабье ушко тоже неплохо - но от  комариной
полностью все отшибает,  хоть  их  пятнадцать  подряд,  хоть  шестнадцать...
Полстакана выпить, остальным рабочее место смазать - и ничего не чуешь, хоть
целую галеру принимай по очереди...
   Говорила женщина, сидящая на полу перед единственной в  комнате  свечкой
еще двое - одна бритая наголо, другая с детской косой на плече - грызли один
на двоих рогатый пряник. Привалившись к стенам, стояли свернутые ширмы  пол
покрыт был сплошным тюфяком. Подсвечник  -  Игар  разинул  рот  -  изображал
мужскую гордость в пике вожделения, и  оттого  вправленная  в  него  горящая
свеча приобретала вид странный и  двусмысленный  тут  же  валялся  забытый,
надкушенный кем-то помидор.
   Все  это  остолбеневший  Игар  успел  рассмотреть  в   то   время,   пока
обитательницы  комнаты,  одетые  в   одинаковые   тесные   платьица,   молча
разглядывали его  потом,  наконец,  бритая  повернула  голову  к  той,  что
рассуждала о травах:
   - Хватает полстакана-то?.. Обладательница косы хмыкнула:
   - А мне не надо... Никогда так не делала. Одной страсти хватало...
   Бритая окинула ее ледяным взглядом:
   - Это тебе на пятерых подряд одной страсти хватит...  А  когда  их  будет
двадцать, как у меня вчера... тогда побежишь. За травками к Напилке...
   - Кто из вас Тиар? - спросил Игар, к которому одновременно с  даром  речи
явились раздражение и ярость.
   Обладательница косы захлопала девчоночьими ресницами:
   - А? Кто?
   Игар шагнул вперед, будто собираясь схватить бритую за воротник:
   - Кто из вас Тиар с ромбом на спине?!
   - Страстный, - удивленно  сказала  бритоголовая.  Та,  что  рассуждала  о
травах, неспешно поднялась. Повернулась к  Игару  спиной  ловким  привычным
движением задрала платье, под которым, оказывается, не было ничего:
   - Этот? Ромб, то есть?
   Бритая услужливо поднесла свечку в свете деревянного фаллоса Игар увидел
сначала следы розог на округлых ягодицах  и  уже  потом  -  четыре  крупных,
каких-то  размытых  родинки,  располагающихся  ромбом.  Прямо   под   правой
лопаткой.
   Зависло молчание обладательница косы с хрустом доедала пряник.
   - Это не пятно, - сказал наконец Игар. - Это не родимое  пятно...  Это...
так...
   Носительница  ромба   удивленно   вывернула   голову,   пытаясь   увидеть
происходящее сзади:
   - А что это, по-твоему? Меня не один ты так  искал...  Был  один  парень,
вроде пират, так тоже просил всегда: "Мне ту, что с ромбом"...
   Она опустила платье. Тряхнула волосами усмехнулась - как-то даже мило  и
кокетливо:
   - А тебя вот...  погоди-погоди.  Вроде  помню...  Точно  помню!..  Весной
приходил... точно?
   - Как тебя зовут? . Она неспешно вернулась  на  свое  место  уселась  на
тюфяк, подобрала помидор, смачно  откусила.  Обладательница  косы  подбирала
пальчиком оставшиеся на тюфяке пряничные крошки.
   - Зачем тебе? - спросила та,  что  с  ромбом  подбородок  ее  был  залит
помидорным соком.
   - Некоторые хотят имя, - задумчиво сообщила бритоголовая. - Им так больше
нравится...
   - Как тебя зовут? - повторил Игар. - Имя?
   Его собеседница заглотнула остаток помидора. Пожала плечами:
   - Ты вроде эту... Тиар искал?
   Игар понял свою ошибку. Он не должен был называть имя первым вот если бы
его назвала женщина с  ромбом...  Ведь  это  точно  ромб,  ромб  под  правой
лопаткой, а родинки  или  родимое  пятно...  Может  быть,  он  не  правильно
понял...
   - Ты Тиар? - спросил он, глядя ей в глаза. Она усмехнулась:
   - Может быть... А что?
