вым маргиналам, кормившимся по свалкам, и там же гнездились шушерские банды.
     Теперь колесник выбросил странную парочку на широкой площади, темной и голой, перед входом в одинокий приземистый двухэтажник, чьи окна снаружи прикрывали решетки, а изнутри - плотные жалюзи, затенявшие проемы до черноты. Не теряя набранного темпа, Эва устремилась к зданию, больше похожему на тюрьму; зато водила поспешил отсюда убраться, даже не пытаясь заполучить клиента.
     - Ну, куда ты опять?
     Впрочем, Вадим уже сообразил, куда она нацелилась. Конечно, не в ее правилах останавливаться на полпути! Раз Эва затащила его в опасное место, следовало закрутить гайки до упора. И все же на кой черт понадобился ведьме этот трактир, куда даже блюсты побаивались заходить?
     Угнездился он на границе нескольких зон: крепостной, иудейской, маргинальной - и по странному стечению именовался "Перекрестком", что, в общем, соответствовало, ибо публика собиралась здесь пестрая и отнюдь не изысканная. Даже по вольным крутарским нормам якшаться с шушерой считалось неприличным - тем более вести дела. Однако отказаться от клиентов, без сожаления спускавших шальные заработки, для прижимистых иудеев оказалось выше сил.
     Без колебаний Эва толкнула тяжелую крутящуюся дверь. Вадим протиснулся следом - напряженный, словно вступал в клетку тигра. Величественный придверный даже не пытался остановить даму, но на одетого в крепостную робу Вадима уставился с недоверием. Пришлось спешно пристраиваться к Эве и даже поддержать ее за локоток: видишь, держиморда, я не сам по себе, меня привели. О господи...
     Бок о бок они спустились по лестнице, вступили в зал. Тот оказался огромен до неправдоподобия. Неизвестно, что помещалось здесь прежде, но теперь дом решительно перестроили. По всему первому этажу снесли перегородки и лестницы, заменив редкими лифтовыми колоннами, а заодно убрали пол, добавив простора за счет подвала. Весь второй этаж заняли кухни, склады, подсобки и знаменитые "номера", о которых так тосковал Киса Воробьянинов. Скрипучие лифты спускали в зал официантов с полными подносами и приветливых до приторности девиц, озабоченных поисками клиентов, а наверх уносили грязную посуду и состоявшиеся парочки.
     До сих пор о "Перекрестке" Вадим только слышал. При этом слухи были настолько противоречивы, что он понятия не имел, как себя вести. Точно привязанный, Вадим проследовал за Эвой к стойке, залитой праздничным сиянием, а из затененного зала за ними следили десятки хищных глаз (или чудилось?).
     Здешняя атмосфера тяготила Вадима еще сильнее монастырской. Слишком много тут было шума, дыма, запахов, лиц, нечистых сознаний - это создавало тягостное давление, как при погружении в глубину. Чтоб не взорваться, мысле-облаку приходилось жаться к Вадиму, словно пугливой шавке при виде волкодавов. По собственной воле он не сунулся бы сюда ни за какие коврижки, но сейчас его направляла Эва.
     Непринужденно ведьма устроилась на высоком табурете, при этом ее платье взлетело едва не к трусикам - если б они там были. Одернув на ней подол, сколько возможно, Вадим присел рядом. Пока женщина договаривалась со щекастым барменом, он осторожно озирался.
     Как ни странно, под ногами было чисто, и, приглядевшись, Вадим понял - почему. Весь пол покрывал густой ворс, в котором любая грязь растворялась за минуты, словно ее расщепляли на молекулы. Подобный живой ковер Вадим уже видел в бункере Михалыча - это было травой или мхом, из новых, - но там хозяин не пустил опасного пришельца дальше гаража. А здешние решили сэкономить на уборке, и пока это себя оправдывало. Даже воздух казался тут свежим и слегка отдавал озоном, хотя на вентиляцию, скорее всего, тоже не тратились.
     Вообще, здесь было не так плохо. Удобные кресла плотно обступили столы, открытой стороной обращенные к танц-кругу - где одна за другой раздевались грудастые танцорки, разжигая в публике аппетит. От круга пол уступами поднимался к стенам, будто в амфитеатре. Среди блюд, насколько Вадим заметил, популярностью пользовались здоровенные шматы едва прожаренного мяса, сочащегося кровью, - а поглощавшие их субъекты вполне смахивали на волков. Однако не слишком матерых - по возрасту большинство сильно уступало Вадиму и принадлежало, видимо, к следующему поколению качков, только пытающихся примкнуть к элитным стаям.
