го такими трогательными названиями улиц:  Камелот, Авалон,
Мейд-Мариан-уэй.  Подумайте  о маленьком, уютном домике  в Либертивилле, где
когда-то  жили  вместе  Фред,  Джуди  и  Тайлер  Маршалл.  И  дом No  16  по
Робин-Гуд-лейн разве можно назвать иначе, чем одой повседневности, хвалебной
песнью прозаичности? Мы можем сказать то же о доме Дейла Гилбертсона, Джека,
Генри, не так ли? О большинстве домов во Френч-Лэндинге и  его окрестностях.
Разрушительный  ураган, что  пронесся по городу,  не может изменить простого
факта: дома противостоят соскальзыванию, скромно и  неприметно выполняют эту
важную работу. Они - средоточение здравомыслия.
     "Черный дом" - все равно  что "Хилл-хауз"  Ширли Джексон, все равно что
чудовищное  сооружение, построенное  в Сиэтле  на  рубеже  девятнадцатого  и
двадцатого веков, "Роуз Рэд".
     Никаким  здравомыслием там  и не пахнет.  Этому миру он  принадлежит не
полностью. Снаружи на него трудно смотреть, мерещится не пойми что, но, если
приглядеться,  можно  увидеть  трехэтажное   здание,  габариты  которого  не
поражают воображение,  они  достаточно  ординарны.  Цвет необычен, все  так,
мертвенно-черный,  даже  окна  черные.  Но  есть в  нем  что-то  неприятное,
навевающее  мысли о том, что эти три этажа - только видимость,  однако, если
отбросить отблеск  других миров, дом  этот может  показаться самым что ни на
есть  обычным,  таким  же,  как дом  Джуди  и Фреда..,  разве что  не  столь
ухоженным.
     Внутри, естественно, все выглядит по-другому.
     Внутри "Черный дом" огромен.
     Внутри "Черный дом", можно сказать, бесконечен.
     Конечно  же, люди попадают  туда  редко,  но те,  кто  попадает, уже не
возвращаются: заблудиться в "Черном доме" - пустяк.
     Обычно  это бродяги,  как взрослые, так  и дети. Пропадают там и жертвы
Чарльза  Бернсайда/Карла Бирстоуна.  Впрочем,  что-то  он них  да  остается:
одежда, жалостливые надписи на стенах огромных и далеко не всегда трехмерных
комнат, кучки костей.
     Иной раз попадается и череп, вроде тех, что вымывались  из берегов реки
в Ганновере в начале 1920-х годов, когда  Фриц Хаарман держал в страхе  весь
город.
     Заблудиться в "Черном доме" не пожелаешь и своего злейшему врагу.

        "x x x"

     Давайте пройдемся по комнатам, закуткам, коридорам и переходам "Черного
дома", в твердой уверенности,  что мы сможем вернуться во внешний  мир, мир,
сопротивляющийся соскальзыванию, когда захотим (и все равно нам как-то не по
себе, когда мы спускаемся по лестницам, кажущимся бесконечными, или  идем по
коридорам,  тянущимся за  горизонт). Мы  слышим низкое гудение  и отдаленный
грохот каких-то механизмов. Мы слышим посвист ветра, то ли за стенами, то ли
на соседних этажах. Иногда мы  слышим далекий, злобный лай и  знаем, что это
лает адский пес аббала (именно он искусал бедного Мышонка).
     Иногда  мы слышим  сардоническое карканье  и  понимаем,  что Горг  тоже
здесь.., только не знаем, где именно.
     Мы  проходим  по  комнатам,  где  все  порушено,  и  комнатам,  которые
великолепно обставлены. Многие  из  них,  конечно же, больше дома, в котором
они  находятся.  Наконец,  мы  добираемся до  скромных размеров  комнатушки,
обстановку  которой  составляют  старый,  набитый  конским  волосом диван  и
выцветшие красные бархатные кресла. В комнате пахнет  готовкой (где-то рядом
кухня, куда заходить нам  не следует.., если мы не хотим каждую ночь  видеть
кошмары). Электрическим приборам как минимум семьдесят лет. Как  такое может
быть, спросите вы,  если дом построили в 1970-х? Ответ прост: часть "Черного
дома",  большая  часть  "Черного дома",  стоит здесь  гораздо дольше.  Шторы
тяжелые и тоже выцветшие. Если не считать достаточно свежих вырезок, которые
приклеены скотчем к ужасным зеленым  обоям, эта комната пришлась  бы к месту
на  первом этаже отеля "Нельсон". Комната одновременно мрачная и  банальная,
очень  подходящее  место  для  старого монстра,  который  укрылся  от  своих
преследователей и теперь спит на старом диване в рубашке с красным пятном на
животе.  "Черный дом"  ему  не  принадлежит,  хотя при  своем патологическом
самомнении он  думает  иначе  (и мистер Маншан  его не разубеждает). Но  эта
комната точно его.
     Вырезки рассказывают все, что нам нужно знать о смертоносных увлечениях
Чарльза "Чамми" Бернсайда.