   Дверь за его спиной  распахнулась  обладательница  косы  и  бритоголовая
встали. Вошедшие были трое матросов - вернее, двое матросов и  юнга,  потому
что мальчику было не больше четырнадцати.
   Приключилась суета ширмы, до того  стоявшие  у  стен,  с  необыкновенной
скоростью  были  развернуты  и  расставлены,  и  на  их   полотняных   боках
обнаружились картинки, от которых у  Игара  свело  челюсти.  Загорелись  еще
несколько свечей в точно таких же специальных подсвечниках, в комнате  стало
светлее, и Игар увидел лицо мальчика-юнги. Тот круглыми глазами  смотрел  на
ширмы и на девиц, в то время как один из его товарищей уже деловито ощупывал
бритоголовую, а  другой  командовал  обладательницей  ромба,  которая  споро
сметала с тюфяка крошки.
   - Это моя, - сказал Игар. Все  лица  обратились  к  нему  обладательница
ромба усмехнулась матросам:
   - Минуточку, дорогуши... Один пусть  подождет.  Нас  трое  -  вас  теперь
четверо...
   - Пусть он и подождет, - один из  матросов,  кривоногий  и  широкоплечий,
недобро уставился на Игара.
   - Я подожду, - вмешался мальчик Игар понял, что больше  всего  на  свете
парнишке сейчас хочется сбежать.  Оказаться  далеко-далеко,  пусть  даже  на
собственном унылом суденышке, где работа с утра до вечера,  качает,  дует  и
палит, где его лупят все кому не лень за вину и без вины...
   - Ты не подождешь! - заявил второй матрос, с тяжелым амулетом на жилистой
шее. - Ты иначе не мужчиной будешь, а...
   От сказанного слова сделалось не по себе даже Игару, а  мальчик  и  вовсе
присел, как щенок.
   Тиар - женщина, которая называла себя Тиар, - нежно взяла Игара за плечи:
   - Ты... Хватит болтать, а? Пошли...
   Он дал себя увлечь в закуток за ширмой уединением это можно было назвать
лишь условно, потому что ширма оказалась  не  такой  высокой,  не  такой  уж
широкой и со щелью внизу. Разумеется, все,  происходившее  в  комнате,  было
слышно всем из любого ее уголка.
   Женщина поставила на  пол  свечу  и  призывно  улыбнулась  руки  ее,  не
дожидаясь Игара, ловко расстегивали платье:
   - Так ты когда был здесь? Уже снег сошел, кажется... Да? Уже тепло  было,
как ты приезжал?
   - Где ты родилась? - спросил он одними губами. Она стягивала через голову
платье:
   - А?.. В селе, а что?
   - Название села.
   Она бросила одежду на пол у Игара перехватило дыхание. Она стояла  перед
ним совершенно нагая, привычно  зовущая,  с  маленьким  шрамиком  под  левым
розовым соском:
   - Да чего тебе, а?.. Раздевайся, очередь же...А этот болтает...
   Ее рука нахально скользнула ему в штаны и полезла, куда не следует  Игар
перехватил ее за запястье. Усилием воли удержался, чтобы не сжать до  хруста
костей:
   - Название села. Ну скажи, ну пожалуйста.
   Рядом,  в  нескольких  шагах,  отделенная  тонким,  натянутым   на   раму
полотнищем, успокаивающе  ворковала  бритая  -  ей  достался  мальчик.  Игар
стиснул зубы в другом конце комнаты страстно застонала обладательница  косы
- даже у раковины, подвешенной над дверью, это получалось куда естественнее.
Матросу, впрочем, было все равно - он взревел, как тюлень на отмели.
   Игарова женщина нахмурилась:
   - Ну странный ты... У меня в селе полно родни зачем мне...  Тебе-то  все
равно, мимо будешь ехать и ляпнешь чего-то...
   Игар облизнул губы. Ее нагое тело в свете свечи всколыхнуло в нем мутную,
недостойную,  мучительную  волну.   Он   напрягся,   преодолевая   постыдное
вожделение:
   - Ну и что с того?.. Родителей нет в живых, а прочие тебе что, указка?!