     Были тут и другие субъекты, похожие на имперских функционеров, до сих пор гуляющих на прежние накопления, - правда, поблекших и обрюзгших.
     Но больше всего в трактир набилось шушеры, промышлявшей разбоем да грабежом, - некоторые не гнушались убийств, случайных или заказных; иные даже специализировались на них, словно средневековые палачи. Неизвестно, как они величали себя сами, но среди росичей прижилась киплинговская терминология ("Книга джунглей" вполне сошла бы здесь за Библию): от пронырливых "бандарлогов", обитавших по чердакам и нападавших сверху, до угрюмых "рыжих псов", селившихся в подвалах и туда же затаскивавших жертвы. Немало было "шакалов" и "гиен", кормившихся объедками, но охотно приканчивавших слабых. Кое-кто почти смыкался с маргиналами - бессмысленными, тупеющими, прозябавшими на гнилых пустырях, похожих на болота.
     Обращала на себя внимание компания "новых амазонок", обособившаяся за угловым столом. Эластичные безрукавки не скрывали мускулистых плеч и налитых бицепсов, грубая кожа обтягивала деформированные лица, торчащие подбородки казались бритыми (может, и не казались). Нельзя сказать, что эти девицы не нуждались в мужчинах - пожалуй, потребность даже выросла, - однако общение с иным полом стало однообразным. Как выразилась подобная же бой-баба в одном давнем фильме, "catch and take", причем когда и где на амазонку накатит - а накатывало по несколько раз на дню. Частенько подминали и женщин, благо их было чем ублажить: "похотники" у амазонок вырастали до невообразимых размеров. Вообще, агрессивностью мужественные дамы не уступали никому и были опаснее многих, поскольку заводились с полуоборота, держались друг за дружку, как сестры, а в потасовках не признавали правил - тем более против мужчин, представителей иного и враждебного вида. Произошли сии воительницы, наверно, из билдерш, неизвестно с чего (от обиды?) решивших обзавестись неженской силой, - тех, кто слишком увлекся стероидами или даже баловался "химией".
     А интересно, подумал Вадим, если прежние амазонки походили на нынешних, где брали они гормональные препараты - не из желез ли пленников, затраханных до полного истощения? "Сделаем свои тела достойными" нашей дури!.. Подходящие вместилища для будущих демонесс.
     Вообще, на расстоянии было куда проще уважать крутарей и надеяться, что уж они наведут в губернии порядок. Шушера намного превосходила численностью "волков", и неизвестно еще, кто тут возобладает, - особенно если эту скандальную публику кто-то сумеет сплотить. Из тысяч лишь десятки показали себя серьезными людьми, играющими по правилам, а большинство вовсе не имело тормозов и отступало только перед силой. Многие не признавали даже законов, установленных большими стаями на подконтрольных территориях, - таких "волки" истребляли безжалостно, вытесняя на ничейную землю либо к маргиналам, гадившим под себя. Но шушере и там жилось неплохо.
     - Хоть знаешь, какие здесь цены? - негромко поинтересовался Вадим. - И сколько у меня с собой? Сравнение может показаться забавным.
     Однако Эву, разумеется, эта проблема не заботила. Тем более бармен уже принес пару пузатых бокалов с пузырящейся янтарной жидкостью. Любопытства ради Вадим попробовал и скривился: высокоградусный коктейль с преобладанием бренди. Невкусно и безумно дорого, поскольку компоненты поставляются из-за Бугра. Кажется, назревал скандал - чего, в общем, и следовало ожидать с самого начала.
     Не надо быть экстрасенсом, чтоб в здешней атмосфере ощутить напряженность, почти равную грозовой, - слишком разношерстная публика собралась. Однако кое-какой порядок соблюдался, будто на посетителей набросили сеть. Приглядевшись, Вадим даже различил ее узлы - флегматичных чернявых парней, зорко поглядывавших по сторонам. На здешнем фоне они не казались здоровяками, но у каждого под пиджаком были припасены пара симпатичных стилетов-дзюттэ, скопированных у японцев, и набор метательных шаров, сюрекенов или ножей - в зависимости от ранга. Еще они заимствовали у самураев искусство "мобилизации разума-воли", позволявшее включаться мгновенно. Конечно, это не очень походило на упреждающий "молниеносный удар", однако действовало с неменьшей эффективностью и на большем расстоянии. Угодивший в голову шарик, разогнанный до скорости стрелы, мог надолго утихомирить почти любого. Для особенно буйных не пожалели б и ножа, но до этого старались не доводить. А уж чтобы призвать сюда кого-нибудь из иудейских Стрелков!.. Вот уж кого не стоило задирать ковбоям Дикого Запада.