     "ДА, Я ЕЕ СЪЕЛ", - ЗАЯВЛЯЕТ АЛЬБЕРТ ФИШ", "Нью-Йорк геральд трибюн".

        ""ПРИЯТЕЛЬ  БИЛЛИ ГАФФНИ УТВЕРЖДАЕТ: "СЕРЫЙ  ЧЕЛОВЕК  СХВАТИЛ БИЛЛИ, ЭТО"
БЫЛО ПРИВИДЕНИЕ", "Нью-Йорк уорлд телеграм".

     "КОШМАР ГРЕЙС БАДД ПРОДОЛЖАЕТСЯ: ФИШ ПРИЗНАЕТСЯ!", "Лонг-Айленд стар".

     "ФИШ ПРИЗНАЕТ: "ЖАРИЛ, ЕЛ", "Нью-Йорк америкэн".

        ""ФРИЦ  ХААРМАН,  ТАК  НАЗЫВАЕМЫЙ   МЯСНИК   ГАННОВЕРА,  КАЗНЕН  24-ГО","
"Нью-Йорк уорлд".


        ""ВЕРВОЛЬФ ЗАЯВЛЯЕТ: "МНОЮ ДВИГАЛА ЛЮБОВЬ - НЕ ПОХОТЬ". ХААРМАН УМИРАЕТ,"
НЕ ПОКАЯВШИСЬ", "Гардиан".

        ""ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ГАННОВЕРСКОГО ЛЮДОЕДА:"
     "ВЫ НЕ СМОЖЕТЕ МЕНЯ УБИТЬ, Я БУДУ СРЕДИ ВАС ВЕЧНО", "Нью-Йорк уорлд".