   Привычная улыбка соскользнула с ее лица. Она опустила глаза:
   - Да... Родителей давно уже... А ты откуда знаешь?!
   Он с трудом оторвал взгляд от ее нагой  груди  крепко  взял  женщину  за
подбородок, заставил смотреть себе в глаза:
   - Ты Тиар? Не врешь?
   По ее лицу ничего нельзя было прочитать. Как по шляпке  гвоздя.  Тело  ее
казалось куда красноречивее.
   - Может быть, и Тиар, - она высвободилась. -  г  Может  быть...  Чего  ты
хочешь, а?
   В ворковании бритой скользнуло нетерпение. Тогда матрос, на  которого  не
хватило женщин, решил, по-видимому, помочь обращению мальчика:
   - Да чего ты боишься?! Вот ребятам скажу, как ты,  жался-то...  Она  тебя
научает, а ты чего выдираешься?
   Игара скрутило от ненависти. Он готов был забыть  про  ту,  что  называет
себя Тиар,  повалить  ширму,  разбить  нос  матросу  с  амулетом  и  сказать
мальчишке: беги! Иди отсюда, беги, беги!..
   - Да уйди отсюда! - рявкнула бритоголовая, будто отвечая Игаровым мыслям
впрочем, прогоняла она не мальчишку, а матроса. - Советчик  нашелся...  Тебе
бы так посоветовали, крыса... Пошел вон, жди!..
   Игар обернулся к женщине с ромбом на спине:
   - Вот что... Одевайся и пошли отсюда. У меня к тебе дело,  которое  стоит
мешок монет. Она недоверчиво скривила губы:
   - С чего бы это?..
   - Наследство тебе, - бросил он, не сводя взгляда с ее прищуренных глаз.
   Она мигнула лицо ее все еще оставалось бесстрастным:
   - Врешь.
   Он плюнул в сердцах:
   - Дура! Да зачем я тебя ищу? Зачем  мне  ромб  этот?..  Наследство  тебе,
от... мужа!
   Ее реакция превзошла все его ожидания.
   Она сглотнула.  Побледнела  потом  покраснела,  как  съеденный  помидор.
Спросила срывающимся, потрясенным шепотом:
   - ПОМЕР?!
   Игар кивнул. Не кивнул, а дернул головой.
   - Слава морской деве, - шепотом сказала женщина.
   За ширмой тяжело задышали - дела у мальчика наконец-то пошли на лад. Игар
стиснул зубы крепко взял женщину за руку повыше локтя:
   - Пойдешь со мной?
   Она неосознанно провела пальцем по  шраму  под  левым  соском.  Медленно,
удивленно кивнула.

***

   Девочка мерила время приездами и отъездами Аальмара.
   Она давно знала, что ее четырнадцать лет  и  положение  невесты  не  дают
права бегать сломя голову и выкрикивать нечто бессвязно-радостное  в  честь
приезда Аальмара можно пренебречь приличиями. Броситься за ворота, выскочить
на дорогу, бежать, расплескивая лужи, и вопить в свое удовольствие - пока от
отряда не отделится всадник на белом жеребце, пока не  соскочит  в  размытую
глину, пока не распахнет руки, заслоняя собой весь  свет,  пока  не  сомкнет
объятия - запах ветра и железа,  мокрых  лошадей,  самые  любимые  на  свете
запахи...
   - Что ж ты... Что ж ты так долго не ехал?
   - Здравствуй. Я привез тебе подарок. От крыльца валили  радостной  толпой
Большая Фа,  слуги  и  домочадцы,  молодая  Равара  с  видимо  округлившимся
животом, подростки во главе с повзрослевшим  Вики  девочка  чувствовала  на
себе их взгляды. Счастливые и немного завистливые -  она  идет  под  руку  с
самим  Аальмаром,  идет,  высоко  задрав  нос,  разомлевшая   от   гордости,
счастливейшая из невест: смотрите все...
   В маленькой комнате, куда, к  неудовольствию  девочки,  была  допущена  и
Большая Фа, он обнял ее еще раз - крепко, до  боли.  Осторожно  поставил  на
пол:
   - Смотри...