     Кто-то бесцеремонно ткнул Вадима в спину. Обернувшись, он увидел большого мясистого парня, одетого небрежно, но не без щегольства. И вполне по форме - только неясно, чьей.
     - Слышь, - сказал парень. - Тебя там зовут.
     - Где?
     - В холле, где.
     - Кто?
     - Сходи - увидишь.
     Парень глядел на Вадима со скукой, будто уже в точности вычислил его доходы и статус. Надо же, какой спец!
     Вадим пожал плечами и отвернулся.
     - Тебе говорю! - повысил голос крепыш и вторично ткнул его в спину.
     Пришлось снова оборачиваться:
     - Кому надо, пусть сам идет.
     - Тебе надо, - парень ухмыльнулся. - Тебе, красавчик. Иди по-хорошему.
     Он не показался Вадиму опасным: чересчур, грузен и вряд ли поворотлив. Однако Вадим был здесь чужаком и превосходно знал о манере подобных субчиков нападать сворой. Попробовать его уболтать, что ли?
     - Алло, котик, - внезапно подала голос Эва. - Хочется меня "снять"? Так подсаживайся!
     На мгновение мордатый смешался, затем с небрежением фыркнул, обошел Вадима, будто колоду, и подсел к Эве с другой стороны. Не глядя на них, Вадим принялся размышлять над тем, почему презрение такой слякоти его все же трогает. Выходит, и он не чужд комплексов? Хорошо, хоть умеет расслаиваться, чтобы поглядывать на себя со стороны. Легкая форма шизофрении даже полезна.
     Додумать ему не дали. Разгоревшаяся за спиной пикировка грозила вылиться в ссору, если не в потасовку. Собственно, такой финал был прогнозируем - следовало знать Эву. А уж как умела она бередить души подобных нахалюг!..
     - Жить надо по средствам, Вовчик, - поучала Эва ухажера. - Слишком ты размахнулся - куда тебе!
     - Сколько? - распаляясь, требовал Вовчик. - Скажи: сколько?
     - Поросеночек, не смеши!.. У тебя и на выпивку не хватит.
     - Ха, не хватит? А это видала?
     Отработанным жестом Вовчик распахнул фирмовую куртку, сунул руку внутрь и... застыл. Глаза остекленели, челюсть отвисла.
     - Ну? - с издевкой спросила Эва. - Фуфло дешевое. Так ты пуст?
     - Где?! - взревел Вовчик, хватая ее запястье. - Сука, зашибу!..
     Стряхнув его руку, Эва с наслаждением выплеснула коктейль ему в лицо - что называется, "залила глаза".
     - Ах, стерва! - выдохнул Вовчик, замахиваясь. Мгновенно Вадим вклинился между ними, но опоздал. Из-под его локтя к Вовчикину лицу метнулась. смуглая рука, тонкие пальцы сжались. Под напрягшейся кистью явственно хрустнуло, и Вовчик отлетел с ужасным воплем. Все, обреченно понял Вадим, допрыгались.
     Из сумрака уже надвигались трое элегантных молодцов с тросточками, вежливо улыбаясь. Вадим был наслышан о подобных типчиках - лощеных, безупречно выряженных. Последнее время у них вошли в моду эти трости, легкие и гибкие, однако прочные, как закаленная сталь. Орудовали хворостинками ребята лихо, в минуту умели исхлестать в кровь любого, а если еще снять с тростей набалдашники... Судя по всему, трое были настроены решительно, и урезонивать их бессмысленно: они в своем праве, на своей территории - зачем же упускать такой шанс?
     Вадим вдруг ощутил себя слабым - то есть обычным, средненьким, каким был еще до билдерства, когда речи не шло о том, чтобы прошибать двери. Да и забыл он, как пользоваться кулаками, - все навыки улетучились. В панике Вадим оглянулся на Эву. Та усмехалась, будто говоря: ну-ка, чего стоишь ты сам, без привнесенной в тебя силы? С магией-то все смелые!..