     Уэнделлу Грину эти вырезки понравились бы, не так ли?
     Есть и другие. Помоги нам, Господи, их много, очень много.
     Процитирован даже Джеффри Дамер: "Я ХОТЕЛ ЗОМБИ".
     Человек на диване стонет. Шевелится.
     - Проши-пайша, Берни! - Слова вроде бы звучат в воздухе  сами по  себе,
рот Берни  тут  ни  при  чем..,  хотя  губы шевелятся,  как  у второсортного
чревовещателя.
     Берни стонет. Поворачивает голову налево.
     - Нет.., должен поспать. Все.., болит.
     Голова поворачивается  направо, словно  говоря, что  вставать  Берни не
собирается, и вновь раздается голос мистера Маншана:
     - Проши-пайша, они шкоро притти. Ты долшен уходить раньше.
     Голова  опять поворачивается  влево. Еще  не проснувшись, Берни думает,
что мистер Маншан по-прежнему спокойно пребывает в его голове. Он забыл, что
в "Черном доме" все иначе.
     Глупый  Берни, пользы  от  него уже практически  никакой. Но  полностью
отказываться от его услуг еще рано.
     - Не  могу.., оставь  меня в покое.., болит живот.., слепой... гребаный
слепой проткнул мне живот...
     Но, когда голова  поворачивается обратно,  голос звучит над правым ухом
Берни. Тот отбрыкивается от голоса, не желает просыпаться, не желает терпеть
боль. Рана,  нанесенная слепым, гораздо серьезнее, чем  показалась  сначала.
Берни  убеждает назойливый голос, что мальчик  надежно спрятан,  что  они не
найдут  его, даже  если сумеют  проникнуть  в  "Черный  дом".  Потеряются  в
бесконечности комнат и коридоров и будут бродить по ним,  пока не умрут  или
не сойдут с ума. Мистер Маншан, однако, знает, что один из них отличается от
всех тех, кто пытался попасть или попадал в  "Черный дом". Джек Сойер знаком
с вечным и потому представляет собой угрозу, с которой нельзя не  считаться.
Так что мальчика надобно увести отсюда, доставить в  Конечный мир.  Под сень
Дин-та,  великого  огня. Мистер  Маншан  говорит Берни,  что  тот, возможно,
сможет  заполучить  мальчика  в  свое  полное  распоряжение  перед тем,  как
передать аббала, но не здесь.
     Слишком опасно. Извини.
     Берни  продолжает протестовать, но  это сражение ему не  выиграть, и мы
это знаем. Спертый  воздух  комнаты уже начинает  вибрировать  и  кружиться,
потому что прибывает обладатель голоса. Сначала мы видим черный смерч, потом
красное пятно (эскот?), наконец, подобие невероятно длинного белого лица, на
котором доминирует один-единственный черный акулий глаз.
     Это  и  есть настоящий мистер Маншан,  существо, которое  вне  "Черного
дома" может  жить только в голове Берни. Скоро он материализуется полностью,
разбудит Берни  (если понадобится, то и пыткой) и  использует в своих целях,
пока есть что использовать. Потому что сам мистер  Маншан  не может  вывести
Тая из его камеры в "Черном доме".
     Как только мальчик окажется  в  Конечном  мире,  Шеоле, по терминологии
Берни, ситуация изменится.
     Наконец Берни открывает глаза. Его узловатые руки, пролившие  так много
крови, тянутся к  телу, чтобы пощупать собственную  кровь, сочащуюся  сквозь
рубашку. Он смотрит, видит, как расползлось красное пятно, и кричит от ужаса
и трусости.  У  него и  мыслей  нет,  что, убив стольких детей,  он заслужил
возмездие  -  удар  ножом,  нанесенный  ему  слепым.  Удар  этот кажется ему
чудовищной несправедливостью.
     Впервые ему  в  голову приходит на редкость  неприятная мысль:  а вдруг
придется  платить  за содеянное? Он видел Конечный  мир. Видел Конджер-роуд,
петляющую по нему и приводящую к Дин-та. Вывороченная,  выжженная  местность
по обе  стороны  Конджер-роуд напоминает  ад, и, конечно же, Ан-так, Большая
комбинация, просто ад. Что, если его определят именно туда? Что, если...
     Ужасная,  парализующая  боль   пронзает  внутренности.  Мистер  Маншан,
полностью  материализовавшийся, протягивает дымящуюся, уже непрозрачную руку
и тычет ею в рану, нанесенную выкидным ножом Генри.
     Берни кричит. Слезы текут по морщинистым щекам старика детоубийцы.
     - Не мучай меня!
     - Тохта делать, што я гофорить!
     - Я  не могу, - хнычет Берни. - Я умираю. Посмотри,  сколько крови. Или
ты думаешь, это царапина? Мне восемьдесят пять гребаныхлет!
     - Ушпокойша, Берн-Берн..,  по другую  шторону ешть  те, кто беш проблем
фылешить  тфои  раны.  -  На мистера Маншана,  как  и на  сам "Черный  дом",
смотреть  непросто.  Он  вибрирует,  расплывается  перед  глазами.  На  этом
отвратительно длинном лице (оно закрывает  большую часть тела, как иной  раз