   И на низкий столик перед ней легло платье. Он умел  удивлять  ее  всякий
раз ей казалась, что большей радости не бывает. Такого платья не носил никто
в доме даже на ярмарке, даже на самых богатых и знатных  дамах  девочка  не
видела ничего подобного. Это было простое  и  величественное  сооружение  из
тонкой замши, парчи и бархата оно было роскошно, но  то  была  не  показная
роскошь купчихи - благородная, естественная роскошь, присущая королевам.
   Девочка задрожала. Первой же мыслью было горестное сожаление о  том,  что
платье, конечно же,  велико  и  потому  надеть  его  придется  только  через
несколько лет ей не приходило в голову, что нечто подобное могут  сшить  на
подростка. Она не сразу, но решилась взять подарок  в  руки  -  он  оказался
удивительно легким, и в следующую секунду  девочка  поняла,  что  платье  по
росту.
   А вдруг оно не сойдется в плечах? А вдруг широко в груди?! Не  раздумывая
ни секунды, она рванула поясок своего старенького,  домашнего,  уже  тесного
платьица. Поспешно расправилась со шнуровкой, стянула платье через голову и,
как в водопад, нырнула в запахи шелков.
   Сначала была мягкая темнота потом она ощутила,  как  падает  вдоль  тела
бархатная юбка. Потом она  вынырнула,  посмотрела  вниз  и  увидела  себя  -
незнакомую, в потрясающих переливах ткани обернулась к Аальмару:
   - Застегни... Ой, застегни скорее...
   Не говоря ни  слова,  он  осторожно  принялся  застегивать  -  крючок  за
крючком, а девочка испуганно прислушивалась к своим чувствам: не жмет ли? Не
свободно ли?!
   Платье сидело, как влитое.
   Она подошла к зеркалу перед ней стояла юная принцесса в  дивном  наряде,
но почему-то растрепанная, как веник. Она счастливо засмеялась -  и  поймала
отразившийся в зеркале взгляд Большой Фа.
   Смех  застрял  у  нее  в  горле.  Старуха  смотрела  с  явным,  холодным,
презрительным осуждением.
   Девочка обернулась Аальмар улыбался, но ей показалась,  что  его  улыбка
слегка натянута.  Слегка  неестественна  радость  от  подарка  стала  вдруг
меркнуть, таять, уходить. Она что-то не так сделала? Что именно? Почему?..
   - Тебе нравится? - спросил Аальмар. Ей показалось, что  он  огорчен.  Или
удивлен, но тщательно скрывает это чувство...
   - Очень, - сказала она шепотом, но от радости не осталось  и  следа.  Что
она все-таки сделала?!
   - Причешись и выйди, - попросил Аальмар. - Я хочу, чтобы все...
   Он говорил, а она видела только, как шевелятся его губы.  Аальмар  вышел
дождавшись, пока дверь за ним закроется, старуха презрительно скривила губы:
   - В твоем возрасте пора иметь хоть чуточку  стыдливости...  Заголяться  в
присутствии жениха-видано ли?
   Девочка смотрела на нее растерянными, полными слез глазами.
   Она могла бы напомнить, как Аальмар ухаживал за ней во  время  болезни  -
обтирал, мыл, переодевал... Тогда ей  и  в  голову  не  приходило  стыдиться
Аальмара... В чем она провинилась теперь? Или виной ее  новое,  изменившееся
тело?..
   - Аальмар решит, что я воспитала тебя бесстыдницей, -  горько  призналась
старуха. - А зачем ему бесстыжая жена?..
   Слово  "бесстыжая"  стало  тем  пределом,  за  которым  удерживать  слезы
бесполезно.
   Рыдания скрутили ее, как хозяйки скручивают белье. Ничего не  видя  перед
собой и желая лишь немедленно умереть, она забилась в  угол,  подметая  пыль
полами  своего  чудесного  платья  захлебываясь  слезами,   услыхала,   как
отворяется  дверь,  как  негромко  беседуют  голоса,  как  Аальмар   говорит
непривычно раздраженно:
   - Она ребенок! Только ребенок, не требуй от нее лишнего  и  не  выдумывай
глупостей!..
   Потом его руки ухватили ее под мышки и вытащили из угла:
   - Считаем до