     Вадим содрогнулся, ясно осознав уязвимость своей плоти. Его будто выставили голым на потеху толпе, алчущей крови, даже смерти. Хватит, он уже умирал вчера!.. И отступать некуда: снова его загнали в угол. Какого дьявола, разве он хоть на кого-нибудь наезжал?
     Двое наступавших придвинулись друг к другу, тихо переговариваясь, - очень удобно, будто специально подставились. В отчаянии Вадим прыгнул на них, вцепился пальцами в короткошерстные затылки и с силой сомкнул головами, стараясь все же не переусердствовать. Разбросал обмякшие тела, скакнул на третьего. Без звука снеся хлесткий удар трости, поймал за лацканы щегольского пиджака и лбом нанес оглушающий удар в переносицу. Уронил и его к своим ногам, вызывающе огляделся.
     Но в следующую секунду выдохнул воздух, возвращаясь в себя, брезгливо потряс кистями. Озверел, надо же!.. Так и случается обычно: от слабости да с испугу. Вот теперь самое время появиться блюстам.
     Сердитым взглядом Вадим отыскал Эву, сыгравшую с ним эту шутку, но та с презрительной улыбкой уже уплывала в сторону, и путь ее четко прослеживался по взбудораженным сознаниям крутарей. Порывшись в карманах, Вадим извлек пухлый бумажник (знакомые шутки), бросил его Вовчику, обессиленно постанывающему на полу.
     И тут у кого-то из метателей не выдержали нервы. Расплывшееся по залу мысле-облако ("растворенный в Пустоте дух") предупредило об опасности, и Вадим успел подставить ладонь под летящий в висок почти невидимый шарик - четко погасив инерцию, чтоб не повредить кисть. Оглянувшись на пылающее лицо юного иудея, укоризненно покачал головой и тоже двинулся прочь, рассеянно крутя шарик между пальцами.
     Ну что, сойдет за вступительный экзамен или грядут новые испытания? Не было забот!..
     Похоже, ведьма вернула Вадиму свою милость - его слух сделался еще тоньше, еще изощренней. Сквозь музыку и трактирный гам Вадим различал десятки фраз и целые монологи, быстро заполняющие пробелы в этой части его знаний, формирующие довольно занятную картину. (Иной раз полезнее слушать, чем смотреть.) Действуя как селектор, его слух без жалости отбрасывал мусор и шелуху, из многообразия реплик выбирал важное, будто производил оценку сам, по довольно сложной программе, и пропускал в сознание продукт, уже готовый к использованию. И вел Вадима через зал - все дальше, дальше...
     Это заведение недаром звалось "Перекрестком".
     Владели им, конечно, иудеи, но немалую часть второго этажа арендовали сутенеры, курировавшие здешних прелестниц. И сама жизнь протекала словно бы в два слоя: кроме наружного, тоже не очень приглядного, существовал подспудный, о котором не знали даже многие из обслуги. Именно тут совершалось большинство сделок, о коих иудеи предпочитали не распространяться: у падальщиков скупали награбленное, а им продавали оружие и воровской инструмент, произведенные в частных мастерских; предоставляли ссуды - под чудовищные проценты и грабительский залог; брали вещи в заклад, хотя бы сдавались собственные зубы (золото еще ценилось); принимали заказы и выдавали лицензии на отстрел убийц, насильников, безумцев (может, и не только). А сверх того в трактире ублажали всех, кто мог платить, и любыми мыслимыми способами, исключая разве самые дикие, вроде демонстрации пыток или смертей. Здесь даже оказалось свое подполье, ибо под уступчатым полом зала скрывалось немало берлог и тайных хранилищ, где ночные работнички отлеживались в дневное время и копили запасы, готовясь к трудной зиме. (Выходит, не один Вадим ее предощущал?)
     В общем, среди многих иудейских проектов "Перекресток" оказался едва не самым доходным. И все ж напрасно это затеяли: грех стяжательства - опасная штука. Кодексом, правда, ненаказуемо, "но есть и высший суд"! Как раз сейчас наверху заваривалась такая каша, отравиться которой могли многие, включая иудеев, - Вадим чувствовал это, но хотел знать подробности.