голова  в  газетных карикатурах)  то два глаза,  то один.  Иногда на  голове
венчик  рыжих волос, иногда Маншан  такой же  лысый, как Юл  Бриннер. Только
красные губы и торчащие между ними зубы остаются неизменными.
     Берни  с  надеждой взирает  на  своего  сообщника.  Его руки  при  этом
продолжают исследовать живот, твердый и бугристый.
     Берни подозревает, что бугры -  это сгустки свернувшейся крови. Неужели
у  него  такое тяжелое ранение? Как такое могло случиться?  Такого просто не
могло случиться! Его же обещали оберегать! Защищать от...
     - Фполне  фошмошно, - говорит мистер Маншан, -  что удаштша шбгошить  ш
тебя хгуш лет и ты  фнофь фегнешьша  ф  фошгашт, ф каком Хгиштош  нашел шфою
шмегть.
     -  Снова стать  молодым.  - Берни шумно выдыхает. Воздух, выходящий  из
рта, пахнет кровью и гнилью. - Да, мне бы этого хотелось.
     -  Конешно. И  такое  фошмошно.  - Мистер Маншан  кивает находящимся  в
непрерывном движении лицом. - Это милость,  которую  мошет дагофать  аббала.
Мне  это не  под шилу, Шагльш,  мой догогой  дгук. Но я могу дать  тебе одно
обещание.
     Существо  в черном смокинге и красном эскоте с удивительным проворством
подскакивает к старику. Рука  с длиннющими  пальцами  вновь ныряет в рубашку
Чамми Бернсайда, сжимается в кулак и вызывает боль, которой старик убийца не
испытывал  никогда  в  жизни,  хотя подвергал невинных  куда  более жестоким
мукам.
     Страшное  лицо  мистера Маншана нависает  над Берни.  Единственный глаз
сверкает.
     - Ты чуфстфуешь боль,  Берни?  Чуфстфуешь, старый  козел? Хо-хо, ха-ха,
конечно,  чуфстфуешь. Это тфои фнутренности я держу в  сфоей руке. И если ты
не  перестанешь  тянуть фремя,  я фырфу их из  тфоего тела, хо-хо, ха-ха,  и
обмотаю фокруг тфоей  шеи!  Ты умрешь,  зная,  что тебя задушили  тфоими  же
кишками! Этому фокусу я научился у самого Фрица, Фрица Хаармана, который был
таким молодым  и  сильным! А теперь! Что ты  скажешь? Ты  его прифедешь  или
задохнешься?
     - Я  его приведу! - кричит Берни.  - Я его приведу,  только  перестань,
перестань, ты разрываешь меня!
     - Прифеди  его  на  станцию.  Станцию, Берн-Берн. Этот  парень  не  для
крысиных   нор,   не  для  лисьих   нор..,  не  для  Ком-би-на-ции.  Никаких
крофоточащих ношек для Тайлера; он  поработает на аббала фот этим. - Длинный
палец с черным  ногтем поднимается к огромному лбу и постукивает над глазами
(в этот момент  Берни видит  два  глаза, а через  секунду на  лице  остается
один). - Понятно?
     -  Да! Да! - Внутренности Берни  в огне. А рука в  рубашке все крутит и
крутит их.
     Огромное лицо мистера Маншана висит над ним.
     - На станцию.., куда ты прифодил других особенных.
     - ДА!
     Мистер Маншан убирает руку. Отступает на шаг. К радости Берни, начинает
растворяться в воздухе, дематериализоваться. Желтые вырезки на стенах  видны
уже  не за ним, а сквозь него. Но единственный глаз все висит над бледнеющим
пятном эскота.
     - Прошледи, штопы он пыл ф шапке. Этот опяшательно долшен пыть в шапке.
     Берни энергично  кивает.  Его  нос еще улавливает слабый аромат  "Моего
греха".
     - Шапка, да, у меня есть шапка.
     - Буть оштогошен, Берни. Ты штагый и раненый. Мальшишка молодой,  и ему
нешего тегять. Ошень бышттый. Если он оттебяубешит...
     Несмотря  на  боль, Берни улыбается. Чтобы кто-то  из  детей убежал  от
него. Даже из особенных. Что за бред!
     -  Не  волнуйся...  Только..,  если  ты  будешь  говорить  с  ним...  с
аббала-дун.., скажи ему, что меня еще рано списывать со счетов. Если он меня
подлечит,  то ему не придется об этом сожалеть. А если вернет мне молодость,
я приведу ему тысячу детей.
     Тысячу Разрушителей.
     Мистер Маншан все  растворяется  в воздухе. Теперь  это  едва  заметное
облако, зависшее посреди гостиной Берни в глубинах дома, который он покинул,
лишь осознав, что кто-то должен заботиться о нем. Он сам, в силу преклонного
возраста, на это не способен.
     -  Прифеди ему только этого,  Берн-Берн. Прифеди ему только этого, и ты
будешь фоснаграшден.
     Мистер Маншан исчезает. Берни встает, наклоняется над диваном. От этого
движения боль в  животе заставляет  его  вскрикнуть,  но он не  разгибается.
Наоборот,  лезет в темноту за диваном и достает потрепанный  мешок из черной
кожи.
     Уходит  из комнаты, прихрамывая, держа мешок  в  одной  руке, а  вторую
прижимая к кровоточащему, пульсирующему болью животу.

        "x x x"

     А  как  же наш Тайлер  Маршалл,  о  котором на  стольких страницах лишь
говорят? Сильно ли ему досталось? Испуган ли он?
     Сумел ли сохранить ясность ума?
     Что  касается  физического  состояния - он получил сотрясение мозга, но
голова уже не кружится. Шишка, конечно, осталась, но головной боли нет.  А в
остальном  Рыбак  разве  что гладил его по  руке  и  ягодицам  (эти  мерзкие
прикосновения заставили Тайлера  вспомнить  о ведьме  из  сказки "Гензель  и
Гретель"). Что же касается душевного состояния.., вы будете в шоке, но, в те
самые  мгновение, когда мистер  Маншан заставляет Берни подняться со старого
дивана, сын Фреда и Джуди счастлив.
     Да. Счастлив. А почему нет? Он в "Миллер-парк".
     "Милуокские  пивовары"  в  этот сезон  одолели всех  своих  соперников,
посрамив тех, кто предсказывал, что к Четвертому июля они будут в самом низу
турнирной таблицы. Что ж, до конца сезона еще далеко, но День  независимости
наступил и ушел, а "Брюэры" вышли на  поле "Миллер-парк", чтобы  сразиться в
плей-офф с  "Цинциннати". И  они  ведут игру  главным образом благодаря бите
Ричи  Секссона,  который  перешел  в  "Милуоки"  из   "Кливленд  Индиэнз"  и
"действительно набирает скальпы", как выражается Джордж Рэтбан.
     "Брюэры" ведут в счете и Тайлер присутствует на матче!
     ВЕЛИКОЛЕПНО! Не  просто присутствует, но сидит  в  первом ряду. Рядом с
ним - здоровенный, потный,  красномордый, с банкой "Кингслендского"  в руке,
сам  Великолепный  Джордж,  ревущий во  всю  мощь легких.  Джероми Барпиц из
"Брюэрз" бежит к первой базе, и хотя полевые игроки "Цинциннати" уже поймали
мяч, нет сомнения (во всяком случае у Джорджа Рэтбана), что осалить  Барница
они не успеют. Джордж  вскакивает, его потная лысина  блестит  в сгущающихся
сумерках,  синие  глаза сверкают  (с  такими  глазами  можно сказать многое,
практически все, что угодно), и Тай ждет, ждет, что он скажет, лучший знаток
бейсбола, и не только в округе  Каули. По  выражению его лица видно, что все
хорошо, что никакого ужаса нет и в помине, что соскальзывание отменяется.
     "ДАВАЙ, ПАРЕНЬ, БРОСАЙ МЯЧ!  БРОСАЙ,  ЕСЛИ ТЕБЕ ТАК УЖ НЕМОЖЕТСЯ!  ДАЖЕ
СЛЕПОЙ ВИДИТ, ЧТО ОН УЖЕ НА БАЗЕ!"
     Зрители, которые сидят в  секторе первой базы, откликаются на этот крик
дружным  ревом,  а над ними  реет  на ветру  огромный плакат:  "МИЛЛЕР-ПАРК"
ПРИВЕТСТВУЕТ  ДЖОРДЖА РЭТБАНА  И  ПОБЕДИТЕЛЕЙ "ПИВНОГО КОНКУРСА" KDCU  ЭТОГО
ГОДА". Тайлер  вскакивает и садится, смеется, машет бейсболкой  "Пивоваров".
Радость  его особенно велика, поскольку ему-то казалось, что в этом  году он
забыл отправить открытку для участия в конкурсе. Он полагает,  что  его отец
(или мать) отправил открытку за  него.., и он победил! Нет, Главный приз ему
не достался (подносить биты игрокам во всех играх  плей-офф с "Цинциннати"),
но, по его мнению,  доставшийся ему приз даже лучше (не говоря уже о месте в
первом ряду, среди остальных победителей конкурса). Разумеется, Ричи Секссон
- не Марк Макгуайр, никто не умеет расправляться  с мячом, как Большой Марк,
но в  этом году Секссон  творит для "Пивоваров"  чудеса, настоящие чудеса, и
Тай Маршалл выиграл...
     Кто-то дергает его за ногу.
     Тай  пытается поджать ногу, ему не  хочется  расставаться с  этим  сном
(лучшее убежище  от всех  ужасов,  что свалились  на него), но рука не знает
жалости. Дергает за ногу. Дергает и дергает.
     - Проши-пайша, - скрипит неприятный голос, и сон начинает тускнеть.
     Джордж  Рэтбан  поворачивается  к  Тайлеру, и  происходит  невероятное:
глаза,  еще  несколько  секунд назад ярко-синие, все подмечающие, становятся
тусклыми и белесыми.  "Боже, да он  слепой, - думает Тайлер. - На самом деле
Джордж Рэтбан..."
     - Проши-пайша.  - Неприятный голос все ближе. Тайлер знает, еще секунда
- и сон полностью исчезнет.
     Но прежде чем  это происходит,  Джордж  успевает сказать  ему несколько
слов. Голос спокойный, непохожий на привычный рев радиокомментатора.
     "Твои  спасатели уже в пути,  - говорит  он.  -  Сохраняй хладнокровие,
малыш. Сохра..."
     - Проши-ПАЙША, говнюк!
     Сдавленную  грубыми  пальцами  лодыжку пронзает  боль.  С криком Тайлер
открывает глаза. В этот момент он возвращается и в  реальный мир, и  в  наше
повествование.