     Наитие привело его к дальней стене, в один из укромных закутков, только что освобожденный шайкой "шакалов", сбегающих от скандала со злобными соседями-"псами", рыжими и ражими. Ему даже не потребовалась печная труба, как в "Трех мушкетерах", - хватило стальной трубки парового отопления, протянувшейся в самом углу. Вадим подсел к ней и прислонился затылком, вбирая вибрации так ясно, будто присутствовал в верхней комнате.
     Этот голос - тягучий, неряшливый - он узнал сразу ("наш пострел везде поспел"), но сейчас Аркан изъяснялся столь гладко, будто озвучивал чужие мысли.
     - Ваш Гош - упрямый и опасный сумасброд, - чесал бандит как по писаному, не запинаясь и даже не матерясь. - К тому ж негибок. Что он умеет вообще? Он даже в розетки не попадает с первой попытки, а к каждой бабской норке пристреливается полчаса. Разве Гош сможет постоять за общину? Да плевать ему на иудеев, лишь бы наварить больше да накувыркаться с малолетками обоих полов! И на веру ему плевать: разве он молится трижды на день и совершает обряды, как предписано Талмудом, исполняет запреты и повеления, посещает синагогу? Гош только изображает раввина - тебе ль не знать! - Аркан помолчал, будто ожидая подтверждения, затем добавил: - Думаешь, он ценит тебя? Ага, потому и бросает на самые провальные дела - чтоб опозорился либо расшибся. - И снова не дождался отклика. - Ну да, он же тебе дядя!.. А хочешь узнать, как он разделался с твоим отцом, чтоб стать во главе кибуца?
     - А вот тут ты врешь, - откликнулся наконец другой голос, тусклый и тихий, принадлежавший Стрелку Мише, недавнему знакомцу Вадима. - Хочешь нарваться на пулю?
     - Да? - возмутился Аркан. - А что скажешь на это? - Вадим расслышал шлепок, будто на стол упала тетрадь либо стопка листков. - По-твоему, монтаж? Ну так проверь - у вас же есть спецы. Только после этого кому-то не жить: тебе, им или Гошу. Это ж бомба, ручаюсь!
     - Откуда они у тебя?
     - У нас длинные руки, - хмыкнул Аркан. - Если прижмет, мы покажем Гошу вот это, - на стол шлепнулась еще стопка. - У каждого в жизни полно грешков, больших и малых. Думаешь, Гош примет твои покаяния?
     Наступила длинная пауза, только мерно шелестели листки, сдвигаясь по одному. Затем иудей произнес:
     - Все-таки придется тебя прострелить. Выбери точку.
     - И что это даст? - поспешно возразил гость. - Я ж только посыльный, сам знаешь. Зачем осложнять ситуацию?
     - Чего вы хотите?
     - Чтоб ты встал во главе и навел порядок - всего лишь. А мы поможем. Тебя должны слушать и почитать, как бога. Потребуются жесткие меры!
     - Меня не признают.
     - Куда они денутся? Ты в роду первый боец и столп истинной веры. Всевышний выделил тебя, наградив мгновенным "выдергом" и глазом-алмазом. Сможет с тобой потягаться хоть кто? Подумаешь, старейшины, - что они понимают! К тому ж именно ты покараешь нечестивца Гоша.
     - Почему я? У вас же "длинные руки"!
     - Вступительный взнос, - объяснил Аркан. - А как же? Искупительная жертва! Каждый должен чем-то поступиться - таковы правила. Иначе кто поверит в твою преданность?
     Как излагает, а! - поразился Вадим. Это и вправду Аркан, уголовник и "вепрь"? От того непросыхающего придурка остался лишь голос - даже лексикон изменился. Кто ж его так зарядил?
     - Ты ж деляга старый! - продолжал Аркан. - И знаешь, как опасно засидеться на старте. К слову, росские вассалы уже навострили лыжи - только свистка ждут, чтоб ринуться наперегонки. И сами росичи не такой монолит, каким кажутся. С чего им держаться друг за дружку, подумай! Публика-то пестрая, не повязана ни кровью, ни верой. Только засбоят дела, как все посыпется, - а они засбоят, и очень скоро. Разве не хочешь их умыть? Сколько раз они подрезали вам нос, обходя на вираже, сколько путей перекрыли!..
     - Что ж мне, стрелять в Гоша на собрании? - угрюмо спросил Миша. - Или дожидаться лич