        "x x x"

     Сразу  вспоминает, где  находится.  Это  камера  с  покрывшейся  ржавым
налетом  железной  решеткой,  расположенная  в  каменном  коридоре,  который
освещен тусклыми электрическими лампами. В  одном  углу -  миска  с какой-то
похлебкой.  В  другом -  ведро,  куда он  может  справить  малую нужду  (или
большую, если  надо,  но, к счастью,  такого желания  у  него не возникало).
Кроме  миски и  ведра,  в камере только  старый, рваный матрац, откуда Берни
только что его стащил.
     - Ну вот, - ворчит Берни.  - Наконец-то проснулся. Это хорошо. А теперь
поднимайся. На ноги, подтиральщик. Нет у меня лишнего времени.
     Тайлер  встает.  Кружится  голова,  он подносит  руку к макушке. К тому
месту,  на  котором  запеклась кровь.  От  прикосновения  боль  прошибает до
челюсти, зато голова больше не кружится. Он смотрит на руку. На ней засохшая
кровь. "Вот куда  он  ударил  меня  своим чертовым  камнем.  Ударил  бы чуть
сильнее, я бы уже играл на арфе".
     Но и старику тоже досталось.  Рубашка в крови, лицо восковое,  бледное.
За его спиной открытая дверь камеры. Тай прикидывает расстояние до коридора,
надеясь, что Берни не догадывается о его намерениях. Но Берни в этих делах -
дока. Не один малыш пытался удрать от него на кровоточащих ножках, хо-хо.
     Он  сует   руку  в  кожаный  мешок  и  достает  какое-то  устройство  с
пистолетной рукояткой и блестящим стальным набалдашником на конце ствола.
     - Знаешь, что это такое, Тайлер? - спрашивает Берни.
     -  "Тазер" <"Тазер"  -  специальное оружие, используемое полицией. С
расстояния в  5 м в тело преследуемого выпускаются две стр